Days and daisies

      Фамеликус, откинувшись на спинку лавочки, прикрыл глаза: — Вот так и рушатся все мои надежды, — и открыл их, вскидывая брови в неверии, — как вы вообще додумались писать о заклинаниях седьмого курса, черт возьми? — Профессору Флитвику это понравилось, — пожала плечами Офелия и вновь уткнулась носом в учебник старшего курса. — Он даже сам предложил помощь в поиске дополнительной литературы. Представь себе, Лесси и Пенни уже почти закончили свою часть… — Так и мы тоже, — невозмутимо парировал Нотт. — Феллс, ради Мерлина, этот учебник ни один семикурсник так часто не читал, как ты. Остановись. — Мы могли упустить что-нибудь важное, — ответила ему Офелия и сжала смятый уголок листа пальцами. Ее раздражала неизвестность, и доводили до ручки пробелы в их работе, потому что с каждым новым ответом сверху, как кирпичи, падали новые вопросы, а непрочитанных книг в их распоряжении становилось все меньше и меньше. Прижав ладонь ко лбу, волшебница глубоко вздохнула и пробурчала: — Не нравится мне это, совсем не нравится. И Мел, не сдержавшись, рассмеялся, забирая из девичьих рук книгу, и поспешно засунул ее в сумку, между дело замечая и еще кучу листов, которые он самолично написал прошлым вечером. И проверит ведь, точно проверит. — Брось, Феллс. Флитвик даже без проекта был готов всем нам поставить «превосходно». Он знает, что мы его не подведем. Нотт встал и потянулся, довольно замычав, а потом повернулся к Офелии, которая не сводила с него скептического взгляда, и протянул ей руку. — Может, — проговорила волшебница, сдавшись, и протянула руку в ответ, переплетая их пальцы. — Может ты прав, Мел. Офелия поднимается следом и идет за другом, задумчиво глядя ему в спину. Ей кажутся громадными его широкие плечи, меркнувшие рядом с другими. Что его некогда мягкое, почти девичье лицо, зацелованное родинками, вытянулось и приобрело очерченный подбородок, который Фели часто целует. Неожиданно Нотт оборачивается и ловит ее растерянный взгляд, наполненный не скрытой ласковой любовью. Он улыбается уголками губ и крепче сжимает ее пальцы, а потом вновь смотрит вперед и спешит к огромному входу в школу. Мел на секунду замирает, когда видит неподалеку Лесси. Она кривится, глядя в ответ на него, и закатывает глаза, когда замечает и Офелию, которая неловко машет ей. Лесси, пересилив собственное раздражение, резко дергает локтями, будто бы в ответ, совсем не испытывая восторга от внезапной встречи. Потом прячет одну руку в кармане пиджака, а другой рукой крепко сжимает тетрадь на несколько десятков страниц, без полугода уже исписанную на месяцы вперед. Ее губы, подведенный бордовой помадой, искажены в скупую улыбку, которую волшебница тут же прячет от Нотта. А он, вздернув бровями, нахально улыбается и смотрит снисходительно, забавляясь злостью волшебницы. — Вы все время ссоритесь, — замечает Офелия и озадаченно хмурит брови. — Лесси даже отказалась сесть с нами в поезде. Что произошло между вами? — Да как обычно места не поделили, — Фамеликус пожимает плечами и отворачивает голову от Паркинсон, желая поскорее сменить тему. Он смотрит вверх, с досадой замечая серость неба и большие, надвигающие к ним тучи. — Говорят, в эти выходные будет сильный ливень, поэтому нас опять не выпустят. — Ну, это не удивительно, — ответила ему волшебница, слегка улыбаясь и невольно жалея преподавателей, которые поступили так не без причины. Ведь в прошлом году половина гриффиндорцев слегла и умудрилась заразить других студентов, которые, несмотря на все меры, принятые в больничном крыле, слегли быстро и с острой болью. Люси тогда была очень недовольна: профессоры отменили занятия почти всем факультетам. И даже им, равенкловцам, сам профессор Флитвик с сожалением сообщил, что им ютиться всем вместе в кабинете осталось недолго. Невольно Фели передернуло от воспоминаний. Чем-то болезнь была похожа на магловскую, и многие дети-волшебники чувствовали себя чудовищно изнеможёнными и раздраженными сыпью, редкой рвотой и высокой температурой с алыми, уродливыми пятнами, покрывающими