Качели, звездопад, Арс...

Уже никто не вспомнит, как посреди ночи Арсению позвонила мама и попросила приехать, чтобы помочь им с отцом на даче. — И Антона своего с собой бери, мы с Серёжей будем вас ждать, — голос мамы впервые такой тёплый и ласковый, если речь идёт о парне Попова. Неужели приняли? Неужели принял... отец? В динамике слышны приглушённый мужской голос и неясный шум, видимо мама отдала телефон отцу. — Да, Арс, приезжайте, у нас ещё в погребе балка отошла, поэтому почините, — и, как будто читая мысли сына на том конце, из трубки доносится, — И я не против твоего Шастуна, не парься. И.., — гробовая тишина, — я извиняюсь за всю хреновню, что наговорил тебе и Антону, это не моё дело, в конце концов. Звонок обрывается. Арс только сейчас обнаруживает, что сидит уже не на кровати рядом с Тошей, готовясь выключить прикроватный светильник и лечь к нему, а за кухонным столом, укачивая в руках автоматическую солонку. Отец принял его? Вот это да, конечно. Арсений до сих пор не простил ему «убирайся к своим голубым друзьям» и «у меня больше нет сына», сказанное во время скандала. А мама отнеслась с пониманием. Правда, стояла в шоке минуты три, пытаясь понять, как это бывает у мужчин. Зато потом пообещала поговорить с отцом, и заверила сына, что всегда будет на его стороне, рядом. Интересно, за два с лишним года ей удалось его переубедить? – М-м-м, Арсюш? Ты что тут делаешь? — Антон стоит, прислонившись к дверному косяку, почти что доставая до металлической петли макушкой. Попову так хочется сейчас подойти и прижать это заспанное чудо в серой пижаме в клеточку и растрепанными волосами к себе. В принципе, что он и делает. Он такой мягкий и тёплый после сна... — Мама звонила, просит на дачу приехать, — Арс чувствует недовольный тошин выдох где-то в районе своей шеи. После недолгого молчания, младший хриплым ото сна голосом произносит: — А когда ты вернёшься? — Дурачок. — А? — Тебя тоже туда зовут, Тош, — Попов тихо смеётся, — Они нас приняли, вот так вот. Сюрприз? — Типа. — Малыш, я понимаю, — шепчет Арсений в пшеничные кудряшки, которые пахнут лавандовым шампунем, что он же и подарил, — Но, представляешь, он извинился перед нами, когда звонил, и сам сказал, что ждёт тебя. И, если уж мы говорим об этом, то... Пожалуйста, поехали со мной, я бы хотел, чтобы у тебя сложилось нормальное мнение о моей семье, я тоже считаю себя виноватым за отца... — Э-э, Арс?., — мягко перебивает Антон, — конечно, я поеду, как я могу тебя оставить? — на моське младшего застывает самое «преувеличено обиженое на Арса, но на самом деле нет» выражение из всех в его репертуаре, а бровки трогательно подлетают вверх, — Ты серьёзно считаешь, что я настолько стрёмный парень?.. *** Так странно возвращаться и, стараясь изо всех сил забыть прошлое и натянув улыбку, нажимать на дверной звонок в виде деревянного резного петушка. Странно слышать кузнечиков не из телевизора, а совсем рядом. Странно вдыхать свежий воздух, в котором пребывает отчётливый аромат вишни. Странно стоять на этом месте после всего, что тут случилось, ведь Арс поклялся не возвращаться. У судьбы другие планы. Их действительно принимают хорошо. Хотя Попова очень огорчает то, насколько сильно Антон закрывается в себе, когда в поле зрения появляются его родители. На самом деле Шаст действительно боится сделать что-то не так, особенно в присутствии отца. Он и сейчас думает, что старший Попов извинился лишь для вида, а по ночам роет ему могилу на местном кладбище под предлогом выхода в туалет. Как-то слишком подозрительно он ему улыбался и слишком сильно сжал его тощую ручку во время знакомства. Несмотря на всё недоверие к главе семейства, мама Арса вызывала в нём только тёплые чувства и безграничное доверие к себе. *** Вся семья и Антон сидят за одним столом. Как хотел бы Шастун говорить просто «вся семья», но мог назвать так лишь себя с Арсом. — Сеня! — по всей кухне проносится женский недовольный возглас. Антону показалось, что сидящий рядом Попов нарочно громко вздохнул в ответ ненавистной формулировке его имени, — Арс! Извини, — у неё глаза прямо как у сына. Такие же красивые, искренние... Ни с того, ни с сего Арсу через весь стол прилетает подзатыльник. Он, видимо, тоже ничего не понял, поэтому женщина, закатив глаза, шипит на сына: — Ты его вообще кормишь? Или в картонной коробке с видом на Кремль и двумя тараканами обитаете? А мне говоришь, что «мы, мам, крутые, в Москве живём»? — своеобразное чувство юмора Попов тоже от неё подхватил. — Всё нормально, точно, — «Ну надо же как-то Арса спасать, а то она его убьёт», — Никто не голодает, теть