***
Тем временем Арсений в клубе старался не думать, почему сегодня Шастун отказался от привычного отдыха. Он знал, что в жизни Антон более скромный и воспитанный, зачастую даже не особо похожий на «нефтяного ребёнка». Если ему что-то и стукнуло в голову, то всегда обдумывалось не один раз, прежде чем являлось свету, особенно если это выходило за каноничные грани представления типичных мажоров — детей «ещё с норковых пелёнок». Такие заскоки случались редко, не принося за собой хаос и разрушение, а только подтверждая то, какая Шаст булочка с корицей и насколько его родителям повезло иметь такого порядочного сына, а Попову — хорошего друга, которого он не против был защищать от этого тленного и прогнившего мира богачей, где чей-то капитал ценился выше человеческих чувств, а иногда и жизни. Хотя переживания заставляли сердце замирать, ведь фундаментом любого мировоззрения людей являлись стереотипы, где не было места для богатого, но очень отзывчивого и чуткого мальчика, ищущего в людях не только красивые мордашки, но и прекрасную душу, которая могла согреть, когда внутри всё замерзало. К счастью, эти «приступы снисходительности» случались редко и скоро пресекались на корню самим Арсением, который смотрел чуть дальше, замечая чуть больше, благодаря чему юное горячее сердце ещё верило в искренность и взаимность. Сегодня не хотелось напиваться до чёртиков, поэтому, позволив себе несколько шотов, Арсений преспокойно поехал домой.***
Наверное, впервые утро лучших друзей началось по-разному: у одного с болью головы от небольшого, но всё же похмелья, а у второго от раннего подъёма и шума в университете. Пока Арсений привычно справлялся с последствиями выпитого отработанным способом, Антон чувствовал себя не особенно комфортно, окружённый большим количеством людей. Он не был социофобом, любил внимание, но всё-таки боялся осуждения ввиду достатка родителей. Ведь количество денег среди подростков часто является причиной отличного от типичного поведения, будь то буллинг или лицемерие. Пока Шастун зарывался в собственные мысли, рядом с ним материализовалась улыбчивая девушка, выглядевшая более чем приветливо. — Ира, — блондинка протянула небольшую — особенно в сравнении с лапой парня — ладошку. — Антон, — он легонько пожал протянутую руку. — Будем знакомы. Я не видела тебя, — девушка чуть сдвинула брови, всё так же пронзительно смотря. — Да, не приходил раньше, так получилось, — ну не будет же он говорить о том, что не мог из-за вечных попоек. Не сейчас. — Поможешь разобраться, что к чему? — Конечно, смотри, на первом этаже… Ира оказалась очень отзывчивой и открытой, помогая Шастуну сориентироваться в огромном здании и на самих парах, садясь рядом и давая советы, как поладить с каждым из преподавателей, так что день прошёл незаметно. — До встречи. — Подожди, — Антон мягко коснулся её хрупкого запястья, окольцовывая пальцами. — Тебе далеко домой, ты говорила, — могу подвезти, — и состроил такую доброжелательную мордочку, что даже самый кремень бы согласился. — Мне не сложно, а тебе быстрее и дешевле. — Подкат засчитан, — Кузнецова улыбнулась в ответ и перехватила его руку, чуть сжимая. — Пошли уже, покажешь, насколько быстрее выйдет, — и саркастически хихикнула, услышав похожий звук в ответ.***
— Приехали, красавица, оплачивать как будем, — с ломаным кавказским акцентом Шастун припарковал машину во дворе девушки. Не самый дорогой, но новый район. Красивые высокие дома, опрятный двор, на площадке бегают дети — идиллия. — Ой, я, кажется, забыла карту, — поддержала миниатюру нового друга Ира. — Может, договоримся? — Может и договоримся. Сегодня в десять будь готова, я заеду, — всё шло по плану парня. — И куда мы? — блондинка ожидала чего-то подобного. Можно даже сказать, что ждала. — Покажу один бар. Сегодня пятница, завтра в универ не надо, у тебя нет повода отказаться. — А кто сказал, что я против, — девушка только планировала, где проведёт этот вечер, а тут не нужно мозги ломать, ещё и приятная компания. — В десять. Не опаздывай, — она подмигнула и вышла из машины. Только та опустела, где-то позади подал признаки жизни телефон, уведомляя о входящем звонке. Шастун потянулся за ним, гадая, кто бы это мог быть, пока не рассмотрел смешную фотографию лучшего друга, сделанную, когда тот не видел. Он принял звонок и стал выезжать из двора девушки, включая на громкую связь. — И где ты потерялся? — Я? А не ты ли у нас топографический кретин? — в трубке послышался уже ставший родным смех. — Ладно, Шаст, ладно. Я запомнил, но реально, где ты? — Я чуть-чуть отклонился от маршрута, — в ответ послышался тихий хмык. — Отклонился в сторону очередной юбки? — Она порядочная. Я с ней в университете познакомился, — Антон хотел было продолжить, но***
