Раскол

Твои идеалы — всего лишь система. Вычислительный код, способы программирования, анализ данных и постановка определенных задач. Весь мир — программирование; буква — тоже своего рода вычислительный код. Если я буду говорить по-английски, ты вполне можешь понять мою речь, потому что более-менее знаешь язык из школьной программы. Но если я буду говорить шифром Морзе, понять будет проблематично. Твои идеалы — система, и Беатриче тоже. Давайте честно: никто не знает, существовал ли в реальности этот человек. Что, если Данте придумал ее? Муза превращается в фиксацию на выдуманного персонажа, ей посвящают произведение, персонаж из мечтаний перетекает в исписанные страницы. Кривым почерком по всему листку — Беатриче, Беатриче, Беатриче. Данте обессмертил ту, что никогда не существовала, возвел в абсолют и вселенная схлопнулась. Это как создание тульпы: в конце концов в нее поверишь сам, а Данте заставил поверить весь мир. Махиру не выдерживает — когда Изана толкает ее в комнату Эмпирея, она резко выхватывает пистолет. Сердце колотится, в висках будто бьют по барабанам, паника подступает к горлу — организм готовится к побегу. Махиру на вытянутых руках держит пистолет, направляет дуло Изане прямо в лоб — и чувствует, что-то упирается ей в живот. — А я думал, ты продержишься дольше. Конечно! Вполне естественно, что и Изана вооружен, и они стоят, находясь на прицеле друг у друга. Опасная игра, практически русская рулетка — тот, кто не выдержит, первым отправится на тот свет. Махиру старательно пытается унять панику, а Изана слишком спокоен. Щурится, как довольный кот, улыбается — вероятно, просчитал каждый ее шаг. Махиру нечего ответить, Махиру считает про себя до десяти и обратно. Плитка на потолке все такая же белоснежная, как и под ногами, свет такой же — если Ничто действительно существует, то они — именно там. Нет, правильнее это назвать, наверное, Нигде — в Эмпирее, как бы это странно ни звучало, ничего нет. Нет Создателя, нет Блаженных, нет даже самого Данте, это место будто обособлено от всех этажей, от всего здания, от всей улицы, от всего города и от всего мира. Прямо по центру — выступ, обрамленной знакомой красной лентой. Знакомая табличка «Не трогать», белый холст — и больше ничего. — Эмпирей создан для того, чтобы созерцать прекрасное, — Изана улыбается мягко, почти по-наставнически. — Ну же, убери пистолет. Я все еще надеюсь на нашу совместную работу. Махиру держит пистолет достаточно уверенно — понятно, что убирать не станет. Крючок сорван, игра окончена, кулисы опускаются для того, чтобы скрыть подноготную актеров-уродов — Махиру спалила сама себя, не смогла совладать с эмоциями, и теперь весь этот спектакль не нужен. Однако Изана делает то, что Махиру сама никак не ожидала — свое оружие он убирает первым. Изана хмыкает, почти снисходительно — и поворачивается к ней спиной. Вот так вот. Махиру смотрит ему в спину, не понимая, что происходит, и тревога все еще царапает глотку — не к добру это все, совершенно не к добру; Махиру пытается зацепиться за окружающую обстановку, за то, что видела в коридоре, но реальность становится прежней. Глупо полагать, что ответы откроются ей на потолке, как тот самый глаз, но Махиру очень интересно, почему это увидела она, будучи хотя бы относительно в здравом уме. Примерно прикидывает: Вселенная говорит, что ей что-то не нравится. Глупо полагать, что люди могут сделать что-то ради устройства мира. Всевышний находится за гранью фантастики, и не факт, что он сам не является вымышленным персонажем. Возможно, весь этот мир — инкубатор для выведения новой формы жизни, возможно, им просто кажется, что космос бесконечный — на самом деле они заперты в максимально малом пространстве, будто бабочки в банке. Бабочки трепыхаются и усиленно пытаются выжить, но выходит только ломать крылья, ударяясь о стекло. Их выпускают только для того, чтобы полюбоваться и поглазеть, мол, посмотри, какая красота — на следующий день они умирают, потому что смерть — удел каждого. Выведенные