Мы — семена, что не взойдут,
Следы, что скроет мрак.
Как пережить нам этот день?
Дождаться ночи как?
В. Тарасов
Горизонтальные выработки шахт Януса VI темны и безлюдны. Обычно в них активно передвигаются шахтеры, плывут на антигравах вагонетки с драгоценным пергием, слышатся голоса людей и грохот буров. Сейчас же в них царит тишина. Где-то там в темноте притаился дьявол, поджидающий свои жертвы. Спок знаком с терранскими мифами, он знает, что дьяволом называется злобный дух, наказывающий людей за проступки. А еще он уверен, что духов не существует. А если и существуют, то уж точно не в том виде, о котором шепчутся колонисты. За шесть месяцев путешествия «Энтерпрайз» ее экипаж уже несколько раз сталкивался с непривычными формами жизни, но всегда удавалось найти научное объяснение принципам их существования. Однако сейчас действительно происходит что-то, выходящее за рамки объяснимого. Самые мощные сканеры не фиксируют ни одного живого объекта кроме колонистов, но шахтеров кто-то продолжает убивать изощренным способом, оставляя за собой только обугленные тела. Адмиралтейство прислало приказ: разобраться в происходящем на Янусе, одной из старейших колоний Земли. Люди, работающие в шахтах, не отличаются высоким интеллектом, хотя свое дело знают. Несколько лет напряженного труда обеспечивают месяц беспечного отдыха на дорогих планетах-курортах, а далее шахтеры возвращаются в родную колонию, чтобы снова зарыться в ее недра. Коммандер не видит смысла в такой жизни, но следует принципам IDIC. Если шахтерам нравится — пусть так и живут, Спок их переубеждать не собирается. Но вот разобраться с «дьяволом», чтобы колония продолжила снабжать половину альфа-квадранта пергием — прямая обязанность экипажа во главе с капитаном и первым помощником. Нанесенные на карту места гибели шахтеров позволили выделить опасные участки, начальство колонии запретило посещать их, но убийства продолжились. К моменту прибытия «Энтерпрайз» число смертей приблизилось к двумстам. Научный отдел сбился с ног, пытаясь обнаружить хоть что-то в подземных выработках: газ, плесень, следы подземного огня, которые могли бы вызвать обугливание тел и объяснить смерти естественными причинами, но все безрезультатно. Спок объявляет мозговой штурм в научном отделе, приглашая на него всех желающих. Кроме вездесущего капитана приходят все медики во главе с Маккоем, Ухура приводит с собой несколько подруг из других отделов, группа взволнованно посвистывающих носами телларитов окружает Скотти, Сулу скромно пристраивается на стуле почти у самой двери. Высказываются самые необычные версии: — маньяк-убийца, испытывающий диссоциативное расстройство личности (доктор Маккой); — спонтанно возникающие ядовитые испарения из фумарол в результате возросшей вулканической активности (старший научный сотрудник Уоткинс); — партизанские действия кучки клингонов из сбитого звездолета, сумевших выжить и не догадывающихся, что война окончена (капитан Кирк); — естественные линзы, образовавшиеся в горных породах и фокусирующие лучи звездного света до высоких температур (инженер телларит Гау). Обсуждается возможность каждой версии, постепенно отбрасываются те, которые не выдерживают критики, пока не остается последняя, высказанная Споком: допустимо, что они имеют дело с кремниевой формой жизни. — Нет, — говорит Маккой, — это невозможно в принципе. — Не более невозможно, чем космические споры, — возражает Спок. — Нет ни одного подтвержденного факта существования биологической формы, имеющей неуглеродную основу, — поддерживает Маккоя доктор Чепел. — То, что мы чего-то не знаем, не означает, что этого не существует, — встает на защиту коммандера Кирк. — Эту версию несложно проверить. Я перенастрою сканер на поиск сложных молекулярных структур на основе силициума. Если прибор обнаружит наличие биологических объектов, это и послужит подтверждением теории. Через несколько часов сканер с измененными параметрами поиска фиксирует кремниевую жизнь. Весь научный отдел находится в состоянии лихорадочного возбуждения, они готовы голыми руками ловить неизвестного науке зверя. Спок отрезвляет сотрудников, напоминая о технике безопасности, и усаживает лучшие умы отдела за разработку плана исследований. Кирк встречается с делегацией колонистов на борту «Энтерпрайз». Шахтеры поначалу против изучения, они предлагают сразу уничтожить дьявола, даже если придется обрушить часть штолен. Капитану приходится применить всю свою дипломатию, убеждая этих недалеких людей подождать и не делать поспешных выводов. Вполне возможно, существо не догадывается, что убивает людей, поскольку его жизнь строится на других принципах. Не будем же мы считать убитыми загорелых людей, жарящихся под лучами солнца на пляже? Вот и оно может думать, что просто подогревает нас, доказывает капитан. Он снова и снова повторяет, что безопасность колонистов в приоритете, но желательно сохранить уникальное существо. Экипаж сделает все, чтобы восстановить статус кво в шахтах. А пока уважаемые колонисты могут передохнуть, поправить здоровье в медицинском отсеке звездолета (Боунз выразительно кривит губы, но согласно кивает) или продегустировать уникальный напиток главного инженера, который тот любезно предоставит в необходимом количестве (Скотти краснеет, понимая, что самогонный аппарат, надежно спрятанный в глубинах инженерного склада, не является тайной для капитана). Последней песчинкой, склоняющей чашу в сторону мирного веселья, оказывается появление Нийоты в сопровождении подруг-орионок. С помощью какой программы девушки уговорили репликатор создать подобные одеяния, неизвестно даже всеведущему капитану. Нийота завернута в леопардовую шкуру как в короткую тунику. Стройные босые ноги и тонкие руки унизаны золотыми браслетами, звенящими при каждом движении. В руках у нее тонкое копье — не оружие, скорее его ритуальный символ. Орионки одеты в облегающие серебристые трико. Их колеблющиеся движения схожи со змеиными. Они окружают темнокожую воительницу, делают быстрые выпады в ее сторону, которые та отражает копьем. Удары пятками в пол — как шорох песка, шум ветра, шелест листвы… Завороженные шахтеры нестройной толпой следуют за девушками в самую большую кают-компанию на звездолете, способную вместить весь экипаж. — Надо бы подлить в самогон седативное, — шепчет капитану Маккой. — Ты что, орионок не знаешь? Не мешай девушкам веселиться, — тихо смеясь отвечает Кирк. — А Нийота у нас умница, ускользнет в любой момент. Спок, твоей группе пора, — меняет он интонацию на серьезную и смотрит вулканцу прямо в глаза. — Будь осторожен. — Как всегда, капитан, — отвечает коммандер и покидает корабль. И теперь вулканец осторожно крадется по горизонтальной выработке, наблюдая на экране сканера за объектом. Тот выказывает все признаки живого существа: движется, копошится на месте, смещается в стороны, создает новые проходы прямо сквозь толщу скал. Чем обусловлены его действия, пока не ясно — то ли объект ищет пищу, то ли строит убежище. А может, готовит ловушку для непрошенных гостей. Но последнее означало бы только одно — существо считает тоннели своей территорией. Параллельным курсом, справа и слева, выше и ниже — по всей сети штреков движутся научники с «Энтерпрайз» в парах с сопровождающими их оперативниками. Шаг за шагом персонал углубляется в тоннели, постепенно сужая пространство поиска. Задача на сегодня — расставить оборудование, передающее данные на борт звездолета, в радиусе ста метров от объекта. Спок готов пожертвовать частью приборов, если существо сочтет их опасными и уничтожит, чтобы получить максимально полные данные об уникальной форме жизни. Пожертвовать приборами, но не людьми. Да и приказ капитана однозначен: передвигаться с максимальной осторожностью, при опасности бросать все и транспортироваться на корабль. В существо стрелять только при угрозе собственной жизни, во всех остальных случаях агрессию не проявлять. Более опытных оперативников поставили в пару к другим научным сотрудникам — люду умному, но не отличающемуся особой храбростью и быстротой реакции. Лейтенант Рейнберн — напарник Спока и новичок в экипаже — ведет себя немного нервно. Это его первая планетарная высадка, поэтому коммандер одним глазом присматривает за тем, кто в идеале должен присматривать за ним самим. Но парню пока не хватает опыта, ему еще предстоит обкатать навыки и поверить в себя. Поскольку все равно когда-нибудь придется начать, так почему бы и не на этом задании? Внимание вулканца распределено между двумя сканнерами в руках, один из которых настроен на членов