исхудавшие тела с ног до головы. Мел тогда тоже заболел. Пролежал до самого Рождества и все еще горячий отправился домой к отцу с чемоданчиком настоек от Мадам Помфри. Самой Офелии повезло меньше — ее, как Тауруса, не забрали домой, но осыпали заданиями в комнате с помощью милых сов, которые иногда ночью, словно соскучившись по человеческой ласке, прилетали к окнам и ухали, стуча клювом о стекла. Тогда часто было слышно бормотание волшебников, делящихся с животным своими страхами и переживаниями, а те с каким-то неподдельным интересом слушали и даже в ответ издавали что-то, что порой можно было принять за короткое «угу» или насмешливое фырканье. Ближе к рассвету все совы отправлялись в башню, такие же сонные, как и сами студенты, чтобы выспаться и набраться сил. Но, когда они, перегруженные дневной работой, не прилетали, было страшно просыпаться ночью от нового кашля и озабоченных голосов профессоров, которые в спешке уводили новых заболевших в громадное, освобожденное крыло с несколькими целителями. Горло жгло от ежедневных утренних зелий в маленьких стаканчиках, которые все студенты обязаны были пить. Стол тогда казался скудным и мрачным, а разговоры о странной болезни не прекращались. В такие моменты больше всего хотелось плакать от бессилия: ведь даже растения, которые все студенты в спешке выращивали в теплицах под одушевляющие речи профессора Лонгботтома, помогали не так, как хотелось бы. Были и письма с нежными и ободряющими словами, которые спустя недели писались каждому, кто был в волшебных списках, меняющихся по утрам и вечерам возле входов в гостиные. Хранятся ли они до сих пор? Или их выкинули, как неприятные моменты прошлого? — Было бы ужасно глупо так скоро выпустить нас в такую непогоду. Вдруг опять что-то подхватим. — Или школу обратно завалят письмами возмущенных маглов, — отвечает Нотт с неприязнью оглядываясь на мимо пробегающего третьекурсника из Гриффиндора, мать которого умудрилась собрать целую коалицию среди маглов-родителей и вынудить директрису позволить многим маглорожденными отправиться домой раньше положенного. Они явно были горды собой, но… Неприятная ситуация. Бедными детям приходилось давиться зельями и ничем не помогающими таблетками, всученными докторами. К некоторым, совсем ослабшим, приходила сама Мадам Помфри и подолгу что-то колдовала, чтобы те все-таки вернулись в Хогвартс здоровыми. — Их тоже можно было понять, — пожала плечами Офелия, — они были напуганы, и тогда профессоры кроме слов «все будет хорошо» вообще ничего существенного не говорили. Да даже наши родители были не в восторге. Особенно ее отец, который на отказ забрать всех детей, ежедневно присылал ей письма. А потом явился сам несколькими днями позже, когда подтвердилось, что Скорпиус все-таки заболел. Удивительно, ведь весь вечер младший брат провел вместе с ней, а уже утром с сильным ознобом буквально приволокся на плече здорового Альбуса в больничное крыло и закашлялся. Папа тогда долго и крепко обнимал ее, молча, потому что обо всем узнал из ее писем. А потом ушел к брату, который слабо, но все-таки радостно обнял родителя и пожаловался на катастрофически невкусную кашу и горячий и горький чай, от которого был готов кричать и корчиться, как ошалелая мандрагора. Я вроде жив, Феллс, —писал он в записке. — Хорошо, что сегодня день, когда я выпил только тыквенный сок, и меня почти не вырвало, но он все равно вышел через нос, потому что я смеялся… Сейчас Фели, разглядывая знакомые стены, усмехается и вспоминает, как тогда облегченно выдохнула, понимая, что озорной нрав брата возвращается. Она ведь была готова поспорить, что тот уже начал надоедать целителям и всем тем, кто был рядом. Ведь так долго пролежать без толку и с кое-как рабочей головой — это сущее наказание для ее младшего брата, который настроил планов на месяцы вперед за то время, пока лечился. Скорпиус сейчас точно отрабатывает наказание за то, что пытался с Альбусом и Дорой пронести в комнату яйцо детеныша дракона, которое доверил им Хагрид. Зачем и почему им понадобилось это сделать — никто