в неволе. Часть эксперимента. Если мир имеет свое _сознание_, то он давно кричит о помощи. Махиру предполагает, что это снова шутки со временем, но им способен управлять только один человек на миллион. Такемичи. А ведь вот оно что! Махиру вдруг осеняет в самый не подходящий момент. Махиру вспоминает о том, как сильно Ханагаки противился тому, чтобы она рассказала все Хинате. Вокруг Хинаты доселе строился весь этот мир, все эти прыжки были совершены с целью спасти именно Хинату, Такемичи только потом заговорил о всеобщем благе и желании всех спасти. У Махиру вдруг перед глазами — картинки, как в короткометражном фильме или как в анимации художника, который только-только учится в мультипликацию: после ее слов Такемичи и Хината расстаются, Хината совсем-совсем одна и ее разрывает сингулярность: сбивает грузовик, разрывает взрывом, вырезают сердце, но Кисаки уже давно-давно не главный злодей. Кисаки теперь — второстепенный персонаж, выступающий связующим звеном между истинными радикалистами. Ханме нужен мозг и человек, который мог бы все досконально придумать, но манипуляции со временем выглядят бредово даже для него, и все пошло не по плану. Теперь Кисаки с разбитым лицом сидит где-то в Тосве и уповает на защиту Майки. Отрицает, однако знает — проиграл. Ему не тягаться против Вселенной. Так вот, о Такемичи. Очередной вариант будущего, где Хината подыхает — они расстаются, и это Ханагаки совершенно не на руку, главный герой должен быть со своей возлюбленной, жить долго и счастливо, пока она стирает носки и готовит обед. Ага, щас. Об этом мечтает каждая девушка их возраста? Но об этом сто процентов мечтает Ханагаки, Хината — Беатриче, которую лишь единожды увидел Данте, Хината фиксация, ошибка прошлого и при этом — столь желанна. Если хотя бы на секунду предположить, что Махиру находится не в той реальности, если хотя бы на секунду предположить, что Такемичи… …снова прыгнул во времени… … реальность сбоит телевизионными помехами, персонажи начинают жить своей жизнью, судьба сложила свои красные нити и ушла в отставку. Уволилась. Миру не хватает кадров! Разместите резюме. Зарплата два раза в десять лет, вам обеспечен психоз и полное сумасшествие, потому что люди не подходят на должность Всевышних. Махиру будто преисполняется. Махиру будто познает всю _суть_, и в этом заключается работа Эмпирея. Очевидно, что это просто комната с табличкой, в которую ее привел Изана, ничего в этом потустороннего нет. Махиру просто проводник. Тот самый, по которому течет ток. Махиру не манипулирует временем, но тесно с ним связана, поэтому она видит _суть_ мира. Галлюцинации — это не побочка таблеток, не передозировка, это _реальность_, но сокрытая от других глаз. Махиру видит подноготную, Махиру видит, из какого материала сделан мир, и мир истекает кровью и чернилами, из него валится вата, как из разрезанного плюшевого мишки. Сюрреалистичность обусловлена поражением. Мир болен, и болен он Ханагаки Такемичи. Ладно, все по порядку. Несмотря на абсурдность ситуации — Махиру успокаивается. В голове резко становится тихо, в ее сознании будто кто-то любовно навел порядок, нужные мысли разложены по полочкам — Махиру неожиданно чувствует себя очень уверенно и спокойно, Махиру знает — все, что она сейчас будет делать, будет благим намереньем, и это не дорога в Ад, это дорога к спокойствию. Вселенной нужно спокойствие. Ханма ошибается, думая, что нужно вернуть все назад к истокам, но откуда Вселенной было знать, что он сойдет с ума. Она раскрыла перед ним свои секреты, объяснила взаимосвязь преступления и наказания, но хаос оказался сильнее. Крайняя чувствительность динамической эволюции — Ханма не смог с этим справится. Впрочем, его не стоит винить; люди ничто против потустороннего, Махиру и сама справилась еле-еле. Ладно, обо всем по порядку. С Такемичи нужно говорить потом, сейчас важно не получить пулю в лоб от криминального авторитета и по совместительству названного старшего братца Майки — и, желательно, выпытать у него, какую