группы, а второй — на существо, и необходимостью двигаться как можно тише. Мелкие обломки, в обилии рассыпанные под ногами, нещадно скрипят, не помогает даже умение ходить по горным тропкам. Звуки отражаются от стен, уносятся вдаль, возвращаются эхом обратно. Слух подводит. Поэтому отсутствие напарника коммандер обнаруживает только через 35 секунд после его исчезновения. Спок оглядывается и в лучах налобного фонарика замечает вдали развилку, на которой свернул Рейнберн. Не остается ничего другого как вернуться, чтобы отловить незадачливого оперативника, и лишь затем продолжить маршрут. Вулканец разворачивается всем корпусом и готовится начать движение, когда тоннель вздрагивает, слышится гул, и порода изящной дугой изгибается вниз, а потом осыпается грудой обломков, перегораживающей проход. Назад дороги нет. Сканер фиксирует замершую точку — напарник остановился, пытаясь оценить степень угрозы. Хорошо, что тот не начал судорожно метаться по туннелю в поисках коммандера. В коммуникаторе слышится взволнованный голос Рейнберна, Спок сообщает, что с ним все в порядке, и предлагает продолжить движение, тем более, что через 50 метров их тоннели снова должны слиться в один. После согласования действий коммандер бросает взгляд на второй сканер, чтобы удостовериться, что существо не исчезло. Оно никуда не делось. Но теперь точки на планах, обозначающие местоположение самого Спока и существа, совпадают. Взгляд вулканца быстро обшаривает пространство вокруг, и почти сразу стена рядом с ним раскаляется до багровых оттенков. Камень плавится, каплями обрамляя тонкую вязь прожилок более твердой породы. Существо секунду медлит, а потом рвет каменную паутинку и каплей киновари втекает в основной тоннель. Больше всего оно похоже на гигантского трилобита с толстыми лапками? щупальцами? ложноножками? Мозг вулканца азартно обрабатывает получаемую информацию: цвет, температуру, размер особи, запах… Рука лихорадочно нащупывает трикодер на поясе — вдруг удастся получить данные о внутреннем строении особи? Она настороженно горбит спину, усеянную крупными оолитами, между которыми под мутной кожей? пленкой? мембраной? струится межтканевая жидкость или вещество, заменяющее кровь. Никаких органов чувств в виде глаз, ушей, усиков и прочего не наблюдается. Спок настолько охвачен исследовательским пылом, что не сразу замечает Рейнберна, который не обнаружил в точке пересечения коммандера и двинулся ему навстречу. В руках лейтенанта оружие. — Не сметь! Команда Спока раздается одновременно с шипением шкуры существа под лучом фазера. Оно не издает ни звука, но ощущение боли окатывает вулканца, как из брандспойта. А дальше… — Лейтенант, вы отстранены от выполнения миссии, — холодно проговаривает коммандер. — Чехов, поднимайте на корабль одного. Свечение охватывает Рейнберна, пытающегося что-то сказать, но его оправдания прозвучат уже в транспортаторной. Вулканец остается один на один с существом. С опасным, смертельно раненым существом. С разумным существом, обладающим телепатией. Спок медленно приближается к нему, плавно опускается на корточки рядом. Тянет руки к горячей каменной шкуре. Задерживает в нескольких сантиметрах от нее. Оолиты мерно вздымаются и опадают, как будто дышат огромные легкие или неторопливо бьется кремниевое сердце. Решившись, вулканец опускает щиты и прикасается к двум самым темным наростам. Ладони погружаются в ноздреватую рассыпчатую ткань, обжигающе горячую, горчащую предчувствием близкой смерти. Слышится чей-то крик, и лишь спустя долгие века коммандер понимает, что это его голос. Он плотно сжимает губы, не позволяя неприличным звукам вырваться наружу. Сожженные кончики пальцев пылают, но эта боль — ничто по сравнению с чувством абсолютного одиночества. Все ушли во тьму. Хорта провожала каждого из них, последних родителей, пока не осталась совсем одна. Сотни лет безмолвного скольжения по коридорам и пещерам, некогда заполненными телами друзей, спешащих по своим делам. Их дружелюбные прикосновения помнятся до сих пор, хотя прошло уже столько лет… С тех пор только равнодушный камень касался ее кожи, да теплилось ожидание будущего: однажды эти переходы заполнятся новыми, совсем юными хортами. Они начнут осваивать пространство, знакомиться друг с другом, постигать знания