Проверка на прочность

Примерно за полчаса до памятной драки, о которой будут шептаться на свадьбе племянницы Али Эль Адиба пару дней спустя, с недоумением рассматривая плохо замаскированные следы на лицах нынешнего и бывшего мужей Латифы, ничего не предвещало беды. Стояла тихая арабская ночь, когда Латифа вышла на балкон кутаясь в халат и подняла глаза на усыпанное яркими звёздами небо, вдыхая густой аромат жасмина и апельсиновых деревьев,— эти запахи неизменно ассоциировались у Латифы с домом дяди Али, первым настоящим домом, который она могла вспомнить, как и тонкий аромат ванили и кофе с кардамоном, доносящийся из пустой к этому времени суток кухни. Время летело быстро: всего пару дней назад она ступила на родную землю, снова встретилась с родственниками, а уже через два дня пройдёт церемония никяха и Латифа сможет называть Зейна своим мужем. Сама свадьба будет продолжаться ещё семь дней, на протяжении которых гости смогут вдоволь погулять за счёт молодожён. Из-за того, что Зейн и Латифа не хотели откладывать бракосочетание (они сочли, что семи лет ожидания хватило с головой на всю жизнь) дни были наполнены множеством дел: вокруг невесты крутились визажисты и швеи, изнуряя Латифу примерками уже готовых нарядов, а накануне праздника в честь помолвки девушке придётся провести долгие часы с мастерицей мехенди, выбирая узоры, которыми украсят её руки и ноги перед свадьбой. Старшие жены дяди хотели узнать какое золото планирует выбрать Латифа когда пойдёт в лавку ювелира, служанкам было интересно её мнение насчёт выпечки для свадьбы. От бесконечных хлопот кружилась голова и время от времени Латифа думала, что возможно было бы лучше просто тихо пожениться, не устраивая громкий праздник и не привлекая лишнего внимания, поскольку о них и без того говорили. И в золоте она не так уж нуждалась, в конце концов для неё это уже вторая свадьба и она не сможет подарить мужу свою невинность. Но Зейн ничего такого не хотел слышать, желая праздновать их свадьбу много дней и ночей, чтобы все знали об их счастье, и слухи его совсем не беспокоили. И как она могла отказать, если это было по правде говоря единственное, на чём он настаивал? В отличие от Латифы Зейн собирался жениться впервые и во всеуслышание заявил перед своими родственниками, что это будет его первый и последний брак,— после этих слов у Латифы с души упал камень, о существовании которого она до недавних пор даже не догадывалась. Сестра Жади только осознала, что правда сможет выйти замуж за Зейна, на что раньше не смела питать надежды, потому тревоги по поводу второй жены были последним, о чём она могла думать. Но Латифа выросла в семье, где у её дяди в разное время было три или четыре законных жены, потому эта тревога, сомнение в своём положении в грядущем браке как оказалось никогда не покидало её беспокойный разум. Она хорошо помнила как первые годы своего брака с Мохаммедом — пока не встретила Зейна и не признала, что в него влюбилась — боялась появления в доме второй жены. И она же появилась в конце концов вопреки всем клятвам Мохаммеда, пусть к тому времени Латифа и мечтала освободиться от этого брака! А сколько раз до этого дядя Али убеждал бывшего мужа Латифы не думать о второй женитьбе? На этот раз переживать не придётся: дядя Али сообщил Латифе, что Зейн подписал брачный контракт, где обязался не брать больше жён. Сердце Латифы радостно пело, а вот Жади заметила, что этот вопрос даже обсуждению не подлежит: пусть бы Зейн хотя бы подумал о таком! Какие ещё вторые жены, особенно в Бразилии? Позор даже думать о подобном! Девушка старалась избегать мыслей о первом браке, потому что это до сих пор было сложно. Латифа больше не сомневалась в правильности своего выбора и знала, что её сердце целиком и полностью принадлежит Зейну, что она никогда не смогла бы испытать ту же гамму чувств с кем-нибудь другим. Тем не менее, она всё ещё отдала Мохаммеду свою невинность, вверила юношеские