"Legacy of Heaven"

      Погребальный костёр полыхал выше деревьев.       Я стояла в первом ряду, выдержав всю процедуру прощания, витиеватые речи работников цитадели и школы, пришедших проститься с Кроули. Выдержала и соболезнования. Хотя с чего бы всем нужно было соболезновать именно мне. Загадка… Старик не пережил случившийся удар, обретя тот самый покой, который так долго и старательно искал прежде долгие века. В какой-то мере я даже завидовала ему. Завидовала тому, что он смог освободиться, уйти и стать прахом, который ветер уже через несколько часов развеет над смертным миром в назидание бессмертным и смертным — ничто не вечно.       Никто не вечен…       По случаю траура, предстоящий рождественский бал был отменён. Все приготовления остановили. В какой-то мере это даже внушило надежду, что в нашем «повелителе» есть что-то сознательное. Я покосилась на Мальбонте, взирающего на языки пламени с полным спокойствием, словно сгорал в огне не его советник. В его глазах отражалось пламя, играло в застёжках траурного мундира, черного, будто поглощающего весь свет. Он не озирался по сторонам, следя за присутствующими. Ему было плевать, кажется.       «На его веку потерь тоже было предостаточно. Оттого и спокоен… Причём с раннего детства. Он понимает, что на скорбь тратить время глупо, либо уже растратил этот ресурс до конца и теперь не умеет… сострадать…» — короткая догадка и какое-то противоречивое желание подойти ближе, но… В голове разворачивается казнь. Плеск светлых волос, подметающих эшафот, когда отрубленная голова катится по ступенькам. Такой же светлый и солнечный день. И теперь я доподлинно знаю, что Дино не сам решил внезапно убить узурпатора…       Дёрнув головой, согнала жалость и попытку понять. Он исчерпал мои попытки оправдать чудовищные поступки, которые совершает раз за разом. И сколько ещё совершит… От последней мысли я неуютно поёжилась, разворачиваясь и пробираясь сквозь толпу, чтобы уйти в парк и проветриться. В носу противно щипало от запаха гари. Не от слёз, что удивительно. Прежде я была более чувствительна к тому, что кто-то завершил свой путь. Насильственно или мирно… Сейчас же, кажется, просыпалось нечто такое, чего я в себе находить боялась безумно, и в то же время надеялась, что смогу этого добиться — отстранённость и холодность.       — Виктория!..       Поджав губы, обернулась к спешно приближающемуся Торендо:       — В чём дело?       — Позвольте составить компанию, — Серафим был ещё более бледен и нервно оглядывался через плечо на всё ещё стоящих у костра работников цитадели. — Такая потеря… Старик слишком сильно сдал последние годы. Ещё и корил себя, как я знаю, за предательство…       Я хмыкнула, продолжив идти вперёд без какой-либо цели:       — О да, зато вы не жалеете, как я погляжу. Ни о том, что убили Эрагона, ни о том, что изначально вступили в сделку…       Серафим сморщился:       — Выбирая между своей жизнью и чужими — своя всё равно будет в приоритете. Я только сделал выбор в пользу новой силы, чтобы отыскать справедливость… — короткий вздох, — Вот только справедливости так и нет. Карма, дорогая Виктория… Она не щадит никого.       Поджав губы, я процедила:       — Вы не правду искали, советник Торендо, а власть. Возможность занять место Эрагона. А в итоге всё равно остались на подтанцовках, ещё и дрожа от каждого неверного слова и жеста теперь, — широкая кривая усмешка. — Властолюбцы — бич реальности. Вы строите козни, надеетесь пробиться выше, добиться признания и возможности повелевать. А в итоге… В итоге вы ничем не отличаетесь от того же Йора: так же топчетесь на одном месте, не реализовав амбиции.       Лицо серафима стало каменным. Слова ударили в больное место. Мне же стало искренне смешно от того, как он упрямо продолжил идти рядом со мной, стараясь смотреть исключительно прямо. Я до сих пор с отвращением припоминала, как он вероломно ударил в спину Главного советника Эрагона. И ведь действительно — его жизнь переменилась, но в худшую сторону. Единственный плюс — то, что он предложил на должность нового Сатаны отца Ости. Аббадон, вернувшийся из ссылки, взялся за Ад, продолжая деятельность отца Люцифера, но при этом был частично лоялен с Мальбонте, чувствуя, что их истории в какой-то мере перекликаются. Утрата всего ценой возвышения.       