Насмерть из твоей жизни

Лика никогда не была в метро, поэтому ее сходу ошеломили толпы людей, суета и грязь. Какой-то парень в ватнике играл на скрипке, рядом голосила о помощи погорельцам баба с пропитым лицом. Люди сновали мимо, замороченные, не обращающие внимания ни на что. Лика же вертела головой по сторонам, изумляясь всему, как человек, только-только открывающий для себя мир. — Бэби, ты что, первый раз в Москве? — спросила Вэл, когда они вышли из душного метро. — Второй. Первый раз была когда Макдональдс на Пушкинской открылся. Мы с отцом в тот день такую очередь отстояли! Зато набрали потом всего, и мама ругалась, что столько денег на ерунду спустили. На булки с американскими котлетами, — Лика улыбнулась воспоминаниям. — Москва — красивый город. Только грязный. И запутаться можно влегкую, с этими переименованными улицами. — Вэл закурила. — Впрочем, отдельные районы Нью-Йорка не лучше. Зато в метро по субботам можно встретить музыкантов. Настоящих, не попрошаек, как в Москве. С гитарами и усилками, с микро. Они занимают все сидячие места и играют, но никто не возмущается. Играют, правда, старье, такое даже в России уже не слушают. Лика слушала Вэл с замиранием сердца. Она рассказывала про русских эмигрантов, про продуктовые универсамы, больше похожие на музеи, про то, что американские сериалы — лучший способ выучить английский, и она сама посмотрела, кажется, миллион серий «Ангелов Чарли», записанных когда-то родителями на видик, чтобы избавиться от русского акцента. — Можно на Калининский смотаться, — предложила Вэл, — времени еще вагон. Посмотрим кассеты. — Давай, — охотно согласилась Лика. — А этот твой Алик, он кто? — полюбопытствовала Вэл, когда они подходили к базару. Лика замялась. За те несколько встреч, она не узнала о Волкове ровным счетом ничего, и это уязвляло. Конечно, сразу было понятно, что ее спаситель не из тех, кто распахивает душу первой встречной, словно китайский тулуп, но ей казалось, что между ними установилась какая-то особенная связь. — Бывший военный, — неохотно ответила она. — В Афгане служил. — А я думала, что он настоящий русский бандит, — несколько разочарованно произнесла Вэл. — Взгляд у него недобрый. А у друга из-под куртки ствол торчал. Лика остановилась. Тревога, только-только задремавшая, вновь подняла голову. — Ствол? Ты уверена? — Я же не слепая. Вообще, это глупо, наверное, но я люблю опасных парней, — она разулыбалась. — В Америке таких редко встретишь. Лика потерла ладонью лоб. — Хм, значит, у него в Москве какие-то разборки. За этим сюда приехал. — Волнуешься? — Нет. Не мое дело, — покривила душой Лика. — К тому же, он ясно дал понять, что между нами ничего быть не может. И давай закроем тему. — Точно ничего? — Вэл прищурилась. — Точно, — твердо ответила Лика. Базар жил полной жизнью, несмотря на усиливающийся кризис. Здесь торговали всем — от кожаных курток до ювелирки. Улыбчивые торговцы из союзных республик наперебой предлагали товар, но люди, в большей своей массе, проходили мимо. Из колонок киоска звукозаписи неслась прилипчивая песенка «Фристайла»: Другой подаришь ты Букет из белых роз Обидно мне до слез Обидно мне до слез Обидно мне до слез. Лика внутренне усмехнулась. Пока Вэл приценивалась к кассетам, она разглядывала москвичей. Здесь, на базаре, они ничем не отличались от жителей ее городка. Те же дутые китайские куртки, сапожки «на рыбьем меху», уставшие лица. Вэл купила две кассеты, которые отдавали по дешевке — группы «Свои» и «Трибунал». — Подружкам из Америки подарю. Они любят русскую попсу, которую просто так по телеку не услышишь. — Так «Трибунал» это же рок, — сказала Лика, немного разбирающаяся в музыкальных направлениях. — Да? Ну тогда держи, будет мой тебе подарок, — она всучила ей кассету. Лика не стала отказываться и бросила ту в рюкзак. Римма жила в старинном доме, где в советское время обитали всякие партийные шишки. Внутри все сверкало чистотой, а в стеклянной будке сидела консьержка, сходу спросившая, к кому они направляются. Вэл ответила, но та все равно проводила