надежды и мечты, дарила ему нежность и заботу, родила сына и до последнего старалась верить, что их брак ещё можно спасти, даже когда чувств уже не осталось. Латифа как сегодня помнила как весело кружилась в танце в день своей первой свадьбы, как громко радовалась, что больше ни дня не будет просыпаться одна, что станет замужней женщиной... Эти воспоминания не были плохими, они оставались светлыми и приятными, хотя Латифа больше не была той девушкой, что охотно вышла за Мохаммеда и всецело разделяла его взгляды на жизнь. Той наивной девочки больше не было, но Латифа не могла забыть, что много лет подряд смотрела на неё в зеркале. Может потому чувствовала лёгкую грусть, что все мечты той — другой — Латифы рассыпались в прах? Словно по иронии судьбы в тот самый момент когда она позволила себе анализировать свой первый брак сзади раздался выразительный кашель и Латифа резко обернулась, встречаясь взглядом с бывшим мужем. Девушка ахнула, инстинктивно сильнее запахнула халат на груди, словно защищаясь от его присутствия, на что Мохаммед усмехнулся с кривоватой улыбкой. — Ну здравствуй, Латтфа...— протянул молодой человек с явной горечью. Обида, тоска, злость,— всё это мелькало в глазах бывшего Латифы, пока он буравил девушку взглядом. — Что ты здесь делаешь, Мохаммед?— Латифа выпрямилась, её голос звучал достаточно спокойно для паникующего человека. Тем не менее она пережила достаточно плохих вещей, и Мохаммед никогда не был человеком, которого она боялась. Страх в их браке всегда был вызван сопутствующими тревогами: сначала — боязнью потерять мужа, позже — что Мохаммед отберёт у неё их общего ребёнка в случае развода, опорочит в глазах семьи. Однажды её очень напугал сид Абдул, и пусть ни разу после этого он не пытался всерьёз повторить это насилие, при каждой встрече с родственником она хотя бы на мгновение вспоминала удар по лицу, оставивший после себя шрам на скуле — едва заметный к настоящему времени, особенно если не знать, что он должен там быть. Но никогда того же страха в ней не вызывал Мохаммед сам по себе, она не боялась его когда он злился и угрожал всем на свете в последние месяцы их совместной жизни, и уж точно не собиралась начинать сейчас. — Это всё, что ты хочешь мне сказать, козочка моя?— это прозвище слетело с его языка само по себе, настолько он привык называть её так на протяжении их брака, и потом тоже — в своих мыслях, даже когда она начала морщиться как от зубной боли когда он обращался к ней таким образом.— Тебя интересует только что Мохаммед здесь делает? Больше ничего не хочешь спросить? Ничего тебя не беспокоит? — Мы больше не муж и жена, Мохаммед,— напомнила Латифа, словно он об этом не помнил, и была в принципе права, потому что он часто об этом забывал, упускал из виду,— ты не должен обращаться ко мне по прежнему прозвищу, и нам не стоит разговаривать наедине. Я спросила что ты здесь делаешь, потому что тебя здесь быть не должно, ты должен был уйти со своими родственниками после окончания праздника,— добавила девушка. Она знала, что её жениху и некоторым гостям, кому не хватило мест в гостинице, позволено было остаться на ночь в доме дяди Али, но Мохаммеда среди них не было и быть не могло. Получается, он спрятался в одной из комнат, пользуясь тем, что хорошо знал планировку дома после прежних визитов? — Вот значит как, Латифа,— кивнул Мохаммед,— нам больше не стоит говорить наедине, потому что мы не муж и жена больше? А когда ты ещё была моей женой тебе положено было общаться наедине с этим...