Светофоры

Игорь всегда просыпался раньше Пети. Утро Хазина обычно начиналось не раньше часа дня, если не нужно было идти на работу, разумеется; Гром же вставал едва ли не с рассветом. Он успевал переделать кучу дел к тому моменту, как сонный Петя появлялся на кухне и на автопилоте шагал к кофемашине. — Выключи свою дрянь, — проворчал Петя и повернулся к Игорю спиной, уткнувшись носом в спинку дивана. Игорь будильник отключил, задернул плотные шторы и вернулся в постель, примирительно поцеловал взъерошенный затылок. — Нахуя ты вообще его поставил? — Привычка. — Хуичка. Игорь беззвучно посмеялся, ткнулся губами в острые позвонки и затих, стараясь лишний раз не шевелиться, чтобы не спугнуть чужой сон. Но сон к Пете явно не шел, судя по тому, как он ворочался и вздыхал. — Добрейшее, блять, утро, — вздохнул Петя так жалобно, что у Игоря заскреблась где-то на задворках совесть. — Ну, Петь. — Отъебись. Игорь хмыкнул и перевернул его, вжав лицом в диван. Петя зашипел разозленным котом, взбрыкнулся, прижимаясь теснее, но быстро затих, разнеженный горячими поцелуями в шею и плечи. Игорь знал все его слабые места и бесстыдно ими пользовался. Не то, чтобы Пете это не нравилось. — Какой ты все-таки вредный, — беззлобно засмеялся Игорь. Петя возмущенно фыркнул, открыл рот, чтобы сказать что-то колкое и обидное, но из горла вырвался лишь задушенный стон — зубы мягко сжали кончик покрасневшего уха. — Петька-редька. Плечи Хазина затряслись от смеха, который Игорь подхватил, ткнувшись лбом меж торчащих лопаток. С Петей было до одури хорошо и просто. Хазин в его руках ловко перевернулся, оказавшись нос к носу, улыбнулся и прошептал прямо в губы: — Исправляться будешь? Глаза у него возбужденно заблестели, уши покраснели еще больше. Игорь в ответ накрыл тонкие губы мягким поцелуем. Петя довольно выдохнул, сразу же толкнулся языком в рот. Гром, не прерывая поцелуя, убрал явно мешающуюся челку, погладил ласково за ухом — знал прекрасно, что кожа там тонкая и чувствительная. Петя потянул его несильно за волосы, направляя, и сжался весь, когда влажные губы накрыли сосок. Грудь у Хазина тоже была чувствительная, как и шея, спина, да и весь Хазин в целом. Игорь читал его, как открытую книгу, оставлял краснеющие отметины на бледной коже, а после зализывал, заставляя Петю дрожать и шумно дышать, сквозь упрямо сцепленные зубы. — Хватит лизаться, — прошипел Петя, смотрел с напускным недовольством, а у самого щеки тронул едва заметный румянец. — Тебе же нравится, — Игорь несильно прихватил зубами кожу прямо над кромкой домашних штанов, погладил поджавшийся живот и беззлобно фыркнул на сдавленный стон, слетевший с петиных губ. Петя под ним ерзал, хватался беспорядочно за плечи, сильные руки, рассеянно ерошил волосы. Открытый, жадный до ласки, он заставлял сердце Игоря сжиматься каждый чертов раз. Петю хотелось заласкать, занежить, зацеловать всего с ног до головы и никогда не отпускать. — Иди сюда, — прошептал Хазин, потянув его за волосы. Игорь послушно поднялся, ответил на кусачий поцелуй, вжав всем весом в диван, на что Петя приглушенно застонал и развел ноги, потираясь о него бедрами. Грома откровенно вело, возбуждение жаром текло по венам. Хотелось стянуть чертовы штаны, сжать светлые бедра до белых следов и войти сразу на всю длину, позволяя коротким ногтям рвать кожу на спине. Петя, чей стояк недвусмысленно упирался Игорю в бедро, его мысли разделял целиком и полностью. — Давай на бочок, Петь, — цапнул за ухо, втягивая в рот мочку, заставляя задышать чаще. Петя послушно повернулся, завозился, стягивая штаны, и закинул ногу на игорево бедро, когда тот лег на бок следом. Игорь знал, что Хазин любит трахаться лицом к лицу, чтоб можно было целоваться, драть широкую спину и плечи, тянуть за волосы и дышать жарко в шею, оставляя на коже собственнические метки. А потом гладить красные пятна с довольной улыбкой под недовольное ворчание Грома. Вставил сразу два пальца — Петя растянутый с ночи, жаркий, тесный; надавил на простату. Хазин застонал, укусил больно за нижнюю губу и потерся просяще влажным членом о живот. Знал прекрасно, как Игорю нравилось изводить его время от времени, распалять до мокрых глаз и жалобного скулежа, а потом брать медленно, с оттяжкой, чтоб дышать через раз получалось. Игорь успокаивающе поцеловал острое плечо, вытащил пальцы и поцеловал, двумя толчками вошел по основание. Петя простонал так сладко, сжал темные волосы на затылке, подался навстречу, вцепился зубами в открытое горло. Гром двигался неторопливо, входя на всю длину, гладил усыпанную родинками спину. Хазин стонал громче, драл спину короткими ногтями, жадно двигался навстречу. — Хороший мой, — шептал Игорь ему на ухо, погладил дрожащее бедро. Чувствовал, что тот близко был — стонал чаще, цеплялся больно, не контролируя силу, подрагивал весь. — Петя. Петенька. Давай, Петь. Петя всхлипнул, сжался, затрясся, длинно простонал в игореву шею, кончая ему на живот. Игорь успокаивающе погладил его по затылку, хотел выйти и додрочить, но Хазин не позволил, двинулся навстречу, разрешая. Грому хватило нескольких толчков, чтобы кончить, запачкав бедра и ягодицы. — Вот теперь, — сыто улыбнулся Петя, отдышавшись. — Доброе утро. Игорь засмеялся, поцеловал его в нос и сгреб в объятья, уткнувшись во влажные волосы.