***
Я дошла до корпуса лекарей, стирая пот с лица и перевязывая ленту, которая вот-вот готова была слезть с волос. Малкин работал в самом отдалённом помещении, словно отшельник. Однако чертовски гениальный отшельник. Его закрытость от остальных обитателей заведения была объяснима — лекарь проводил множество испытаний своих препаратов, настоек и лекарств на гришах, естественно по приказу Ланцовых. Он с головой уходил в работу, не позволяя входить в свой кабинет посторонним. Но мне он всегда был рад, постоянно встречал с улыбкой, дарованной лишь мне. Похвалы от него ожидать не стоило. Малкин был скуп на эмоции, заменяя слова восхищения поучительными советами и наставлениями. Он хотел видеть во мне идеального солдата, который пойдет на всё ради своей страны, и я просто не могла подвести его. Если бы тогда я знала, чем моя преданность обернется, то пошла бы против системы и сбежала, скрываясь, точно так же, как и гриши, гонимые всеми. В то время Малкин заменил мне отца, стал опорой для маленькой девочки, на плечи которой легла почётная миссия. Хоть и мотивы мужчины стали понятны мне лишь спустя время, но оправдать его рвение изучать гришей, ставя над ними опыты, я не могла. Тогда я думала, что он, как и я, трудится, чтобы обезопасить всех от всей мерзости, поэтому поддерживала своего названного отца во всём. Я стала его первым опытом, самым удачным, ужасным, разрушительным. Я вторглась в кабинет без стука, распахнув дверь настежь, застав Малкина за рабочим местом. Он снова записывал результаты своих исследований в толстую книжечку, выводя ровные буквы. Я много раз видела, как с его легкой руки рождаются прекрасные завитки, дополняющие буквы. И если я писала, как ураган, машинально записывая под диктовку, то Малкин делал всё плавно, наслаждаясь каждой строчкой своих записей. — Что на этот раз сказал тебе Пётр? Мужчина, не отрываясь от написания, не поднимая головы, понял, кто вторгся в его кабинет так бесцеремонно. Так могла войти лишь я и никто другой. Остальные сторонились угрюмого лекаря, либо избегая его, либо с опаской ожидая приёма по ту сторону двери. В то время, как я могла ворваться, подобно цунами, хлопая дверьми. — Что он мог сказать, лëжа на лопатках? — усмехнулась я, плюхнувшись на кушетку. — Не переживай, его глупая голова на месте. Пока что. Малкин посмотрел на меня, выгнув седую бровь дугой. С каждым годом его седина становилась белоснежнее, а здоровье стало подводить, однако это не мешало мужчине заниматься своим любимым делом. — Готова к последнему тестированию? — поинтересовался лекарь. — Слышал, вам придумали что-то интересное. — Что интересного в том, чтобы выслеживать животных, бегая по лесам? Слишком банально. — А ты хотела, чтобы остальным олухам поручили выискивать гришей? — хохотнул он, закрывая свою записную книгу. — Тебе же легче, не придётся почти ничего делать. — Ты забываешь, что мне нельзя использовать свои возможности во время тестирования. Однако, думаю, переживать особо не о чем. Управлюсь за пару часов. Малкин встал, поправляя манжеты, задвинул стул на своё место и направился к шкафчикам, где хранились всевозможные стеклянные бутылочки с разноцветной жижей. За мои неполных двадцать лет мне сделали десятки уколов, раз за разом вводя бордовую субстанцию. Мне говорили, что это необходимо, чтобы я стала сильнее, быстрее, выносливее, дабы моей миссии ничего не помешало. Жестокий обман, раскрытый спустя многие годы, заставляющий отчаянно желать вернуться назад и всё исправить. Но как жаль, что вспять время повернуть нельзя, как и нельзя переписать собственную историю. — Остались последние два укола, Далия, — мужчина набрал нужную дозу шприцом, постучав по колбе несколько раз. — Дальше уже будет сложнее. — Ты про то, что мне придётся выполнять поручения напрямую от Ланцовых? — я закатала рукав, протягивая руку для инъекции. Малкин протëр место спиртом, запах которого резко ударил в нос, заставив сморщить нос и отвернуться. Игла, как и многие разы до этого, вошла в кожу, но боли не было. Я попросту не чувствовала, что жидкость втекает в меня — средство действовало, как морфий, притупляя все ощущения. — Брось, ничего сложного в том, чтобы выполнять поручения и получать за это деньги, повышая статус. — Я говорил про то, что без сыворотки возникнут небольшие затруднения, о которых я тебе