— он едва не заскрипел зубами, но чудом удержался от ругательства,— твоим женихом? Как ты оправдывала себя когда изменяла мне? Тогда не было стыдно? А сейчас не стыдно перед нашим сыном, что с такой лёгкостью думаешь о новых детях, когда его больше нет на этом свете? Теперь я знаю, что будь наш сын жив, ты бы легко с ним рассталась ради этого мерзавца! Даже вечности в аду мало для Зейна за всё, что он посмел совершить, а ты ничуть не лучше, если хочешь быть его женой! Латифа невольно вздрогнула от горького и издевательского тона, каким Мохаммед произнёс слово «жених», даже проклинали не столь яростно, а обвинение в измене и вовсе словно выбило из неё дух, будто он ударил её этими хлёсткими словами. Впрочем, так оно и было, пусть его рука и не коснулась её плоти, но удар пришёлся глубоко, незаметный для человеческих глаз. Такая ненависть не сулила ничего хорошего: Латифа знала, в отличие от Мохаммеда, что Амин жив и рано или поздно им всем придётся общаться ради блага мальчика. Она чувствовала себя виноватой, что скрывает правду от отца своего сына, но именно злость и обида Мохаммеда мешала ей рассказать правду. Латифа убедилась лишний раз, стоило посмотреть в глаза бывшего мужа, что он никогда не даст ей растить своего сына, если сможет этому помешать. Мохаммед с радостью превратит их Амина в оружие, лишь бы отомстить, что она полюбила другого! И сколь бы тяжким ни был груз вины, Латифа однажды уже потеряла сына, она не потеряет его ещё раз! Девушка почувствовала как по её венам течёт та же ярость по отношению к бывшему, что поддерживала её на этом свете в последние недели вынужденного брака с Мохаммедом, когда она верила, что её сына больше нет, когда не знала сможет ли отправиться от этого удара! — Как ты смеешь?— это было первое, что смогла произнести Латифа, всё в ней кричало от разочарования. Этому ли человеку она отдала невинность? Ему ли молила Аллаха послать сыновей?— Как смеешь попрекать меня нашим сыном, когда он оказался в опасности из-за твоей глупости? Как смеешь обвинить меня в измене, если сам нарушил все клятвы и при каждом удобном случае слушал яд своего дяди, который только и думал как бы женить тебя второй раз? Как смеешь говорить эти гнусные вещи про Зейна, когда он не дал мне ничего кроме любви и поддержки, а ты на каждом шагу только и делал, что меня обвинял, лишь бы самому не нести ответственность? Ты позволил своему дяде унизить меня, оскорбить и ударить! Я истекла кровью в нашей постели, а ты кивал, пока сид Абдул называл мою утробу проклятой, позволил всем думать, что это моя вина и не сказал ни слова! Ты думаешь, что я не знала, не слышала? — Латифа...— только и успел пробормотать Мохаммед. Его злость никуда не исчезла, но боль в голосе Латифы, страсть с какой она бросала в него обвинения, его обескуражили. На этой ли девушке он женился? Он её не узнавал! — Нет!— перебила племянница Али, уже не заботясь, что их кто-нибудь услышит.— Ты хотел поговорить? Ради этого ты спрятался здесь, словно какой-то вор? Ну так слушай! Я не изменяла тебе, Мохаммед, я готова поклясться на Коране, что никогда не приглашала в свою постель другого мужчину пока мы были женаты! К твоему сведению, я выполняла свой долг даже когда твоё присутствие в нашей постели оставляло меня пустой и несчастной!— слова слетали с языка сами собой. Латифа думала, что уже сказала всё в последние месяцы их брака, что простила и забыла все обиды, но эта боль жила глубоко внутри неё и никогда не покидала.— А ты ничего не замечал, никогда ничего не замечал, пока это не мешало тебе делать вид, что наша жизнь идеальна, пока во всех проблемах можно было обвинить другого человека! Ты день за днём обвинял в своих бедах меня, Жади, Назиру, Зейна, кого угодно, но только не себя! — Жади...— зарычал Мохаммед, имя сестры Латифы действовало на него как красная тряпка на быка.— Это она разрушила наш брак, с первых дней она подавала тебе дурной пример! Из-за неё моя сестра вышла за бразильца и смешала кровь Рашидов с кариоки! Почему Аллах не поразил одалиску болезнью вместо её матери?— он не обратил внимания с каким ужасом посмотрела на него мать его сына.— Пусть бы Аллах забрал её! Мерзавец Зейн развратил тебя, но именно Жади превратила тебя в одалиску! Это не ты сейчас говоришь, Латифа, ты просто повторяешь ту гнусность и грязь, что она влила в твои уши! — Пусть лучше Аллах простит тебе твои дурные слова!