счастливого нового года.

      тусклый свет от заходящего солнца еле освещает комнату. за окном багровыми мазками светится закат. лёгкий ветер за окном вместе с призрачно дрожащим светом убаюкивали. убаюкивали кого угодно, кроме нетерпеливой девушки — та, после командировки в снежную, уже исплакалась по отсутствию снега в гавани ли юэ. уже прошло рождество и стремительно приближался новый год, а кристаллики замёрзшей в облаках воды всё не спешили появляться. закутавшись в клетчатый плед, девушка поджимает к груди колени и продолжает проверять отчёт своей помощницы, — яо яо, — о всех событиях в государстве, тратах и закупках группировки цисин за последний месяц.       почти провалившись в спящее состояние, она отправляет яо яо краткое «хорошо, спасибо, отчёт великолепный» и в полном спокойствии и темноте закрывает глаза, поудобнее устроившись на подушках. поспать ей, к сожалению, не дали проклятые биологические часы организма. она села на кровати и удивлённо повернулась. этого здесь не было, а она точно не лунатит.       за белую гардину была зацеплена длинная гирлянда, чуть свисающая по полупрозрачным белым шторам. маленькие лампочки переливались разными цветами, освещая просторную комнату.       она с детским восторгом смотрела на мерцающую гирлянду, словно в жизни не видела ничего удивительнее и красочнее, а в дверном проёме с мягкой улыбкой стояла кэ цин, наблюдающая за проснувшейся и растрёпанной леди. — кэ цин? — спросонья севшим голосом. — это ты сделала?       эхом отдаётся тихая усмешка и слышится напряжённое возмущение пружин — кэ цин села рядом. кэ цин прижала к себе проснувшуюся и мягко чмокнула в макушку.       даже в полумраке было возможным разглядеть розовые пятна на белоснежной коже шеи. мягкий вязанный свитер и запах волнистых волос, перемешанный с ванильными духами и корицей — как же кэ цин скучала по этому. она зарывается в чужие пряди пальцами и целует в щёку. такую сахарную и нежную гань юй нужно целовать-целовать-целовать до потери пульса. — с прошедшим рождеством, моя милая гань юй. — с наступающим новым годом, моя прекрасная кэ цин.       кэ цин тихо смеётся и крепче прижимает к себе гань юй; гань юй закрывает глаза и укладывает голову на ключицы кэ цин. конечно же, от соблазна она убегать не будет — горячие пальцы касаются шеи гань юй и мягко спускаются к оголённому плечу.       от одного касания гань юй становилась зависима, чертовски одержимая кэ цин. каждая их встреча, особенно после длительного периода работы и битв кэ цин, разжигала огонь в её пурпурных, словно слово «инадзума», глазах. а кэ цин желала лишь утонуть в бескрайнем тумане её безумства.       гань юй переполняет безумное желание говорить с кэ цин всю ночь напролёт, рассказывать о своих странностях и вместе смеяться с глупых шуток, как крылатое «жмж это что за туалет», сказанное кем-то из низеньких секретарш. обниматься просто так, без повода, обмениваться худи и идти вместе домой, подкидывая ногами мелкие камешки и худые веточки шелковицы. угощать её печеньем с корицей, которое испекла сама. запах выпечки будет смешиваться с ароматом её парфюма, от которого чувствуешь лёгкое головокружение.       она готова переживать моменты с ней снова и снова, пусть лишь минутные. готова отдать всё, лишь бы очнуться с ней в пустой комнате. хочется просто поговорить, о погоде, отсутствии снега, книгах или любимой музыке, о любой банальщине, только бы они были вместе. они могут посидеть в тишине, как кэ цин угодно, но пусть будут только главная секретарша павильона лунного моря гань юй и нефритовое равновесие цисин кэ цин.       прикосновения гань юй становились забвением для хрупких искр душевной боли такой сильной и неприступной кэ цин. её улыбка согревала в самые зябкие осенние дни. её запах немного отдавал горечью лепестков цинсинь, но дарил полную безмятежность мыслей. пурпур её глаз кэ цин видела в каждом гобелене и флаге среди гавани ли юэ. её волосы путались в белых простынях и сливочных поцелуях.       глаза немного побаливали, несмотря на совсем мягкое свечение и нерезкую смену цветов гирлянды. слышится тихое сопение и кэ цин улыбается, зная, что это первый раз за последние несколько дней, когда гань юй нормально выспится.       как же ей повезло. это насколько же надо быть удачливой, чтобы столкнуться с такой милой, пусть и чуть молчаливой и разбитой, гань юй.       а ведь гань юй — человека, которая ищет уют. везде и во всём. она фотографирует чашку чая и тут же отсылает это кэ цин. ей просто хочется обнимать и дарить тепло. она просто хочет дарить счастье в виде чайных пакетиков, чтобы потом вместе заваривать их.       по телам разливается липкая карамель нежности и дремоты. очень хочется выйти вместе посреди ночи этим прекрасным декабрём, когда в мире никого не останется и слепить снеговика, как всегда хотела её милая гань юй. или же половить снежинки, а затем укутаться дома в гирлянды и пледы, отогреваясь, в обнимку смотреть новогодние фильмы и мультики, попивая их любимое красное вино.       но это всё потом. когда гань юй проснётся, как обычно, ужасно рано, сделает кофе на кокосовом, тонкие блинчики, а кэ цин поднимет к потолку два билета куда-нибудь в волшебную снежную и они полетят. они будут кидаться снежками, делать снежных ангелов, лепить снеговиков и гань юй тихо споёт рождественскую песню и помолится на счастливый год. и кэ цин тоже помолится, пусть верит не в бога, а в счастье. а счастье — это гань юй.