уже рассказывал, — он вынул из меня иглу, убирая шприц и прижигая спиртом слегка кровоточащую ранку. От запаха спирта начала кружиться голова, поэтому я зажала нос пальцами, не в силах больше дышать такими зловонными ароматами. — Хватит морщить нос, пора бы уже привыкнуть к спирту. Квас же пьёшь, как не в себя. — Он не такой мерзкий, — я закатала рукав, поправив рубашку, которая липла к моему телу после тренировки. — И если ты называешь продление молодости затруднением, то я тебя не понимаю. — Значит, спать определённый срок для тебя не проблема? — Малкин вернулся за свой стол, разбирая бумаги и рецепты, которыми он был обложен. Работы всегда хватало, и я не понимала, как ему на всё хватает сил. Первые годы я никак не могла привыкнуть к раннему подъёму, почти засыпая на ходу. Однако сейчас после многочисленных тренировок спать несколько часов за ночь было нормой. Выносливость росла вместе со мной, как и физическая сила. Я с легкостью могла уложить любого из моих противников кверх тормашками, почти не прикладывая усилий. У всех была своя слабость, своя брешь в броне, которой я пользовалась, побеждая каждого из тех, кого считали лучшими солдатами. На деле они были лишь показушниками, строя из себя героев, убеждая окружающих, что они способны на многое, но мало кто видел истину. Сила человека не в мышцах и мускулах. Главное наше оружие — стратегия, тактика, острый ум, если уметь им пользоваться. Идти напролом, думая, что твердолобость сможет пробить брешь в защите врага — самоубийство. — Лучше я буду во сне, чем видеть, как Пётр пытается поймать гриша. Мои глаза не выдержат такого срама. — А как же Демьян? — мужчина подписывал очередной рецепт, но на секунду остановился, чтобы взглянуть на меня с легким осуждением. Малкин слишком много знал, а я его проницательность решала многие трудности, ведь не обо всем я могла говорить напрямую. Я всю жизнь скрывала своё лицо под масками безразличия и гордыни, не позволяя никому даже глазком взглянуть на свой внутренний мир, который год за годом рушился, выбивая почву из-под ног. — Демьян не первый человек, с которым у меня были тесные взаимоотношения. Так почему я должна волноваться о том, что он подумает? — я спрыгнула с кушетки, намереваясь отправиться в ванную. Моя ладонь легла на ручку, когда Малкин меня окликнул. — Тебе стоит сказать ему, Далия. Расскажи ему, что скоро ты его покинешь. Он стоит твоих объяснений. — Ты учил, что привязанность делает меня слабой, беспомощной и безрассудной. Так к чему разводить эти сопли, Малкин? — я потянула рукоять и дверь открылась, выпуская из светлого кабинета, который я ненавижу всей душой. — Он не поймёт меня, а я не хочу тратить время на пустые слова. Через два месяца всё будет кончено. Я сделала шаг, покидая помещение, услышав тяжёлый вздох лекаря. Он понимал, что всё, что было в меня вложено, однажды погубит его дело. Но всё равно пытался найти способ достучаться до той моей стороны, которая было похоронена в день прибытия в "Место пыток". Сколько бы ни было между нами разногласий, как бы сильно я ни злилась на него, узнав правду, он всё равно оставался для меня дорогим человеком, был рядом в трудные минуты, не дал умереть, как это случалось со всеми остальными детьми здесь. — Не привязанность делает тебя слабой, — сказал он после того, как я вышла, закрыв за собой дверь. Малкин учил меня не сдаваться, идти до конца, ставить на кон свою жизнь, лишь бы добиться нашей общей цели. И привязанность, любовь, сострадание никак не вписывались сюда. Они — брешь в броне, место, в которое враг может ударить в любой момент. Меня готовили стать теневым бойцом, действовать в ночи, очищая страну от мерзости, а свяжи я свою жизнь с таким как Демьян, вся подготовка, все силы, вложенные в меня, пошли бы насмарку. Я не могла позволить этому случится, поэтому два месяца до своего двадцатилетия хотела провести максимально продуктивно, готовясь принять почётную службу при дворе в столице. Оттуда всегда поступали поручения, приказы — мелкая для меня работенка, которая стала смыслом жизни. Каждая жизнь, отобранная мной, каждый гриш, был мною записан в небольшую книжку, которую я прятала ото всех. Я не знала имен, не знала их возраст, только лишь пол и местоположение. Больше ничего и не требовалось, но важно было записать число. Моя маленькая