прошлое остаётся в прошлом

Результаты баттла не становятся чем-то ну просто невыносимо ужасным — они действительно проделали огромный путь, и как рэперы, и как обыкновенные люди, и достойно поборолись против действующих чемпионов. В какой-то момент ему даже показалось, что победа близка как никогда — протяни руку и вот он, финал, а там уже и сам трон не за горами. А непосредственно перед окончательной победой у него была бы отличная возможность побаттлиться со свя... с Ичиро. Прошедший Амемура вызывает в нём смутное беспокойство — разговор с ним Куко тоже отнюдь не помешал бы. Но здесь всё куда более неоднозначно, нежели в его желании надрать задницу старому товарищу — вполне простом и понятном... в конце концов, они два года толком не виделись — визит на предыдущий рэп-баттл в качестве зрителя не считается, во-первых, Ичиро его тогда даже не заметил, во-вторых, с трибун Куко видел разве что согбенную спину в толстовке, да еле различимую с такого расстояния ухмылку когда-то так обожаемого товарищем Саматоки. Должно быть, тогда ублюдок выглядел действительно жалко — братьев его разнесли подчистую, сам он слишком зациклился на их защите, а понял это только тогда, когда было уже слишком поздно. О, Куко посмотрел бы на такого него. Желательно — стоя напротив, а не пытаясь разглядеть что-то с задних рядов трибун. А у ворот Чуоку было слишком много народу для нормального разговора — все друг на друга орали, разве что майки не использовали, решив избежать повторения прошлогодней ситуации со вмешательством в разборки правительства. В очередной раз вспыхнувшая потребность увидеться с Ичиро отдаётся слабой болью в затылке — будто, выходя из кабинки туалета, он подскользнулся и упал, приложившись затылком о кафель, но успев смягчить удар руками. Куко не собирается убиваться, впадать в меланхолию и рыдать в дакимакуру, как это наверняка делал в прошлом году Ичиро. Сука, Ичиро. Ичиро, Ичиро, Ичиро. Он, вроде как, должен переживать за сокомандников (чего он делать не собирается, потому что Джуши и Хитоя — не слабаки, и не разведут соплей что без своего драгоценного лидера, что с ним), а не забивать голову этим мерзким ублюдком... Почему мерзким? И почему ублюдком? Боль усиливается, словно предупреждая о чём-то, но Куко плевать — его в край достало незнание и бессилие перед тем, что два года как сидит у него в голове, блокирующее воспоминания и любые мысли по отношению к Ичиро кроме тех, чья формулировка не заключалась в одном только «вот бы выиграть в рэп-баттле и/или разбить ему рожу». Амемура Рамуда. Имя, никоим образом не имеющее отношения к святоше на данный момент, всплывает в хаотичном потоке мыслей донельзя резко и отчётливо. Из затылка боль перетекает к вискам, странная и неправильная, не регулирующаяся никакими лекарствами. Чтобы не упасть, Куко приходится опереться на раковину, вперив мутный взгляд в зеркало. Затопившие радужки зрачки похожи на растёкшиеся чернила — такие же блестящие и маслянистые. На секунду он пугается себя самого — взбешённого и запутавшегося, совсем, как два года назад. Но Куко сейчас другой! Отличающийся от себя предыдущего! Прошлое должно остаться в прошлом, а Ичиро чёртов Ямада — тем более! Кто знает, что бы он тогда сделал со своим исказившимся в гримасе ярости и боли отражением, если бы не звук скрипнувшей двери в туалет. В зеркале мелькает знакомая красно-синяя толстовка, и в мгновение ока узнавший её Куко оборачивается быстрее, чем Ичиро вообще успевает понять, кого именно по случайности застал в огромном здании с кучей комнат. — Убирайся, — не своим голосом рявкает Куко, не до конца уверенный в своём желании прогнать бывшего товарища, а не... блять, он (боится) не хочет думать дальше этого «не», ему всего лишь не хочется, чтобы Ичиро видел его таким... видел его вообще! Они не на баттле, следовательно, разговаривать им не о чем! Но отчего-то святоша его не слушает — не боится совсем знакомого до дрожи взгляда, разъярённой интонации и абсолютной готовности Куко бить или убегать. — Эй, тебе же плохо. «Два года назад он сказал бы хуёво», — подмечает машинально, не прекращая скалиться загнанным в угол зверёнышем. Ичиро подходит ближе, и Куко вдруг замечает, что по сравнению с их последней встречей ублюдок... вырос. И, вероятно, окончательно возмужал. Когда они только встретились, взгляд Куко почти упирался тому в подбородок; теперь же Ичиро без труда, даже