девушек подозрительным взглядом. Дверь открыла сама Римма. Она оказалась коротко стриженой брюнеткой с хищным взглядом, кутающейся в многочисленные шали. В руке у нее медленно тлела тонкая ментоловая сигарета в коричневом мундштуке. — А вы ранние пташки, — ее ярко накрашенные губы расплылись в саркастичной улыбке, — Вэл, дорогая, ну ты все хорошеешь, мать твою, — она поцеловала ее в щеку. — Проходите, еще никого нет. У нас принято опаздывать. Лика чувствовала себя некомфортно, но Вэл пихнула ее в бок и сделала большие глаза. Делать было ничего, пришлось войти в квартиру. Лика пристроила свою куртку в огромный зеркальный шкаф, ломившийся от изобилия мехов-пухов. Римма жестом пригласила пройти в гостиную. Красный бордельный свет, тяжелые ткани, заряженные кальяны, стоявшие на низких столиках, разбросанные по всему периметру вышитые пуфы — Лике было странно в такой обстановке. Играло какое-то сложное техно и курились восточные благовония, затягивая комнату дымной пеленой. — Выпивка на столах, угощайтесь, — небрежно сказала Римма. — Все к вашим услугам. Она села на один из пуфов, изящно скрестив ноги, держа руку с мундштуком на отлёте. Картинная поза элитной бляди. — Ты Лика? Покажи мне фотографии, — она повела пальцами во властном жесте. Лика достала из рюкзака пакет и замерла в ожидании вердикта. Римма небрежно перебрала тонкую стопочку и отбросила фотографии на столик. — Неплохо. Лучше, чем я ожидала. С тобой можно работать. Я пригласила Ширмана, владельца салона «Леда». Не самого именитого, но он все же на слуху у многих. Если ты ему понравишься, он выставит твои работы. Этим ты сможешь сделать себе имя, как молодая художница. — Почему вы мне помогаете? — Потому что мне за это платят. Не за красивые глаза, ты не думай, — Римма холодно улыбнулась и выпустила дым. — Конечно, Сергей Сергеич попросит тебя показать картины. Жаль, что ты их не захватила. Но и на фотографиях видно, что они необычные, в них есть душа. А это главное для искусства. И Римма принялась грузить Лику деталями составления договоров, процентами, партнерами и прочей деловой мутью, в которой она ничего не понимала. Сто долларов, составляющие почти все ее сбережения, легли на столик рядом с Риммой. Она небрежно свернула их и спрятала в декольте. Постепенно подтягивался народ. Гости Риммы были словно из другого мира. Леопардовые шубы, дорогие платья из шелка и пан-бархата, черные и синие помады, крашеные в самые разные цвета волосы, переливающиеся всеми цветами радуги драгоценности. Они развязно хохотали, в легкую целуясь со всеми в губы. В черном свитере и простых джинсах Лика чувствовала себя монашкой. Впрочем, Вэл была одета так же простенько, но держалась уверенно и на понтах. У Лики так не получалось. Эти люди были совсем не такими, как на тусовках у Кантера. Они не прикидывались богемой, не хотели кому-то что-то доказать. Эпатаж и роскошь были у них в крови, это чувствовалось в каждом их жесте и взгляде. Они могли быть кем угодно и как угодно одеваться — уверенность хозяев жизни нельзя было спрятать под эпатажной одеждой. Лика узнала в числе гостей и их утреннего знакомого. Тара пришел в числе последних и выглядел откровенно скучающим. Слегка поддатая Вэл хотела идти выяснять с ним отношения, но Лика удержала ее от этого опрометчивого поступка. — Меня мутит от этих восточных пряностей. Я выйду на балкон, подышу свежим воздухом немного, — сказала Лика. — А ты веди себя прилично, окей? — Зануда! — Вэл надула губы. Лика сделала страшные глаза. — Да иди уже, я буду пай-девочкой. Балкон был застеклен и утопал в искусственной зелени. Здесь тоже дымились дурацкие ароматические палочки, и голова резко стала тяжелой. Она поспешила открыть окно и затянуться сигаретой, чтобы это ощущение прошло. Пачка импортных сигарет «Житан» лежала на подоконнике, и Лика подумала, что вполне может взять одну сигарету себе. Курево оказалось непривычно крепким, поэтому, сделав пару затяжек, Лика поспешила затушить окурок в пепельнице. За окном пробрасывал снег. Смотря на ночной город, она думала