тайна, грех, взятый на душу. Я не знала другой жизни, не понимала, что может быть иначе, не осознавала, что гриши — такие же люди, как и я. Я вернулась в свой корпус, минуя тренировочную площадку, застав Петра, который стоял в спарринге с ещё одним выпускником. Если я была лучшей, то Пётр всегда оставался вторым, наступая мне на пятки, дыша в спину, стараясь нагнать и обойти меня. Но все его попытки приблизится к моему уровню подготовки оканчивались провалом. Он не мог понять, как девушка может одолеть противников в несколько раз крупнее ее. На этой почве порой возникали споры, ссоры и разногласия, однако парень всегда оставался мне другом. Но, как известно, иногда люди оказываются совсем не теми, кем кажутся с первого взгляда. Пётр показал свою суть во время последнего экзамена, навсегда разочаровав меня и сломав моё представление о дружбе.***
Когда настал самый важный момент в жизни каждого солдата "Места пыток", задания, данные нам, разочаровали большую часть парней, которые готовились к рукопашным боям и стрельбе из лука. — Ваше задание — выследить зверя с серебряной шерстью, который обитает в лесах Равки. Серебристый волк никогда не сбивается в стаи. Они — одиночки. Поймать их достаточно трудно, выследить — ещё труднее. Принесите тушу волка, докажите, что с такой же лёгкостью вы сможете найти гриша. Покажите всем, на что вы способны. Когда тренер закончил оглашать суть задания, мои руки уже начали чесаться, желая как можно скорее приступить к слежке. Внутри всё ликовало, а на губах расцвела хитрая усмешка. Серебристый волк хоть и не сбивался в стаи, однако всегда держался гущи леса, добывая себе пропитание. Ходили легенды, что это животное помогает гришам увеличивать свою силу, поэтому последний экзамен становился ещё интереснее. Не все смогут сегодня вернуться с добычей. В своей победе я не сомневалась, но подготовилась основательно: маленькие ножи в сапогах, два укороченных кинжала, закреплённые на поясном ремне, фляга с квасом, на случай, если охота мне наскучит и захочется привести себя в чувства. Солдаты шли толпой, громко переговариваясь, шумя и пугая своим гамом птиц и животных. О какой охоте могла идти речь, если их поведение никак не соответствовало миссии? Я оторвалась, уходя в глубь леса, торопливо ступая по опавшей листве, стараясь не издавать лишних звуков. Если другие брали с собой мечи и луки со стрелами, то я пользовалась совсем другим оружием. Метая ножи, я могла наносить урон даже на расстоянии, хотя эта тактика мне совсем не подходила. Я привыкла действовать тихо, нападать со спины, приближаясь максимально близко к противнику. Дальний бой был для трусливых мальчишек, которые не хотели марать руки в крови. Мне же было не привыкать. Я откинула волосы назад, прислушиваясь к звукам тёмного леса, сосредотачиваясь на окружающей обстановке. Нагнувшись, я вытащила нож из обуви, сжимая рукоять в ладони, продолжив идти, ведомая своим чутьем, которое всегда подсказывало мне путь к цели. Этот раз не был исключением. Мой внутренний компас привёл меня прямо к поляне, скрытой от посторонних глаз. Серебристый волк выбирал укромное место для отдыха, уходя вглубь бесконечного леса. Втянув воздух через нос, я приготовилась к наступлению, пока трели птиц не затихли и еще не стемнело. Лес мог успокаивать, окутывая туманной дымкой сознание, манить ароматами свежести и хвои. Но когда дело доходило до охоты, лес становился местом бойни, напрягая каждую клеточку моего тела, заставляя мышцы натягиваться, подобно струне. Моя цель мирно дремала под кроной ели, думая, что место безопасно для отдыха. Но смерть была на расстоянии нескольких локтей. Я сделала несколько аккуратных шагов, сокращая расстояние, скрываясь за одним из деревьев, держа один нож наготове и попутно вытаскивая второй. Прикрыв глаза, я сделала вдох, считая до трёх. Раз. Успокоить дыхание, унять дрожь в руках. Два. Новый вдох полной грудью. Прислушаться к птицам, найти точку опоры, приготовиться. <Три. Открыть глаза, резко развернуться, выбираясь из укрытия, метнуть нож, который словно продолжение руки, настигает свою цель. За первым ножом летит второй, попадая в глаз волка. Животное в последний раз жалобно заскулило, а затем замолкло. Облегчённо выдохнув, я вытащила кинжал, на случай, если придется добить бедное существо, закончив страдания. Однако волк