Всё же, дёрнув головой, он тихо проговорил:       — Вам принесут зелья из лазарета. Помогут унять силу. Это всё больше будет смахивать на приступы. Полагаю, если вам любопытно, можете расспросить Мальбонте о том, как она ведёт себя, если её долго гасить. Анабель испробовала множество способов, пытаясь сделать так, чтобы сыну не пришлось испытывать боль при попытках силы пробиться наружу, — короткий нервный смешок. — И это ещё, если учесть, что Шепфамалум также помогал ему удерживать накапливаемую мощь. Что до зелий — рекомендую начать приём незамедлительно. В противном случае, мы рискуем лишиться ещё и Главного Серафима.       Я коротко кивнула, понимая, что зелье принимать всё же придётся. Сейчас мне нужен трезвый рассудок, а не затуманенный очередной болью. И на сей раз боль будет полностью физической. Казалось бы, я к ней привыкла. Ещё с момента бойни, потом с выкидышем, с тяжёлыми вторыми родами, которые длились почти двое суток. Я так и не научилась терпеть боль, которую причиняют… «Но научусь. Обязательно научусь…» — внутренняя уверенность, формирующая новую Уокер, которой стоило бы стать такой куда раньше.       Торендо неожиданно хмыкнул:       — И всё же лукавите, Виктория. Не вы ли выпустили мальчика из башни и помогли свершиться перевороту? — он погрозил мне пальцем с усмешкой. — Своё рыльце в пушку, моя дорогая, а всё же позволяете себе указывать на мою несостоятельность в выборе и принятых решениях.       Усмехнувшись, я развернулась, сжав пальцами его горло. Пришлось всё же выпустить силу. Спина серафима впечаталась в ствол ближайшего дерева. Дрогнули размашистые золотые крылья. Он с ужасом смотрел в моё лицо, силясь оторвать намертво сжавшуюся ладонь на своём горле. Гнев плескался на грани, и я чувствовала, что сейчас моё лицо обрело хищные черты, утратившие холодность матери и надменность Фенцио, а им на смену пришёл оскал Мальбонте. Тот самый, что заставлял даже бывших держателей постов раболепно гнуть спины и молиться, чтобы кара за промашку миновала.       Блёклые глаза серафима с ужасом впивались в мои.       Я оскалилась, стараясь, чтобы голос обрёл более низкий тембр и не вибрировал от того, что разрывало в эту самую минуту:       — Вы и вам подобные выдернули девчонку с Земли. Погрузили в хаос событий, ожидая от неё, что та станет жертвой для ритуала возрождения и не более. Как и ваш, каждый мой шаг был продуман им — Мальбонте. Я слепо шла по начертанному пути, стараясь руководствоваться совестью и моралью, которые на небесах умерли задолго, кажется, до становления прежнего Равновесия. Вы ждали, что я умру, едва исполню свою функцию. И внезапно я спутала всем карты, выжив. Да, я совершила сотни ошибок, как совершают ошибки едва родившиеся дети, плохо понимающие, что не всегда «хорошо» тождественно слову «правильно». Я руководствовалась земными частностями и желанием помочь, которым вы воспользовались, — оскал, кажется, выворачивал лицо, от скрипа зубов — мурашки по собственной спине. Я на секунду прикрыла глаза, делая вдох, чтобы осадить бушующую силу, начавшую ветром рвать листву деревьев и кустарников парка. Голос сорвался на шёпот. — Так какое право имеешь ты, «высший», упрекать меня? Ты ведь сам, скоротав здесь сотни, если не тысячи лет, оступился. Оступился, приняв сделку, а не слепо угодив в капкан по незнанию?..       Серафим смотрел на меня испуганно, чувствуя, что шутки кончились, и прежнее спокойствие, и попытки спрятать боль и злость ушли в прошлое. Подрагивающие обескровленные губы, почти прозрачные «рыбьи» глаза, затянутые поволокой паники и боли, видели больше, чем я могла представить. Отражение Мальбонте. Женская версия. Менее разрушительная, но не менее опасная. Под моими пальцами, сжимавшими его горло, грохотал, ускоряясь с каждой секундой, пульс, и в голове почему-то отчётливо носилось, что именно сейчас я спокойно бы своими зубами перегрызла его глотку без каких-то сожалений.       Пальцы разжались, и Торендо сполз по стволу дерева на землю, потирая ладонью горло с отпечатавшейся хваткой. Он хватал губами воздух, пытаясь подобраться, встать на ноги, но лишь устало прислонился к дереву, продолжая сидеть на траве, снизу-вверх глядя на меня. На лице читались сотни эмоций, но страх всё же был в приоритете. Он привык видеть меня сломленной и разбитой, с тоном ментора указывать на недостатки и ждать, что я паду ниц перед мудростью.       «Теперь это позади…» — прошелестело внутри.       — Больно разбиваться в собственных иллюзиях, верно, серафим?..       