Часть 1
5 августа 2021 г. в 22:50
Жизни тяжелой протяжная нота,
Судьбы незавидной, неправильной мор,
Окрасил последние будни чего-то
В ломающий душу, но нежный минор.
Все прошлые дни растворились в тумане,
Ушли в горизонт в неполживом бордо.
Вот в прошлом и лагерь, что стал между нами,
Как встречи местечко, родное гнездо.
Судьбу не гневили мы в обжитой роли,
Из жаркого лета вернувшись домой
В горящую осень, себя побороли,
Давя на корню весь печальный настрой.
Алиса, вообще — боевая девчонка,
Но как посмотреть, потому что со мной,
Она превращалась, скорее в котенка,
С ранимой натурой и нежной душой.
Ульяна-же с другом моим, Даниилом,
Вообще не меняла ракетный свой нрав,
Ведь этих двоих жизнь на равных носила
И жили друг друга они дополняв.
Но жаркое солнце желало покоя,
А жизнь продолжалась своим чередом,
И небо темнело пока голубое,
Мы к новым вершинам стремились с трудом.
Ведь нам по семнадцать, немного осталось,
И взрослая жизнь наступает сполна.
Для этих парней «за рекой» разгоралась
Под долга эгидой чужая война.
И вот потому-то я сам торопился,
Я коли не сдам — самого заберут.
И я напрягался, с Алисой учился,
И все-таки я поступил в институт.
Теперь бы нам вместе и дружно учиться,
Ведь даже Ульяна по баллам прошла,
Но знать не могли мы, что может случиться —
Тогда Даниилу повестка пришла.
А возраст для нас не особо был важен,
Не давит собой на развитие дня,
Но все же гласит родовая бумажка:
Мой друг ненамного, но старше меня.
И вроде бы нас и расстроило это,
Да друг, что, задумавшись, был нелюдим
Сказал: «Повидаю краюху я света,
Теперь при погонах, хоть буду один…»
Со стуком последний вагон эшелона,
Мелькая на солнце оконным стеклом,
Покинул «Центральный», на плитке перрона
Стоял я с Алисой и Улей втроем.
Лазурная весточка глаз неполживых
Ушла, растворившись в предсумрачной мгле.
Мой друг, в перспективе ближайшей, служивый,
Уехал, оставшись в оконном стекле…
Зимняя тишь вечеревшего Киева,
Стерла однажды насущный вопрос,
Мглу разгоняя, что плешь нынче выела:
Весть, письмецо почтальон нам принес.
Блеклый конвертик, подписанный «Авиа»,
Адрес и индекс, Куда и Кому.
Уля открыть побыстрей лишь заставила,
А я не спешил, думал, в спешке сомну.
Почерк в тетрадном листочке гуляющий,
Литер косых разномастный набор,
Даню давно знал, с того я и знающий:
Так он любой начинал разговор.
«Привет вам с запутанных улиц Кабула,
С далекой обители южной привет.
Читаете — почта ветрами додула
Мой лист. Жду, родные ответ.
В десанте служу. Вы простите, что редко
Я весточку шлю о событиях вам.
Мы бегаем много, стреляем мы метко,
И каждый денек — это сущий бедлам.
В событиях лагерных жаркого лета,
Не мог я подумать и предположить,
Что светлый венец голубого берета
Придется под солнцем Афганским носить.
И пусть в быте жизнь и проста, немудрена,
Но даже она все ж смогла поражать:
Я в роте своей повстречался с Семеном,
И Саню с Серегой я смог повстречать.
Мы служим как надо. Скучаю, родные
И даже когда на броне задремлю,
Я вас вижу, дом и поля золотые.
Ульяна, скучаю и очень люблю…»
Письмо, завершенное жирною точкой,
Ульяна, забрав снова перепрочла,
Она, глядя все на последнюю строчку,
Каких-либо слов подобрать не могла.
