Скромный цвет медуницы

Гюго послушно шел рядом, но иногда вскачь пробегал пару шагов вперед, увлеченный чем-то. Он был совершенно очарован миром, который не мечтал его схватить. Амиция посмеивалась его поведению, но внутри неё что-то неисправно горько щелкало. И это было странно. Они победили, но она не чувствовала радости или триумфа. Прошло три дня со свержения Виталия, полчища белых крыс и истязающей страну чумы. Они выиграли, но лично она проиграла. И, может быть, уже давно, если задуматься. Гюго не отходил от матери, которая всё своё время, что бодрствовала, посвящала маленькому чуду, она даже не смотрела на Амицию. За три дня она даже не позвала её по имени. Ни разу. Де Рун привыкла к такому поведению от матери, но да, она всё равно ревновала и обижалась. Ей казалось несправедливым такое отношение. Она тоже ребенок, пусть и старший в семье, но она заслужила хоть толику ласки. Но проявлений привязанности не было, и это коробило даже сильнее, чем в те дни в родном доме. Сейчас с её братом всё было нормально, но Беатрис продолжала отдавать всю себя ему. Гюго заметил большую бочку яблок и странного мужчину за прилавком. – Хотите попробовать? – предложил он. – Десять попаданий за яблоко. Амиция кивнула, расправляя пращу, под просящий взор брата. Когда они бежали из дома, девушка надеялась на крепкие отношения с братом, надеялась быть ему опорой и семьей. Почему-то она была лишь жалкой заменой матери для него. И стоило той вновь явиться, как она перестала быть столь нужной. Конечно, Амиция рада, что матушка жива и идет на поправку, но внутри неё клекотала горечь от ненужности и бесполезности. Де Рун выбила все десять мишеней, получая восхищенный кивок от владельца и яблоко для брата. Тот сразу захрумкал им, словно был кроликом, а не мышонком. Амиция была ненужной в этой семье. Её бросили ещё давно, оставляя за гранью. Отец, конечно, любил её, но ему нужен был наследник, а не его подобие в виде бойкой, боевой дочери. Амиция почти не слушала Гюго, пытаясь вспомнить, была ли она вообще когда-то нужной. В голову почти не лезло ничего, кроме тех моментов, когда они с ребятами выживали в Шато Д'Омбраж. Если бы она могла вернуть то время, если бы… Но Мили ушла, а Артур и Родрик погибли. Мили, скорее всего, вернулась за телом брата, чтобы похоронить. Что-что, а двойняшки были очень близки, Мили бы его не бросила. А кто позаботится о Родрике? У девушки защемило сердце от воспоминаний о нём. Они были близки, да и понимали друг друга на каком-то особом уровне. Амиции делалось горестно с каждой мыслью о нём. Её притягивала его сырая сила и скромный нрав. Он был добр и широк душой. А ещё Родрик никогда не заставлял её чувствовать себя обделенной. Была ли она особенной для него? Де Рун так и не узнает ответа. Боже, она никогда не узнает этого. Как и он. Боже милостивый, они никогда этого не узнают. Может, это был знак для неё? В родной семье ей не было места, другая, собранная из побитых чумой детей, умерла с её членами, так что ей оставалось? Гюго и матушка будут в порядке, Лука приживется с ними, станет подмастерьем Беатрис, ведь он так талантлив. А ей, видимо, стоило отдать последние почести павшим друзьям. Она всё так же ласково улыбалась Гюго, ведь даже от такого решения сердце скреблось от боли. Амиция передала травы брату, который был рад выполнить такое важное поручение. Дело за малым. – Тогда, кто быстрее до повозки? – предложила де Рун. – Кто последний с того мешок яблок, – азартно отозвался её братишка и помчался, беря фору. Амиция с тоской посмотрела ему вслед, прощаясь с ним. Она ещё могла вернуться, но уже не видела в этом смысла. Легкой поступью она пошла прочь. В сердце города ещё никто не пробирался. В основном все выгнанные горожане ютились у городских стен, медленно разгребая город от тел. Трупов