Я прикрыла глаза, стараясь заглушить и обуздать вспенившуюся в бешенстве силу, которая сию секунду могла бы, кажется, снести с лица острова цитадель, парк и всех обитающих поблизости бессмертных. В какой-то мере стало действительно страшно — необузданная мощь, которую контролировать я не могу, а выплеснуть… Нужно быть как можно дальше от города и от мирных жителей, чтобы выпустить всё. Почти то же самое, что было в день, когда я удрала из цитадели, чтобы полетать, только ещё дальше и…       — Виктория, вы — чудовище… — хрипло простонал советник.       — Вашими стараниями, — ответила я, чувствуя очередной укол ненависти. — И я слежу за вами, Торендо. Один неверный шаг, одна ошибка… И в этом случае, вы сами будете молить о виселице, лишь бы не угодить в мои руки…       Ноги снова пришли в движение, и я продолжила прогулку, старательно осаживая то, что раздирало на мелкие кусочки изнутри. Именно по этой причине я старалась не выпускать обретённую мощь на волю. Каждый раз прятать всё обратно было сложнее и сложнее. По ощущениям, она разворачивалась, отдавала всё до капли, вбирала новый ресурс из неоткуда и с трудом убиралась внутрь, разрывая на куски. В тот самый тесный «цветочный горшок». В условиях сравнительно мирного времени я боялась, что не справлюсь с этим. А последствия? Снова смерти, снова разрушения…       Дальняя часть парка. Я прежде не забредала сюда. Заброшенный, кажется. Всё заросло едва ли не намертво. Закончились ухоженные дорожки, превратившись в кривые неаккуратно выложенные булыжники. Густая трава по колено, разросшиеся кустарники, цепляющиеся за юбку платья искривлёнными ветками, нависающие тяжёлые ветви деревьев, так же путающиеся в волосах. И именно здесь мне отчего-то стало действительно комфортно. Вот в таком запущенном месте, впервые показывающем истину, а не красоту напускного благополучия.       Воздух стал свежее, запахло водой, как бывает, когда оказываешься в тёплое время у сильного фонтана, реки или бассейна. Чуть сыро, но свежо. Ещё пара поворотов и взгляд действительно натолкнулся на фонтан. Огромный, словно выточенный из цельного куска скалы. В чашу фонтана из возвышающейся скульптуры Равновесия стекал скудный поток воды. Снова «прекрасная аналогия» о том, как распределяется в этом мире справедливость…       Уже подходя к фонтану, заглядывая в чуть мутноватую воду, вижу водоросли и несколько раскрытых водяных лилий. Почему-то жду, что будет запах затхлости от почти стоячей воды, но нет… Фонтан пытался жить, исполняя функцию не украшения, но теперь новой жизни, которую обрели цветы, травы. Короткое журчание… Обошла фонтан, заметив в «литой» чаше трещину, из которой тонкой струйкой очищенная толщей камня бежала вода, прокладывая «путь» к смертным.       Коротко усмехнувшись, я опустилась на бортик фонтана, рассматривая своё отражение:       — И что от тебя прежней осталось? Когда ты в последний раз брала в руки краски или карандаши? Так же топчешься на месте, заняв определённую ступень в иерархии… Бесполезная… — пальцы тронули чуть подрагивающую воду, пустив по поверхности рябь. Черты меняются неуловимо, рассеиваются, и снова собираются в уже совершенно другое лицо, — М… Мама…       Образ неколебимого серафима в белых вышитых золотом одеждах, раскрытые крылья, которые в отличие от меня она носила с честью, а не как вечное ярмо и обязанность, которую упорно не хотелось на себя брать. Строгий, немного надменный взгляд, направленный на меня. Она отрицательно качает головой, но неожиданно улыбается, раскрывая руки, в которые ныряет русоволосая голубоглазая девочка лет пяти. И, словно в реверсивной съёмке образ меняется, становится моложе, становится той, кого я смутно помнила из далёкого детства…       Волосы длиннее, мягкий ангоровый свитер, Надёжные объятия. Она поднимает девочку на руки, кружит, радостно смеясь и обнимает её так же крепко, как когда-то давно. Образ безумно живой и яркий. Кажется, что сейчас по моим щекам бегут не слезинки, а её пальцы. Ласковый поцелуй в лоб, и тихий шёпот на ухо. Девочка смущённо краснеет, обнимая её ещё крепче в ответ, словно боясь отпустить. И не напрасно. Страх обрёл плоть… Но картинка из разума, спроецированная на воду продолжала двигаться.       Ребекка Уокер рассеялась, словно ушла на глубину, оставив бегающую девочку, отчаянно зовущую мать, не способную поверить, что той больше нет, не способную отпустить, всё ещё верящую, что… Что всё можно исправить. Стали меняться и черты девочки. Первый класс школы, средние, выпуск, университет. Наивный взгляд Вики Уокер, стоящей на обрыве после аварии и прыжок в пустоту… Та же девочка, только с разницей в два десятка лет… Снова растерянность и непонимание — что делать теперь?       