лежал, не двигаясь. Жизнь покинула его, а на моём лице появилась победная ухмылка. Меньше, чем за несколько часов, я выполнила задание и была готова вернуться назад, когда над моей головой со свистом пролетела стрела, врезаясь в ствол ели. Я развернулась, встав в стойку, готовая отражать атаки, но после того, как я увидела кто стрелял, меня настигли смешанные чувства. Пётр стоял, натянув тетиву, целясь в этот раз в меня. Первая стрела была лишь привлечением внимания, но сейчас его мишенью было совсем не дерево. Я судорожно сглотнула, часто хлопая ресницами. — Пётр, опусти чёртов лук, — процедила я, делая шаг назад. — Это не смешно. — Да, ты права. Это и правда не смешно. Но так приятно видеть тебя растерянной. Где твоя хваленая бравада, Далия? Где твои качества лидера, который всегда и везде первый? Где оно всë? — Пётр часто дышал. Его ноздри раздувались в такт вздымающейся груди, в глазах горел адский огонь. И если бы он мог, то сжёг бы меня на месте одним лишь взглядом. Парень походил на сумасшедшего, держа меня на прицеле. — Давай нормально поговорим, — я заткнула клинок за пояс, поднимая пустые ладони в воздух. — Мы ведь друзья, что ты... — Мы никогда не были друзьями. Соперниками, конкурентами, врагами под дружелюбной маской, — его голос дрожал, также как и руки. Он действовал импульсивно, необдуманно, вслепую прощупывая почву, — Знаешь, каково это — быть всегда вторым, не дотягивать до "великолепной" Далии, которая только и может, что тыкать пальцем в ошибки, раз за разом принижая? Ты не знаешь, что это, и никогда не узнаешь. Пётр смотрел на меня с ненавистью, брезгливо скривив губы. Я и понятия не имела, что своими достижениями ранила его чувства. Не могла и подумать, что мой друг наставит на меня стрелу. Я попыталась сделать к нему шаг, усмирить его пыл, уладить все разногласия, но мои попытки были тщетны. Он давно уже все решил. — Не двигайся, иначе я выстрелю. И, поверь, колебаться не буду. — Умоляю, одумайся! — на глаза навернулись слезы, а тело дрожало, но не от страха. Мне было больно, ужасно больно видеть, как человек, которого я подпустила к себе, хочет меня убить. — Тебе станет лучше, если ты меня убьëшь? — Да! Мне будет намного легче жить. Я перестану быть вторым, перестану чувствовать себя жалким слабаком, — он бросил взгляд на тушу волка, мерзко ухмыляясь. — Ты сделала всю работу за меня, дорогая Далия. Здесь никого нет, я убью тебя, а затем заберу волка. Приду победителем, а о тебе все забудут, словно тебя и не было. Слеза катилась по щеке, пока я смотрела пустыми глазами на Петра, который предал меня, поставив статус выше дружбы. Я никогда не говорила ему, что он хуже, ни разу не указывала на его ошибки, не смеялась над провалами, как это делали другие. Однако в конце концов заслужила лишь его ненависть. Он был одержим своим превосходством, хотел быть лучше в глазах других, даже если по своей сути являлся простым мальчишкой с манией величия. Пётр был последним моим другом, ведь после этого предательства, я не стала сближаться ни с кем, работая в одиночку. — Опусти лук, Пётр. Ты не в себе, — я сделала ещё один осторожный шаг к нему, почти ничего не видя через пелену слёз. Парень заметил моё движение и выстрелил, попав в бедро. Стрела пронзила плоть, по телу прошла вспышка острой боли, а сквозь ткань штанов просочилась кровь. Я вскрикнула, рухнув на колени, ещё больше тревожа рану. Стрелу нельзя было вытаскивать, иначе кровотечение остановить я не смогла бы. Поэтому, скрепив зубы, я обломала длинный край, оставляя небольшую часть торчать из ноги. Шумно вдохнув, я через слезы смотрела на своего друга, который убрал лук за спину, вытащив из ножен меч. — Больно? — ехидно спросил он. В глазах был восторг, он ликовал, торжествовал, пока я истекала кровью, готовясь принять смерть. — Будет намного больнее. — Ты наслаждаешься этим, да? — я попыталась отползти назад, подтягивая за собой раненую ногу. — Я так долго считала тебя другом, а ты просто избавишься от меня? — Мне плевать, Далия. Мне совершенно плевать на каждое сказанное тобой слово. Ты можешь молить меня о пощаде, можешь рыдать, но ты умрешь здесь и сейчас. — Молить о пощаде? Ты серьёзно думаешь, что я буду просить тебя не трогать меня? — я старалась скрыть свой испуг презрением, злостью, скрасить свою боль, отвлечься, не думать о том, что Пётр оборвет мою жизнь, которая только-только начала налаживаться. — Ты слабак, Пётр! Был им и останешься до конца своей жалкой жизни! Лицо парня исказила злоба, ярость затмила его разум, диктовала свои условия, нашëптывая, подначивая, распаляя жажду убийств. Однако его руки дрожали, противореча горящим глазам. Он колебался — боялся то ли замарать руки, то ли оставить дело незаконченным. — Идеальная Далия, — Пётр вертел в руках меч, шагая ко мне.