так и не объяснил. Но зверенок вылупился прямо в кабинете директрисы Макгнонагалл, чему та была, конечно, не совсем рада, но против заливающегося слезами полувеликана не пошла и смягчилась, отправив тройку вручную отмывать всего лишь половину тех котлов, которые они должны были мыть. Хотя Офелия и уверена, что, на самом деле, их столько и было, но, вероятнее всего, мыть юная троица должны были не эти грязные «сковородки», как выразилась Дора Уизли, а что-нибудь похуже. Интересно, что будет, когда они подрастут? — Нам придет конец. — Что?.. — потерянно моргнув, Офелия почти врезалась в спину остановившегося Фамеликуса. — Что ты сказал? Мел, замявшись, нехотя повторяет: — Если маглы будут так часто вмешиваться в порядки нашего мира, то ничем хорошим это не закончится. Нам придет конец. Волшебник поджимает губы и отказывается смотреть на нахмурившуюся подругу, которая, склонив голову, впивается в него долгим задумчивым взглядом. И когда-то для него это было странным: стоять и в ответ смотреть на глубоко ушедшую в свои мысли девушку со светлыми, чистыми глазами, либо тянуть ее за собой в место куда менее людное. Мел хорошо помнил то время. — Эй, — восьмилетний Мел щелкает пальцами перед щекастым, бледным лицом и смеется, когда его обладательница очаровательно краснеет и отворачивается, — эй, Феллс, сколько печенья тебе нужно, чтобы вот так не застывать? Волшебник карикатурно выпучивает глаза, кривит рот и показывает язык, чем смешит Лесси и Дамиана, которые, соскочив со скамейки, приняли похожие позы и вслух начали выкрикивать разные глупости, пришедшие в их маленькие головы. — О, Мерлин, эта птица похожа на нашего вчерашнего цыпленка на ужине! — Или на тебя сегодня утром! В саду Малфой-Мэнора раздается громкий шлепок и мальчишеский вой, перекрываемый уже смехом самой Офелии, которая, подойдя к Лесси, помогает ей поправить шапку, застрявшую в капюшоне из-за туго обмотанного вокруг шеи зеленого шарфика. Но громко восклицает, когда подбежавший к ним Дамиан хватает короткие, недавно и неровно стриженные волосы Паркинсон и ворошит их настолько сильно, что та становиться похожа на озлобленного и надутого ежа. — Ну, — вздыхает Фамеликус и достает озябшие руки из карманов, — теперь ты ее точно разозлил. И прежде, чем кто-либо успел что-либо сказать или сделать, натягивает несчастную шапку Паркинсон прямо на глаза и толкает замерших друзей в плечи. — В рассыпную! Он бежит быстро и оглядывается лишь тогда, когда оказывается за самым дальним, громадным кустом, замечая, как такой же запыхавшийся, но безумно довольный Забини машет ему шарфом с ветки дерева. — Как ты забрался туда? — шепчет Нотт, осознавая, что боязливого друга снимать оттуда придется с помощью лестницы. И еще придется пообещать, что никто подшучивать над этим никогда не будет. Да как же. — Где Феллс?.. Раздается визг и зловещий смех, от которого Дамиан на дереве бледнеет и крепче обхватывает ветку, пока сам Мел всеми силами пытается слиться с пожелтевшими кустами. Он даже сквозь куртку чувствует колючие ветки и холодные капли, падающие с листьев на него, но продолжает отходить, пока спиной не упирается в забор. — Кхм. Чужой, излишне искусственный кашель пробирает до маленьких костей, и Нотт испуганно пищит, пулей выпрыгивая из кустов. Однако радуется недолго, потому что его тут же утягивает в крепкие объятья Офелия и валит с ног, громко смеясь. — Эй, Мел, — она говорит ему, — ты бы видел свое лицо. Фели выпучивает глаза и широко открывает рот в немом крике, а потом поднимает голову, когда слышит смешок сверху. — Похоже ведь, ну! — и встает, подавая руку раскрасневшемуся Фамеликусу. Она с неприкрытым весельем смотрит на Лесси, которая, потирая ладошки в попытке согреться, в ответ улыбается. — Только представь, как будет выглядеть его лицо, — она указывает пальцем на притихшего Забини, который пронзительно заверещал и повис, как тряпка, на ветке, когда волшебница ринулась к нему. — Я достану тебя! Мел, наблюдая за тем, как Лесси стремительно настигает свою жертву, невольно пугается тихого смеха рядом