— выплюнула вместо этого Латифа.— Ты себя слышишь? Что за джинн веселился в тебя, Мохаммед? Ты спрашиваешь чувствовала ли я себя виноватой? Когда ты позволил своему дяде ударить меня, впервые бросил мне в лицо слова развода, в тот день я поняла, что не люблю тебя, ты убил все мои чувства к себе в тот день. Только вина и держала меня с тобой много лет, но однажды и она исчезла, за это ты должен поблагодарить самого себя, именно твои упрёки и обвинения, твоя ненависть в итоге разрушили остаток хорошего, что было между нами. Но ты лучше утонешь в ненависти, вместо признания, что во всём случившемся была и твоя вина! Это так сложно понять? Я не за этого человека выходила замуж! А может ты всегда таким был, а я и не замечала? Я была слепа к твоим порокам, хотела видеть в тебе только лучшее, пока моя глупость не сыграла со мной дурную шутку! — Тогда мы оба были квитами в нашей слепоте, козочка моя,— ответил ей в тон Мохаммед, игнорируя её призыв не использовать эти слова,— Мохаммед думал, что взял достойную жену, но вместо этого женился на одалиске! Его обманули, подсунули ему женщину лёгких нравов! Прежде чем Латифа успела понять, её ладонь упала на лицо бывшего. Она испуганно ахнула, осознавая что только что сделала, собиралась что-то сказать, извиниться за свои действия, пусть он и нанёс ей ужасное оскорбление, но Мохаммед схватил её за руку и не отпускал. — Отпусти меня!— потребовала девушка. — Ты ударила меня,— вместо этого заметил Мохаммед, его лицо стало нечитаемым, что было для него редкостью.— Женщина не должна бить мужчину, особенно порицается удар по лицу. Ты забыла об этом, Латифа? Если жена посмеет ударить мужа, за это положены удары тростью. — Ты мне не муж,— очередной раз напомнила ему Латифа. Впервые она немного испугалась бывшего мужа. Сделает ли Мохаммед то, чем он пытался её напугать? Раньше он никогда не поднимал на неё руку.— Отпусти сейчас же! — А если не отпущу, что тогда, козочка моя?— Мохаммед сам не осознавал что делает и говорит, но не отпускал руку бывшей жены, наступая на неё пока не пригвоздил к стене своим телом.— Что ты сделаешь, Латифа? — Мохаммед, прекрати, не делай глупостей,— предупредила Латифа, даже проигнорировала как он очередной раз её назвал.— Это не ты, я знаю, что это не ты, Мохаммед. — Ты сама говорила, что не узнаешь меня, Латифа,— криво усмехнулся парень. — Если ты меня не отпустишь в сию же минуту, я закричу, дом полон людей, меня обязательно кто-то услышит и тебя накажут, ты не имеешь права ко мне прикасаться! Люди будут говорить, что ты совершил харам, вся Медина начнёт сплетничать, что ты пробрался ночью в дом уважаемого человека, чтобы коснуться чужой невесты!— угрожала Латифа, потому что знала, что ни о чём не заботился Мохаммед больше своей репутации и репутации своего рода.— Род Рашидов будет опозорен! Что тогда скажет дядя Абдул?— использовала она крайний аргумент и на мгновение думала, что упоминание патриарха Рашидов сделало своё дело, потому что рука Мохаммеда дрогнула, но в итоге он её не отпустил. Что же это такое?— Ты с ума сошёл? — Мохаммед сошёл с ума,— горько закивал парень,— у Мохаммеда забрали всё, что ему было дорого, Мохаммеда опозорили больше раз, чем он может сосчитать! Ты и твоя сестра уже позаботились о позоре Рашидов, Латифа! Назира тоже внесла свою лепту из-за твоей одалиски-сестры, и даже моя вторая жена оказалась змеёй и обманула Мохаммеда! Все меня обманули! — И в этом тоже я виновата?— вопрошала в недоумении Латифа, пугаясь безумия в его глазах. Конечно же, она слышала как закончился второй брак Мохаммеда и даже пожалела бывшего мужа, укоряя Жади за её восторг, когда сестра поведала детали этой грязной истории.