о том, что ей не место среди этой богемы. Чужие снобские лица казалась карикатурными и скучными, несмотря на вызывающую манеру поведения. Открылась дверь, и Лика услышала, что кто-то вошел. Она обернулась. — О, блин. Не думал, что здесь кто-то есть, — сказал Тара. — Я уже ухожу. — Из-за меня? Не стоит. Лика равнодушно окинула его взглядом. — Мне стало холодно, причина только в этом. Пропустишь? Тара посторонился, но руку от проема не убрал. Девушка вопросительно посмотрела на него. — Извини за утро. Было паршивое настроение, и я сорвался. Потом одумался, вернулся искать вас, но уже никого не было, — он не смотрел на нее, но голос звучал устало и расстроено. — Это было отвратительно. Слово «извини» мало подходит к подобной ситуации. — Понимаю. Как я могу искупить вину? — он поднял голову и уставился на нее в упор. Чернота его необычных глаз затягивала. Лика невольно отметила, что он весьма хорош собой, несмотря на безумную стрижку в стиле «я упала с самосвала». — Да забей, — вырвалось у нее. — Просто не попадайся на глаза Вэл, этого будет достаточно. Он невесело засмеялся и подошел к окну. Закурил, посмотрев вниз. — Весной снег такой неубедительный. Как оперный. И город кажется продолжением декораций, — сказал Тара будто бы в пустоту и стряхнул пепел. Лика промолчала. Он сел на подоконник, спиной к открытому окну. Вновь посмотрел на нее долгим взглядом. — Осторожнее, — сказала Лика и подошла ближе. Он затянулся, выпустил дым кольцами. Только сейчас она заметила у него на руке татуировку в форме креста между большим и указательным пальцами. — Ты поставил на себе крест? — Нет, я поставил крест на своей боли. — Глупо. Если человек не чувствует физической боли, то он игнорирует симптомы болезни и умирает. А если не чувствует ментальной, то умирает его душа. Хочешь казаться циничным? — она усмехнулась. — Не казаться, а быть. — Не думаю, что в твоем случае есть принципиальная разница. Он не ответил. Лика постояла еще немного и вернулась в гостиную. — Идем, — подошедшая Римма цепко ухватила Лику за локоть. — Ширман приехал. Владелец салона недоверчиво посмотрел на девушку и что-то шепнул Римме. Та расплылась в улыбке и пригласила в свой кабинет. Ширман сел за шикарный письменный стол, а Лика с Риммой — в кресла, стоящие напротив. — Итак, юная леди, Римма Александровна показала мне фотографии ваших работ. Но вы же понимаете, что этого не достаточно? Мне важно видеть сами полотна. Лика кивнула. — Хорошо. Пока я могу сказать вот что: ваши работы, безусловно, кустарные. Такие мы не выставляем, так как безупречность техники — одно из главных условий нашего салона. А у вас она хромает на обе ноги. Но в ваших работах присутствует удивительное чувство цвета, что большая редкость среди молодых художников. Честно признаться, картина с луной меня покорила, вы так удачно подобрали цвета, что кажется, будто она светится. Конечно, стоит отметить и заслугу фотографа, который умудрился их передать. Вот ее бы я взял для выставки. Что вы оканчивали? — Я еще учусь, — чуть смущаясь, ответила Лика. — Сколько же вам лет? Лика назвала свой возраст. Ширман покашлял в усы. — Вы очень молоды, Анжелика. Я уверен, вам ещё нужно многому научиться. Держите мою визитку, позвоните, когда вам будет удобно заехать в «Леду» и привезти то полотно с луной. Я подумаю насчет того, чтобы выставить его в мае. У нас как раз будет новая экспозиция, посвященная молодым художникам. Лика взяла протянутую визитку. Римма продолжала фальшиво улыбаться. — Думаю, на этом закончим. Римма Александровна, можно вас на пару слов? До свидания, Анжелика, — он поднялся и подал руку Римме, помогая той встать. Лика поняла, что аудиенция окончена, попрощалась и вышла из кабинета. — Ну, как? — спросила Вэл, когда Лика вернулась в гостиную. — Хочет взглянуть на картину с луной. Сказал, самая стоящая работа. Но всё равно кустарная, как и остальные. — Ну, а что ты хотела? Он — матерый искусствовед, в этом деле, как это… собаку съел. Привезешь ему свой пейзаж, я уверена, он его выставит. Лика кивнула. Вэл