было много, и к некоторым из них, Амиция могла это признать, она лично приложила руку. Она не жалела, пусть и просила у Господа прощения за забранные души, чтобы спасти свою собственную. Амиция старалась не привлекать внимание, избегая толпищ. Если с кем-то она и пересекалась, то вежливо кивала и опускала глаза. У Собора ещё было полно мертвецов, сюда особенно никто не хотел заходить из-за свежей памяти об Инквизиции, но ей нужно было именно сюда. У тех самых ворот её сердце чуть ли не остановилось, ведь Родрика нигде не было. Де Рун помнила точное место, где он рухнул, оседая на холодном металле. Тогда девушка не хотела его покидать, но им нужно было закончить начатое. Амиция обошла площадь, выискивая его крупное тело, но нигде не находила. – Девушка, что вы тут забыли? – окликнул её незнакомец. Она растерялась, тяжело дыша, растеряно оглядываясь по сторонам. – Я потеряла здесь друга, – сказала она. – Я хотела придать его тело земле, попрощаться, но я не могу его найти. Он точно был здесь. – Местный? – живо поинтересовались у неё, на что она кивнула. – Родрик, – сказала Амиция, – рослый такой, крепкий парень, темноволосый… – Сын кузнечного мастера? – уточнил мужчина, показывая в переулок, где как раз скрывалась сожженная кузница. – Да-да, – взволнованно отозвалась де Рун. – Их кузница сгорела, мы как раз были у неё, перед тем, как… – Так, он оклемался, – ошарашил её незнакомец, – у стен, у лекаря он сейчас, нашли его полуживого… Амиция его не дослушала, мчась обратно. «Боже, боже, пусть будет, правда, он», – молила де Рун про себя. Она бежала к выходу из города, взволновано расспрашивая людей, где лекарь, где выжившие из города. Направляемая усталыми, но отзывчивыми людьми, Амиция, совсем запыхавшись, добралась до ряда палаток. Оглядываясь, она выискивала Родрика, дыша загнано и глубоко. «Лишь бы только, – думала девушка, – он был жив». – Что-то болит? – спросил чей-то бодрый голос. Перед ней стоял сухой мужчина, который как раз мог быть тем самым лекарем. Она отчаянно помотала головой, совершенно не в силах собрать мысли в слова. – Родрик, – выдохнула она. – Сын кузнеца. Он здесь? – Юный Родрик? Да, конечно, – сказал он, махнув рукой на одну из палаток. – Он… – сказала она, сбиваясь с мыслей от волнения. – Могу я…? Лекарь ласково улыбнулся и кивнул, а она, словно одеревеневшая, двинулась к указанной палатке. Занавесь под её рукой была такой тяжелой, что Амиция была готова сломаться. Родрик лежал на соломенном настиле, словно медведь в спячке. Такое сравнение её позабавило, и она не могла сдержать облегченно смешка. Амиция тихо подошла, опускаясь рядом. Его грудь мощно вздымалась от тяжелого, сиплого дыхания. Он был жив. Черт, она чуть не покинула его, чуть ли не уехала в поисках лучшего места. Её охватило столько противоречивых чувств от гнева за себя до облегчения и благодарности, что Амиция, не выдержав, заплакала. Её рука вцепилась в его предплечье, такое теплое и родное, что слезы полились с пущей силой. – Родрик, – всхлипнула она, – ты жив, Господи, ты жив. – Амиция? – спросил он спросонья, ворочаясь. – Ты чего плачешь? Кто-то умер? – Я думала, что ты, дурак, – ответила она, улыбаясь сквозь слёзы. – Ну-ну, – смущенно сказал он, пытаясь приподняться, но ругнулся своим кузнечным языком из-за боли. – Черт, я совсем не знаю, что делать в таких случаях. Де Рун помотала головой, собираясь с силами, прижала холодные пальцы к векам, чтобы охладить воспаленные глаза. Чего это она, правда, раскисла. Родрик жив, ей нужно радоваться. –Я рада, что ты жив, – сказала она ещё немного сиплым голосом. – Я совсем не ожидала, учитывая, как мы расстались, но я так рада, что ты в порядке. – Ты тоже жива, – сказал парень. – Не было вестей, и я тоже… волновался. Всё ведь кончилось? Она уверенно кивнула. Да, они