— Я ни разу не говорила с твоей женой, даже когда ещё жила в твоём доме! Какую вину ещё ты попытаешься на меня возложить сегодня? — Откуда мне знать, что ты говоришь правду? Ты достаточно лгала мне, Латифа! Вдруг ты надоумила Джуварию сыграть со мной злую шутку, чтобы мне отомстить? Назира тоже предала Мохаммеда, но она была права по поводу тебя и твоей сестры, видит Аллах, змея всегда узнает своих сородичей даже издалека! — Ты сошёл с ума! Ты не в себе, Мохаммед!— Латифа изо всех сил пыталась оттолкнуть его. — Кричи, Латифа, кричи громче!— отчаянно кивал преисполненный горечью Мохаммед.— Пусть все придут сюда и увидят, что ты обнимаешься с бывшим мужем за несколько дней до свадьбы! Если Зейн коснулся жены Мохаммеда, почему Мохаммед не может коснуться невесты Зейна? Только Мохаммеда можно позорить? Кричи же, Латифа, зови людей, пусть будет четыре свидетеля твоего позора! А когда они придут и спросят, почему Мохаммед так крепко держит Латифу, Мохаммед им ответит, что Латифа звала его к себе в спальню, что Латифа велела ему спрятаться и ждать ночи, чтобы прийти к ней! Захочет ли Зейн после этого на тебе жениться? — Он тебе не поверит!— резко ответила Латифа.— Ты можешь распускать какие угодно сплетни, если тебе от этого станет легче, но Зейн никогда тебе не поверит! Его не волнуют глупые слухи!— девушка умудрилась наступить на ногу бывшему мужу и тот отступил, едва не зацепившись за подол джеллабы. Латифа глубоко вздохнула, отступая.— Никто не узнает что здесь было, а теперь уходи! — Ты так в нём уверена?— горько вопрошал Мохаммед, окликнув уже уходящую Латифу.— Что же, может ты и права Латифа, возможно твоего жениха не заботит что говорят о тебе на Медине. В конце концов, зачем ему это, если он сам порочный человек? Сколько у него было любовниц и сколько осталось сейчас, ожидая его возвращения в Бразилию?— Рашид почувствовал болезненный восторг, увидев проблеск боли в глазах бывшей жены.— Если хочешь узнать моё мнение, Латифа...— он начал подходить ближе. — Твоё мнение никого не заботит,— ответил третий голос, когда из тени вышел Зейн собственной персоной, преграждая путь Мохаммеду.— Тебе лучше принести моей невесте свои самые искренние извинения и убраться отсюда, иначе я не ручаюсь за последствия. — И что ты сделаешь?— Мохаммед позже поразится своей смелости, но в тот момент он даже не думал отступить. — Я тебя ударю,— лицо египтянина было нечитаемым когда он смотрел на бывшего соперника. Зейн говорил правду: он копил в себе столько ярости по отношению к Мохаммеду на протяжении последних семи лет, запоминал каждое пренебрежение и обиду, которые тот нанёс Латифе, что мог нанести ему не один удар. Как сегодня перед глазами Зейна стояло изображение избитого лица Латифы — его невеста упрямо утверждала, что удар тогда нанёс Сид Абдул, были другие свидетели этого позорного действия, но ведь Мохаммед позволил и после этого ничего не сделал. Будь Зейн на его месте (а он очень надеялся, что никогда не будет), он не оставил бы это действие без ответа. Конечно же, Мохаммед не мог даже подумать о возможности нанести такой же удар собственному дяде, патриарху своего рода, но мог же он потребовать извинений? Мог перестать разговаривать и принимать в своём доме переступившего черту родственника? Тем не менее Мохаммед продолжал слушать этого человека, позволяя ему безнаказанно оскорблять Латифу! И сколько он ещё не знал? Сколько раз сам Мохаммед стирал с её лица улыбку, заставлял чувствовать себя плохо, наговаривая на её сестру, обвиняя саму Латифу в своих неудачах? Сколько раз она чувствовала страх быть опозоренной, отвергнутой близкими, позже — страх потерять сына? Даже после всех своих действий — какая глупая смелость должна быть у этого человека!— Мохаммед не устыдился лгать якобы Латифа беременна, пытаясь вновь заманить её в ловушку, как уже поступал раньше. — Зейн, пожалуйста, не надо!