С ладони венчающей фонтан статуи сорвалась крупная капля, упала в воду и размыла изображение окончательно, оставляя в разгладившемся через минуты отражении только мой образ. Нынешний… С морщинками, наметившимися на лице, с тёмными кругами, обрамляющими всё ещё голубые глаза. Удар ладонью по глади, поднимающий веер брызг в воздух. Злость снова начинает поднимать изнутри то, что едва удалось спрятать. И ведь только сейчас начинает доходить, что это с собой я сделала сама. Отмазываться «проложенным маршрутом» всегда легко, а вот попытаться выйти из него…       Обернувшись, взглянула на шпили цитадели, с короткой усмешкой разведя руки и теперь действительно поднимая со дна всё, что прятала в себе. Поблизости никого нет, никто не пострадает… Не должен. Вода в фонтане взбурлила, выплёскиваясь, снова поднявшийся ветер, поднимающий в воздух всё, что осыпалось с деревьев и кустарников годами. Весь сор, весь мусор и высохшую грязь, и пыль. Разведённые в стороны раскрытые руки с которых срывается поток чистой энергии. Закрытые глаза, но всё равно, каждая частичка силы, плещущей вокруг, создавая воронку урагана, словно взгляд со стороны.       Ветер треплет волосы, края платья, крылья, раскрывающиеся и наполняющиеся необузданной силой предка. Вдох-выдох… Прямой взгляд на статую. С губ срывается знакомый крик, вырывающий с корнями деревья и кустарники. Хлопок раскрытых ладоней при взгляде на уродливое Равновесие, увековеченное в скульптуре. Удар воды из фонтана, словно протёкшие за секунды тысячелетия, обращает камни в пыль. Разлетающаяся в стороны крошка пыли и острые осколки, градом осыпающие землю вокруг огромной чаши фонтана.       Шторм внутри улёгся, опустился на дно и больше не давил. Казалось, что из меня откачали весь воздух, оставив только обессиленную от прежнего напряжения оболочку. Опущенная на грудь голова, подрагивающие руки, покрытые быстро затягивающимися царапинами. Облегчение, сродни тому, как после повышенного давления, внезапно идёт кровь носом и боль отступает окончательно.       Позади послышался нервный шёпот:       — Г… Госпожа…       Я вздрогнула, развернувшись на пятках, глядя на застывшего после всего светопреставления Генри. Ангел смотрел расширенными глазами на учинённый погром. И всё же взгляд был прикован к фонтану, из которого с шумом и толчками била чистая вода, вымывая прежнюю грязь и тину. Не жидкие струи, едва срывавшиеся с рук прежней статуи. Я расхохоталась, чувствуя какую-то эйфорию, сродни тому, которую испытываешь после определённой доли алкоголя, употреблённого в нужный момент.       Короткая улыбка:       — Давно наблюдаешь?..       — П-почти с самого начала… — признался парень, поёжившись, — Наблюдал за вами всю церемонию. Решил проследить, особенно после того, как серафим Торендо привязался…       — Какое точное определение, — я снова рассмеялась, но с трудом собралась, чтобы быть серьёзнее. — Удалось выяснить что-нибудь из того, о чём я просила.       Генри торопливо закивал, подходя ко мне ближе, продолжая коситься на фонтан:       — Серафим Дино не был знаком с прочими заговорщиками, как я понял. Удалось связаться с их подчинёнными в Аду, и одним из наших заместителей начальника стражи цитадели. Нет никакой связующей части, — он развёл руками. — Словно они встретились внезапно на улице, зашли в таверну поужинать, за час обсудили детали нападения, и мирно разошлись по домам, чтобы на рассвете следующего дня попытаться совершить переворот.       Я опустила голову. Мысли утвердились. Осталось только вычислить — кто же организовал это липовое покушение, а потом… «Отомстить…» — едва улёгшиеся отголоски сил снова пришли в движение. Загасить нарастающий гнев удалось не с первой попытки. Я шатнулась, и Генри торопливо придержал меня за локоть.       — Мне нужно узнать, откуда они взяли осколок… Едва ли ты найдёшь ниточки, но попробуй.       Генри старательно закивал, продолжая поддерживать меня, и уводя из парка в сторону белых башен цитадели. У меня же внутри после несложной подбивки определилась всего троица кандидатов на всю историю. Был и четвёртый, вот только его погребальный костёр в данный момент уже оставил от себя лишь узкую полоску дыма, поднимающегося над парком. «С другой стороны, один мог отдать приказ, и все мы знаем, кто именно, второй так же по цепочке мог отследить нужных «исполнителей», и запустить механизм «покушения» так, что добраться до истины не выйдет. А кому, кроме меня ещё нужна правда?..» — хмыкнул внутренний голос.              