Был обычный день. Ну, как обычный, может быть для олицетворения страны, которая работает день за днём, совершенно не отдыхая и запивая чашки за чашками кофе залпом?
Германия не был один. У него было правительство, жители и собаки. Но не было девушки. Зачем ему она? Бррр, даже думать не хотелось. Что и Германия и сделал.
— Германия, Германия!
Черт. Опять он. Сколько уже можно?
— Привет, Германия!
Германия тихо вздохнул и повернулся к голосу.
— Здравствуй, Италия. Давно не виделись. Что ты здесь делаешь?
— Я? — удивился Северный Италия и весело прощебетал. — Я снова решил встретиться со своим другом!
Зная, что подразумевалось под словом «друг», Германия, сам того не замечая, улыбнулся. Всё-таки Италия, да, немного, но все же влиял на Германию.
— Как у тебя дела? — спросил Феличиано, когда оказался у дома Людвига. — Как жизнь? Ты опять целыми днями работаешь, да?
— Да, — кратко ответил Людвиг, рассматривая документы. — Все как обычно.
— Может отдохнёшь? — Варгас улыбнулся и взгляд Байльшмидта случайно оказался на его губах.
— Эээ… — завис он, пытаясь скрыть наваждение. — Конечно, конечно. Только это… когда?
— Да хоть сейчас! — Феличиано одобрительно кивнул и побежал в дом Людвига, пока тот застревал в своих мыслях.
«Чертов Италия! — воскликнул голос в голове Германии. — Его улыбка и слова подолгу застревают в моей голове. Что со мной? Он, как будто дьявол, завлекает меня взглядом…»
Придя домой, он тотчас же пошел в свой кабинет, закрывшись на замок, чтобы Феличиано не смел его тревожить своими очередными возгласами и болтовней, которую Германия хоть и любил, но терпеть не мог, когда ему мешают.
Но, увы, ему не было суждено работать безо всякого шума.
Услышав шаги Италии, Людвиг ничего не мог сказать, лишь просто вздохнул. Ему не удастся нормально доработать тот документ.
— Германия, я приготовил пиццу с ананасами! Ты будешь? Если что, я ее оставлю в холодильнике! Когда захочешь, можешь взять ее! — крикнул Италия по ту сторону двери.
— Италия! — громко ответил Германия, убирая подальше папки разных цветов и толщины. — Я терпеть не могу ананасы!
— Ой, прости пожалуйста, Людвиг! — извинился Италия и слух Германии уловил, как он принялся убирать посуду. — Тогда я позже сделаю другую!
— Не стоит так утруждаться, Фели, — вздохнул Германия. — Если что, я просто могу убрать кусочки ананасов.
— Людвиг, ты такой умный! — он почувствовал, как Феличиано по другую сторону двери аж засиял. А сам он просто… улыбнулся. Его щеки покраснели, а руки начали немного дрожать, благо, Германия не держал сейчас горячую кружку с кофе, иначе бы мог расплеснуть его на чистый костюм. — Я в жизни бы не додумался до этого!
— Глупый, глупый Фели…
— Может ты выйдешь, а, Людвиг? Ну пожалуйста, пожалуйста! Я хочу посмотреть на тебя в том костюме, помнишь?
— Ох, хорошо, хорошо, — Германия не мог отказать Италии, и, подправив воротник рубашки, он отпер дверь и на него набросился итальянец, обнимая крепко-крепко.
— Вау! — Италия засиял и принялся трогать костюм, даже не замечая краснеющего Людвига, который от стеснения закрыл глаза руками. — Как прекрасно выглядишь! Можно я тебя нарисую?
— Меня? — удивился Германия и даже от шока открыл глаза. — Ты говоришь правду?
— Зачем мне врать? — улыбнулся Феличиано и затем отпустил Людвига. — Конечно, я говорю правду. Так ты согласен?
— Д-да, — произнес Германия и вновь покраснел. — Может нужны специальные приспособления?
— Не надо, — замахал руками Италия. — Я все нужное всегда тащу с собой.
— Хорошо… — улыбнулся Людвиг и Феличиано побежал к своему багажу.
Пока он выбирал определённые краски, кисточки, палитру и место для рисования, немец ждал.
— Людвиг, Людвиг!
Феличиано вмиг оказался возле него.
— Что такое?
— Я готов! А ты?
— Конечно, — кивнул немец и пошел за итальянцем, который уже все подготовил.
Как только они дошли до кабинета Германии, Италия улыбнулся и сказал:
— Я тебя нарисую в официальном стиле. Такой костюм хорошо подходит атмосфере твоего кабинета, к тому же, я хочу попрактиковаться именно в таком стиле.
— Хорошо, — лишь мог сказать Германия. — Убрать лишнее?
— Не нужно, — отмахнулся Северный. — Просто подправь немного расположение кресла. И сядь на него как обычно, представь, что меня здесь нет.