Марин, правда-правда! «Да, Шаст, так она тебе и поверила, ты выглядишь, как состоявшаяся анорексичка». — Смотри мне, узнаю... Ты будешь в картонной коробке жить, а Тошу я заберу к себе, — Антон думает, что «Тоша» от Арса звучит лучше, а ещё, что Попову младшему сейчас обидно за слова мамы, но, как ни странно, он смеётся, а в глазах нет ни капли грусти или обиды. — Ладно вам, Арс хороший, — делает он самую невинную мордашку, хлопая глазами, а потом спешит не поперхнуться салатом, когда чувствует тёплую ладонь на своей коленке. Вот сейчас Антон выиграет конкурс «помидорка», а тётя Марина решит, что у него приступы и больше не захочет с ним общаться, спасибо, Арсюш, от всей души. Серёжа, сложив руки в замок перед лицом, сидит и молчит уже минут пятнадцать, пока остальные в кухне увлеченно обсуждают незначительные мелочи. Шастун очень уж часто ловит на себе его недовольный взгляд. И только натыкаясь на строгий прищур зелёных глаз, сразу же отворачивается к окну, рассматривая закат. А они гостят тут уже целый день. Положение спасает рыжая пушистая кошка, прыгнувшая ему на колени и, следовательно, столкнувшая руку Попова, за что впоследствии получит незаслуженные вкусняшки. И приятно, что хоть какая-то частичка этого неизведанного дома тебя принимает. Вот как эта лапочка, мурчащая у него на руках. «А, это кот? Простите-извините. Ну, тут четыре кошки, я сразу всех не запомню!» — отнекивается Шастун в своей голове, а ещё нехотя признает, что на месте арсовой ладошки теперь холодно, и лучше бы её назад к нему на коленку. «Дурацкий кошак, и имя я твоё даже пытаться вспомнить не буду!» — жалуется сам себе младший, но всё звучит настолько нелепо, что к горлу подкатывает смешок. — Антоша, все хорошо? — «Браво, Шаст, тебе даже «помидорка» не понадобилась, чтоб показаться неадекватом». — Конечно! — «слишком резко, Антон!» — Кстати, а что это ? — чтобы хоть как-то отвлечь от себя внимание, он взглядом указывает на мигающий аппарат в розетке. Какая-то смутно знакомая фиговина... — Эта штука из «Магазина на диване», стоила, собака, тысячу рублей, а работает через раз, — теперь к огромному облегчению Шастуна, слышен тихий смех отца с того конца стола, — Не покупай там ничего, врут они всё, — женщина начинает собирать грязную посуду, на что младший тут же вскакивает, — Что-то мы засиделись... Нет, Антош! В моем доме гости посуду не моют, а вот, коли помочь так рвешься... Мальчики, я хотела вас попросить закрыть огурцы, сделаете? Голос подаёт Арс: — Конечно, нет проблем. Сегодня? — женщина в ответ недовольно цокает языком, — Сень, ты все свои навыки в вашем душном городе порастерял? Огурцы вечером не закрывают! Плохая примета! — Марина, — громом раздаётся по помещению. Всё-таки Антон нескоро привыкнет к речи главы семейства, а может, и не привыкнет вовсе, — ну хватит уже, — он виновато улыбается, — один раз огурцы испортились, вот и не закрываем больше, на ночь глядя. *** Шаст лежит и смотрит в сводчатый стеклянный потолок отведённой для них с Арсом комнатки. Когда первый раз попадаешь в помещение с окном вместо крыши, интереснейшим занятием кажется просто валяться и рассматривать багровый закат. В маленьком окошке, словно в калейдоскопе, каждые несколько минут сменяется красочный оттенок. А вот и звезды появляются. А небо тёмное-тёмное, фиолетовое, почти чёрное. Луна только рождается, из-за чего тонкий полумесяц практически незаметен на небе. А каково здесь в дождь? А зимой, когда выпадает столько снега, что даже утром темно? Жить с сутками работающей лампочкой? — потом квитанций за электричество не оберешься. Антон, не долго думая, подходит и открывает окно, забирается на стул, благодаря росту высовываясь по плечи. Ненавязчивая мысль о том, что он тут застрянет, быстро улетучивается, когда прямо перед лицом проносится звезда. Точнее, комета, которая сгорает, попадая в атмосферу, но так же романтичнее. А звездопады не в августе бывают? — Тоша! Тош?.. — в отверстии в полу, к которому была приставлена лестница, чтобы залезать на чердак, показывается макушка Попова. — Тоже любишь смотреть на звезды? — А? Да.., — младший так и не высовывается обратно из открытого окна — не хочется пропускать ни одной падающей звезды. — Кстати, в июне, вообще бывают звездопады? Вопрос повис в тишине, которая прервалась только коротким удивлённым выдохом Антона. Руки Попова у него на талии. Они под рубашкой. А почему холодные? Этот вопрос младший озвучивает. — На улице сидел, увидел, что звезды падают. Вот, решил тебя позвать и показать. Пойдём? — он шутливо расставляет руки, будто готовится поймать принцессу с высокой