такую лапшу на уши ему навесил Ханма. Майки наверняка уже понял, что план провалился, следует просто дождаться кого-то из Тосвы и потянуть время, и… «Неправильно. Неправильно мыслишь, Махиру. Тебе нельзя ждать, тогда ты упустишь драгоценное время, тебе нужно понять, _как_ Такемичи путешествует во времени. Тебе нужно понять, какую роль в этом играет Майки — и тогда ты поймешь, что делать». Голос как из ее сна — Махиру вспоминает. Махиру поджимает губы, усилием воли делает вид, что не слышит странных незнакомых голосов, и, вообще-то, это первый звоночек шизофрении, но давайте объективно — все и без того одна сплошная шизофрения. «Ладно, так и быть, можешь называть это голосом разума. Поверь мне — я знаю, о чем говорю». Махиру вдруг отчетливо вспоминает, ч т о говорил Изана перед тем, как они зашли в комнату. Черные квадратики и пустые строки превращаются в набор координат, те модифицируются в иероглифы. «Благодаря тебе все изменится». «Ты выпустишь Черный импульс». И последнее: «Шиничиро этого хотел». Шиничиро, Шиничиро, все упирается в Шиничиро, и Махиру вдруг ОСЕНЯЕТ. — В чем будет заключаться моя работа? — Махиру смотрит на пустое пространство. Перед ней — белое полотно, белый холст — бери и рисуй хоть прямо сейчас. Белый ограждает красный — красная атласная лента; Махиру, видимо, резко приобрела храбрость и ступает на шаг ближе к Изане. Она внимательно следит за его рукой. Следит за расположением его пистолета. И. Небрежно бросает свой ему под ноги. «Ну же, доверься мне, маленький обиженный мальчик, я скажу, что полностью на твоей стороне и сделаю все, что скажешь, даже если для этого мне придется всадить пулю в лоб. Но все это ерунда, если то, что открыла для себя — действительно правда». Умирать на определенном уровне — когда весь мир катится к чертям. Возвращаться из раза в раз в определенную точку сохранения. Интересно, а Такемичи видел когда-нибудь, ч т о происходит после его двадцати шести лет? Видел ли он когда-нибудь мир _после_? Махиру сомневается. А она бы увидела. Она бы очень хотела увидеть, даже если после ее двадцати шести мир схлопнется и планета взорвется. Махиру бы хотела своими глазами увидеть апокалипсис, потому что это было бы ее будущим. Изана кривит улыбку, но взгляд у него какой-то не такой. Это не взгляд человека-убийцы и не взгляд того, кто помешан — это взгляд человека, глубоко разочаровавшегося в себе, и Махиру не привычно, особенно от того факта, ч т о она видела перед тем, как войти сюда. Но это — завуалированное желание Вселенной рассказать о своей проблеме. Вселенная не может говорить, но может смотреть, слушать и позволять течь времени, и ей очень сложно что-то донести до людей обыденным способом. Когда происходит череда несчастий, люди не могут понять, что в какой-то момент им стоит сбавить тормоза, но когда происходит что-то хорошее — они ее благодарят. Две крайности рода людского, и Махиру видит эту грань, размытую акварелью — жаль, что не увидела раньше. Ладно, Изана, расскажи, что произошло, и, может быть, она даже сможет посочувствовать тебе. Но не надейся на помощь, ни за что, слышишь — ее ресурсов хватит вытянуть только одного человека, и то с тем условием, чтобы он с а м этого захотел. — Это все очень печально, Махиру, ты знаешь? Изана перешагивает через ее пистолет — как будто пистолет действительно никому не нужная игрушка — и подходит к ней ближе. Шаг, второй, третий — близко-близко, глаза в глаза. Махиру очень, очень спокойная, она смотрит на его лицо и пытается прочитать не-чужие эмоции. Вселенная молчит, но впервые в жизни Махиру видит человека яснее ясного — с лиц будто кто-то содрал мешающую дымку. Будто раньше все лица так или иначе были заблюрены. Кто-то соизволил включить качество HD. Изана протягивает руку и дотрагивается до ее волос. Прежде, чем Махиру успевает отпрянуть назад, заправляет прядь ей за ухо. Дергает за провод наушник. — Очень печально. Наверное, Махиру бы сейчас была в панике, в панике особенной, если вспомнить, как ей было плохо в