о мире, учиться взаимодействию и любви. И уже намного позже — сплетаться в страстных объятиях в укромных уголках, пока другие занимаются своими делами и делают вид, что и не подозревают о происходящем совсем рядом, за тонкой перемычкой породы. Но все это она уже не застанет. Она добровольно решила отказаться от личного материнства ради будущего расы. Раз в пятьдесят тысяч лет хорты откладывали по яйцу и умирали. Все, кроме одной, которая убережет яйца, поможет проклюнуться новым существам, освоиться в новом мире, наставить на путь познания и уйти вслед за своим поколением во тьму, даря последние прикосновения юным хортам. Яйца зрели медленно. Уже несколько сотен лет хорта присматривала за ними, помещенными в самых привлекательных местах подземелий, чтобы новорожденные сразу могли проникнуться красотой и совершенством их дома. День за днем проходила она привычным путем, чтобы коснуться каждого эмбриона, передать, как он важен и с каким нетерпением и нежностью ждут его здесь. Она поворачивала и бережно устраивала каждое из яиц, чтобы силы гравитации помогли правильному формированию зародышей, а не навредили им. Она была одна, но жила надеждою на будущее. Пока не появились чужие. Вначале хорта не заметила их присутствия, как и они не замечали ее деятельности, считая тоннели естественными образованиями. Даже когда хорта сообразила, что чужаки — живые существа, она не придала этому значения. Места в подземном мире хватало всем. Пока один из чужих не убил яйцо. Хорта нашла останки новорожденного через несколько дней после его смерти и горестно перебирала осколки обсидиановой скорлупки: вот здесь раньше билось рубиновое сердечко, вот обломки турмалиновых косточек, а этот крошечный аметист — все, что осталось от маленьких легких, так и не успевших сделать свой первый вдох… Хорта замуровывала ходы, ведущие к детям, но чужие жадно рвались вперед. Хорта собирала яйца все теснее и теснее, но пришельцы походя разрушали будущее ее расы, уничтожая зародыши в приступах необъяснимой агрессии. И тогда хорта принялась убивать в ответ. А сегодня чужой неизвестным способом смертельно ранил ее саму. Большой кусок шкуры отпал, обнажились органы, сердце оказалось не в состоянии поддерживать температуру, необходимую для движения. Несколько часов — и она умрет, а с ней и вся раса, неспособная возродиться заново. Маленькие детеныши замрут в своих скорлупках, никто не позовет их наружу. Постепенно под действием гравитации их тела деформируются и через несколько десятилетий распадутся на составляющие, которые усеют тоннели новыми сверкающими камешками. Огромный мир превратится в ничто, и хорта может лишь бессильно наблюдать за его гибелью. Спок прерывисто вздыхает и еще плотнее прижимает ладони. — Я скорблю вместе с тобой, — почти беззвучно шепчут его губы. — Эй! Эй, что за скорбь мирового масштаба? Спок, что происходит? Кирк материализуется на месте исчезнувшего несколько минут? дней? веков? назад оперативника. Внутренние часы вулканца сбоят из-за эмоциональной перегрузки. Реакция у капитана отменная — он замечает позу Спока, его больной взгляд и мгновенно прячет фазер в задний карман брюк. — Она умирает, капитан, — сообщает коммандер. — А вместе с ней — все нерожденные дети. Мы уничтожили огромный мир, не успев даже понять его. — Так, отставить умирать, — командует Кирк и поднимает коммуникатор. — Чехов, телепортируй доктора Маккоя к нам. Срочно. Даже если он голый, лишь бы с медицинским чемоданчиком. Спок, ты можешь встать? Тот отрицательно мотает головой. — Я не оставлю ее. Ей больно, страшно и одиноко. И она нас не слышит. Хорте доступны лишь прикосновения и телепатия. Капитан подходит к нему сзади, кладет руки на плечи и осторожно тянет на себя. Спок приваливается спиной к его коленям, разгружая мышцы и позвоночник. — Скажи ей, что мы не допустим ее смерти, — требует Кирк. — И смерти ее потомства тоже. Коммандер хочет объяснить ошибку капитану, но понимает, что сейчас не время. Все детали можно оставить на потом, если удастся спасти матриарха. Когда удастся спасти, поправляет он себя. Через обожженные нервы он вливает в хорту это знание, забирая себе часть ее боли. — Ты чего шипишь? — нервно спрашивает капитан. — Не отвлекайте, — просит его Спок. Кирк замолкает, только шире