смешала по «отвертке». И еще по одной. Апельсиновый спирт пился легко, и Лика чувствовала, что ей все больше начинает здесь нравиться. Она распустила волосы, стянув резинку. Белокурые пряди свободно рассыпались по плечам. Комната была затянута кальянным дымом, в котором, словно в аквариуме, перемещались люди. Ширман давно ушел, облобызав на прощание холеные Риммины ручки. После его ухода она заметно расслабилась и отбросила свои фальшивые улыбки. Допивая очередной стакан, Лика увидела, как Римма и пара ее подруг-блондинок тянула кокаин через хрестоматийную стодолларовую купюру, глупо хихикая. Какой-то пузатый хрен целовал голую грудь своей спутницы, постепенно спускаясь все ниже. Та всем своим видом показывала, что ей это не нравится, но продолжала томно вздыхать, гладя себя по лицу. Музыка давно сменилась на что-то танцевально-энергичное, пуфы были убраны, и большинство из присутствующих самозабвенно танцевали, умудряясь и в танце прикладываться к стаканам. Две девушки целовались, не разлепляя объятий и не прекращая двигаться. Лика допила очередной коктейль, поискала глазами Вэл. Той нигде не было видно. Зато Тара маячил рядом с бокалом в руках. Его заметно расслабило, и взгляд больше не казался скучающим и колючим. Лика зачем-то улыбнулась ему, и он сразу подошел, точно ждал сигнала. — Охуительно выглядишь, — шепнул Тара, тронув теплым дыханием ухо. По шее пробежали мурашки. Лика схватила его за руку, и они, пьяно дурачась, вышли в центр комнаты. Тара стащил с нее свитер, зашвырнув его куда-то на диван. Лика осталась в тонкой черной майке. Взмахнув руками, она начала танцевать. Тара с легкостью подхватывал ее движения, поэтому очень скоро они танцевали синхронно, изгибаясь и на ходу придумывая новые элементы. В танце Лика раскрепостилась настолько, что совершенно спокойно воспринимала руки Тары, скользящие вдоль ее бедер. Но песня очень быстро закончилась, и они остановились, глядя друг на друга и часто дыша. — Это было горячо! — крикнула какая-то девчонка с синими губами. — Давайте ещё, мы только разогрелись! Лике были приятны эти одобрительные возгласы. Танцевать она умела и любила. Девушка легко засмеялась и послала воздушный поцелуй куда-то в толпу. Тара был не против повторить, но Лика предпочла порцию «отвертки» новому танцу. Ее пошатывало. Тара махнул на нее рукой и принялся танцевать один, быстро перемещаясь по комнате под сложный ритм электропанка. Лика, прихватив с собой стакан, принялась блуждать по квартире в поисках Вэл. Какой-то парень походя попытался ее облапать, но она с силой оттолкнула его, и тот упал на один из пуфов. Коктейль выплеснулся ей на джинсы. — Сучка! — простонал он вслед. Квартира казалась бесконечной. Лика поднялась на второй этаж. Здесь тоже горел бордельный красный свет, делая длинный коридор сюрреалистическим. Звуки шагов скрадывала такая же красная ковровая дорожка. Она подергала то одну, то другую запертую дверь. Вэл нигде не было, и Лика начала волноваться за нее. — Что ты ищешь? — спросил Тара, и Лика вздрогнула от неожиданности. — Не подкрадывайся так, — укоризненно сказала она, обернувшись. — Я не подкрадывался, — Тара пожал плечами. — Просто шел следом. — Зачем? — Хотел пригласить тебя на танец. Ты здорово танцуешь. — Ты тоже. — Здесь есть зимний сад, ты знала? — Лика покачала головой. — На первом этаже. Мы можем пойти туда, если ты устала от толпы. В его голосе не было никакого подтекста, он звучал ровно и даже практически трезво, но Лика все равно насторожилась. Как бы она не была пьяна, тот глубинный страх, оставшийся в ней после попытки изнасилования, был сильнее. — Не думаю, что это хорошая идея, — сказала она. — Я ищу подругу. — Вэл из тех девочек, которые могут сами позаботиться о себе, — усмехнулся Тара, прислонившись к стене. — С ней все в порядке, вот увидишь. — Мы пришли сюда вместе, значит, и уйдем вместе, — твердо ответила Лика. — А, так ты больше беспокоишься о себе, — он улыбнулся. — Негде переночевать, да? — Не твое дело. — Согласен. Но это отличный способ искупить свою вину. Моя