твои руки были моим домом, санёк.
ты грел меня и позволял абстрагироваться.
ты был моим миром, который в одно мгновение рухнул.
я помню, как мы познакомились в баре. его привели наши общие друзья, и он казался мне каким-то не таким. угловатый, неловкий, мягкий и холодный мальчик. я смотрел на него и не понимал, из какого стремного притона его умудрились достать пацаны. он мялся рядом с ними, не знал, видимо, что сказать. пялился своими зенками в грязный пол, а потом нашёл силы, и я услышал это тупое, как и весь он: «здаров, я саша» и улыбается, руку протягивает. я думал, что меня сейчас стошнит, то ли от его голоса и тонких рук, то ли от мерзкого пива, которое мне дали только что. сел ещё, как назло, рядом со мной и смотрит такими глазами, словно я не человек, а животное, занесенное в красную книгу. смотрит-смотрит-смотрит. а мне начинает нравиться. и вечер проходит прекрасно. я смотрел на него и восхищался. меня интересовало сколько скелетов в шкафу он прячет. он стал моим странным интересом, которое хотелось изучить. по голове молотом било фразой: «саша слишком красивый» я не мог выкинуть её из своих мыслей. я не понимал самого себя. всё было неправильно. настолько неправильно, что меня приводило это в дикий, необъяснимый восторг, и мне не оставалось ничего, как найти его в социальных сетях. изучить их, понять какой он в интернете. определенно саше надо было бы вручить медальку за такое, ведь заставить меня заинтересоваться им всего за пару часов равноценно пришествию инопланетян на нашу планету. в итоге я выпросил его инстаграм у пацанов, не сумев обойти эти уебские сообщения: «че теперь решил пройтись по мальчикам?» «совсем в бабах разочаровался?» «леха-леха, так и знали, что пацанчик плохо на тебя повлияет» но инсту скинули, на том спасибо. вот он улыбается. вот он обнимается с огромной акулой в икеа. вот он смеется. вот он поправляет свои длинные волосы. вот он весь такой неловкий сидит с кем-то за столом. вот он с венком из одуванчиков на голове. и я не понимаю, почему хочу потрогать его волосы. не понимаю,почему хочу оказаться вместо этой блядской акулы. не понимаю, почему не могу развеселить его настолько, чтобы он также смеялся и улыбался. не понимаю, почему хочу быть рядом с ним всегда. я не понимаю, что происходит у меня в голове. я больше не понимаю себя, и нахуя-то пишу ему это ебаное «привет». и не понимаю, почему мы начинаем общаться. мы общались больше трех месяцев. гуляли по москве ночами, и я невзначай касался его. шутил так много и глупо, заставляя смеяться. курил с ним в подворотнях последнюю сигарету, зажимал фильтр своими пальцами и не позволял отобрать, приглашал делать тяжки с моих рук, наблюдая за тем, как он тянется к ней, слегка касаясь губами моих фаланг. я сходил с ума от этой картины. будь я художником, то написал этот моментом маслом на холсте, а после повесил бы в прихожей ради того, чтобы её видели все. я ебнулся на саньке. я влюбился в санька, как тупая школьница. и я позвал его пить на крыше многоэтажного дома, хотя мог просто пригласить к себе. хуевый романтик, блять. и я опаздывал из-за блядской работы, блядских пробок, блядского ассортимента алкоголя, блядской очереди в магазине, блядской медленной кассирши, блядского города, блядской страны, блядского лифта, всего блядского. и холодный ветер встречает меня ударом в лицо, а следом широкая улыбка, которую я не видел два дня, когда оказываюсь на крыше. я слышу его ломанный голос, констатирующий факт, знающий мы оба: «ты опоздал, лёх» «я знаю, санёк, завали ебыч и давай сначала выпьем» и мы пьём-шутим-пьем-танцуем-пьем-курим-пьем. и так по кругу. я окончательно понимаю, что его рука так идеально подходит моей, словно только мне и предназначена, поэтому я помню об этом, ведь так было суждено. ничего не происходит просто так, и я это знаю. я смотрел на него, когда он лежал и пялился в небо. я смотрел на него и, клянусь, влюблялся ещё больше. я толкаю его в бок, заставляю обратить на себя внимание и вдыхаю в легкие дым, надеясь прибавить себе храбрости. «бля, санёк, ты мне нравишься» я ожидал удара по ебалу или того, что он убежит от меня, как от прокаженного, а завтра бы надо мной смеялись все пацаны, показывая пальцем и крича мне вслед «пидор». я был готов закрыть глаза и принять свою участь, но чувствую его холодную руку на своей щеке и теплое дыхание на своих губах, слышу: «я думаю это взаимно» мне сносит голову. запустил свободную руку в волосы цвета душистого кофе, и мягко притянул его для поцелуя. такого же нелепого и ненормального, как и мы сами. терпкий запах дешёвых сигарет, алкоголя и сладковатого одеколона ударяют по рецепторам, создавая особенную гамму. от санька пахло лесной хвоей, яблоками, солоноватым и успокаивающим запахом моря. я хотел утонуть в его аромате. я хотел утонуть в нём.я наконец-то заполучил его.