— Латифа быстро схватила его за руку, пытаясь предотвратить возможную драку. — Всё в порядке, любимая,— мягко заметил Зейн, нежно погладив девушку по лицу. Он совсем не заботился ни об их аудитории, когда на их повышенные голоса во дворе начали собираться слуги, ни о том как исказилось лицо Мохаммеда, наблюдая за их безмолвным общением. Рашид тем временем свалил в ярости один из горшков, звук разбивающихся осколков разрезал тишину, когда он выплюнул: — Харам! Ты одалиска, Латифа, как все в твоём роду! Вы оба грешники и стоите друг друга! — Это твой способ поздравить нас со скорой свадьбой?— выпалил Зейн прежде чем успел подумать, усмехаясь в лицо сопернику, внутри него клокотала ярость. Рассыпавшиеся по полу вместе с осколками лепестки вдруг напомнили Латифе день их первого развода, когда Мохаммед в ярости разорвал в гостиной старого дома фальшивый паспорт, подозревая Латифу в пособничестве побегу Назиры. Тогда Мохаммед сказал ей много обидных слов. Этот раз не стал исключением. — Пусть так!— кивнул Мохаммед.— Прими это как поздравление, твоя невеста соответствует тебе,— он почти с ненавистью посмотрел на Латифу,— такая же грешница и изменница как ты сам! Я не сомневаюсь, что она много раз впускала тебя в свою постель, когда ещё была моей женой, Аллах накажет вас за мой позор! Женись же на ней теперь, попытайся иметь детей из её проклятой утробы, как пытался я, но не удивляйся когда твоих детей настигнет судьба моего сына! Латифа в ужасе посмотрела на бывшего мужа. Именно в этот момент Зейн ударил, почти с удовольствием, когда его кулак врезался в челюсть Мохаммеда, а потом — в нос, после чего лицо Рашида испачкалось кровью. Ярость клокотала внутри него и Зейн пообещал себе, что взыщет с Мохаммеда за каждую слезу Латифы. Он немного удивился ответному нападению, не успев уклониться от удара, но счёл вполне справедливым, что тоже не выйдет из этой драки без шрамов. Раньше чем Зейн понял, они оба оказались на полу, борясь за преимущество, нанося удары друг другу и почти не замечая хаос вокруг них. По правде говоря, молодой человек злился и на себя, потому что не только Мохаммед бездействовал, он тоже ничего не сделал чтобы защитить любимую женщину. Латифа просила его не вмешиваться, ему не хотелось на неё давить и отталкивать, но теперь это казалось слабым оправданием в собственных глазах. Теперь Зейн вспоминал, что именно он изначально искал с ней встречи, распалил этот огонь в её сердце — и в собственном тоже — и оставил рядом с другим мужчиной, который не мог оценить какое сокровище ему досталось. Он боялся потерять последнюю связь с ней и в результате оставил с человеком, который уже причинил ей боль, который её не уважал и сам этого не понимал. Хотел дать право выбора и держался в стороне несколько лет, пока она сама не пришла к нему! Затеял унизительную слежку, теша собственную тоску, топил свои страдания в алкоголе, оставив Латифу на растерзание шакалам! К своему стыду, вскоре после рождения Амина, когда Латифа прогнала его в развалинах крепости и резко потребовала больше никогда не показываться ей на глаза, он даже пытался найти утешение в других женщинах, пусть быстро понял, что из этого ничего не получится. Зейн понимал, что он ничуть не лучший человек, чем был Мохаммед, возможно даже хуже, но Латифа выбрала его и он обещал себе, что искупит свою вину перед ней, сделает её счастливой. Возможно, не очень справедливо, что эта задача сделает его счастливейшим из мужчин, но жизнь иногда дарит великие милости столь же внезапно, как и подкидывает неприятности. — Довольно!— громкий крик хозяина дома наконец дошёл до ушей дерущихся и слугам дома Эль Адиб наконец удалось разнять двух молодых мужчин. Оба смотрели кинжалами друг на друга, на их лицах расцветали синяки, но Зейн подозревал, что его кулак чаще попадал по лицу Мохаммеда, судя по виду Рашида и по собственным ощущениям. Или от адреналина он не замечал боли? Теперь он увидел, что во дворе собралось много людей, включая Жади и Лукаса, самого хозяина дома Али Эль Адиба и его жену Зорайде, которая обнимала Латифу. Египтянин с тревогой посмотрел на невесту: насколько она злится, что он затеял эту драку? Но выше его сил было знать сколько раз этот человек её обидел, а тем более видеть, что он не гнушается делать это даже теперь! Он — не Мохаммед и не собирался молчать, пока его женщину оскорбляли и поливали грязью! Мохаммед заслужил удар! — Что вы здесь устроили?!