«Даже если я кого-нибудь позову, вокруг никого нет. Да и кому я нужен?»
Бенедикт Блю
Кто бы мог подумать, что за вполне жизнерадостной иллюстрацией из аниме, я вдруг обнаружу человека, что полон боли. Пожалуй, это было самым шокирующим моментом в ранобэ. Это тот самый юноша, у которого были такие красивые с легкой грустинкой глаза в анимационной версии? Это тот самый человек, что постоянно буянил, вызывал улыбку и смущал своими невероятными сапогами? Да! Это оказался тот самый человек, который когда-то был потерян… Бенедикт не скрывает своих чувств. Говорит, что думает. Выполняет обещанное, если дал слово. Да как же так получилось, что он оказался самым закрытым персонажем, которого не смогли прочесть? А создатели аниме тоже были обмануты его мнимым благополучием? Наверное… ведь они даже не разглядели того, кто ему нравится. За Бенедикта Блю, реально брошенного в этой альтернативной Вселенной, я поистине ощутила злость. Как можно было так умудриться, чтобы создать аж два левых персонажа, не существующих на странницах ранобэ, но при этом забить на историю Бенедикта Блю (из четверки героев, сделавших почтовую компанию «С.Н.»)? «Красиво» отобрать у него его любовь, показывать его иногда в кадре: а-ля парень хочет с кем-то перекусить вместе (это что, была плохая попытка показать милую сторону Бенедикта, который любил покупать подарки своим друзьям?), но все его обычно игнорируют, кроме дедули почтальона… А финальный фильм? Завернуть фразу о будущем так, что пусть там грамоту подучит, прежде чем в замы рваться… А! Ну конечно, изменив всю сцену с поездом, как они могли вдруг оценить вклад Бенедикта, после которого Ходжинс совершенно не сомневался, а дал полное право этому молодому человеку стать равным ему! Равным. Точка! Бенедикт станет президентом дочерней компании. Итак. Это все ещё «маленькое» преступление в отношении героя? Ах да, оно было посвящено не Бенедикту Блю, имея название «Вайолет Эвергарден»? Так и ранобэ также называлось… И, чёрт побери, вопрос, который возникает после раскрытия его прошлого, интригой превосходит ожидание: жив или не жив Гилберт. В своей любви к младшему Бугенвиллии, я просто выразила свои мысли, за что я люблю и уважаю оригинального персонажа, не начав развивать тематику, почему вдруг в аниме его из сильного человека с жесткой мотивационной подноготной превратили в обыкновенную ноющую тряпку, которую всё равно простили. Я поистине сдержалась, хотя, по сути, весь этот странный «опус» о героях, был именно рожден тем, что за оригиналы принимаются их качественные иллюстрации, где больше всего у меня начинали болеть глаза при критике поступков аниме-Гилберта, да и вовсе заключений, что ему лучше всего было умереть. Но с Бенедиктом у меня почему-то так не получилось. Написав первый абзац, я вдруг застряла, потому что, вновь пойдя перечитывать его историю в ранобэ, я уже в самом начале напоролась на его мысли, с которых и начались мои размышления. Человек, который считал себя ненужным, в итоге надеялся только на себя, но, получив вдруг шанс, стал счастливым на миг, однако… именно из-за «веселья», которое он смог ощутить благодаря Ходжинсу и остальным друзьям, он чуть себя не стёр и не уничтожил! Ни разу в аниме не было указано, что Ходжинс дал имя наёмнику Блю. По-моему момент его поиска был невероятно мощным и милым. Благословить героя на счастье, и даже если так случится, и он окажется во тьме, его кто-то может все же позвать по нему… и, не подозревая, благословить этим. Бенедикт Блю погибал трижды, но это то, что он помнит. Остальное стёрто, забыто, утрачено. Навсегда. И это к лучшему, потому что тот человек без имени сходил с ума, из него никак не получалось сделать бездушный инструмент. Но раз не получалось, то использовали на пике возможностей, чтобы был полезен, пока ещё существует, пока ещё ему было больно и пока был страх за ту единственную. Он не мог её забыть. Не мог… ведь обещал! …Но забыл. Тот человек из прошлого остался призраком, единственным другом, что пытался показать ему осколки его воспоминаний. Это его первый раз, который он помнит… Тогда Смерть могла смилостивиться, напевая ему колыбельную сирены и унося лодку вдаль. Второй раз его уже пытались засыпать песком сильфы, смеясь над его криком: «Я ни за что не умру! Не умру! Не умру!». Но тогда его благословили на счастье, за дерзостью и яростным взглядом разглядев человека, желающего быть нужным. Третий раз его чуть не убила улыбка. Она оказалась самой меткой пулей, разворотившей его грудь где-то в области сердца. Осколки собрались в месте, являя счастливый изгиб её нежных губ, как же он мог забыть?! Как?! Как он смел веселиться, не имея на это права? Ведь она просила лишь об одном: «Не забывай меня». Ей стоило бы только улыбнуться, и он бы вспомнил… Обязательно вспомнил, но а пока… пока его руки крепко сжимали холодные механические пальцы, он не мог спустить курок. Как же это невыносимо, когда твоя голова разрывается от шума, будто ты какой-то телепат, что не может заглушить звук беспощадных голосов из прошлого и настоящего. Эта девушка напротив… Всё никак не уходила. Идеальная, не то, что он — плохой человек. Сестра. Как бы там ни было, он будет называть её сестрой, ведь если она где-то и существует, то была бы именно такой. Он уверен. И только этим механическим холодным пальцам он мог довериться… поверить… искать. Эти холодные механические руки напомнили о тепле рук другого человека, его улыбку, его заботу, его смех. Ведь тот человек хотел, чтобы он был счастлив. Эти холодные механические руки повели его… …к людям, что безмерно по нему скучали. Ведь дом там, где тебя любят.