расставляет ноги для устойчивости и временами проводит рукой по голове вулканца, то ли взъерошивая челку, то ли наоборот, приглаживая ее. Удивительно, но это непривычное копошение в волосах помогает Споку удерживать сознание в реальном мире, не проваливаясь окончательно в мысли хорты и потихоньку вытягивая ее за собой из пучины боли и отчаяния. Свечение обозначает прибытие доктора. Несмотря на инсинуации капитана, он полностью одет. — Госссподи, мать твою! — выдает Боунз, застав старших офицеров в странной позе. — Кирк, сейчас же отойди от Спока! — Не могу, он упадет, — оправдывается тот. — Лучше займись пациентом, это срочно. — Где? Кем? — озирается Маккой. Со второго раза он замечает сжавшуюся хорту, больше похожую на крупный валун. Ее кожа совсем потемнела, прожилки между оолитами почти угасли. Даже на непрофессиональный взгляд ей осталось недолго. — Возьмите мой сканер… он настроен на кремниевую жизнь… у нее обширное повреждение… кожных покровов, что ведет к переохлаждению… внутренних органов и предагональному состоянию. — И где вас, таких умных, подбирают? — привычно ворчит Боунз, профессионально сканируя хорту. — Она должна испытывать сильную боль. — Я… частично купирую ее… Маккой бросает настороженный взгляд на Спока. — Джим, если этот доморощенный анестезиолог хлопнется в обморок, постарайся поймать и уложить, у меня нет времени заниматься еще и им. Маккой оглядывается по сторонам, замечает оторванный кусок шкуры размером с прикроватный коврик. Хмыкает, с трудом поднимает, безрезультатно пытается согнуть. — Я-то, дурак, думал, что медицинского диплома достаточно для практики. А тут надо штукатуром работать, — нервно констатирует он и достает коммуникатор. — Скотти, дружище, помнишь свой волшебный раствор для ремонта трещин, в который вляпался Кинсер на прошлой неделе? Который удалялся только вместе с шерстью бедного пса? Мне срочно нужны два ведра этого чудодейственного средства. А также мастерок и шпатель. Кирк сжимает плечи коммандера, жестко фиксируя его. — Для подстраховки, — объясняет он Споку и Маккою одновременно. — Поза… приемлема… — подтверждает вулканец. В тоннеле высвечивается Скотти с запрошенным раствором и инструментом. — Что будем цементировать? — бодро осведомляется инженер и замечает раненную хорту. — О, черт, лучше ты сам… — Кто бы сомневался, — ядовито ответствует Боунз, — будешь операционной сестрой. Джима не прошу, он у нас подпоркой служит, — кивает он в сторону капитана. — Нуте-с, милочка, — голос его меняется на воркующий, — отодвиньте лапку в сторону… Забыл… Спок, транслируй, пожалуйста. Сестра, зажим… тьфу, мастерок. Тройка мужчин в меру сил изображают вспомогательный персонал. Скотти только успевает зачерпывать раствор из ведра и подавать доктору инструменты. Спок вполголоса извещает о состоянии пациентки. Кирк благоговейно молчит, наблюдая за творящимся волшебством. Последний шлепок раствора, последнее выглаживание шпателем. — Все, операция закончена, — сообщает доктор. — Скотти, собирай инструменты. Спок, попроси пациентку не шевелиться минут двадцать, пока раствор не встанет. И узнай, как бы нам ее разогреть побыстрей? — Может, покормить? — вносит предложение капитан. Спок прислушивается к ощущениям. — Вон те обломки справа выглядят вполне аппетитно, — передает он. Скотти мастерком наполняет ведра указанной породой и деловито интересуется: — Куда высыпать? — Ээээ… под переднюю лапку. Она прямо передо мной с противоположной стороны. — Только не переедайте, милочка, — тревожится Маккой. Хорта деликатно подбирает небольшой кусочек и прячет под брюхо. А потом еще один. И еще. Другая лапка отгребает сзади конгломераты пергия. Скотти поднимает один из кусков, разглядывает и уважительно сообщает: — Чистейший, без примесей. — Ну, работа пищеварительного тракта у пациентки восстановилась, — растерянно заключает Маккой. Шкура хорты начинает набирать яркость. Вулканца трясет. Он с треском отдирает ладони от поверхности, оставляя на ней куски кожи. Обожженные пальцы зеленеют сочащейся кровью. — Чехов, срочный подъем двоих: меня и коммандера, медперсоналу — код синий, — орет Боунз. — Доктор, мне почти не больно, — увещевает его Спок. — Ты, остроухое недоразумение, повыпендривайся мне! Телепатия надоела? Так я сейчас сам тебе пальцы повыдергаю