я любил его холодные руки. любил, когда они так нежно гладили мою щетинистую щеку. любил их держать и пытаться согреть. любил видеть его улыбку. широкую, даже немного уродливую, но такую особенную. любил слышать: «лех, ты их всё равно не согреешь. зачем стараешься?» а я не знал зачем стараюсь. для чего вообще это делаю. ведь и вправду смысла было никакого. моё горячее дыхание и такие же руки не смогут избавить его от анемии. но я продолжал держать его, целовать холодные пальцы, не теряя надежду. я всегда верил в то, что надежда умирает последней. она говорит: «кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось?», а кукушка молчит. всегда. кажется, она умерла первой. мне бы хотелось в это верить. верить так же, как в бога и дьявола. верить только в лучшее, как делают это в бредовых книгах. верить-верить-верить. я бы носил крестик не снимая, если бы мне сказали, что он сможет спасти его от всех бед. у него смех заразительный. громкий, истеричный, странный, как и он сам. он весь состоял от и до из странностей, перформансов, гордости и грусти. у него глаза как у собаки. блестят бусинками так, будто он готов расплакаться вот-вот. я видел в них столько веры и любви. я видел в них звезды. я клянусь, что видел в них большой взрыв и зарождение вселенной. я клянусь, что видел в них бога. а в моих он видел дьявола. у рыжих нет души, потому что они отдали её таким прекрасным людям, как саша. саня оказался в моей жизни случайно, когда я никого не ждал в ней. саня оказался в моей жизни в тот момент, когда я ещё не успел отойти от прошлых отношений. саня оказался в моей жизни, когда она превратилась в отвратное зрелище пьяного актера. саня оказался в моей жизни, и я посвятил ему множество вечеров и дней. саня оказался в моей жизни, и я потратил миллионы часов на общение с ним. саня оказался в моей жизни и сумел подарить только положительные эмоции. саня оказался в моей жизни, когда я хотел убить себя. саня оказался в моей жизни по ошибке. он был бурей, грозой, торнадо, стихийным бедствием, разрушительным и таким красивым. он был тем самым дьяволом, которого послали наказать меня за грехи. он был угрозой всему живому. а я был тем, которого во вселенной гарри поттера нельзя было называть. я бы был тем самым, кто смог убить мальчика, который выжил. саша в моей жизни был мессией и антихристом одновременно. я называл его одуванчиком по утрам, когда ложились спать, или мне просто надо было его позвать. мне казалось, что он весь состоит из чертовых одуванчиков. я научился ради него плести венки из них. я просто хотел делать его счастливым. я просто хотел, чтобы со мной он был настоящим. я забрал парнишку-одуванчика, со странной улыбкой и волосами цвета кофе из отчего дома, ведь там всё сине-черное с отголосками фиолетового, а в таких условиях нельзя жить хорошим людям, чьё сердце похоже на алую розу, которое со временем начинает болеть от критического обилия шипов, пронизывающее его. я забрал его и любил. любил всего до тех пор, пока меня снова не торкнуло. до тех пор, пока я не разозлился.он сам в этом виноват.