подпрыгивающей в попытках согреться и одновременно отряхивающей от ломких, пожелтевших травинок свое пальто Фели. Ее волосы, старательно уложенные утром с помощью Пибел, он не иначе, как гнездо, теперь назвать не мог и лишь с сожалением следил взглядом за тем, как голубая, теперь подавно ненужная лента медленно опускалась на землю. — Мел, — подала голос волшебница, — она ведь не даст ему спуститься, правда же? После ее слов Мел хмуриться и поднимает голову, чтобы увидеть картину, происходящую вдалеке, но внезапно замирает, в полнейшем шоке осознавая, что из окна второго этажа на них все время смотрел Таурус. Дрожь мимолетно прошлась по телу из-за хмурого и недовольного выражения на лице мальчика, который, скривившись, дернул сжатые в руках шторы и исчез. — Феллс, почему он?.. — Нотт хочет повернуться к притихшей Офелии и спросить ее, почему она так нагло соврала о собственном брате, но девочка внезапно вскрикивает, чем пугает Фамеликуса, и вновь хватает его за руку, чтобы потянуть за собой. — Мерлин, он упал на нее! — кричит она, и Мел, наконец, замечает лежащих друзей, которые еще и свернулись калачиком, постанывая от боли. — Быстрее! И Фамеликус бежит. А потом, оказавшись слишком близко, пугается вида крови на бледных лбах и трусливо отступает назад, внезапно упав, споткнувшись о собственные ноги. Его руки взволнованно дрожат, когда он поддается отчаянному голосу Офелии, которая, придерживая голову Лесси, просит его помочь и в ужасе смотрит на скулящего Дамиана, а потом кричит имя эльфа. Все остальное покрыто окутанным страхом туманом, который волшебник потом рассеивает, оказавшись перед камином в большой гостиной, рядом с друзьями. Ему мерещатся Пибел и ее причитания, а также взволнованный взгляд Фели, устремленный сквозь него, на лестницу. Он был так чертовски напуган. А сейчас Мел смотрит на нее, следит за тем, как тонкие, холодные пальцы обхватывают его запястье и тянут ближе к девичьему телу. — Мысли оптимистичнее, — Фели улыбается ему и прижимается щекой к плечу, вздыхая, и волшебник невольно засматривается, хмурясь и признавая отчетливую синеву под глазами и слишком неестественную бледность. Думает, что виной тому гребанный Уизли, уверенный, что ему все сойдет с рук. Кусок дерьма. Мел почти кривится, словно действительно учуял зловонный запах, и чувствует, как внутри что-то вскипает. — Я пытаюсь, — он закатывает глаза, когда слышит гул, и понимает, что они совсем рядом с Большим залом, где сейчас будет не продохнуть из-за снующих из стороны в сторону студентов. Ему хочется склонить голову и поцеловать Офелию, успокоить ее напрягшееся тело. — Что такое?.. Юноша честно не понимает причин перемен, пока не смотрит в ту же сторону, куда уставилась Фели. Открывает рот, чтобы сказать что-нибудь — вернуть ускользнувшее внимание, но… Неужели они в чертовой коробке живут, раз видятся так часто? Мел не сдерживает мрачного смешка, когда замечает отвратительное трио, состоящее из суетящейся и раздражающей Лонгботтом, нескладного Уизли с самой отвратительной улыбкой во всем Хогвартсе и недоразвитого, влюбленного Поттера, от которого Нотта скоро по щелчку пальца будет воротить. Блеснув хищной улыбкой, он, словно заигрывая с недовольным гриффиндорцем, медленно притягивает к себе Офелию ближе и шевелит пальцами, сжимая ими мягкую ткань школьной формы. Кажется, еще немного, и мягкая кожа бедра откроется ему, согреется под теплотой плоти. А Офелия заерзает, смущенно умоляя его остановится, но продолжит дышать глубоко, прижимая ладонь ко рту и кусая из-за рвущихся наружу отчаянных и лишних в этом месте звуков. Ее обязательно будет трясти от чувств и ласк, а потом… Потом она увидит, что это всего лишь Мел, ее лучший друг, и засмеется, переводя все в шутку, посмотрит в сторону Фреда Уизли и вновь отчаянно покраснеет, жалуясь на приятное чувство внизу живота. Черт. Жарче, становится жарче внутри от мрачного чувства, охватывающего нутро. Мел цепляется за вновь мелькнувшее лицо Поттера. А Джеймс, словно решившись, делает шаг вперед, но его отдергивает кто-то из