— возмущался между тем дядя Али.— Что за позор в моём доме? Вы не нашли другого места и времени, чтобы вцепиться друг другу в глотки? Так ли решают разногласия двое взрослых мужчин? После такого позора ни один из вас не может претендовать на звание уважаемого человека и главы семьи, потому что подобные разбирательства ниже достоинства уважающего себя человека!— давно уже Али не видели в такой ярости.— Я жду объяснений! — Дядя Али, этот шакал меня ударил,— пытался оправдать себя Мохаммед, указывая на Зейна.— Как я мог смотреть как он касается моей бывшей жены на моих глазах и молчать? После того как он уже нанёс мне столько оскорблений, Мохаммед ответил ударом на удар! — Что ты вообще здесь делал, страдалец?— вклинилась в разговор Жади.— Тайком пробрался в чужой дом посреди ночи и говоришь о каких-то оскорблениях? Не удивлюсь, если ты хотел влезть в спальню моей сестры! — Молчи, одалиска!— плюнул на неё Мохаммед.— Тебя вообще ни в одном приличном доме не должны принимать! Не удивлюсь, что ты была одной из любовниц Зейна, раз так его защищаешь! Может твоему мужу стоит проверить, его ли детей ты родила? — Что вы себе позволяете?— возмутился уже Лукас.— Вы оскорбляете Жади или меня при каждой встрече, хотя мы едва знакомы! — Он думает, что ему всё позволено,— ответила Жади,— но забывает, что он здесь теперь никто! Латифа с ним развелась, он больше не родственник! — Хватит!— снова закричал сид Али, заставляя всех замолчать.— Что же это такое, о, Аллах?! Мой дом не будет превращаться в ринг для ваших сражений, я не позволю так позорить свой дом и своё имя! Жади не должна вмешиваться в этот разговор, но она в одном права, Мохаммед: тебя не должно быть в моём доме в этот час. Что ты здесь делал?— когда вопрос остался без ответа, а Мохаммед опустил голову под насмешку Жади, мужчина повернулся к Зейну.— А ты, Зейн? Ты должен был оставаться на мужской половине дома, я ясно дал понять, что не потерплю любых добрачных связей в своём доме! Как же ты оказался здесь? Я уже не уверен, что ты будешь хорошим мужем для моей племянницы, если ты не в состоянии подождать пару дней! — Сид Али, позвольте с вами не согласиться,— попытался объясниться Зейн. Он знал, что не был лучшим из кандидатов на роль мужа Латифы в глазах её дяди, но как так получилось, что ему в этой ситуации досталось больше упрёков, чем Мохаммеду? Это несколько оскорбляло. — Дядя Али!— впервые за весь разговор подала голос Латифа.— Мохаммед первый пробрался сюда и обещал, что опозорит меня, собирался соврать якобы я позвала его в свою спальню! Сказал, что молится Аллаху, чтобы Он забрал жизнь моей сестры! Он оскорбил меня и отказался уйти, назвал мою утробу проклятой, пожелал гибели моим будущим детям! Сказал, что все женщины в нашем роду одалиски! Зейн стал свидетелем этого и потребовал извиниться, но вместо этого Мохаммед продолжил меня оскорблять,— в панике продолжала она, опасаясь как бы дядя не отказался от свадьбы. Латифа злилась, что Зейн начал эту драку, но её обиды могли подождать более удачного момента. — Это правда, Мохаммед?— Али пристально посмотрел на парня, что весь сутулился и заикался, но не отрицал слова Латифы.— Раз уж тебе столь неприятна моя семья, если мой род вызывает такую ненависть, тогда я не вижу причин почему ты должен находиться в моём доме. Максуд, проводи гостя и убедись, что он найдёт дорогу к дому своего дяди. Как только это было сделано, по велению хозяина нехотя разбрелись слуги, и когда не осталось посторонних, тогда Али заговорил: — В последние годы мне пришлось вынести многое и смириться с тем, чего я раньше и вообразить не мог, и всё же каждый раз случается что-то ещё, чего мне не удалось предвидеть... Сколько ещё тайн от меня скрывают? Один Аллах ведает!