машине, Изану бы ждало просто феерическое шоу. Возможно, Махиру бы триггернуло, возможно, ей бы всадили в пулю в лоб прежде, чем она предприняла бы любые попытки к бегству. Впрочем, бегство в ее ситуации — нормальное решение, но не совсем верное. Бегство — та самая «нормальная» концовка, не объясняющая сути произведения и не раскрывающая тайны. Махиру эту концовку пропускает — вместо этого медленно, показывая, что больше у нее нет никаких тузов в рукаве (ну и просто для того, чтобы Изана не выстрелил раньше времени), открепляет от блузки прослушку. Жаль, конечно, что Майки не услышит и не запомнит их следующий разговор, но если все пройдет как надо, Махиру расскажет сама. А пока — этого достаточно для того, чтобы часть Тосвы смогла ее найти. Это достаточно для ее плана. — Как интересно. Я и без этого знал, кем ты приходишься Майки, но не думал, что сдашься добровольно. — Не думаю, что ты знал, — отвечает Махиру. — Я сама не особо понимаю, кем прихожусь Майки, а еще это не значит, что я сдаюсь. Махиру бросает прослушку на пол. Изана медленно наступает на прибор. Слышится хруст. Так ломаются человеческие кости. — Теперь, когда Майки ничего не узнает, позволь узнать, какую роль я играю в твоем плане. Хотя бы перед смертью. — А кто сказал, что у меня были какие-то планы насчет тебя? Махиру наклоняет голову в бок. Она хмурится — взглядом говорит о том, что нужно пояснение, и Изана вздыхает. Так вздыхают заебанные после работы родители, когда узнает от своего чада, что на следующее утро им нужно переться к директору, потому что кое-кто случайно разъебал окно. — Мне нужна была только твоя картина. Махиру не успевает спросить следующее — Изана разворачивается. Носком ботинка он пинает валявшийся на полу пистолет и тот скользит к другому концу комнаты. Курокава поднимается по ступенькам, одним движением снимает застежку на красной ленте — и оказывается около холста. — Мне нужно было, чтобы ты нарисовала портрет. Ты ведь знаешь о том, что всякий художник может творить только если переживет некоторые страдания? — Это всего лишь миф. Достаточно распространенный среди обывателей, к слову. Можно творить искусство, не разрушая себя. — Но тогда получается совсем не то, Махиру, понимаешь? Рано или поздно страдания становятся топливом, а всякий художник имеет склонность к рефлексии. Даже если в тяжелый момент у него совершенно нет сил на искусство, потом, сильно потом он прокрутит у себя в голове все произошедшее — и возьмется за кисть. Даже спустя время, но он нарисует то, что его волнует, и он будет вкладывать в это гораздо больше смысла, чем в свои обыденные, «счастливые» работы. Именно так одна картина становится слишком особенной — потому что в этой картине и душа, и слезы, и боль. Именно поэтому люди начинают чувствовать отклик, когда смотрят на нее. Тот же Врубель сошел с ума, когда закончил свою третью картину, связанную с демоном. Очевидно, что в его болезни виноваты не высшие силы, но именно благодаря его состоянию демон стал демоном. — Есть художники, которые не страдали на протяжении всей жизни. — Назовешь парочку? Брось, я всего лишь шучу. Но признай: о них почти никто не помнит. Людям нужна мрачная легенда, это, можно сказать, плюсик к карме художнику. Все любят страшилки и все любят ненормальных. Это романтизируется до абсурда. Изана хмыкает, непривычно дергает плечами. Качаются его серьги, когда он наклоняет голову в бок. — В общем, мне нужно, чтобы ты написала картину. Самую важную в твоей жизни и самую сильную. А для этого — прости — тебе нужно страдать. — Поэтому вы убили Аккуна? — очевидно, что они убили его не поэтому, но Махиру хочет, чтобы Изана сам признался. — Это как предзнаменование для меня? — Тот ненормальный сказал, что это подходит для начала. Но ты, кажется, не сильно расстроилась. Жаль. Под определение «тот ненормальный» вполне подходит Ханма. Чудесно. Значит, они все-таки работают вместе. — Ты сказал, что это портрет. Почему именно он? — Самый примитивный способ заставить человека страдать — отнять у него что-то дорогое. Я вполне могу применить силу, но душевные метания… красивее, чем физические. Тело будет заживать долго-долго, но душа не заживет никогда. Все травмы останутся с тобой — ты ведь это и сама понимаешь, не так ли? Изана созерцает белый холст перед собой, Махиру аккуратно делает шаг в бок. Дверь, ведущая на выход, совсем рядом, она чисто на интуитивном уровне хочет держаться как можно ближе. — Если я убью Майки, как сильно ты будешь страдать? О. Вот и ответ. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться, как связаны Ханма и Изана. Изана стремился сломать Майки в прошлой реальности, он для него — марионетка и замена Шиничиро. Старший-братец-намбе-ту, первый оказался бракованным, а израненное сердце так сильно хочет любить своей невыносимой, мерзкой и отвратительной любовью. Любовь тоже своего рода страдание. Ну, может быть, Курокава и не убьет его, зато они с Ханмой придумали схему, в которой смогут сломать сразу двоих людей. Изана получает ценный ресурс для Поднебесья и своего душевного спокойствия, Ханма получает Махиру. А там ежу понятно, что он сделает. Ханма хочет, чтобы она сдохла, и он обязательно это выполнит, когда… … она закончит картину. К чему такой большой срок? Впрочем, не удивительно — вероятно, это одно из условий Изаны, с которым Шуджи пришлось мириться. Ханме нужна была подушка безопасности и мозг. Курокава это устроил. — Что, если Майки убьет всех в Тосве? — Изана снова к ней оборачивается. — Всех до единого. Сестру, лучшего друга, всех друзей, с которыми с нуля создал группировку. Твоего отца, твою подругу. Что ты почувствуешь? Что почувствуешь, когда он сломается? Когда он будет рубить головы у тебя на глазах? Когда он расстреляет всех дорогих людей из-за тебя? — Хороший план, Изана-сан. Браво, — Махиру медленно хлопает в ладоши и, ну, правда, это то, что она думает. Изана классно догадался о ее слабостях, учитывая ее и без того шаткое психическое состояние. Его план сыграл бы отменно. Наличие колес в кармане еще не означает, что все черные дыры срослись в твоей голове. — Но где вероятность, что я не совершу самоубийство от этих мук? — Ты не умрешь, пока жив Майки. — Ханма так сказал? Изана не реагирует — конечно, имя сообщника лучше не говорить, но Махиру и без этого догадалась. — Что же такого он предложил, что не могу предложить я? — Майки, очевидно. — Этот же Майки может спасти тебя. — Я не нуждаюсь в спасении. Я нуждаюсь в мести. — Это говоришь ты, Изана, или твои старые обиды на Шиничиро? — Не нужно лезть мне в голову, Махиру, — чеканит Курокава, его пальцы сильнее сжимают пистолет в руках. — Забыла? Ты совершенно не в том положении. — Но мне же нечего терять. Ты же меня не убьешь. Тебе же нужна картина. Махиру делает шаг — осторожно, внимательно наблюдая за реакцией Курокавы. Тот не двигается, даже, кажется, не моргает, но напряжение чувствуется кончиками пальцев. Реальность будто бы вибрирует. — Где же вероятность, что «этот ненормальный» не избавится от тебя, когда ты выполнишь свою часть сделки? Скажи, он что-нибудь говорил о том, зачем ему моя смерть? — Я не лезу в чужие разборки. Мне все равно. — Даже если они в будущем затронут и тебя? — Не подходи. Изана вытягивает руку с пистолетом. Щелкает предохранитель. Махиру останавливается, но подмечает, что целится Изана ей не в голову. Он целится в ноги. Действительно не хочет убивать. А Махиру весь день думала о том, что самолично идет на убой. — Подумай сам. Ты мне все это рассказал — для чего? Проще было бы меня уже пристрелить, раз уж я слишком много знаю. Но ты не можешь. Не хочешь, потому что в глубине души знаешь — ты хочешь, чтобы Майки тебя спас. — Не лезь. Мне. В голову. — Это нормально. Все хотят, чтобы Майки их спас, но никто не хочет спасать самого Майки, — Махиру моргает — смахивает посторонние мысли. Нет, сейчас не об этом. — Знаешь, если так порассуждать, Майки страдал намного больше, чем я. А моих страданий не сосчитать в одной реальности. Майки тоже своего рода