Они останавливаются у входа в тот самый бар, про который говорил Антон. Тот самый бар, который они с Арсением любили больше всего. Здесь же они появляются и второй раз, и третий. И каждый последующий, но уже не вдвоём, теперь в каждой их вылазке участвует ещё и Ира. Дружеские разговоры всё чаще о том, какая она прекрасная/умная/добрая/красивая/чудесная/замечательная/лучшая (нужное подчеркнуть). Ира и вправду остроумная, смышлёная, даже, возможно, неплохая в качестве девушки кому-нибудь. Но только не Антону. Не по мнению Арсения. Он и сам не заметил, как пресекал любые завязывающиеся долгосрочные отношения, оправдывая тем, что не хочет потом успокаивать друга и собирать на кусочки разбитое сердце. А Арсению уже тошно от Иры. Противно её имя, её фамилия, крашеные блондинистые волосы, милое личико, миниатюрные руки, всё чаще лежащие в больших Антоновых, даже магазины, в которых она покупает одежду, и бренды, косметикой которых она красится. Ему не нравятся шутки Кузнецовой про материальные возможности родителей Антона, его запросы и про то, что она думает сначала закончить универ, а потом уже думать о семье. В общем и целом, ему уже порядком надоела Ира. Он хочет снова беззаботную жизнь вдвоём. Без всяких там Ир, без этого долбаного постоянства. Арсений хочет быть единственным постоянным.***
Очередной вечер. Очередная встреча с другом. Ой, не только ним, ещё и с его «подругой». Как же это осточертело, Арсению уже, честно говоря, надоело; сильно. Всё шло как обычно: встретиться, сесть на заднее сидение, заехать за Ирой, для которой Шаст заботливо оставляет место впереди, будто забывая, что у Арса слабый вестибулярный аппарат, приехать в клуб, выпить, снова выпить… — Арс, чего ты не танцуешь? — полупьяно спрашивает Антон. — Всегда же любил, — уже чуть тише, потому что ответа не следует. — Арс, ну, ты чего, не дуйся, давай веселиться! А веселиться уже не хочется. Уже пару месяцев как. Уже с появления Иры. Уже так неинтересно, потому что никто не посмотрит, никто не оценит, никто не скажет «Арс, вау». Попову кажется, что он потерял лучшего друга и больше не найдёт, потому что с таким характером от него даже мёртвый уйдёт, не забыв послать, но Антон продержался целых двадцать лет. А в следующий момент он видит, как Шастун наклоняется и целует Иру. Так нежно и осторожно, будто боится, что оттолкнёт, что даст пощёчину, что не ответит. У Арсения мир на глазах рушится: Ира отвечает. Обхватывает его лицо маленькими ладошками, перемещая их на шею, а затем на плечи. Шатен ближе притягивает Кузнецову, оставляя свои руки на женской талии, будто потерять боится. Попова кто-то дёргает за плечо, говорит какую-то лабуду, но тот не слушает. Он не в силах даже отвернуться от причины сгорания его внутреннего мира. Антон шепчет ей на ушко, Ира улыбается, а потом высокая макушка скрывается в толпе. Самое время для выхода, и плевать, что потом какая-то девушка будет считать его подонком. Не впервой, справится. Он подходит к Кузнецовой, закладывая прядь блондинистых волос за то ухо, вблизи которого до этого были губы друга. — Ирочка, моя дорогая Ирочка, твоё такси будет через пару минут, собирайся, — уж очень слащавым голосом говорит Попов. — Что ты несёшь? — огрызается девушка. — Перепил что ли? Какое такси? — Мы больше не нуждаемся в твоих услугах, — Арсений начинает закипать. — Твоя смена окончена, и так надолго задержалась. Все были на одну-две ночи, а ты прям будто постоянная. Я даже поверил, что Шаст влюбился, — женские глаза опасно заблестели. — Ладно, не буду тратить драгоценное время, ищи новых клиентов и не волнуйся, тебя порекомендуют в достаточно узких кругах, — он похлопал по Ириному плечу пару раз и гаденько улыбнулся. — Да иди ты нахуй, — две слезинки предательски вырвались и быстро скатились, оставляя мокрые дорожки на милом личике. — Чего и тебе желаю, — экран дорогого телефона загорелся, уведомляя, что водитель уже на месте. Девушка схватила свою маленькую сумочку и вышла из клуба, попутно пытаясь стереть солёные дорожки.***