В руках аккуратно сжимая бумагу,
Я плакал невольно, но не понимал,
С чего разрыдался, а вытерев влагу,
«Давайте ответим» — Тихонько сказал…
Дефисы, тире, запятые и точки,
Все с буквами письма несли на листах.
Работала грубо Афганская почта,
Лишь строчки в Союз унося о бойцах.
Да, письма медлительней пули свинцовой,
С ума бы могли в ожидании сходить,
Но даже на наш переулок Кольцовый,
Могли бы почаще вестей приносить.
Алиса вообще как там Даня не знала,
Ульяну терзал лишь любовный порыв,
Меня же паскудная вещь посещала —
Я вовсе не знал, коль товарищ мой жив.
К конверту с зимы шли другие вдогонку,
И я, вроде даже надежду таил,
Но новость галопом пошла, похоронку
Студента отец одного получил.
Второй сын его, и в бою он не мешкал,
Имел боевой свой задорный типаж,
Узнали и имя: Сергей Сыроежкин,
Из лагеря Серый, Серега, он наш…
В душонке стремительно меркла погода,
Головушку Серый так рано сложил
В составе такого десантного взвода,
В котором и Даня, по письмам, служил.
Сочились и слухи о бое на скалах,
Что кровь в магистралях так сжавшихся жил,
Вставала. И вот, мы подробней узнали,
Серега собою гранату накрыл.
Но четкое радио гласа народа,
Вещает слухи и правду гласит:
В засаде сражалась десантная рота,
А это еще похоронки сулит.
Да, цинковый гроб не пришел в одиночку,
Когда я в уныние к парте прилип,
Внесли слухи новости новую строчку —
Наш Саня Демьяненко тоже погиб.
Прижавший душманов огнем пулемет,
Что села в камнях бородатая мгла,
Стрелял и замешкал, он сбился чего-то,
И снайпера пуля с вершины пошла.
Два ящика в цинке слезами умыты,
Идет похоронной процессии вал,
И люди молчат, или плачут, но мы-то
Считали, что без вести Даня пропал.
Полутора лет, пролетевших с ухода,
Хватило бы, чтоб тишину объяснить.
Над Киевом теплая встала погода,
Сейчас бы смеяться и радостно жить.
Да только нет имени нашего друга
В столбцах и живых и убитых имен,
Но все ж, изменившись совсем до испуга,
Вернулся с ранением друг наш, Семен.
Впервые увиделись теплой мы ночью,
Смотрел на него, но не видно ни зги,
А ближе пришел, так увидел я точно,
Он шел на протезе, без левой ноги.
И старый знакомый со мной поделился,
На подлую мину там, в скалах ступив,
От крови потерянной он отключился,
Но видел пред тем то, что Даня был жив.
Мой друг, комиссованный грустный калека,
Что в двадцать уж лет непомерно седой,
Хотел долг отдать свой, и как человека,
Помочь попросил перейти в лес густой.
Я выполнил просьбу, и делая дальше,
Всю летопись жизни печальным пером,
У Саши могилы мы в грусти, без фальши,
Стояли, склонившись тогда вчетвером.
Сережину тоже мы память почтили,
И дождик в сосновый накрапывал дол,
Но только тогда мы внезапно ожили,
Как кто-то в оградку к Сереге зашел.
Широкий в плечах, коренастый и крепкий,
Зеленая форма, печалящий цвет,
И все-же оттенок нашелся там цепкий —
Такой же, как Семин небесный берет.
А вот уж когда тот солдат обернулся,
То лес уж застыл в созерцании немом,
Наш Даня живой, без вестей, он вернулся,
Свершилось все то, что казалось нам сном.
Ульянка обняла за крепкие плечи,
А я же, покуда с Семеном стоял,
Был в шоке, сражен был я по-человечьи,
Но все же, я кореша тоже обнял…
Проходят года и все дальше хоронятся
Поиски друга без всяких вестей…
Только вот сердце бывает разноется
В память о прошлом погибших друзей…
Примечания:
Прошу строго не судить за работу, мало относящуюся к фендому.