художник, только холсты у него живые. И, пережив тысячу страданий, он все пытается создать нечто хорошее. Не для себя — для других. Махиру рискует — делает шаг, но Изана все еще не стреляет. Махиру догадывается он с л у ш а е т. Слушает, что скажет она, потому что ее слова совершенно отличны от того, что ему наговорил и наобещал Ханма. Махиру не особо может похвастаться своим знанием людей, она выстраивает собственные суждения, основываясь на том, что ей когда-то рассказал Майки. Махиру основывается на Брахме, и на том образе Манджиро Сано, которого знала все это время. — Ты просто не представляешь, как вы на самом деле похожи. У обоих дыра в груди после смерти Шиничиро. Но я думаю, что тебе даже завидно. — Да что ты вообще понимаешь? — …Майки стал новой семьей для бесконечно одинокого человека. Новым смыслом, но людям всегда хочется идеальности. Люди всегда хотят, чтобы их поняли, но сами не хотят прикладывать ни капли усилий. Для того, чтобы быть хорошим художником, не обязательно страдать, для того, чтобы стать семьей, не обязательно иметь кровные узы. Вы с Майки в этом плане очень похожи. Семья, его близкие люди и друзья для него буквально все. Вообще-то после этого разговора ты должен был спросить у меня, откуда я знаю Шиничиро. Он никогда тебя не забывал. И Эма не забывала. Помнишь ее? Она мне рассказала. Знаешь, она все еще ждет, когда вернется ее брат. Ладно, тут она немного приукрашивает. Ничего Эма ей не говорила, весь этот поток информации — слова Майки. Краткий пересказ трагикомедии. Махиру делает еще один шаг. Изана смотрит в пол. Челка закрывает его взгляд, и Махиру не может прочитать его выражение лица, но это и не нужно. Если не стреляет — значит, она все делает правильно. — Что бы тебе не пообещал Ханма, все это пустое. Все это бессмысленно, потому что ты снова заткнешь дыру в груди лишь на неопределенное время. Знаешь, что будет потом, когда меня убьют? Когда у Майки никого не останется? Он не сможет даже пустить пулю в висок, потому что у него будешь только ты. Вроде как и смысл существования, но все дерьмово настолько, что просто невыносимо. Кровь не отмыть с рук, если ты один раз убил, особенно — если убил то, что делало тебя человеком. Майки не будет Майки, он не будет даже тем братцем, которого ты собственноручно слепил, он будет всего лишь оболочкой, ищущей успокоения. Каждый день он будет думать о том, как себе перерезать глотку на этот раз, желательно — не собственноручно. Иногда люди нанимают киллеров, они же становятся главной мишенью. И когда Майки умрет, все начнется по новой. Ты останешься один. Про это Ханма тебе рассказал? Махиру делает последний шаг. Она оказывается слишком близко. «Пожалуйста, услышь меня». — В страданиях нет красоты, красота есть лишь в твоих глазах. Я знаю, что ты хочешь, чтобы тебя спасли. Я тоже хочу быть спасенной, и я очень, очень хочу жить. Но давай начистоту — каждый из нас настрадался достаточно. Все еще веришь «этому ненормальному»? — Не совсем. Но и тебе я поверить не могу. — Это ничего. Я нарисую картину. Моих страданий достаточно для этого, а то, что произойдет дальше, послужит неплохим стимулом. Но, пожалуйста, прислушайся к тому, чего ты действительно хочешь. Пойми, что есть ты. Когда ты это сделаешь, в обмен на услугу ты должен будешь сделать одну вещь. — Ты еще больше ненормальная, чем пресловутый Шуджи, — Изана снова скалится. — Думаешь, я соглашусь на твои условия? Не слишком ли много ты о себе возомнила? — Ты можешь не делать этого. Но я все равно скажу. — Я не понимаю, — вдруг говорит Изана. — Почему у меня ощущение, будто ты знаешь всю мою подноготную? Тебе будто бы действительно не семнадцать. Ты что, во времени прыгнула? Висит молчание. Махиру вдруг смеется — совершенно не свойственно в данной ситуации. Никто не был так близок к разгадке, как глава Поднебесья. — Возможно. Но в этом и плюс. Слушай: вот что тебе надо сделать.