игроков, а потом подтягиваются и другие гриффиндорцы, громко о чем-то ревущие, и Поттер остается, к счастью, там, улыбаясь широко и открыто, обхватывая чужое плечо в объятьях. Смеется, откидывая голову назад, пока другие продолжает надрывно кричать, а потом скандировать его имя. Поттер говорит что-то, совсем не стесняясь, вовлекаясь и становясь ведущим группы, главным, тем, кем был всегда. Он шутит о чем-то — Мел видит это прекрасно. Позер. И поэтому морщится от отвращения. А рядом с Феллс строит из себя святую невинность. — Так, — Мел говорит почти неслышно, но уверенно, — ты что-то еще хотела сказать? Его передергивает. — Совершенно ничего, — нагло врет ему Офелия, в то время, как привстает почти что на носочках, чтобы казаться заметнее для Фреда, который, конечно же, заметил, но предпочел сделать вид, что сегодня у него на такие нежности совсем нет времени. Трус, а вчера ведь почти поклялся поговорить с ней. — Я пытаюсь увидеть, что у нас сегодня. Не поверил. Но Фамеликус почти давится из-за смеха, который грозился вырваться у него изо рта, потому что искать уже исчезнувшего Фреда Фели не переставала, как, ожидаемо, Поттер, очень, черт возьми, ожидаемо, тупица-Джеймс все это время не переставал казаться еще заметнее и смотреть на волшебницу самым жалким взглядом, который Нотт когда-либо видел. Мел невольно хмыкает. И ведь действительно надеется, что ему перепадет. Вон, надежды не теряет, продолжает выдумывать что-то. Смотрит так, словно уверен, что сегодняшний, ничего не значащий день в библиотеке изменит что-то. Что Феллс, забыв про все обиды и собственные слезы, сама придет к нему, чтобы забыться. Да как же. — Смотри, — Фели мнется, словно не знает, говорить ли ему или смолчать и в спокойствии дойти до стола. — Смотри!.. Там Лу! Она, удивленно ахнув, почти сияет, радостно улыбаясь мальчику, который бежит к ним, размахивая листом, на котором даже Мел прочитывает, что выполнил работу младший-Уизли превосходно. Вот не зря ему одолжил их с Феллс старые конспекты. Хотя бы плесенью не покроются, да и в камин случайно не выбросятся. Подбежавший к ним Луи дышит часто. — Я сдал его! — и улыбается широко, демонстрируя ровные, белые зубы, так что Нотт наигранно прищуривается, притворяясь, что радость мальчика для него слишком ослепляющая, пока Офелия смеется и целует вмиг смутившегося и потупившего взгляд Луи в лоб и обнимает. — Я сдал его, и даже смог попасть на тренировки по квиддичу, — шепчет Уизли волшебнице в плечо, — я смотрел, как играют наши. И думал… — Как быстро мы продуем Гриффиндору? — Мел морщится от мощного толчка и недовольного взгляда Офелии, но в ответ лишь безразлично пожимает плечами, мол, я же говорю чистейшую правду. — Что? У нас на это больше ставок, чем на саму игру. Без шансов. И все они об этом знали, но поддерживать волнующихся игроков не переставали. Может, тешились надеждой, что все обойдется, что их упаднического духа никто не заметит. Что тех, кто ушли, возможно заменить. Ведь в этом году они остались без лидирующей тройки шестикурсников из Равенкло, которых почти сразу же в конце прошлого года позвали участвовать в игре за материком. Те не долго думали и упорхнули из школьного гнездышка, как только им это разрешили, наплевав и на учебу, и на мольбы младшеркусников, которые в страхе шептались о том, что же их будет ждать дальше. Тогда они с Фели чувствовали себя обособленными из-за эгоистичного безразличия к игре, на которую ходили по сугубо личным причинам. На их скупые слова поддержки лишь отмахнулись, да едко что-то прокричали, не веря ни капли в их заверения о скорой победе. Даже интересно, как их команда смогла собраться вновь после такого. — Хорошо, что ты хотя бы при них такого не говоришь, — Фели покачала головой и подтолкнула Луи ко входу в Большой зал, куда направлялась вместе с Мелом. — Они такими взволнованными никогда не были, поэтому нам всем действительно стоит поддерживать их. Кто как горазд. Очевидно, хотелось ей добавить, но она смолчала. — У нас всегда есть шанс, — назидательно выразился Луи и вновь улыбнулся