Питерский Ситком

Федя сидел на кухне, наслаждаясь тишиной и одиночеством. В углу засранной кухни были часы, которые давно забыли перевести на правильное время. Они всегда показывали на час больше. Вот и сейчас понтовые часы на руке с измерителем пульса твердили, что было 11:00, а кухонные показывали 12:00. Скоро встанет его сожитель и начнет проверять лайфхаки кулинарного Ютуба прямо на их бедной кухне, повидавшей все виды стряпни «из того, что есть в каждом холодильнике». Например, авокадо или свежесобранные ананасы или кровь девственниц блондинок. А пока можно было тихо попивать горячую воду с гранулами бурды, именуемую кофе. Хотя от кофе тут было только название, а на большее у него денег не было. Начинающим звездам хип-хопа тяжело, знаете ли. Зато часики с яблоком. Допив почти до самой гущи бодрящий и не менее дерьмовый напиток, Федя встал, чтобы помыть кружку с надписью «САМОМУ ЛЮБИМОМУ СЫНОЧКУ», но внезапно…. В дверь постучали. А значит этот кто-то знал, что звонок не работает уже достаточно давно, чтобы его никто не пытался починить. На пороге он увидел подкаченного хозяина квартиры с сумкой в одной руке и клеткой с попугаем в другой. Картина его, мягко говоря, удивила. Последний раз, когда Федя его видел он был дрыщавым брюнетом с тонкими руками и уж точно без питомца. На нем была форма десантника и фуражка, сдвинутая набок. Погоны, аксельбанты. Герой ебать. — Привет, квартирантишка. Впустишь, может, хозяина? — Привет, Серафим. Да, заходи. Какими судьбами? Серафим, так звали хозяина квартиры, которую они с другом снимали уже второй год, вместе со своим попугаем и сумкой бесцеремонно зашел. И все же это его квартира так что Федя возмущаться не стал. — Да вот вернулся с десантуры, а мать говорит, мол, пиздуй ты, Фимочка, на квартиру к бабке. Она, мол, пустует, а ты мальчик взрослый нечего у мамки под юбкой жить. — Пиздуй, пиздуй! — начал орать попугай, которого Серафим выпустил. Сама птица была странного окраса, а еще пиздецки большая. Феде раньше удавалось видеть только маленьких волнистых попугаев, а не птицу размером с петуха. Даже гребешок был как у петуха – желто-оранжевый, а сам попугай был чисто белым. — Гошик, заткнись! Не перебивай батю! Ну, взял я Гошика и шмотки так и попиздовал. Вспомнил, что ты тут у меня с девушкой живешь, но я вас стеснять не буду, не ссы. Федя удивленно вскинул брови. Девушки тут уже давно не было. — Не с девушкой вообще-то. — С парнем? Ого, а ты прям в Европу не только в хип-хопе интегрировался. Серафим сел за кухонный стол, рассматривая кухню с явным отвращением на ебале. Интересно, в десантуре все такие брезгливые… — Да не, ты че… — не успел Федя договорить, как на кухню выполз Андрей — его друг. В розовых трусах, заспанный и в желтой футболке. Он потягивался и тер свои глаза. Не открывая их, он сказал: — Федя, солнце, сделай мне кофе, пожалуйста. Серафим начал ржать, качая головой. Попугай, устроившийся на столе, внезапно начал ходить туда-сюда и орать: — Десантник — это боевой патро-о-он! Андрей распахнул глаза, удивленно окидывая взглядом присутствующих. Федя мысленно спросил себя насколько это выглядит, как тотальный пиздец. Приготовился к трагичному обмороку своего друга. Попугай умолк, тыкая пепельницу на подоконнике, а потом начиная кусать бедный кактус по имени Геннадий. Вместо обморока Андрей спокойно и улыбчиво сказал: — Это… Привет! Я Андрей. Хозяин квартиры внезапно перестал смеяться, одновременно протягивая свою широкую ладонь, чтобы пожать руку, но тут же отдернул ее, спросив: — Вилкой в глаз или в жопу раз? Андрей удивленно смотрел на него, краснея. Серафим опять заржал: — Да шучу я, но я все же выберу вилку. Серафим. Хозяин квартиры, — они пожали друг другу руки. Нежный Андрей на фоне Серафима выглядел очень аутентично. На шумиху вальяжно, медленно покачивая своим пушистым телом, явилась кошка Немезида. Андрей притащил ее на новоселье совсем котенком, и добродушный Федя разрешил оставить животинку. Как не оставить, когда Андрей плачет и говорит, что съедет. А возвращаться в комуналку как-то не хотелось. А самому на какие шиши снимать целую двушку? Это была худая, одновременно пушистая кошка. У нее были прекрасные голубые глаза и белый окрас шерсти. Она спала с Андреем и ела с ним, а Федю вообще не очень любила. Кроме моментов, когда он ей покупал пачку жидкого корма или когда жарил мясо на кухне. — О, что за кыса? — Серафим протянул руку к кошке, но та зашипела и начала утробно мяукать, предупреждая об опасности. — Это Немезида. Она не любит чужаков, — сказал Федя, поставил на стол две чашки с кофе и даже достал откуда-то засохшее печенье. — Я, надеюсь, ты не против, что мы ее приютили. — Да без б, если к лотку приучена. Немезида приняла попытку своей белой лапкой цапнуть хозяина на что Гошик всполошился. В ответку пытаясь ей вытянуть глаз. Андрей