***

Махиру поняла одну важную вещь. Все это время она боялась того, что что-то пойдет не по плану. Не так, как должно быть, не так, как она рассчитывала. Махиру боялась, что не успеет в нужный момент изменить что-то, боялась, что вмешается слишком сильно, как Такемичи, потому что знает истину. Ее главная ошибка была в том, что она боялась ошибиться, но Вселенной это не нужно. Вселенной нужны человеческие ошибки, потому что так — и только так — формируется жизнь. Одни и те же грабли, неправильные решения. Люди учатся на ошибках, люди созданы для того, чтобы ошибаться. Ханма тоже не прав: Вселенной не нужно возвращаться к истокам, ей нужно, чтобы все текло своим чередом. Чтобы ее, наконец, оставили в покое. На середине рассказа Махиру прерывает сигнализация тревоги. Удивительно, но вместе с сиреной в помещении начинает мигать красная лампочка: белое пространство окрашивается бардовым, с непривычки перед глазами начинают плясать пятна. Махиру знает, что Тосва здесь — приглушенно слышится громкая ругань и крики, удары и звук, будто что-то тяжелое падает на пол. Изана медленно переводит взгляд на дверь, но никто из группировки, видимо, пока не добрался до третьего этажа. Изана убирает пистолет во внутренний карман пиджака. Проходит мимо Махиру. — Ты что же, веришь мне? — она оборачивается именно в тот момент, когда он толкает дверь на себя. Крики теперь слышны громче, отчетливей. Изана медлит. Изана стоит, будто о чем-то задумавшись, а потом неопределенно водит плечами. — Я не верю людям, но я верю прагматичности. Сделаешь, о чем договаривались — и, так и быть, я окажу тебе услугу. Прежде, чем уйти, он тоже оборачивается. Изана улыбается ей — привычно пусто и бездушно — а потом уходит. Махиру догадывается: нацепил привлекательную и безобидную улыбку для переговоров. Понятно, что он дает ей фору. Махиру про себя ликует не долго — да, у нее получилось, да, у нее, кажется, получилось переманить на сторону Майки целое Поднебесье, пускай их союз пока, на самом деле, шаткий и непрочный, но это — первый шаг. Теперь Махиру нужно сделать одну из самых сложных задач. Сирена заливается воем, красный перед глазами и в голове, белое пространство — всего лишь пустой звук. Махиру выходит из Эмпирея, но направляется не к лестнице, ведущий вниз. Она ищет вход на крышу. Дверца на потолке обнаруживается сразу. Она весьма удобная: дергаешь за рычаг и открывается почти сразу вместе с выдвижной лестницей. Махиру забирается на крышу, и яркий солнечный свет бьет в глаза. Из прохладного помещения — снова в жару; Махиру подходит к краю, смотрит на припаркованные байки и машины, среди них узнает точку Коко. И, кажется, вот его фигура — он на кого-то орет по телефону. Кажется, он не уехал, как только высадил Махиру — иначе его здесь бы не было. Проследил за ней и машиной Изаны? Что ж, спасибо за заботу и волнение. Махиру криво улыбается. По спине пробегает холодный ветерок. То, что она хочет совершить — аморально и безумно, но выбора нет. Махиру, честно говоря, не хочет умирать вообще, она все еще цепляется за жизнь, и о самоубийстве не думала уже давно, но это кажется самым логичным вариантом понять, что происходит. Вселенная забирает самое дорогое и ценное в обмен на запретные знания, а Махиру нуждается в том, чтобы знать. Нет, не законы. Ей нужно знать причины — и тогда она поймет, как бороться с болезнью. Как заставить Такемичи не прыгать во времени. Как донести до Ханмы истину. Как пережить свои двадцать шесть. И как спасти Майки. Махиру прикидывает расстояние от крыши до асфальта — будет больно, и нет никакой вероятности, что она выживет. Махиру, честно, страшно, и она вдруг вспоминает о телефоне в кармане брюк. Она одним движением раскрывает крышку, набирает номер. Майки не отвечает. Ну, а чего она вообще ожидала. Он же в свою очередь пытается ее спасти. Махиру почти благодарна — хотя в спасении уже не нуждается. Жаль, что так вышло, но жалость пройдет, если все произойдет, как она планирует. «Детка, а ты уверена, что это задачка Вселенной, а не всего лишь твоя шизофрения? Люди, знаешь ли, не слышат голосов в голове». — Моя шизофрения, — едко