Офелии, — вдруг поймаем снитч, и тогда, может быть, мы окажемся первыми. Или чертов Поттер, как всегда, зубами вырвет его у нас прямо перед носом. Мелу кажется, что о чем-то таком подумала и засмущавшаяся Офелия. Подозрительно прищурившись, Нотт внезапно угукнул и заговорил: — Просто представьте лицо непобедимого Поттера. Лу, вот как думаешь, вокруг него будет виться тогда эта шайка-лейка поклонников? — его голос звучал неискренне возбужденно, а сам Фамеликус смотрел на округлившую в попытке не выдать себя глаза Офелия, сжавшую плечи Уизли чересчур сильно. — Даже представить страшно, что будет с нашей звездочкой после такого провала. Нет, но он мог это сделать. В самых ослепляющих красках после того, как Поттер много лег назад неприятно подшутил над ним перед всей школой, выставив недоразвитым шестеркой, с которым понятно-по-какой-причине дружат девочки. А вот после слов, что лучше дружить с ним, чем с таким грязным оборванцем, как Джеймс, тот нешуточно ударил его, швырнув учебник в лужу. А потом еще и рассмеялся возмущенной Офелии в лицо, предлагая дружить с ним. Протянул испачканную, смуглую руку, даже попытался ухватиться за испуганно воскликнувшую волшебницу, которая больно ударила его по руке. И Мел видел, как Джеймс тогда, словно наконец-то поняв, каким глупым был его план, сам почти расплакался, прижимая руку к груди, и сбежал вместе с кучкой каких-то гриффиндорцев, пообещавших разобраться с Фели, но, конечно, так никогда этого и сделавших. — Мерлин, Мелли, прости меня, — воскликнула тогда волшебница, прижимая его к себе и помогая подняться. В ее глазах стояли слезы, а губы тряслись, словно от сильного холода, и Нотт был уверен, что та сейчас вновь ничего не понимала и дрожала лишь от страха за его детскую, бесполезную шкуру, отказываясь даже признавать зачинщика ссоры, замершего далеко возле входа в школу. — Я должна была заступиться за тебя, ах, твои колени в крови!.. А Мел краснел от стыда, боясь гнева, готовящегося вырваться наружу, потому что… черт возьми, какой бездарный способ привлечь внимание, Поттер. — Я в норме, – повторял он, пока Офелия почти что несла его на себе в больничное крыло, поддерживаемая появившейся Лесси. — Я в норме, не волнуйся. Но в ответ цокает уже Паркинсон и смотрит на него ясным, задумчивым взглядом, от которого хочется блевать. — И почему мы покрываем этого идиота? — хотелось спросить ей. — Сам не знаю, — хотелось раздраженно ответить ему. Мел молчит до позднего вечера, заботливо укутанный в домашнее одеяло Офелии и с теплой кружкой какао, принесенной опечаленной Виктуар, которая поклялась ему поговорить с Джеймсом. Но Фамеликусу слишком плевать на это, потому что, честно говоря, ему все еще стыдно смотреть в глаза своему лучшему и единственному другу, который, вопреки всем нахальным заверениям Поттера, остался с ним. И даже сейчас, засыпая от усталости, Мел почувствовал дрожащие губы на своем лбу и пожелания сладких снов. И он уснул, совсем не беспокоясь, что злая Люси накричит на них с Виктуар и потребует вернуться в комнаты немедленно, что мимо снующие равенкловцы подшутят над ним и попробуют затащить его в женские спальни, и что Флитвик, узнавший о стычке детей, заявится и потребует объяснений. Мел уснул, и, удивительно, ему совсем ничего не приснилось. Но сейчас… очевидно, даже уже уши кричали об обратном, когда Офелия внезапно вклинилась в разговор, неловко защищая, кто бы мог подумать, Поттера. — Ну, думаю, не все дружат с ним из-за его непобедимости, — она даже нахмурилась, словно сама не поверила в то, что сказала. — Может… может, и для его команды, и для нас все закончится неплохо, и все останутся довольны. Как думаете? Луи подхватывает ее мысли, радостно восклицая: — Да, у-у, представьте, что будет, если у нас окажется ничья. А если мы в самый последний момент все-таки поймаем снитч? Ртом! Как дядя Гарри!.. И продолжает говорить беспрерывно, эмоционально размахивая руками, как взбалмошный воробушек. Удачно, что Лу совсем не замечает ту едва ощутимую смену настроения старших, не видит, как озадачился и