— он воздел глаза к небу и не заметил как переглянулись молодые люди между собой.— Но эти сколки должны закончиться, я не допущу чтобы моё имя полоскали на Медине. Латифа,— шейх пристально посмотрел на неё,— мне иногда кажется, что я не узнаю тебя, но может в том и дело, что я никогда не мог читать твою душу, пусть ты и росла на моих глазах, в отличие от тебя, Жади,— теперь он перевёл взгляд на другую племянницу,— однако вас обоих я любил даже больше, нежели любил своих дочерей. Вы — моя кровь, последнее, что осталось от моих братьев. Вам я прощал больше, чем простил бы родной дочери. За это я потеряю свои подушки в Раю... — Дядя Али...— одновременно заговорили девушки, но он отмахнулся от их возражений. — Это должно закончиться,— повторил Али.— Я не стану позорить своё имя, отменяя свадьбу за несколько дней до торжества, особенно когда обе стороны хотят этого брака,— здесь он таки не удержался от косого взгляда в сторону Жади,— но именно это мне и стоило бы сделать... Мы забудем что случилось здесь этой ночью, а Зейн утром покинет мой дом и не вернётся сюда вплоть до свадьбы,— с этими словами глава рода Эль Адиб последний раз окинул взглядом всех собравшихся и удалился с места происшествия. Зейн пристально смотрел на невесту, ожидая что она скажет. Азарт от драки потихоньку утих и он понимал, что Латифа едва ли одобряет его способ разобраться с Мохаммедом. Тем более, в будущем это сулит им кучу проблем — они не могли изолировать Амина от родного отца навечно. Чего теперь ждать от Мохаммеда? — Я не смог контролировать себя,— наконец заговорил Зейн, нарушая молчание. — У тебя кровь,— вздохнула Латифа, вытащив чистый платок, чтобы приложить к кровоточащей губе жениха.— Зорайде, есть аптечка?— спросила она у жены дяди, поскольку Зорайде не ушла следом за мужем. — На кухне,— кивнула женщина,— Карима уже ушла домой, так что там пусто. Но лучше чтобы вас не увидел сид Али, Аллах, я давно не видела его таким злым! — Жади, нам наверное стоит вернуться к себе,— шепнул жене Лукас, полагая что они будут лишними, когда жених и невеста явно должны обсудить многое с глазу на глаз. К облегчению Ферраса, на этот раз Жади с ним согласилась и они ушли в свою спальню. На лестнице опять встретились с Зорайде, которая внимательно посмотрела на жену Лукаса: — Жади, твою гостью я уже устроила в комнате. Сиду Али я сказала, что это дочь женщины, с которой я когда-то жила в пустыне, что она была мне как родственница. Не знаю, поверил ли он мне, но ничего не сказал...— Зорайде тяжело вздохнула.— Я боюсь твоих планов, Жади... Они не доведут тебя до добра... — Что?!— воскликнул Лукас, быстро понимая, что Жади посвятила Зорайде в свой безумный план.— Значит она уже здесь? Жади, раз уж она здесь, давай поговорим с твоим дядей. Может я не разбираюсь в здешних обычаях, но он-то разбирается! — Это не тот разговор, чтобы вести здесь, Лукас,— ответила Жади.— Мы позже всё обсудим. — Жади, твой муж прав,— вмешалась Зорайде.— Пускай Сид Али решит этот вопрос, так будет лучше для всех. — Так же быстро, как было с разводом Латифы и Мохаммеда?— спросила Жади.— Местные нравы не на стороне женщин, тебе ли не знать, Зорайде? — Жади, ты окажешься в опасности! — Зорайде, не волнуйся! Тебе нельзя, ты же беременна!— девушка ободряюще улыбнулась соратнице, нежно сжав её руки.— Я верю, что всё будет хорошо, у меня хорошее предчувствие, ты веришь мне, Зорайде? Наблюдая со стороны, Лукас ясно видел, что Зорайде отнюдь не разделяет энтузиазм Жади. Но остановит ли это его жену? — Лукас,— окликнула Зорайде, когда Жади уже ушла в комнату,— остерегайся серебряной чаши! — Что?— непонимающе переспросил муж Жади. — Остерегайся серебряной чаши, она таит твою погибель, Лукас! Буря надвигается, ты должен быть осторожен, потому что Жади не проявит осторожности...— Зорайде тяжело вздохнула и медленно побрела на свою часть дома. — Чёрт знает что...— пробормотал Феррас.