***
Тайп тоскливо озирается по сторонам конференц-зала. Только что закончились выступления по вопросам разработки и применения экологически дружественного топлива. Правда, ожидают какого-то студента из магистратуры другого университета. А Тайп тем временем мысленно возвращается к событиям четырёхлетней давности. Как он засыпал в их с бабушкой маленьком домике, а проснулся в эвакуационном пункте, вместе с другими жителями их города. И все твердили, что это он спас их от гибели под обломками кометы. Но он этого не помнит. По официальной же версии всё приписали оперативным действиям властей. Позже отец Тайпа без особых усилий получил кресло губернатора провинции, а Тайп с бабушкой переехали в Токио, где он закончил учёбу в школе и поступил университет. Кажется, уже началось выступление опоздавшего. Но Тайп так задумался, что не услышал его имени. Вот только что-то в голосе этого парня кажется ему знакомым. Но не так, как бывает, что голос ассоциируется с каким-то воспоминанием из прошлого, а так, словно ты сам говорил им когда-то. Тайп не забыл того странного периода, тех поначалу приводящих в замешательство, а затем кажущихся забавными записок с правилами их жизни в чужом теле. Выступление заканчивается. Парень благодарит за внимание и проходит на свободное место. Еле-еле дождавшись окончания конференции, Тайп спешит к выходу. Плюнув на приличия, он тянет за рукав того студента магистратуры. — Простите. Что-то не так? Борясь с хрипами в голосе, Тайп спрашивает: — Как твое имя? Остаток дня они проводят вместе. Разговаривают мало. Всё ещё верят и не верят, что это произошло. — Знаешь, Тарн, — неужели я могу теперь называть тебя по имени? — когда-то давно бабушка рассказывала мне о нитях судьбы. Нити сплетаются и обретают форму. Скручиваются, перепутываются, порой распутываются, рвутся, но потом сплетаются вновь. Это — Мусуби, плетение узлов. Это — само время. Тарн улыбается, кивая. Впервые за эти годы у него так легко на душе. — Вот что ты молчишь? Скажи уже что-нибудь. Не переставая улыбаться, Тарн берет его ладонь в свою и мягко гладит пальцами: — Ты выглядишь мило.***
Тайп прерывисто ловит ртом воздух и заставляет себя расслабиться. Держится за плечи Тарна, не может решить, оттолкнуть его или притянуть ближе. Его тело хочет этого, но в то же время отвергает; это слишком быстро, слишком сильно. Но его мир будто поворачивается вокруг своей оси. Его нервные окончания загораются, лёгкие сжимаются, но в то же время почти лопаются — на грани болезненного, но все равно такого чудесного. Рядом с ним тот самый мужчина, которого он ощущает физически; его мягкие губы проходятся по щекам, лбу, рту; зрачки расширяются, глаза становятся почти черными, но все ещё пристально наблюдают за ним. — Ты хочешь, чтобы я остановился? Но нет, он не может остановиться, ни сейчас, ни когда-либо. И этот вопрос задаётся по инерции. Они слишком долго были лишены возможности чувствовать друг друга. Они оба не сумеют сейчас остановиться. Поэтому Тайп качает головой и получает поцелуй в лоб в ответ, когда Тарн снова прижимается ближе, одна рука блуждает в волосах Тайпа, губы щекочут у виска, прерывистое дыхание жаром отдается в ухе. Низкий стон, от которого у Тайпа кружится голова от желания, они полностью обнаженные, вплетённые друг в друга, и всё идеально, и сердце бьётся так быстро прямо сейчас, и в лёгких почти не осталось воздуха. Они вместе, в одной постели. Скользящие поцелуи вниз по его шее, руки, исследующие его тело, тёплое и трепещущее. Ещё поцелуи, медленные, теперь в губы, их языки сталкивается. Они знают, что могут не торопиться, у них есть всё время в мире. Они словно бы погружаются в общий сон, один на двоих, где всё такое мягкое, без острых краев, невесомое, даже немного плывущее. Тарн держит его, сильные руки обнимают Тайпа, ласкают его и мягко толкают, пока он