Lullaby

Каждый раз, закрывая глаза, Грандмастер видел под веками, как разваливалась на части его родная планета. Та, что была задолго до Сакаара. Та, что долгие годы всплывала в памяти при слове «дом». И, увы, многие тысячелетия как витала в космосе пылью. Малоприятное зрелище, не так ли? Благо, тело старейшины вселенной могло раз и навсегда отказаться от сна. Но с недавних пор приоритеты Эн Дви Гаста претерпели некоторые… изменения. Все ночи без исключения он проводит в своих покоях. Потому что в его постели спит Бог Обмана. Спит и… видит кошмары. Локи не говорит о них. Конечно нет. Он гордый, гордый до боли, не привыкший просить кого-то о помощи, обучившийся притворяться, что все в порядке. Что по утрам в уголках глаз вовсе не слезы. Грандмастер знает, что каждую ночь Локи видит во сне собственную смерть. Знает и остается с ним до самого утра, притворяясь, что спит. Ласкает пальцами - завивающиеся на кончиках локоны волос, а магией – мысли, улавливая, когда его мальчик, его сокровище из девяти миров начинает слабо хмуриться во сне. Когда размеренное, так сладко щекочущее шею дыхание срывается – а Локи вдруг сгибается в три погибели, дергает во сне руками, потянувшись к горлу, и давится, давится воздухом, задыхаясь от кошмаров. Узнай Бог Обмана, что его любовник по ночам копается в его сознании – разозлится, а-то и вовсе в спешке покинет Сакаар. Снова. Но Гаст не может притворяться, что все в порядке. И раз за разом, по ниточке, вырезает магией из памяти Локи самые травмирующие фрагменты. Вот, во снах Локи полыхает Асгард, сгорая в пламени Суртура. Но один из девяти миров вдруг кажется таким… далеким. Словно Локи не собственными глазами видел, как сгорал дотла дворец, в котором он вырос. Словно только слышал об этом с чьих-то слов. Вот, сон, пропитанный болью от сжимающей горло, дробящей кости руки Титана, и выходящие с хрипом из легких последние крупицы воздуха, но боли… боли словно больше нет, и никогда не было. Вот, короткий миг смерти, глоток пустоты, продлившийся всего мгновение… О котором Гаст не оставляет даже упоминания, стирая под корень. Та битва с Таносом оставила раны на них обоих. Разве что раны Грандмастера не раскрываются, не кровоточат отчаяньем, пока Бог Обмана рядом. Он не замечает, как постоянно, постоянно касается фаворита, нащупывая пульс. Как, ласково накрывая ладонями заостренные скулы, украдкой касается местечка под челюстью. Как задерживается поцелуями на шее. Как обхватывает ладони, запястья, плечи – на людях, а затем придерживает за лодыжки, устраивает жаркие ладони на подрагивающих бедрах, спускаясь неспешными поцелуями по торсу – наедине. Этого достаточно, чтобы напомнить себе, убедить себя – Локи жив. Ворочается сонно на кровати, весь взъерошенный, закидывает на Грандмастера ноги, убаюканный плавленым золотом старой как галактики магии… - Я чувствую, как ты на меня смотришь, - Выдыхает Локи чуть хрипло, хмурится, не поднимая век, недовольно боднув мужчину лбом в плечо – и Эн Дви смеется тихо-тихо, с нежностью перебирая его волосы: - Прости, - Шепотом в ответ. Гаст целует Локи в уголок губ под возмущенное, еще не проснувшееся бормотание, перемещается под тонким одеялом. Локи пленительно теплый – и Грандмастер легкой щекоткой оглаживает его ребра, скользнув ниже, по бедру, ощущая под пальцами, как отзывается на касания с задержкой, как будто лениво разнеженное после сна тело… Его Величество приоткрывает тихонько веки – и все в мире сводится к подернутой поволокой синеве. Слова излишни. Локи не любит говорить по утрам. Вместо слов он, смерив мужчину острым взглядом, выдыхает тихо-тихо, опирается на локти, прогибаясь в спине и приподнимаясь. Сонно «клюет» в губы – целует – и Эн Дви щурится весело, прижимается ближе, мягко придавливая к постели своим телом. Так хорошо. Так сладко. Так правильно. А раны затянутся. Кошмары закончатся. Рано или поздно.