— Арс, ты не знаешь, где Ира? — слышит взволнованный голос друга из-за спины. — Она просто не отвечает… — Может, хватит? Тебе не кажется, что Иры слишком много! Как же она должна хорошо трахаться, чтобы продержаться два, сука, месяца?! — Арсений не сдерживается и переходит на крик. — Что, прости, трахаться? Ты в своем уме или перепил? Арс, ещё раз спрашиваю, где она? — у Антона глаза на лоб чуть не вылезают от такого. — Твоя подруга тут всех заебала, я ей уже вызвал такси, — спокойно отвечает брюнет. — Кого всех, какое, нахуй, такси? — вот теперь глаза реально на лбу. — Как же ты не понимаешь. Есть я и мои, когда-то ещё и твои, между прочим, друзья, нахуй твоих шалав! — Нахуй тебя, Арс! Ты невыносим! — Да, я невыносим, а чтобы что-то сделать я даже не подумаю тебя спросить. А ещё я тварь двуногая, самый конченный мудак и как таких, как я, земля вообще носит. Думаешь, я не знаю, думаешь, не слышу, думаешь, забываю? Нет, ошибаешься, каждый такой комментарий запоминаю, да так, чтоб навсегда, чтоб удивлялся, как ещё не сдох от всех этих проклятий. А потом смотреть на тебя и видеть, что в этом мире есть место даже такой твари, что даже со мной можно справиться, что даже я чего-то достоин. Вот только не вижу уже. Не вижу из-за этой шлюхи, — Попов чувствует жжение кожи на лице: пощёчина. — Ира такая, а ещё вот какая, с Ирой так легко, она то умеет, это умеет. А я? Вспомни, когда ты думал обо мне хоть раз за два месяца! — красноречивое молчание. — Абсолютно. Антон, окстись, мне без тебя плохо, — уже будто моляще говорит брюнет. — Мы с тобой проводим много времени вместе! — Шастун пытается понять, почему вместо привычно спокойного и весёлого друга видит его: взведённого, нервного и такого не своего Арсения. — Нет, Антон, ты проводишь время с ней, а потом рассказываешь об этом. — Потому что она теперь тоже небольшая, но всё же часть моей жизни! — А я часть твоей жизни? — Конечно. — Нет. Если бы она была небольшой частью, мы бы не говорили об этом буквально всегда. Возможно, ты не понимаешь, но я уже даже на толику не из твоей реальности. — Почему это? — Когда мы в последний раз встречались только вдвоём? — Недавно. Блять, Попов, у тебя память три секунды?! — Шастун уже буквально закипел от истерики с нихуя. — А когда мы при этом не говорили про Иру? Просто, например, обсуждали девушек, машины или, может, планы на вечер. Да что угодно! Когда мы в последний раз были лучшими друзьями?! — и снова молчание. — Понятно, подсказка: два месяца назад. У тебя так долго никто не задерживался. — Как же ты понять не можешь, что Ира — не очередная эскортница? Что я могу, наконец, быть счастлив?! — То есть, со мной ты пиздец несчастный был. Зачем тебе отношения? Ты же можешь идти, куда угодно, делать, что угодно. — Полное дерьмо, но только с запахом свободы. Арс, я это понял, когда познакомился с Ирой, а до тебя всё никак не дойдёт. Иди нахуй, Арс. И не жди, что это для конца реплики сказано. Я позову тебя обратно, только если, нахуй, с ума сойду! Минус один. Минус единственный. Минус Антон. Минус тот, кто понимал, кто не осуждал. Минус тот, кто был лучше, чем другом или даже лучшим другом. Если бы Арсений был планетой, держащейся на китах, он бы сейчас накренился, потому что один из них трёх — мать, отец и это зеленоглазое чудо — уплыл от него, толкнув хвостом напоследок планету так, чтобы всё перевернуть. Но Арсений просто человек, никакая не планета, поэтому не делает кульбит или сальто назад, хотя мог бы, а лишь поворачивается и идёт в сторону выхода. Слышит теперь не родной голос и «коньяк, бутылку». Потом будет думать, сейчас главное — дойти до машины и уехать из этого бара нахрен. Потом уже подкосятся ноги, когда он будет садиться в автомобиль, потом откуда-то изнутри будет идти даже не скулёж, а низкий звериный рык, потом увидит в зеркале мужскую слезу — всё потом, сейчас цель — машина.***