всё было как в тумане. вот я хватаю его за отросшие волосы, бью его головой об стол, прижимая к поверхности с такой силой, что ещё бы немного и я мог бы расколоть ему череп. вот он уже лежит на полу и пачкает мне линолеум своей кровью, пока я хуярю его ногами по ребрам. вот он сворачивается калачиком и до меня доносятся жалкие хрипы, всхлипы, мольбы остановиться. вот я выкидываю его за дверь из своей квартиры и иду опять пить. утром у меня болят костяшки на правой руке, рядом никто не лежит, а на кухне высохшая кровь. до меня не сразу доходит, а когда всё же осознание пришло,саша больше не брал трубку и на сообщения не отвечал.
саша просто меня заблокировал.
я бы тоже себя нахуй заблокировал, и желательно, из жизни. он подарил мне любовь, а я ему боль. он подарил мне надежду, а я самолично разрушил её. он подарил чувства, а я ненависть. я подарил ему травму. он подарил треки, которые при прослушивании причиняют неистовую агонию. я взамен подарил новые шрамы на его теле. я подарил ему ложную веру в будущее. он подарил многое, а я забрал столько же. я возвращался из раза в раз, а лучше бы ещё тогда оставил. я возвращался и надеялся на прощение, а лучше бы дальше трахался с кем-то другим, представляя его на месте одноразовых партнеров. я возвращался и говорил про любовь, про концерты, про то, что это больше не повторится, про то, что я изменился. хотя я прекрасно понимал, что нихуя не изменился, потому что я не такой. потому что это неправильно. потому что он был развлечением. мимолетным интересом. саша любил. саша любил так сильно, что ему хотелось творить. саша любил так сильно, что он рвался ко мне, и пусть пацаны засмеют. любил настолько, что терпел всё дерьмо в своей жизни, лишь бы в конце быть со мной. любил настолько, что в итоге возненавидел. любил настолько, что прощал и держался за меня, как за последнюю тросточку спасению, когда я являлся его погибелью. любиллюбиллюбиллюбиллюбил. любил до того злополучного инцидента, который расставил все точки на свои места, и показал ему, какой же я ебанутый человек.
он ненавидит меня.
я пишу ему и прошу приехать, поговорить как взрослые, блять, люди. я пишу ему, а он отвечает и просит перестать это делать. я пишу ему, как люблю его, а он умоляет меня заткнуться. я звоню ему пьяный в сопли и плачу в трубку, потому что, правда, сожалею. я звоню ему и прошу простить меня. я звоню ему и говорю, как мне тяжело без него. я звоню ему и слышу: «прошу, лёх, отъебись от меня» «умоляю, лёх, удали мой номер и не звони мне больше никогда» «лёх, мне больно, и ты опять не хочешь этого понимать» «я сменю номер» он тоже плачет. собирает слезы в кувшинчик, чтобы дать мне их выпить, но я и без этого чувствую себя омерзительно. он желает мне всего самого наихудшего, но всё равно поднимает трубку, отвечает на сообщения, позволяет мне смотреть его сторис в инсте, и не может написать мне огромное, полное ненависти смс и окончательно заблокировать, потому что он бесхребетный. потому что я даю ему поблажку. потому что ему это надо. потомучтопотомучтопотомучто. миллионы «потому» и нуль «почему». и я не дам ему карт-бланш. потому что он только у меня. потому что бог выдал мне его, как сильному человеку. потому что участь саши постоянно подставлять вторую щеку. потому что кара божья настигает только его всю жизнь. потому что он изначально должен был быть послушным псом.почему?
потому что никто больше никогда не сравнится со мной. потому что никто больше не сможет перепрыгнуть заданную мной же планку. потому что, если я опять вернусь в его жизнь, пока он не проработает свою травму, то всё рухнет. он сам все разрушит, если не обратится за помощью к специалисту до моего очередного камбэка. а я так просто не позволю ему меня забыть, потому что моё мимолетное развлечение слишком хорошо сосет. потому что моё мимолетное развлечение имеет право смотреть с любовью только на меня. потому что я хочу чувствовать себя богом. потому что все, кто его коснутся, будут ползать в кишках.потому что я ещё в детском саду никогда не делился со своими игрушками.