и скажу, что так и было! Спок размышляет, насколько допустим такой деспотизм СМО в отношении персонала и в частности старших офицеров. Он крутит эту мысль в голове, пока спешит за Маккоем, звериным ревом разгоняющим с дороги зазевавшихся членов экипажа, пока доктор обрабатывает регенератором его руки, особо обращая внимание на места скопления нейрорецепторов. После медсестра срезает с него форменку, потому что ладони обмотаны бинтами, а рукава слишком узки, чтобы снять одежду привычным способом. Помогает избавиться от сапог и брюк, ждет, пока вулканец устроится на биокровати, и укрывает его теплым одеялом, поскольку самостоятельно натянуть его на себя Спок может разве что зубами. И только тогда до коммандера доходит, что не будь Боунз настолько авторитарен, вряд ли ему бы беспрекословно подчинялись не только капитан, первый помощник и прочие офицеры, но и инопланетные существа. Наверное, потребуйся операция главарю клингонского звездолета, доктор сумел бы построить весь враждебный экипаж, чтобы они по взмаху его руки переставали дышать или дружно подпрыгивали на месте, лишь бы не нервировать врача. Обосновав это заключение, Спок с облегчением погружается в лечебный транс. Как обычно, из транса его выводят две увесистых пощечины. — Ты не представляешь, как я мечтал об этом, — сообщает Боунс, встряхивая ушибленной кистью руки. — Хоть какая-то компенсация за нервотрепку, что ты мне устроил. Давай, коммандер, усаживайся, будем повязки снимать. Осторожно разматывая бинты и сканируя шелушащиеся ладони в поисках незаживших участков, доктор делится новостями: хорта чувствует себя прекрасно, даже позволила себя осмотреть, правда, пришлось позаимствовать асбестовые перчатки у инженеров. Новая шкура нарастает успешно, хотя защитную нашлепку Маккой пока не разрешает снимать. — Как вы с ней общаетесь? — интересуется вулканец. — Ухура разработала систему знаков на основе шрифта Брайля, использовавшегося на Земле около трехсот лет назад для общения с незрячими членами общества. Система довольно примитивна, но хорта активно совершенствует ее, параллельно занимаясь обучением шахтеров. После того, как люди узнали, кто обеспечивает их бесценным сырьем, они готовы пылинки сдувать что с хорты, что с ее потомства. Яйца переворачиваются строго по расписанию, но колонисты беспрерывно похлопывают их и поглаживают. Хорта даже беспокоится, что деток избалуют еще до появления на свет. Теперь вся колония озабочена придумыванием имен для будущих хортят. Не понимаю только, как они будут их идентифицировать. На мой взгляд, все яйца выглядят совершенно одинаково. — С точки зрения хорты мы тоже все выглядим одинаково: вертикальные тела, всего с четырьмя конечностями, выпуклостью, которую мы называем головой, и двумя симпатичными выростами на ней, похожими на кристаллы, — замечает Спок. — Выросты, похожие на кристаллы? Даже не представляю, что она имела в виду. — Уши, доктор. Она спросила, какие у нас тела, и я постарался передать впечатление телепатически, поскольку ощупать нас она не могла. Я не стал разубеждать ее, что такие уши имеются только у вулканцев. Тем более, что она сочла их «симпатичными». — Спок, тебе катастрофически не хватает кого-нибудь, кто будет повышать твою самооценку, — серьезно говорит Боунз, — уж если дело дошло до хорты. — Хорта — чрезвычайно разумное и чувствительное существо с безупречным вкусом, — защищается Спок. — Но, если это совет врача, я могу навестить Кинсера. Он тоже поднимает мою самооценку. Маккой проникновенно смотрит в глаза вулканцу. — Навести лучше капитана или Нийоту. Они раз десять забегали проведать, пока ты был в трансе. Споку чувствует себя немного неловко. Он все время забывает о необходимости выстраивать социальные связи с членами экипажа. И то, что у капитана получается на автомате, лично ему дается с трудом. Кирк оказывается в медотсеке не реже самого коммандера, но тому ни разу не пришло в голову навестить его, поскольку информация о состоянии здоровья капитана транслировалась прямо на падд первого помощника. Спок делает мысленную пометку, что в следующий раз обязательно лично навестит капитана на биокровати. Но решив налаживать социальные связи безотлагательно, Спок отправляется искать Павла Андреевича, чтобы предложить партию в шахматы.