— Будут ли о тебе вспоминать, когда твоя жизнь закончится? — А будут ли тебя считать лучшим, если узнают обо всем? — огрызнулась я, понимая, что делаю своими словами только хуже, но мне нужно было отвлекать его внимание, чтобы незаметно вытащить кинжал. Я была готова бороться за свою жизнь, была настроена защищаться, даже истекая кровью. — Меньше слов, милая, меньше слов. Не трать свои силы понапрасну. Когда мои пальцы коснулись рукояти, Пётр заметил движение, быстро сократив расстояние, выбивая оружие из рук. — Думаешь, что сможешь защититься, Далия? — его пальцы вцепились в мои волосы, сдавливая на затылке, причиняя боль. — Ты проиграла, глупая девчонка. Тебя никто не спасёт. Прими уже поражение и смерть с достоинством! Пётр занёс меч, готовясь нанести последний удар, отсечь мою голову с плеч, но замешкался. Сначала я не могла понять почему, но когда слегка повернула голову, увидела темноту: расползающуюся и расширяющуюся. Она распространялась, поглощая деревья, заслоняя Солнце. Этого хватило, чтобы я здоровой ногой оттолкнула от себя парня и отползла подальше, прежде, чем Петра разрезало напополам. Его растерянное лицо — последнее, что я видела прежде, чем потерять сознание. Болевой шок погрузил меня в забытье, но, держась за свою жизнь, цепляясь за поверхность, я чувствовала, как меня подняли с земли. Меня куда-то несли, но даже без чувств, я ощущала энергию. Мощную, сильную, обволакивающую. Меня спас гриш.***
В себя я пришла уже лёжа в своей комнате. Жмурясь, услышала торопливые, нервные шаги. Я еле открыла глаза, увидев перед собой Малкина, слегка запаниковала. — Очнулась? — спросил он обеспокоенным голосом. — Как ты себя чувствуешь? —Ужасно. Как я попала сюда? — Тебя нашли на опушке леса, рядом с волком и торчащей стрелой из ноги. Что пошло не так? Голова почти не соображала, но память подкидывала картинки, по которым я медленно собирала все события, что случились со мной в лесу. — Пётр хотел меня убить и у него почти получилось. — Пётр? Мальчишка, который бегал за тобой хвостом, заглядывая в рот? Как это ничтожество смогло победить тебя? — Я… я растерялась, не знаю. Он был моим другом, я бы не смогла навредить ему. Малкин замер, брезгливо скривив рот, громко фыркая. Для этого человека дружба никогда не стояла на первом месте. Он был готов продать самых близких, отдав всё на благо своей работе. — Я много раз говорил тебе, девочка, друзья существуют лишь до той поры, пока первенство не встаёт между ними. Ты была лучшим моим экспериментом, но провалилась в самый ответственный момент. Как я должен оправдывать тебя? Что мне говорить начальству, Далия? Что мой самый удачный эксперимент вышел из-под контроля? — Винишь меня в этом? Давай, признай, что я просто не оправдала твоих ожиданий. — Ты никогда бы и не смогла достичь всего, если бы не я. Запомни это, Далия, хорошенько запомни. Без меня ты — никто. Тогда я и не знала, что это была последняя наша с ним встреча. Это место я посетила только спустя столетия, вернулась туда, где все началось, в поиске ответов. Было трудно осознавать всю значимость этого разговора и, если бы кто-то сказал мне, что я вижу своего наставника, лекаря и мучителя в последний раз, то я бы рассказала, как сильно ненавижу его. Сказала ему, что его эксперимент превзошёл все ожидания, стал смертью во плоти, оставляя горы трупов за спиной. За два месяца до своего двадцатилетия я перестала верить в дружбу, посчитав, что она делает меня уязвимой. Отреклась ото всех, заменив любовь и привязанность — жаждой власти и целью, к которой шла многие века. Я должна была найти того, кто спас меня, но не для благодарности. Единственной мыслью для меня было устранить того, кто видел меня слабой, видел мои слёзы и нёс моё бессознательное тело. Я перестала быть слабой, отбросив все эмоции на второй план. И я была идеальным оружием. Пока все не изменилось. ⠀ ⠀ ⠀