квартира в вашем распоряжении. Как найдешь подружку, только свистни, — он развернулся и пошел к лестнице, но затем остановился. — Не думай, что ты мне нравишься или что-то в этом роде. Просто не люблю чувствовать себя виноватым. Лика ничего не ответила. Дернув ручку очередной двери, она оказалась в вызывающе роскошной ванной с черной сантехникой и золотыми кранами. Присев на краешек ванной, она открыла холодную воду и замыла след от коктейля на джинсах. Голова была мутной и шальной от апельсиновой водки и не давала покоя тревога за Алика. Как бы Лика не пыталась сбежать от нее и своих навязчивых воспоминаний об этом парне, у нее не получалось. Ни алкоголь, ни танцы, ни мечты об Америке не могли затушевать память. Хотелось выбежать из теплой квартиры в ночной холод и искать его в этом огромном городе только ради того, чтобы убедиться — с ним все в порядке. Лика до боли закусила губу. Тот день, когда она бросила курить, не желая ни от чего зависеть, казалось, был сотню световых лет назад. Теперь она, сама того не желая, зависела от парня с волчьими глазами, который ясно дал понять, что не намерен ее видеть. Она вновь обошла всю квартиру в поисках Вэл, но и эта попытка не увенчалась успехом. На душе было муторно и гадко. Второй раз за этот невыносимо долгий день она почувствовала себя брошенной. Вечеринка текла своим чередом, многие распались на пары, а музыка сменилась тягучими и чувственными восточными напевами. Плотный мужчина в леопардовой шубе настойчиво звал ее с собой, но она только отмахивалась. Он казался безобидным, и ее отказы, кажется, совсем его не задевали. Тара целовал какую-то девушку с длинными черными волосами, его руки откровенно мяли ее задницу. Лика отвернулась. — Скучаешь? — к Лике подсела пьяненькая Римма. — Не видела Вэл? — вопросом на вопрос ответила Лика. Римма покачала головой. От нее одуряющее пахло восточными духами в сочетании с ментоловым «Салемом». Она смотрела на Лику так, словно оценивала ее. — На твоем месте я бы не отказывала Вайнштейну, — сказала она. — Ты ничего, красивая, хоть и провинциалочка. Он тебя живо в люди выведет. — За сводничество тебе тоже платят? — холодно спросила Лика. — Если бы, — осклабилась Римма. — Жалко мне вас, дурочек, думающих, что вход в высшее общество ограничен талантом и связями. Лучше всего продаются не картины, а молодость и красота. — И сколько таких Вайнштейнов было у тебя? — полюбопытствовала Лика. — Поверь мне, достаточно, — Римма пьяно засмеялась. — Зато с нужными людьми свели, и я теперь в шоколаде. Да и при совке мне жилось отлично. В валютке одевалась, по ресторанам ходила, все за чужой счет. Ни одного советского рубля на себя не потратила. Лика задорно рассмеялась этим ее словам, вызвав у Риммы недоумение своим искренним смехом. — А я люблю героев. Я люблю непохожих. Странных, нервных, не вписывающихся в эту жизнь. Безумных. Особенных, — страстно заявила Лика, сияя широкой улыбкой. И Римма с ее рассуждениями, и это сборище дурацкой богемы вдруг представились ей чем-то ненастоящим, иллюзорным. Дотронешься — и обратится в прах. — Меня не прельщает быть конкубинанткой, — сказала она, поднявшись. — Кем? — непонимающе хлопнула глазами Римма. Лике вновь стало смешно. Она нисколько не жалела ни ста долларов, ни своего времени, потраченных на эту тусовку. Растерянное лицо Риммы было бесценно. Лика ей не ответила. Подошла к Таре и бесцеремонно разрушила пару любовников, хлопнув того по плечу. — Эй, Найтов, я согласна на твое предложение. Едем к тебе прямо сейчас. Он обернулся. Размазанная темная помада вокруг его рта напоминала кровь. Девка пыталась было возмутиться, но он отмахнулся от нее и взял Лику под руку. — Так дела не делаются. А вдруг эта девушка моя судьба? — Ну извини. Я и так подождала, пока вся ее помада перекочует на твое лицо. — Ревнуешь? — он прищурился. — Безумно. — Я так и подумал. Нашла подружку? — Нет. Скорее всего, она ушла по-английски. — Ну, тогда мы последуем ее примеру. Одевайся. — А твоя судьба плакать не будет? — ее тон был насмешлив. — Пусть плачет.