— Ты так серьёзен… — удивился Людвиг, смотря на Феличиано, который разбирал принесённое.
— Такая работа требует серьёзности. Не до веселья сейчас, — тихо ответил он, как бы показывая, что не до Людвига сейчас, нужно ставить мольберт на пол, не разлить краски, положить осторожно палитру, не уронить мокрые кисточки. — Готово! — воскликнул он и немец сразу же взбодрился. — Так-так, немедленно повернись сюда, ко мне! — Германия тотчас выполнил его распоряжение, стараясь сохранить серьёзный вид, хотя не получалось, вместо этого он смутился и немного стеснялся.
— Это долго? — спросил обеспокоенный он и от волнения у него зачесались руки.
— Смотря как, — ответил Феличиано и макнул кисть в краску. — Будь потише и не мешай мне.
Людвиг кивнул.
«Почему теперь как будто все наоборот? Мы поменялись местами так легко. Он стал немцем, а я будто на миг стал итальянцем».
— О чем думаешь?
— А? — Германия на миг вернулся в реальность. — Ты рисуешь?
— Я-то пишу, — поправил Италия. — Но твой вид мешает мне делать свое дело.
— А что не так? Я исправлюсь.
— Твой взгляд слишком грустный. Мне бы хотелось запечатлеть тебя менее эмоциональным. Просто представь, что ты сейчас на работе и разговариваешь с политиками, — выразил свои предпочтения Феличиано.
Людвиг попытался представить себя перед политиками, пробуя стать вновь серьёзным, до того, как Феличиано пришел к нему в гости.
« — Людвиг, почему ты не принёс ту папку? Она была необходима для встречи! — произнесла ****
— Прошу прощения, герр ****! Я был вынужден отлучиться на время с Феличиано и совсем позабыл о папке! Но все хорошо, папка у меня лежала в сумке, — извинился Людвиг».
Но из мыслей его вывел веселый голос итальянца.
— Замечательно!!! Я не ожидал, что ты примешь на себя эту роль настолько по-настоящему! Правда, не очень вышло, — Фели поник и Людвиг взглянул на картину.
На ней стоял он, в тёмном костюме, державший красную папку с документами.
Хмурый вид означал что-то невероятно серьёзное, будто он оплошал и не мог исправить, либо пришлось решать за других.
Людвигу было нечего сказать. Картина была прекрасна. Феличиано смотрел на него, ждя какой-то бурной реакции, как казалось, но был разочарован.
— Что-то не так? Я исправлю… — выдал Италия и взял картину.
— Нет… — единственное, что мог сказать Германия. — Это лучшая картина в моей жизни.
Италия посмотрел на него и замолчал. Его уши начали приобретать красноватый оттенок, а завитушка вдруг получила форму сердца.
— Правда? — воскликнул он. — Людвиг, ты серьёзно? Честно? Ты не врёшь? Она тебе нравится? — начал расспросы он, чтобы убедиться. Германия кивнул.
Слов не нужно было, чтобы понять одно: Людвиг действительно любил Феличиано.
Правда, оба намёков не понимали…
Вдруг на весь дом раздался звонок.
— Ну кто еще в такое время пришел? — заворчал немец.
Открыв дверь, он тотчас же попятился подальше.
— Привет, Людвиг!!! — воскликнула Элизабет и принялась кричать на весь дом. — Фели! Фели!
— Э-элизабе-т! — закричал Феличиано. — Наконец ты пришла!
Они принялись обниматься.
Людвиг лишь вздохнул.
— Кхм, — прокашлял голос сзади них.
— Родери-и-и-их!!! — крикнул Италия, побежав навстречу Австрии. — Давно не виделись!
— Давно, давно, — согласился Родерих. — Будь так добр не обнимать меня пожалуйста, а то замараешь ту рубашку своими красками.
— Но Австрия-я… Мы же с тобой давно не общались за пределами саммитов! — заныл Феличиано.
— Ладно, — вздохнул Австрия, и Италия обнял его, чуть не пища. — Здравствуй, Людвиг.
— Ээ... Здравствуй, — смущённо произнёс Германия, со стыдом глядя на брата из-за поступка Италии, — Может останешься?
— Извиняюсь, но у меня нет времени на отдых. Мы с Лизхен оказались в одном городе, и, к большому сожалению, возле нашего расположения был только твой дом. Но остаться мы не сможем, верно, Лизхен?
Венгрия одобрительно кивнула.
— Увы, да, но вы останетесь вдвоем, — она улыбнулась.
Людвиг лишь смутился, а Феличиано весело прощебетал.
— Конечно! Я приготовлю ему много пиццы, сварю спагетти и буду рассказывать разные истории! Те, которые ты мне рассказывала, Лиз!
— Просто замечательно! — хлопнула в ладоши Элизабет и затем произнесла: — Людвиг, отойдем в сторону.
Людвиг молча кивнул и затем пошел за ней в его комнату.