Антон тоже был не в лучшем настроении. Он не думал, что Попов такой ревнивый собственник. Да, возможно, где-то не уделил достаточно времени, где-то перегнул палку с Кузнецовой, но чтоб получить в итоге такое, шатен не понимал, что должен был сделать. «Хотя, бывший лучший друг уже сделал достаточно, чтобы перевернуть эту страницу жизни и начать в ней новый этап», — думает Антон, сидя пьяным в такси, направляясь прямиком туда, где его реально любят. Не самый дорогой, но новый район. Красивые высокие дома, опрятный двор. Только детей на площадке нет, потому что спят. Он хотел бы так же уснуть, ни о чём не думая, не переживая. Ни об Ире, ни о Попове, которого теперь даже не знает, как называть, ни обо всей ситуации в целом. Просто лечь спать и проснуться, когда всё уладится. Когда в жизни всё будет в порядке. Но в этом случае он никогда уже не проснётся, поэтому парень принимает неизбежное и решает, что делать со всей ситуацией, отталкиваясь от собственными руками разбитой дружбы с человеком, который за столь долгое время стал даже ближе, чем родным. Антон заходит в подъезд, поднимается по этажам, пытается попасть пальцем на кнопочку дверного звонка, но бросает эту затею после пятого промаха. Всё-таки алкоголь даёт о себе знать, и Шастун решает просто постучать в дверь. Он в курсе, что Ира живёт в квартире одна, следовательно, никого не разбудит (не считая соседей, конечно). После нескольких подходов замок щёлкает, а из-за двери показывается лицо теперь уже единственного человека, с которым было хорошо всегда. — Какая же ты хорошая, какие же все по сравнению с тобой напыщенные дуры, Ира, я люблю тебя. Люблю так, как никогда и никого, я впервые такое чувствую, — язык заплетается на каждом слове, отчего пьяно-пламенная речь затягивается на несколько минут. — Прости меня за всё: за то, что не уделял много внимания, что не показывал этого, что позволил Арсу наговорить тебе всякой хуйни. Прости. — Так, ладно, — она полностью открывает дверь, чтобы парень вошёл в квартиру. В итоге приходится поднимать того с колен и говорить, что не обижается. — Давай ты проспишься, а завтра мы уже поговорим.***
Арсений уже и сам не помнит, как, но приезжает домой. Не помнит, потому что мыслями находится не здесь. Где-то далеко, не в этой реальности. Голова будто заполняется водой, и невозможно соображать, время вокруг растекается противно-густой патокой, оставляя везде липкие следы. Хочется вынырнуть из этого смердящего одиночеством болота, отпустить и жить дальше. Но с каждой такой мыслью поглощающая субстанция будто карает, затягивая ещё глубже. Не хватает кислорода. Хочется вдохнуть полной грудью, но кажется, что либо лёгкие отказали, либо в них закинули валунов, щебёнки и песка сверху, чтоб всё пространство внутри заполнить. Хочется кричать, но сил нет даже чтобы пискнуть, и остаётся лишь тихо скулить. На пол летит телефон, чудом не разбиваясь в щепки. Туда же ключи от дома и машины, чтоб этот хлам лежал одной ненужной кучкой. Ненужной. Такой же, как и Арсений. Он-то думал, что их дружба на века, что вместе до талого, а, как оказалось, до первой ссоры. «Друзья с норковых пелёнок, — думает Арсений, — ага, ровно до того момента, пока эту пелёнку у тебя не забирают». Он доходит до собственной комнаты кривой походкой, пару раз чуть не оступившись на лестнице, начинает доставать вещи из шкафа, кидая их на кровать, а потом и сам оказывается на ней, проваливаясь в беспокойный сон. Сознание, взбудораженное алкоголем, подкидывает воспоминания о том, из-за кого всё сейчас и происходит.***
Мальчики сидят на качеле-скамейке, выпивая лимонад и болтая ногами, чтобы набрать скорость, но ничего не выходит, потому что каждый пытается сделать это в одиночку. Когда друзья устают от бесполезной работы, один из них — с большими голубыми глазами и забавным носом-кнопкой — решает продолжить разговор: — Теперь мой вопрос. В какую бы страну мира ты никогда не поехал? — Ну-у, не знаю, а попроще ничего нет? — Нет, — мальчик делает вид, будто обижен до глубины души и отворачивается от друга, скрестив ручки на груди. — Отвечай на этот, он не сложный, а то не буду больше с тобой сидеть. — Ну Арс, ну не надо. Сейчас, Подожди минутку, я подумаю, — и сдвигает миловидные бровки к переносице. — Наверное, в Голландию. — А почему? — кажется, маленький брюнет ожидал другой ответ. — Мама говорит, что там есть что-то, что нам нельзя. — А я бы хотел узнать, что это и почему нам нельзя. — Это же может быть опасно, — шатен негодовал, как можно жить так бездумно. — Не попробуешь — не… — Мальчики, идите в дом, я уже накрыла стол, сейчас гости придут. И не забудьте помыть руки! — Хорошо, мамуль, — отзывается паренёк с чудесными кучеряшками. — …попробуешь, — тихо заканчивает брюнет, склоняя голову и идя за другом.***