нервно подхватил кошку, отгоняя птицу. — Убери своего петуха от моей девочки! — он нервно наглаживал кошку, которая противно мяукала. У Феди начинала болеть голова от этого дурдома. А ведь еще даже толком не познакомились. — А че она ведет себя так? Гошик, молодец, — попугай сел на руку Серафима и тот погладил его перышки. — Гошик хороший, Гошик не пидор, — попугай радостно затрепетал крыльями. — Так, убрали своих животных подальше от друг друга, — Федя сел между Андреем и Серафимом. Они, на удивление, немедленно исполнили приказ. — И что у тебя за план, Серафим? Я так понимаю нас выселять ты не собираешься. — Ну, естественно, ебать, не собираюсь. По доброте душевной, но жить придется с вами. — А может не по доброте душевной, а потому что мы тебе пятнадцать штук в месяц платим? Каждый причем, — фыркнул Андрей, глотнув горячего напитка. Он боялся отпустить свое пушистое сокровище и поэтому пил неудобной для себя левой рукой. — Как меркантильно! Ну, и поэтому тоже. А вообще, как хозяин сказал – так нахуй и будет. В вашей жизни ничего толком не поменяется. Баб водить можно, мужиков не надо только, Андрей. Андрей зло сверкнул глазами. Федя же заметил, что эта реплика задела его и расстроила, ведь мужиков он и правда водил. — Пидорам не место здесь! Пидоров мы здесь клюем! — завопил Гошка, спрыгнув на кухонный стол с руки Серафима. Все время, которое они с Андреем жили вместе Федя запомнил лишь трех парней. Первого звали Макс. У него, несмотря на юный возраст, уже глубоко проступили морщины в области лба и взгляд ярко-голубых скрывал любые эмоции. Крашенные в белый цвет волосы были похожи больше на седину. Ни радости, ни злости на лице. Ровным счетом ничего. Это Федя заметил даже при единственном рукопожатии за всё время. Макс, которого Андрей в телефоне записал «Ангелочек», появился в январе, а уже в марте его друг плакал два дня в комнате, тихо подавляя свои всхлипы подушками в цветочках. Больше этого парня Федя никогда не видел, а все его подарки Андрей сжег пьяным едва ли не в квартире. Пытаясь загасить боль первой неудачной любви. Потом появился тезка Феди. Подкаченный, темноволосый и очень серьезный. Карие глаза выражали только презрение. Даже к самому Андрею. Они с ним громко трахались по ночам, а утром любовника Андрея уже не было. Федя для себя подметил, что у него, наверное, фетиш на мужиков с ебалом-кирпичом. И что он сам единственный мужик, на которого его дружок не положил глаз. В каком-то смысле это даже задевало. На этот раз в телефоне Андрей подписал его коротко и ясно – «Федор». Этот Федор не дарил цветы и не звонил, как Кирилл, чтобы узнать, как он. Просто приходил, трахал несколько раз за ночь Андрея и исчезал. В конечном итоге тезка тоже ушел. Андрей сидел в тот вечер на кухне, прикладывая к синяку замороженный кусок мяса. Федя испугался, думая, что этот мужик с кирпичным ебальником оказался еще и абьюзером, но друг успокоил: — Это я сам. Наебнулся. Серьезно. — Каким образом? — Только не угарай, ладно? И Андрей поведал историю о своем великолепном стриптизе. О том, как он танцевал его для Федора и при очередном выебоне наебнулся, угодив прямо в угол тумбы глазом, чуть не выбив его. Из глаз хлынули слезы то ли от боли то ли от кринжа. Его любовник, естественно, начал ржать, стараясь помочь. Ну, а кто бы не засмеялся на его месте? Андрей обиделся. Слово за слово и началась ссора, которая и привела к расставанию. — В общем, я сказал, что не хочу отношений, где меня ебут, когда хотят без любви. Что я хочу сменить вектор отношений, — сказал Андрей, грустно смотря в окно, как в дешевых драмах. — А он что? – поинтересовался Федя. — Да ниче. Ушел молча и все. Ему-то плевать. Он меня даже другом не считал. Не то что парнем. Коллега по гейству, блять. Третьим был Кирилл. С татуировками и холодным взглядом, но куда дружелюбней, чем предыдущие ебари Андрюши. Он был Андрею как третья (после реальной и Феди) мамка. Заботился, носил еду и как мог любил. Но его другу и этого было мало. Не хватало взбучки, видимо. И драмы. Они разошлись, но Федя с Кириллом продолжили, несмотря на это, общаться. — Так что, согласны? — задал риторический вопрос Серафим. — Будто у нас есть выбор, — сказал тихо Андрей, смотря в пол. — Ну че, как говорится, милости прошу к нашему шалашу! — жизнерадостно сказал Федя, хлопая по плечу хозяина квартиры. Тот переменился во взгляде. — Охуел? Какой шалаш нахуй? Я тут еще с бабкой ремонт делал, — он похлопал по подоконнику да так, что Геннадий на нем пошатнулся. — Эти подоконники даже. И окна тоже. И чуть не свалился, а бабка чуть моя инсульт не схватила. Десантниками рождаются, короче! Андрей не оценил юмора, закатил глаза, отпустил кошку и ушел в ванную, вальяжно покачивая бедрами. Федя хохотнул, а Серафим странно взглянул вслед парню в розовых труселях с надписью сзади «KISS MY ASS».