башни. — Угу, — шепчет младший, мягко спрыгивая со стула и направляясь за Арсом вслед. *** Они идут по ночной тишине куда-то вглубь участка. Под ногами мягко шуршит молодая трава и тополиный пух, липнущий ко всему, чего коснётся. По бокам от их дорожки — полисадник, вдоль и поперёк засаженный гладиолусами, ещё нецветущими розами и, последнее растение, что хоть немного знакомо Антону из этого обилия — «недоподсолнухи», название которых начинается на букву «б». Вдалеке виднеются светлым пятном широкие качели. — Я такие только в киношках видел. *** На тех качелях «просто сидят под пледиками» они от силы минут десять, хотя Арс звездами и не любовался. Если он и смотрит на эти звезды, то в отражении в глазах Тоши. В темно-зелёных из-за наступающей ночи радужках отражается всё-всё: и узкие мощеные улочки их городка, и тихий летний ветер, и тёплый дождь, и падающие звезды, и... Арс. — Арсюш? Ты.., — его затыкают требовательным поцелуем. Арсений где-то вычитал, что человеку необходимо семь минут объятий и восемь поцелуев в день, чтобы чувствовать себя счастливым. И он, блять, поверил в это только что и, кажется, навсегда. В их светлой квартирке далеко отсюда, в спальном районе Москвы, он мог получать и дарить эти знаки внимания с утра и до позднего вечера сколько хочет и получать не меньше. А теперь он даже не может в открытую коснуться его! Это возмутительно! А ещё обидно. Обидно, что Тоша так зажимается в себе, постоянно засовывая руки в карманы толстовок и отводя взгляд в сторону. Арс, приходя домой, уже привык работать интерактивным деревом для двухметровой коалы по имени Антон. Это очень милая его привычка, которую Попов просто обожает. А на данный момент, максимум — один короткий и какой-то виноватый взгляд. Старший бы никогда не подумал, что станет злиться на родителей из-за их консервативных взглядов на мир и, тем более, за недополученное внимание парня. Зато сейчас Антон наконец-то раскрепостился. Руки младшего свободно блуждают по его телу, перемещаются к лицу, ложатся на щеки Попова. Они целуются уже больше трех минут, точно, и это так приятно, а внутри щекочется что-то тёплое. Попов так соскучился за один день? Правда что ли? Это «что-то тёплое» в груди начинает резко разрастаться, согревая душу и тело от прохлады июньской ночи. Они могут целоваться хоть целую вечность — Антон руками и ногами «за». А в сериалах врут, что, целуясь, люди задыхаться начинают. Через нос вполне себе дышится. У Арса холодные ладошки. И сейчас это опять некстати, когда младший дёргается, ощущая его руки под рубашкой. Попов, нехотя, останавливается, поднимая на него серьёзный взгляд. — Ну ты чего? — глаза младшего распахиваются, становясь ещё больше. — У тебя просто руки холодные. Губы старшего трогает усмешка. — А я думаю: что ты такой горячий, простудился, что-ли? — Попов на всякий случай кладёт руку ему на лоб. А Антон хотел бы, чтобы температуру Арс «проверил» чмоком в лоб, как в дурацких сериалах, что крутят сутками по «Домашнему». — Знаешь, делай, что хочешь. Мне не страшно, я больше не стану противиться. С этими словами Антон наугад тыкается губами в сторону старшего, попадая на шею. Арсений тут же меняет положение тела, сажая парня к себе на колени, и теперь повторяет за младшим, покрывая поцелуями нежную кожу. — Уверен, что я могу сделать всё, что захочу? — звучит многообещающе и немного страшновато. Пока младший перебирает варианты «всё, что захочу» от Арса, и уже готовится к тому, что его жёстко отымеют прямо сейчас на этих качелях, Попов расстегивает третью пуговицу сверху на его рубашке. «Точно, отымеют» — думает Антон, но жалеть уже поздно. — Тош, я не буду тебя насиловать, — «сука, ты че, мысли читаешь?» — Я просто соскучился, нельзя уже? — и Антон чувствует слабую боль на ключице, в том месте, где целует Арс. И ещё, и ещё. По ощущениям, пройдёт через дня два-три, такое много раз проходили. Сам же согласился, Шаст, теперь расхлебывай. Сидя у Арса на коленях, Антон чувствует всё. То есть, вообще всё. И то, как его хочет сейчас Попов прямо тут, без прелюдий и всего прочего, но совесть не позволяет ему этого сделать, и Антон безумно благодарен за это. Благодарен всем сердцем за такую заботу и готовность сказать «нет» своим желаниям, когда даже младший сам на это согласился. Прохладный ветерок качает из стороны в сторону те самые желтенькие цветочки, отдалённо похожие на подсолнухи, название которых Антон так и не вспомнил. А с веранды, докуривая сигару, за ними наблюдает отец, правда, видит только макушки, и улыбается, удивляясь причудам своего сынишки. Июньской ночью им совсем не холодно.