не оказывается на спине. Тайп отпускает себя, расслабляется, делает то, что ему говорит Тарн. Он просто позволяет ему позаботиться о себе. Заносит руки над головой и просто ждёт, пока его ведут, соблазняют, и он охотно следует за своим соблазнителем. Его колени раздвигаются нежными руками, он закрывает глаза, знает, что сейчас произойдет, жаждет этого. Пальцы и язык исследуют его, они кажутся знакомыми, как будто давно познали его полностью, как будто были там раньше. Пусть это и неправда. Они путешествуют по внутренней стороне бедер, в паху, между ягодицами, и у него вырывается прерывистое дыхание. Скользкие пальцы, теплый рот, и ему не стыдно просить о большем. Тайп никогда не думал, что не будет стесняться своей наготы перед другим человеком. Но все дело в том, что Тарн, пусть и неосознанно, но видел и трогал его нагое тело десятки раз. Не так давно это было бы немыслимо. То, что он делает сейчас; то, чем он наслаждается, чего жаждет, чего желает до боли в груди. Отныне Тарн — тот, кто всегда у него на уме, кто делает его цельным, кто дает ему всё. Тайп сам становится ещё ближе, его ноги обнимают Тарна за талию, руки обвивают шею. Губы к губам, их лёгкие наполняются дыханием друг друга. Звуки, которыми обмениваются их рты — звуки, которые он издает, когда Тарн, неспешно подготовив его, проникает глубже, медленно двигаясь взад и вперёд. Он останавливается и убирает влажный локон со лба Тайпа, проводит большим пальцем по скулам, смотрит на него сверху вниз. Остекленевшие глаза, радужки почти черные, видят его, видят всё, что творится внутри Тайпа. Но фокус в том, что ему нечего скрывать. Во всяком случае, от Тарна. Полные губы его покраснели и припухли, зубы теребят нижнюю, и Тарн наклоняется для поцелуя, ближе, ещё больше касаясь кожи, скользкой от пота. Глубокий вдох, тихое мурчание, а затем они начинают звучать вместе, его сердце бьётся в глотке, в голове, в ушах. Он видит пульсацию на горле Тарна, чувствует, как он сам вибрирует там, где Тарн внутри него. Сейчас он почти неподвижен, его толчки легки, вялы, глубоки. Рука скользит вверх по его ноге, вниз по бокам, между ягодицами, слегка раздвигая их. Кончики пальцев касаются того места, где он уже так сильно чувствует, где Тарн растянул его, открыл, освободил место для себя. Скользкий и теплый, и как это возможно — чувствовать так сильно? Его тело, его пах, его сердце — все сжимается, дрожит и ломается, и ему приходится снова зажмуриться. Всё такое влажное, пульсирующее, нежное и одновременно воспалённое. — Всё в порядке? И Тайп отвечает мычанием, неспособный произнести ни слова. Его тело представляет собой причудливую смесь туго натянутых аккордов и студенистой массы, и когда Тарн закидывает его левую ногу себе на плечо и снова толкается внутрь, сильнее, глубже, спина Тайпа выгибается дугой, а руки лихорадочно ищут, за что бы ухватиться. Тайпа трясет, он уже близко, его дыхание такое учащенное, движения прерывистые — он слышит, как сам просит о большем, настаивает «ещё, Тарн, ещё», прежде чем всё взорвется белым шумом. Отдаленно он даже слышит, чувствует, как Тарн всё ещё движется внутри него, ощущает короткие толчки, от которых перед глазами летают мушки, а в лёгких не хватает кислорода. Но ему нужно снова начать дышать. Волосы Тарна щекочут подбородок, когда он утыкается лицом в изгиб плеча Тайпа. Его тёплое и тяжёлое тело лежит на нем ближе к боку, так что сердца прижимаются друг к другу. Тайп просто хочет остаться здесь с ним навсегда. Его тело такое расслабленное и удовлетворённое, накрытое Тарном, наполненное им. Их сердца бьются синхронно, их лёгкие наполнены одним и тем же воздухом. — Я нашёл тебя… Сквозь время, боль потери и смерть… Я нашёл тебя, Тайп. Тайп… Неужели у меня получилось? Тайп гладит его по волосам, шепча сквозь накатывающие слёзы: — Ты просто шёл на звук моего имени.