не вставая на цыпочки, может положить его Куко на голову. Что за стрёмные мысли?.. — Отъебись от меня, — когда святоша осторожным движением кладёт крепкую ладонь на чужое дрожащее плечо (эй, это всё ещё распускание рук!), Куко дёргается, как от удара, отступая на шаг назад. В его глазах ни намёка на слёзы — только бешенство и немного растерянности. Он впивается в святошу озлобленным взглядом, словно пытаясь убедить того: во-первых, беспокоиться не о чем, во-вторых, он не плачет, что куда более важно. Однако, отчего-то ослабшие ноги подводят его как нельзя невовремя: перед глазами темнеет, и когда тьма рассеивается, Куко обнаруживает себя, цепляющегося за рукава чужой толстовки и позорно утыкающегося носом в крепкую грудь. Настолько близко, что можно услышать чужое сердцебиение. Тук-тук-тук, тук-тук-тук... почему-то такое быстрое и взволнованное. А по виду и не скажешь... когда этот придурок стал таким хорошим актёром? — Ичиро... — чужое имя срывается с губ машинально — то ли не пришёл в себя, то ли окончательно поехал крышей... плевать. Куда больше Куко волнует интонация — жалкая и несчастная, будто он... тоскует. В то время как это неправда. Бред какой-то. Всего лишь минутное помутнение разума. — убери... свои... руки. Просить почему-то тоже тяжело. Дело не в раскалывающейся от боли голове, не в норовящем сорваться голосе, а в том что ему ужасно знакомо тепло Ичиро, его надёжность, его сила... и отстраняться от неё не хоч... «Заткнись», — непонятно к кому обращается Куко, сходу обрывая выворачивающую наизнанку мысль. Но отпустить святошу сейчас означает наверняка бухнуться на кафельный пол, и, в общем-то, по уровню позора это не слишком отличается от текущей ситуации. Поэтому несколько томительно долгих секунд Куко стоит, опираясь о чужое мощное тело, а когда наконец чувствует, что мир вокруг перестаёт шататься и расплываться, с силой отстраняется, почти отталкивая Ичиро от себя. Почти — потому что то ли он приложил недостаточно усилий, то ли сам Ичиро настолько прибавил в физической подготовке, что от его движения едва ли пошатнулся. — Тебе лучше? — спрашивает святоша негромко, и Куко не знает, что бесит больше: проявленная слабость или столь бережливое отношение к кому-то, кто жестоко его кинул, вполне прямо заявив, что более не желает иметь с ним дела. Но когда Куко заглядывает ублюдку в лицо, то видит там лишь холод. Формальная вежливость? Просто решил не вести себя по-свински? А как же тогда бешено колотящиеся, словно у девчонки на первом свидании, сердце..? Вопросы лишь сильнее его раздражают, поэтому Куко задерживает дыхание и считает до десяти, надеясь, что этот незамысловатый приём поможет привести мысли в порядок. Вновь начав дышать, он звучит нейтрально — словно разговаривая с кем-то малознакомым о погоде. — Да, — Куко решает наконец уходить отсюда, огибает замершего Ичиро, но что-то дёргает его обернуться, взглянув тому в глаза через зеркало. — Не смей проигрывать, ублюдок. «Доберись до правды или чего ты там хотел», — думает Куко, уже шагая обратно в медпункт — к Хитое и Джуши. Разумеется, он уже не знает, что оставшийся позади Ямада Ичиро склонился над раковиной, чувствуя в себе непонятную смесь эмоций — ярости, боли... тоски. Он не плачет, вовсе нет, но отчего-то один лишь вид Куко — настолько близко, только руку протяни — вызывает в нём... всё это. Ранее им не доводилось оставаться наедине, и Куко не был... таким. Что произошло, чёрт возьми? Когда Куко позвал его по имени, в голосе не было и капли злости... но он почему-то всё равно оттолкнул. Прошлое остаётся в прошлом, да? Ичиро думал, что давным-давно отпустил своего друга... того, с кем было комфортно, как никогда, с кем море казалось по колено и горы по плечо, того, кого он... любил, и, может быть, до сих пор любит. Вспышка эмоций длится минуту, не больше — за это время он не проронил и слезинки, точно пытаясь доказать самому себе что-то. Что Куко на самом деле не так уж ему и важен? Самообман, да и только, но Ичиро цепляется за эту мысль с усилием утопающего. Сейчас у него совершенно другие заботы, отличные от бывшего товарища, ведущего себя откровенно странно. Куко велел ему не проигрывать — что же, Ичиро так и сделает. Может быть, тогда он наконец-то поймёт, что произошло два года назад и что предстоит им всем в будущем... впрочем, об этом потом. Главное — победить. И Ичиро как никогда на это замотивирован.