После того, как состоялась казнь, я не возвращалась в этот дом. Сейчас же почему-то в сопровождении Лейны брела по заснеженным расхлябанным улицам цитадели в сторону прежнего жилища, невольно вспоминая споры с Дино на тему того, что его отец был бы категорически против того, чтобы он привёл меня туда. Мой белокурый серафим лишь смеялся и говорил, что переменились времена, но в глазах всё равно стояла навечно застывшая печаль и острое понимание — Фенцио бы действительно не одобрил, как прежде не одобрял даже наше общение.       Вторым камнем преткновения был выкидыш. Спальня стала казаться мне клеткой, но Дино опять же стоически вытерпел все срывы и истерики, оборудовал вторую спальню, и мы перебрались туда, прежнюю заперев на ключ. Больше мы туда не входили. Словно той комнаты, выходящей на задний двор дома, никогда не существовало. В какие-то моменты я даже ловила себя на мысли, что сознание на месте двери возводило сплошную стену, словно стараясь скрыть не первый, но один из множества кошмаров.       Третий… Умершая дочь. Те двое суток, что я пыталась разродиться, он всё равно был рядом, оставался даже когда прогоняли лекари и повитуха. Упрямо держал за руку, шептал, что мы справимся. Дино принял нашу связь, полностью, не разделял себя и меня, и этим заслуживал к себе бесконечное уважение, если не любовь. В ту ночь, когда я родила нашу девочку, её забрали почти сразу. Дино упрямо уводил от темы любой вопрос о ней. Видел всё своими глазами. Как она выглядела, какой родилась, как издала первый крик, спустя десяток минут перешедший в отчаянный хрип боли разрушенной Равновесием жизни.       В третий раз спальню мы не меняли. Я смогла пережить это почему-то гораздо быстрее, чем первую потерю. Но так и не смогла себя заставить сходить на прощальную церемонию. Тогда я впервые оставила его наедине с горем, не поддержала, как он прежде поддерживал меня, стараясь облегчить жизнь и снизить уровень страданий и страха. Уже позже я поняла, что совершила ошибку, не сумев переступить через себя. Быть может, из-за обиды, что он запретил мне видеть девочку… Только качал головой, гладил по волосам и пытался молитвами загасить истерику, успокоить, дать шанс отпустить эту боль.       Сейчас же скромный особняк на окраине столицы выглядел мрачно и серо. Прошло почти четыре месяца с тех пор, как я в последний раз покинула его, угодив на казнь хозяина этих стен. Привычно сработавшая ключом энергия позволила распахнуть дверь и шагнуть в прихожую, оглядываясь по сторонам и ёжась от сырости и затхлости. Я не помнила, чтобы этот дом был таким… не живым, холодным, умершим, кажется. Давно остывший очаг, задёрнутые занавески на окнах, припылённые поверхности…       Лейна осталась в прихожей, неуютно переступая с ноги на ногу и затравленно озираясь. Я же пошла дальше, проходя по дому, заглядывая в комнаты, вспоминая какие-то моменты. Отчаянно чесались руки развести огонь в камине, отмыть кухню и наполнить дом запахами пищи, живыми напоминаниями о упущенных мгновениях. На втором этаже длинный сумрачный коридор. Три двери… Четыре. Всё же четыре двери. Самой страшной была дальняя — так и не обжитая комната с колыбелью. Остальные… Просто — комнаты, в которых было и горе, и счастье, и страсть, и слёзы… Здесь было всё. И до меня, и после меня осталось ровно таким же.       Дёрнув подбородком, я уверенно распахнула дверь в первую спальню, которую не посещала порядка пяти лет. Всё укрыто белой тканью. Смахивает на земной ужастик о доме с привидениями, но всего лишь прагматизм и попытка уберечь мебель от пыли. Единственная, кажется, комната, где занавески не задёрнуты, но света с улицы всё равно недостаточно, чтобы разогнать тени. Я неловко развернулась, задев простыню на зеркале около двери, и та с лёгким шелестом осела к ногам. Взгляд устремился в зеркальную поверхность, словно на мгновение погружая в прошлое. Чуть округлившийся живот, я сижу на постели, перебирая какие-то полотенца и рубашки Дино. Секунда, и всё возвращается в реальность.       Вернув всё как было, укрыв зеркало тканью, я покинула комнату, закрыв дверь, но ключ больше не проворачивала. Вторая — напротив. Провёрнутая ручка, и мне невыносимо хочется зажмуриться: тот же вид: копоть на стенах, свечи, тазы с багровой водой, окровавленная простыня, крик младенческой агонии и собственные протянутые руки с криком, мольбой и просьбой, дать хотя бы увидеть её. Чуть позади Дино, старательно уговаривающий меня успокоиться, что всё позади… В комнате жарко, душно, пахнет кровью и слишком много посторонних. И уходящая с надрывающимся младенцем повитуха, в чью крылатую спину я мысленно бросала самые страшные в этом мире проклятия.       