заметно насупился Мел, как Фели, испугавшись собственных слов, посмотрела вперед и безошибочно узнала мелькнувшую неподалеку лохматую голову Джеймса Поттера, такого громкого и наслаждающегося всеобщим внимание, что ей на секунду стало совсем не по себе. С ней он был совсем другим. С ней у него было лицо, будто рядом всегда были тысячи магловских мин, готовых взорваться в любую секунду. А сейчас Джеймс, словно насмехаясь, ведет себя как обычно. Как Джеймс Сириус Поттер, впитавший имена давно почивших людей и верный их идеалам, мальчик, от которого всегда были одни проблемы, но который часто ухитрялся выходить сухим из воды. Как человек, способный зло подшутить над всеми в этой школе смеха ради. Как волшебник, настолько же талантливый, насколько бесцеремонный и шумный… Как парень, у которого неожиданно оказались не специфичные, но точные и кропотливо выявленные вкусы и который оказался зачинщиком настоящей эпидемии крашеных волос у студентов прошлой весной, когда все вновь расцветали после болезни. Наверное, Офелия не настолько верит слухам, как молодой человек, с которым скучать не приходиться, потому что… Ну!.. Фели смущенно опускает взгляд, боясь, что ее мысли могут услышать. Говорят… Она слышала, что Джеймсу совсем не нравятся долгие отношения. Даже по их меркам, совсем недолговечным. — Да, да, — громкий, уверенный голос оглушает замершую возле кабинок Офелию, — он так ей и сказал: «Мне стало скучно»! Представляешь, а ведь она ради него даже летом сбежала в Косой переулок, и это несмотря на домашний арест! Родители ее чуть не убили!.. Совсем рядом доносится тяжелый, удрученный стон. — Мне он почти тоже самое сказал, а ведь мы только разок поцеловались, — голос был пропитан обидой и слабой грустью, и Фели стало жаль бедную девушку, которая, схватившись за ручку, поспешила выйти из кабинки. — Зато как, конечно, но… Ой, Офелия, давно ты тут? — Нет, — вежливо улыбнувшись, отвечает волшебница, слабо дергая ленточку, державшую растормошенную косу, свисающую через левое плечо. — Я зашла сюда пару секунд назад. А вы?.. — Да давно, — махнула рукой гриффиндорка и направилась к зеркалу. — Вот обсуждали дела, личные. Вымыв руки, она неожиданно достала из кармашка сумочки блеск и сразу принялась аккуратно водить маленькой кисточкой по губам, распределяя густую, блестящую и вкусно пахнущую жидкость. Рядом оказалась ее собеседница, и они переглянулись несколько раз прежде, чем посмотреть на дверь кабинки, за которой скрылась сама Фели. — Офелия, а вот твой Мел, как и все мальчики, дурак? Как думаешь? — прозвучало совсем рядом, и волшебница, вздохнув, дернула за веревку, позволяя сработать сливу для правдоподобности своего нахождения. Честно говоря, ей было даже интересно узнать, почему ее отношения с Фамеликусом сравнили с отношениями той девушки и Джеймса. У них все совсем не так. Даже как-то обидно, что есть те, которые думают иначе. — Мел хороший, — Фели ответила им, как только сама подошла к старым раковинам, чтобы смыть грязь. Ей даже захотелось потянуться за своим блеском для губ, но мысль о том, что несколько минут назад она им уже пользовалась, остановила ее, поэтому в ход пошли обычная расческа и палочка, единственная вещь, по-настоящему способная справится с ее тихим ужасом на голове. — Правда, в последнее время совсем не головой думает, но, в целом, внимательный и милый. Ее улыбка получилась смущенной. Те самые девочки захихикали и заинтересованно уставились на нее: — А ревновать не будешь? Вдруг мы все его внимание украдем?.. Сомневаюсь — первая мысль, пришедшая в голову Офелии, успокоила ее взволнованно бьющееся сердце, готовое разбиться при мысли о том, что ее самый лучший друг перестанет быть им и уйдет от нее. Ведь, правда же, для них с Мелом такое невозможно. Они же как семья, поэтому обязательно будут общаться, жаль, конечно, в таком случае меньше, чем обычно. — А вы попробуйте, — лукаво улыбнулась им Фели и попрощалась, неловко качнувшись, когда до нее вновь донеслись голоса, слышимые за почти закрытой дверью. — … я думаю, нет, я уверен, что именно