— Лизхен, что-то не так? — спросил он, не скрывая удивления.
— Естественно не так! — рассердилась Элизабет. — Хватит скрывать!
— Что именно? — не понял немец.
— Ты не понимаешь намёков, — вздохнула она.
— О чем ты? — Германия серьёзно посмотрел на нее, а затем начал ходить по комнате.
— У меня больше нет сил, — заныла Венгрия. — Ты ведь понимаешь, что делаешь с сердцем Фели?
— Так что же? — Германия задумался. — Я вроде ничего не делал.
— Вот именно! В точку! Ты ведь знаешь, что у вас обоих есть к друг другу чувства?
— Стоп, — Людвиг моргнул. Чувства? — Ты ничего не попутала?
— Нет, все верно.
— Может это просто привязанность и всякое такое, — принялся внушать себе немец и взялся за голову.
— Не ври себе, — велела Хедервари и обворожительно улыбнулась. — Искренне надеюсь, что ты поймёшь это первым и признаешься Фели.
— А почему это я первым? — удивился Людвиг, весь красный уже, смущенный.
— Ооо, уже признал, что любишь его, — поймала с поличным Элизабет. — Но мне твои чувства ничего не дадут, иди давай, расскажи ему, пока есть время.
— Я боюсь… — испуганный Людвиг попятился назад. — Вдруг не примет?
— Старайся держать себя в руках и не думать о плохом! — посоветовала она.
— Я не могу! — он закрыл глаза, попытавшись вдохнуть и выдохнуть, волнение заполнило все его мысли.
— Ты сможешь! — поддержала его Хедервари. — Обращайся, если нужно.
С этими словами она вышла из комнаты, и Людвиг остался один, со своими мыслями.
— До встречи! — улыбнулась Элизабет и взяла руку Родериха.
— До свидания, — попрощался он и оба скрылись за дверью.
***
— Грустно, что они ушли, — прошептал Феличиано, зарывшись в одеяло. — Я так хотел показать им ту картину с тобой. Они были бы так рады…
— Все нормально… — постарался подбодрить его Людвиг. — Может попьём чай?
— Не стоит, — отказался Фели. — Я устал…
— Уложить тебя, может? — Германия попытался было вытащить Италию с дивана, но тот не захотел.
— Не хочу.
— Что с тобой такое сегодня? — удивился Германия.
— Я себя странно чувствую. Вот, в сердце, — сказал Италия.
— Может, лечиться?
— Я ходил по врачам. Они говорили, что это не к ним надо обращаться… Но я так и не понял…
— Хм, ну бывает, может пройдет… — единственное, что мог сказать Германия.
— Нет, — выразил свои опасения Италия. — Я читал в тех книгах, которые сочинили мои учёные — там говорилось, что так чувствовалась любовь, точнее, так люди понимали, что они любят! Но я не ожидал, что могу влюбиться в кого-либо!
— А в кого ты влюбился? — спросил Людвиг, пока Феличиано витал в облаках.
— В тебя! — Феличиано вмиг оказался на его коленках. В его глазах Людвиг видел яркие зелёные искорки.
— Что ты делаешь? — в панике немец не знал, куда себя девать. — Успокойся!!!
В ту же минуту губы Италии оказались на его губах.
***
Германия никогда не целовался и не любил. Но сейчас его положение изменилось.
Первый поцелуй был совсем коротким: Италия, как и Германия, был потрясён поступком, и сразу же начал кашлять, смущенно, его щеки покрылись румянцем, а глаза, особенно глаза, не посмели смотреть на Людвига, лишь веки тихо опустились вниз.
Стеснительность завладела, оба замолчали.
Первым нарушил молчание Феличиано.
— Людвиг… — произнес он. — А может это…
— Что?
— Я это… тебя люблю… ну… — его пальцы без конца теребили пояс. — Ну очень сильно… больше, чем пиццу…
Людвиг покраснел от такого признания Феличиано и улыбнулся.
— Я, наверное, тоже… ну, обнимемся? — он со смущением протянул руки для объятий и Фели с радостью побежал к нему.
Вдоволь пообнимавшись, они оба пошли спать вместе. Феличиано пришлось долго просить Людвига, но тот еле-еле согласился, ссылаясь на то, что страшно спать одному.
Позже, узнав об этом, Элизабет долго плакала от радости в трубку Родериху и тот старался ее подбодрить, говоря, что все хорошо.
— Ох, Родерих, ты такой добрый… — вздохнула она. — Но извини, ты совсем не умеешь поддерживать.
— Я знаю, — согласился Родерих.
— Но я до сих пор люблю тебя! — воскликнула она и Эдельштайн смутился, но этого никто не мог ни увидеть, ни услышать.
— Я тоже… — еле слышно прошептал он и принялся вытирать очки. Услышав сопение Лизхен, он улыбнулся на минутку и затем выключил трубку.