Снова мгновение, и всё рассеивается…       Обычная светлая комната. Из-под подушки застеленной постели выглядывает моя старая ночная рубашка. Засохшие ромашки в вазе на подоконнике. Я даже не знаю, откуда он их доставал, почти не покидая цитадель и её предместья, но раз в неделю исправно обновлял букет, наполняющий комнату уютом, когда не мелькали похожие видения. Я сглотнула, опустившись коленями на пол, придерживая юбку, отвела покрывало, чтобы видеть пол. Меня интересовала щель между досками, куда закатилось обручальное кольцо. Увидела не сразу. Пришлось выпустить несколько огненных вспышек, чтобы осветить комнату достаточно. Нервно посмеивалась над тем, что рискую устроить пожар, я почти целиком залезла под кровать, нащупав достаточно широкую щель. Удалось продеть палец, расшатывая доску, размеренно поднимая её, раскачивая гвозди. Через десяток минут её удалось лишь отогнуть, но не так, чтобы просунуть руку. Закусив губу, стянула с прикроватной тумбы какую-то запылившуюся книжонку, протиснув её в щель на манер рычага, и, наконец спустя минуту возни в пыли, отчаянно чихая, нащупала своё обручальное кольцо.       — Наконец-то… — хрипло вылетело из меня, когда золотой ободок вернулся на палец.       Прежде неуловимо мельтешившее в подкорке ожидание чуда, что вот сейчас, стоит только его достать, и время вернётся назад… рассеялось. В зеркале второй спальни отразился испачканный в пыли и паутине растрёпанный серафим, прижимающий к груди руку, сжатую в кулак, словно боясь, что кольцо снова свалится. В мире, который сам по себе чудо, могут быть только кошмары.       Я мотнула головой, покидая и эту комнату…       В коридоре уши резанул отчаянный детский плач, заставивший рвануться к запертой детской уже напрочь позабыв о находке. Сердце забилось с такой скоростью, что готово было выскочить к чёрту из груди. Подобрав посеревшую испачканную пылью юбку, я побежала в самый конец коридора. Дверь не заперта, поддалась без проблем, распахнулась позволив ввалиться в небольшую комнатку, в которой стояла колыбель, кресло и небольшой книжный шкаф с несколькими игрушками и книгами. Не до конца закрытое окно, порывом ветра издавшее вой сквозняка, который я отчаянно перепутала с плачем.       Торопливо сократив расстояние, я смахнула с подоконника спрессовавшийся снег, до конца закрыла раму и провернула щеколду, чувствуя, как оседает сердцебиение. В детской стало пронзительно тихо и так же безумно холодно. Пустая колыбель с чистыми вышитыми подушками и периной, свёрнутое одеяло с золотистым узором, перекинутое аккуратным валиком через изголовье… На этом — всё.       — Мир утраченного прошлого обретает свой баланс, видимо?.. — почему-то шёпотом произнесла я.       Короткая улыбка, и пальцы скользнули по светлому дереву изголовья. Колыбель скрипнула и качнулась, увлекаемая моей рукой. Перед глазами встал образ девочки, которую я видела на руках своей матери. Может, моя была такой же? Голубоглазая, только волосы, как вызревшая пшеница. Ямочки на щеках от улыбки, как у Дино, полные губы, наивный взгляд в обрамлении длинных ресниц. В голове суматошная вереница картинок, которые никогда не получат права на жизнь. Платья, косички, оборки, подростковые бунты, споры и примирения. Игры и объятия…       «Мечты…» — грустная улыбка изнутри. Улыбка Вики, но не Виктории.       Я остановила снова скрипнувшую колыбель, и покинула комнату. Следом дом. Покинула жизнь, в которой мне изначально было запрещено оказываться. Место моих страхов, моего счастья и кошмаров, которые теперь остались под замком навечно запертого дома на окраине столицы в паре десятков минут пешей прогулки от порога до цитадели света, которую шесть лет занимает тиран, которого всё же я привела к власти.       Лейна покорно и молча брела позади, не задавая вопросов. Для неё это посещение, кажется, было ещё более тяжёлым. Дино она не знала вовсе. Незнакомый дом, после великолепия школы и ещё большей пестроты цитадели, перемежающейся с сумрачными залами. Дом, который никак не вязался с тем, что когда-то в нём обретали одни из сильнейших представителей Рая. Слишком… непримечательный что ли… Обычный. Как у всех. Дом с историей, которую я перечеркнула, едва переступила его порог, став женой последнего хозяина.       