победили, и она, кажется, тоже. Гора с плеч, Господи, спасибо, что он выжил. – А где остальные? – спросил он, видя, как менялось её лицо. – Кто-то ещё умер? – Что? Нет, – резко сказала она, всё еще держа его за предплечье. – Мили ушла. Скрылась через пару часов, когда мы нашли место, чтобы передохнуть. Думаю, её тяготила мысль о Гюго и его возможностях, да и Артура нужно похоронить. Матушка, Гюго и Лука уехали. – Без тебя? – удивился Родрик, кривясь от боли в спине. – Скорее, – рассеяно отозвалась она, – я без них. Матушка опасалась гонений от остатков Инквизиции, да и люди косо смотрели на разыскиваемых «девушку и мальчика». Мы не могли вернуться. Она тяжко вздохнула, вспоминания свой спор с Лукой. Амиция вглядывалась в обожженное лицо Родрика, вертя тот разговор с алхимиком. – Я подумала о тебе и том, что ты остался там, у ворот, – призналась она. – Я подумала, что так будет правильнее. И вот я здесь, а они там. Я знаю, это было лучшим решением. Если бы я уехала, а ты тут… живой. Я бы себе не простила этого. – Эй, – позвал её Родрик. – Не накручивай себя. Я рад, что ты здесь. – Я тоже, – тихо сказала она. – Я бы не бросила тебя. Как твоё самочувствие? Он скривил лицо и махнул рукой, мол, что со мной станется, но что она рассмеялась. – Ты неисправим, – сказала де Рун, улыбаясь. Амиция не выдержала и наклонилась к нему, прижимаясь к широкой груди. Родрик дышал, и она слышала биение его сердца. Боже, он был жив. – Все ведь будет хорошо? – неуверенно спросила она, вслушиваясь в чужой ритм сердца. – Ага, – кратко, в своем стиле, ответил Родрик, кладя на неё сверху свою тяжелую руку. Каждый день она искала возможности подзаработать. За еду или деньги, ей было не столь важно, главное выжить. Также она старалась помочь лекарю, что выхаживал редких выживших, которых вовремя нашли. Она кое-что знала о травах и могла помочь со сбором, да и неплохо владела кое-какими алхимическими знаниями, полученными от Луки. Родрик поправлялся, ворча, что он бездельничает без толку. Спустя какое-то время он уже мог бодро ходить, хотя и морщился он нытья в ослабших мышцах. – Наверстаешь, – смеясь, говорила Амиция. Их жизнь не подразумевала слабость, да и сам Родрик не хотел быть обузой, стараясь поправляться быстрее и быстрее. – Ты думала, что мы будем делать? – спросил он. – Нет, – ответила Амиция. – То есть думала, но я не знаю, что именно делать. Можно вернуться в Шато, там много вещей, которые можно использовать, да и жили же мы как-то. – Мы выживали, – напомнил ей Родрик. – И прятались от Инквизиции. Сейчас в этом нет необходимости. – Да, – согласилась она. – Можно было бы восстановить кузнецу твоего отца, ты мог бы там работать, я помогала бы. – Тебя это не смущает? – спросил он, хмурясь. – Что именно? – уточнила она. – Ну, это, – сказал Родрик, указывая на себя. – Всё ещё не понимаю, – честно ответила она. – Ты леди, я кузнец, – сказал он, но даже после этой странной фразы до неё не доходил смысл того, что он пытался ей сказать. – Я всё ещё не понимаю твою мысль, – сказала де Рун. – К тому же я давно не леди. Ну, по крови да, конечно, но статус наша семья потеряла, оказавшись в руках Инквизиции… – Амиция, – сказал Родрик с какой-то тяжестью в голосе, – я не об этом. То есть и об этом… Боже, я совсем не мастер таких разговоров. Я о том, кто мы друг другу. – Если ты волнуешься о статусе наших отношений, – сказала она, краснея, – то я приму любое твое решение. Ты мне дорог, и я не хочу терять тебя. Ты очень мне дорог, Родрик. Амиция положила свою руку на его большую, мозолистую ладонь, покрытую ожогами. Родрик посмотрел на неё, как на какое-то чудо. Он мягко сжал её ладонь, держа её тонкие пальцы в своей руке, словно хрупкие стебельки цветов. – Ты мне тоже, Амиция, – признался он, хотя на деле хотел сказать много больше.