они попадут в лучшие команды по квиддичу после школы, слышите? — голос Луи моментально стих, стоило ему увидеть Люси и вздрогнуть от ее недовольного взгляда. — Мне кажется, она уже забыла, что ты говорила с ней. Фели, моргнув, крепче обхватила пальцами плечо мальчика. Ей пришлось сфокусироваться на молодом, бледном лице, усыпанным веснушками: Люси выглядела хуже, бледнее. Ее губ было почти невидно — так сильно она их сжала. — Ты уверен, что она смотрит на тебя? Нахмурившись, Офелия поворачивает голову в сторону Мела, замечая совсем рядом худую и укутанную в огромный шарф Молли Уизли. Та, почувствовав нежелательное внимание, нервно кивнула им и поспешила к столу Хаффлпаффа, казалось, став совсем крохотной, когда вставшая из-за стола Люси прошла мимо нее, чуть не задев плечом, и мимо них, сухо отчеканив: — Не опаздывайте. Луи вздрогнул, качнувшись на пятках, и посмотрел отчаянным взглядом на обеспокоенно поджавшую губы Офелии, а потом на Мела. — Я не понимаю, — признался он тихо. — Почему она такая? И Луи мог бы сказать многое о своей кузине. Что она невообразимо скучная, педантичная и, в некотором смысле, злая. Что летом он буквально почти расплакался от счастья, узнав, что они увидятся лишь перед отправкой в Хогвартс. Луи злорадствовал, когда прошлой весной Люси неожиданно отчитала ее мать, Одри, сухая на вид женщина с острыми плечами и скулами, которые обе ее дочери унаследовали. Она тогда говорила негромко, осуждающе и в конце взмахнула рукой, покинув комнату. А Люси… Люси, казалось, даже в лице тогда не изменилась, не сдвинулась совсем с места и продолжила читать книгу, объем которой сам Лу не осилил бы и за целое лето. И он совсем не желал навязываться и лезть к старшей кузине: попросту был малодушно рад тому, что теплые, весенние дни проведет с Роксаной, с которой делил разницу в возрасте лишь на пару месяцев. Да и сейчас, если бы он пригляделся, то заметил бы темную, кудрявую макушку младшей кузины среди других за гриффиндорским столом. Но вместо этого Луи, подталкиваемый тихо переговаривающимися старшими волшебниками, становившимися все мрачнее и мрачнее из-за нечаянных, беззвучных для маленького равенкловца слов, уселся за свой стол, все еще мучаясь от несправедливости, когда Мел, фыркнув, повернулся к нему и сказал: — У меня пальцев меньше, чем в вашем фамильном сарае людей. Черт возьми, у тебя нет проблем. И Лу, задетый до глубины души, замолчал и ближе положенного подвинулся к Офелии, которая, уткнувшись в тарелку, так на них с Мелом и не посмотрела.       Фред направлялся в сторону квиддичного поля, крепко сжимая в руках метлу. Ощутимый ветер, прорывающийся к нему, бодрил и, словно превращенный в длинные, холодные пальцы, хватался за тело, подталкивая вперед, и волшебник не сопротивлялся и шел все быстрее, тая в вечерней мгле. — Вот оно. Фред замирает, прикрывая глаза и вслушиваясь в несуществующие крики. Ему кажется, что не будь его здесь, все было бы напрасно — вся его недолгая жизнь не стоила бы и кната, потому что он клянется, что был рожден для полетов на метле. Даже сейчас, окрыленный Фред спешит взобраться на метлу и взлететь. Приседает, в голове отсчитывая мгновения. И вот, его ботинки почти отрываются от земли. Осталось всего немного, и он… — Фред. Ругается громко, испуганно хватаясь за вязанный свитер и смеясь нервно. — Кто такой смелый, а?.. Оборачивается, не переставая смеяться, и замирает. Черт бы побрал этот год. На против него стоит совсем не улыбающаяся Фели, завернутая в огромный, очевидно, принадлежащий говнюку-Фамеликусу, свитер. Фред не видел больше ничего, потому что отвернулся от нее, не желая замечать больше никаких вещей, которые когда-то были ему интересны. Открыв рот, Уизли решает ступить ближе к девушке, понимая, насколько сильно не хочет быть услышанным никем, кроме нее. — Феллс, — начинает громко, но потом стихает, теряясь. Что он должен сказать ей? Фред прикрывает глаза руками. Должен же что-то. — Сейчас мы будем говорить серьезно, да? Уизли виновато поджимает губы, когда совсем рядом доносится тяжелый вздох.