Шастуну у Иры тоже не спится: снится какой-то день, который уже точно был.***
Они с Арсением впервые пробуют веселиться, но не с помощью коктейлей и танцев. В руках две круглые белые таблетки, в стаканах какая-то сладкая безалкогольная муть, а в голове никаких мыслей. — На бурдершафт? — смеётся Арс. — На раз, — говорит Антон и кладёт белую пластинку на язык, ждёт, когда брюнет сделает то же самое, и оба запивают коктейлем. А что было потом, помнится отрывками сквозь какой-то сказочный калейдоскоп перед глазами. Кажется, Арс что-то говорил про Амстердам.***
Парень просыпается в груде вещей и видит открытый чемодан перед собой, в котором лежат две пары носков и толстовка, больше похожая на комок или тефтельку из ткани. Воспоминания вчерашнего вечера отдаются привычной болью в голове и чем-то странным в районе сердца. Будто оно останавливается каждый раз, когда перед глазами снова встаёт картина, как Антон посылает его без возможности сказать что-то ещё. Игнорируя дискомфорт в теле, Арсений быстро собирает вещи, педантично укладывая их в чемодан, заказывает билет на ближайший полуденный рейс в Нидерланды и покупает новую симку. В это время в квартире Иры спит шатен, от которого, кажется, перегаром пахнет даже в подъезде. Девушка решает не мешать Антону наслаждаться последними часами, когда ощущающаяся головная боль ещё не подкидывает идею открыть окно и выйти, и дождаться естественного пробуждения, а после уже решать, что будет дальше. Парень встаёт ближе к двенадцати, когда игнорировать свет уже не получается, интуитивно находит кухню, а там и Кузнецову, которая размеренно пьёт чай, но, увидев Шастуна, встаёт и подходит к нему, отдавая стакан с водой и таблетку, видимо, от головы. Хотя, если так подумать, он не был бы против, если бы это оказался мышьяк, потому что в голову набатом врываются воспоминания прошлой ночи и её невесёлый исход. Появляется резкая тревога, что уже ничего не получится изменить, и Антон решает позвонить, из-за чего суетится и не может даже найти телефон. — Давай ты успокоишься, и мы поговорим, — предлагает девушка, — и с Арсением тоже. Парень присаживается за стол, наливая ещё один стакан воды и мигом его осушая, но первым заговорить не решается. — Ты помнишь, что вчера мне сказал? — Шастун кивает, ожидая, к чему всё приведёт. — И ты до сих пор согласен с этим? — Да, согласен. Ир, почему ты разговариваешь со мной, как с умственно отсталым? — А кто вчера одним пьяным монологом перечеркнул то, что вы вместе выстраивали годами? — видимо, девушка реально недовольна ситуацией, хотя, с чего бы это. — Арсений тебя оскорбил, между прочим! — Антон повышает голос, высказывая искреннее негодование, но тут же жалеет, потому что звон в голове усиляется раз в десять. — Во-первых, это не самое ужасное, что мне говорили, — переживу, во-вторых, как-никак, а это всё же была часть плана, так что такая реакция была предсказуема, и, в-третьих, оно того реально не стоило. Я завидовала, каким вы с Арсением были тандемом — любой бы позавидовал, были и так беспочвенно его разрушили. Я вижу, как тебе трудно без него, хотя прошло буквально несколько часов… — Мне без него лучше, — мрачно-загробным севшим голосом перебивает Иру парень. — Он обидел человека, которого я люблю. — А ты сделал то же самое в ответ. И кстати, насчёт любви, ты меня не любишь, — Шастун, возмутившись, захотел снова прервать речь девушки, но та подняла ладонь в останавливающем жесте и продолжила: — Ты просто боишься потерять остатки того, что имеешь сейчас. Это не любовь, а зачатки больной привязанности. Я предлагаю продолжать быть друзьями и обещаю тебя поддерживать. Честно, — она взяла большую и холодную руку Антона в свои маленькие, зато тёплые, и подняла глаза, чтобы парень точно поверил. — Мы справимся с этим. Вместе. Я обещаю.