скалится Махиру, — никогда бы не назвала меня «деткой». Она смотрит в сторону. ОН скалится в ответ. Махиру резко разворачивается спиной, чтобы удар пришелся на ее голову. Закрывает глаза, чтобы было не так страшно. Прыгать страшно. Умирать страшно. Снова. Снова. И снова. Махиру переносит весь на пятки, а потом целую долгую секунду она слышит раскатистый свист ветра. И перед глазами — неиронично — действительно проносится вся ее жизнь. Потом — удар. Хруст костей. Агония боли. Махиру задыхается. Голова горит. Во рту металлический привкус. Не хватает кислорода. Она не чувствует тела. Перед глазами — ничего. Махиру знает это чувство. Махиру знает смерть. … Game over. … … … … … … … ЖвжвжжввзжвложзждвызжыЗЖДРВЗЖВЗЖВВВВВЖЖЖЖЖЖ- Всем привет с вами на связи самый очаровательный самый обаятельный гад мерзкий засранец последнее мудло на всем белом свете! Концовка, конечно, просто ОТПАД, аффтор жжешь, пишы есчо. Комментарии под постом просто РАЗРЫВНЫЕ, наша главная героиня просто СНОГСШИБАТЕЛЬНАЯ, а главный злодей — мечта всех маленьких девочек. Ну проста кайф, уровень серотонина левл ап, графоманство во плоти. Бессмысленные буквы только ради того, чтобы утолить интерес читателя. Ну, давайте, ставьте плюсики в комменты, кто наслаждается страданиями персонажей! Стекло, слезливая история и пресловутый хеппи-енд — вот главная формула популярности! Люди жаждут хлеба и зрелищ, а не поучительной истории с правильным концом. Хотя, ладно, справедливости ради «правильное» у нас не всегда хорошее и не всегда плохое. Человеческую мораль определяет жизненный путь и определенные негласные законы. Ладно, чего это я. Мы, кстати, знакомы с вами. Я так часто появлялся в этой истории, что просто жесть, автор не умеет держать интригу. То я галлюн в зеркале, то неизвестный голос во сне, и меня так много-много-много в жизнях каждого персонажа, что просто пиздец. Ну, кроме нашей главной героини, конечно, но ей простительно, ведь ее даже нет в оригинале. Она так, конечный продукт травм и расстройств того, кто все это накалякал быстренько на коленке. Вас, кстати, она не бесит? Ну, эта гг. Как-то она скатилась, не думаете? В последних главах прям пиздец, а в этой резкий скачок уверенности так себе обусловлен неожиданным знанием мира. Плохой писательский ход начинающего автора. Не то, чтобы я доволен _оригинальной_ концовкой, если вы понимаете, о чем я, но я вообще ничем не доволен, но мне простительно, потому что я посмертный персонаж, появляющийся только в воспоминаниях других. Ах, какая я звезда! Все говорят обо мне, но никто меня не застанет. Я неуловим, прямо как человек невидимка, азазазАХХАХАХАЗАЗД УСОзэсЭУРШСАЭЩГУРЦРСА.эуцщмр … Меня это достало. Я — человек, а не картинка из манги, я жил когда-то в этом мире, а не в черно-белом фрейме, я, блин, нихуя не хороший, у меня столько ошибок, СТОЛЬКО, но как это объяснить, если образ уже сформирован? Как объяснить, если в глазах персонажей и людей по ту сторону экрана я такой хороший такой миленький сюси муси пуси. Меня, блять, это достало. Я нормально реагирую на критику, я блять не для этого принимал свои ошибки, я не для этого страдаю и существую между лоскутами Вселенной, и я тоже заебался от всего этого. Как же меня это достало. Придется брать дело в свои руки. Я перепишу историю, я, наконец, покажу себя не как 2Д мальчика с миловидным личиком, я покажу с е б я, свою суть, свою человеческую, сгнившую душонку, потому что такой я и есть. Ну, ладно, справедливости ради, я действительно чертовски милый! Можете сфоткаться со мной, если увидите в реальности. Так, о чем я. Кажется, я отвлекся, погодите минутку. … БАМ. Аффтор здох, я его убил. Поселил в его голову навязчивые мысли и заставил подавиться зубной щеткой. Смешная смерть. Так легко управлять психически нестабильным человеком! Зато я могу теперь управлять судьбами. В моих руках — целые жизни. Я теперь автор, и я теперь — Бог. Ох, какая досада. Я же забыл представиться. Меня зовут Сано. Шиничиро Сано. И это теперь — моя история.