Уже в покоях помощница помогла избавиться от отсыревшего плаща, полила на руки, чтобы суметь отмыть их от пыли и грязи, которые нацепляла в поисках кольца. На постель легло чистое платье и начала набираться вода в ванну, когда в дверь постучали. Я удивлённо оторвалась от извлекания шпилек из волос, пока девушка с кем-то разговаривала, заслонив дверной проём, чтобы не показать меня в одной исподней рубашке. Удивлённый возглас, и она закрыла дверь, возвращаясь с платьем на вешалке и продолговатым конвертом. Платье расположилось на постели, конверт же перекочевал в мои руки. С личной печатью Мальбонте на сургуче. Официозное послание, которое одним своим видом уже внушало тревогу.       Сглотнув, я распечатала конверт, вчитываясь в убористые строчки с острыми пиками прописных букв, выведенных то ли в гневе, то ли в волнении:       «Траур и утраты не вечны. Если всё время вариться в них, можно погрязнуть в безвыходности и перестать улавливать очевидное. Я знаю это, как никто. Потому, прошу не поддаваться унынию сегодня. Бал был отменён, но это не мешает нам немного перевести дух. Сочельник, предшествующий Рождеству — традиционный праздник, и я хочу разделить его с тобой, как с той, кто доподлинно знает, что именно с него начала осыпаться моя жизнь…       Я снова позволил себе подобрать твой наряд на вечер. Заказан у того же портного. Надеюсь, ты не будешь зла за этот жест, как и надеюсь, увидеть тебя сегодня в нём на ужине. Только мы. Никакой публики и гостей. Просто возможность обсудить то, что нас связывает и приоткрыть одну из завес, скрывающих тайны, которые ты, как я знаю, отчаянно пытаешься разгадать».       Следом, словно в официальной бумаге дата и подпись, а также, уточнение времени, когда меня будут ждать в зале, который Мальбонте выбрал для этого ужина. До него, к слову, оставалось около пары часов.       Поджав губы, я дёрнулась было смять послание и выбросить, но всё же сознание скребнули строчки о том, что он самолично готов раскрыть часть собственных секретов. Едва ли без утайки, но теперь мне хватит разумности и понимания, чтобы избавиться от лишней шелухи и отфильтровать зёрна от плевел. Отдав короткое распоряжение, ушла за ширму, уже понимая, что вечер будет поворотным. Лейна что-то щебетала, восхищаясь подаренным платьем, я же могла только улыбаться, всерьёз думая о том, что сегодня либо попаду в совершенно другой Ад, в отличие от того, который прежде знала и видела, либо обрету твёрдую опору для того, чтобы выплеснуть гнев и устроить казнь на свой вкус.       Горячая вода расслабляла. Я научилась получать удовольствие от навязчивой заботы помощницы, хоть и стыдилась себе в этом признаться. И всё же, старательно разминаемые плечи и руки, уходящее напряжение. Массаж головы, перебор пальчиками волос, в которые втирается очередной травяной бальзам. Отчего-то не к месту в голове мечется, что здесь я стала ухаживать за собой больше, чем будучи смертной. Не в цитадели, но с момента попадания в школу. Тогда была какая-то дружеская забота Мими, взявшей надо мной шефство, чтобы быстрее адаптироваться, после попадание в заботливые руки Дино, когда вся бойня осталась позади. И теперь Лейна — милая девочка, всё больше пекущаяся о моём благополучии и старающаяся не раздражать понапрасну избыточным вниманием.       Уже переместившись за туалетный столик, я задумчиво наблюдала, как она приводит в порядок мои волосы, собирая их в плетённую пышную косу с десятком блестящих заколок. Прозвучал вопрос:       — Госпожа, вам когда-нибудь бывало хорошо здесь? В этих стенах?.. — она сглотнула, — Я… Я о цитадели. Мне всё время кажется, что вам здесь… тесно и страшно?..       Я хмыкнула:       — Это место пропитано интригами, тайнами, борьбой и кровью. Здесь никому не бывает «хорошо». Рискну предположить, что даже Мальбонте.       — Но ведь это неправильно… — пролепетала девушка.       Подняв взгляд, я внимательно рассматривала её в отражении. Черноволосая, кареглазая, чуть смуглая. Почти мулатка, возможно… Скорее когда-то её предки проживали на Гавайях. Солнечное дитя, которое тоже начинает терять наивность, начинает отмечать ужасы происходящего. Близка к правящим, но далека от правления, имея возможность узреть изнанку и испытывает непреодолимый страх именно сейчас, сегодня. После дома, в котором довелось побывать.       Опустив взгляд на сплетённые поверх живота пальцы, я тихо ответила:       — В этом мире давно сложно понять, что «правильно», а что нет. У всего не меньше десятка трактовок и периодически всерьёз задаёшься вопросом о том, что каждое принятое решение, с виду благое, за собой потянет ворох ужасов.       Лейна сглотнула:       — А в том доме, куда вы ходили сегодня? Там было хорошо?       — Чаще, чем наоборот… — я чуть улыбнулась, опустив голову, — Время поджимает. Помоги мне собраться и ступай отдыхать. Я благодарна тебе за помощь.       Помощница кивнула, расправляя складки платья, разложенного по постели. Достаточно открытое. Исподнюю рубашку не надеть. Только бельё и исключительно в тон. При этом, уже облачившись в него, я заметила, что всё достаточно скромно, ничего не раздражает и не мозолит глаза. Просто тонкая ткань, выгодно подчёркивающая фигуру, укрывающая парой слоёв сокровенное, всё остальное очерчивает, струясь и едва ли не лаская кожу. Уже подобрав туфли, я невесомо подкрасилась и оценивающе посмотрела на себя в зеркало.       «Всего лишь ужин… Выяснить нужное, и вернуться…» — со вздохом проносится в голове, когда покидаю покои. Серпантин ступеней башни по которому звонким эхом разносятся щелчки каблуков. Первое время, когда мне определили эти покои, хотелось возмутиться — у прочих обитателей цитадели, которых было от силы два десятка человек, обычные апартаменты из пары комнат и санузла. У меня же, как у Мальбонте — претензия на роскошь, но совершенно неуютную. Если бы не магия, такое проживание было бы неудобным и даже недопустимым. Впрочем, магия всё ещё была подконтрольной, и это позволяло всё оставить как есть.       Вереница перетекающих коридоров в сторону обособленного небольшого зала, расположенного в отдалении от прочих. Едва ли проходная часть белого замка, но видно, что тряпки тут побывали совсем недавно. Всё отдраено и даже слегка пахнет вполне земными моющими средствами, либо разум снова играет со мной, подсовывая интерпретации действительности. У единственной двери скромный архангел, склонившийся в поклоне и распахнувший высокую двустворчатую дверь из морённого дерева.       Я со вздохом шагнула в небольшой зал, обшитый тёмными панелями. Горящий камин, дающий больше света, чем тройка канделябров с горящими свечами, расположенных на довольно длинном столе. Сервировка на двоих. Несколько блюд и графинов с вином и глифтом на выбор. Хотелось поёжиться — снова откликнулась собственная паранойя. Словно в издевательство над моим смертным прошлым, в одном из углов зала стояла украшенная рождественская ель, распространяющая запах хвои. Снова магия — лёгкие наколдованные снежинки, падающие на дерево. Попытка отвлечь внимание, судя по всему.       Чуть правее прозвучал голос:       — Восхитительно выглядишь, и я рад, что ты нашла время и силы на то, чтобы подарить мне этот вечер.       Повернувшись, я заметила Мальбонте, сидящего в кресле за шахматным столиком. Второе кресло пустовало, очевидно предназначаясь для меня, но к стыду, или счастью, от шахмат я была далека ровно на столько, на сколько сам правитель был далёк от великодушия.       С лёгкой усмешкой, отвесила реверанс, чуть придержав юбку:       — Как я могу отказать правителю?..       Маль сморщился, поднимаясь из кресла и встав рядом. Снова придирчивый взгляд, окинувший меня от макушки до пяток. Он вздохнул, за руку подводя меня к одному из стульев. Помог устроиться, галантно задвинув для удобства. Только сейчас удалось рассмотреть его более внимательно. Тёмная рубашка, брюки, туфли. Никакого флёра мощи, необузданной силы и обещания возможного наказания за промашку. Сейчас выглядел максимально обычным. Привычный, знакомый ещё по лагерю жест пробегающих от середины лба к затылку пальцев, убирающих чересчур отросшие волосы с лица. Если не знать кто перед тобой, не обращать внимания на взгляд и крылья, можно бы расслабиться.       Но я знаю… Этого вполне достаточно…       Словно растерян, окинул взглядом стол, посмотрел на дверь… Мысль о том, чтобы позвать прислугу, кажется, отмёл.       — Вино, глифт? — поинтересовался Мальбонте       — Вино.       Короткий кивок. Он взял графин, снова подходя ко мне, наливая немного розового вина. Кривоватая усмешка после моего настороженного взгляда, и сделал глоток из наполненного кубка. Следом вздох и попытка пошутить:       — Полагаю, ты не заставишь меня дегустировать все блюда, чтобы быть спокойной. Я не преследую цели тебе навредить, Виктория. Тем более с помощью отравы. Не тот уровень…       Короткая неуловимая шпилька о том, как я совершила ошибку, не позволив матери убить Йора. Я сморщилась:       — Можно не только отравить, как мы оба знаем…       — Ты совершенно права, моя светлая половина, — он усмехнулся, вернувшись на своё место, с любопытством окинув стол взглядом. Переместил к себе тарелку с каким-то мясом, вполне земным. — К слову, блюда на выбор местные и из смертного мира. Я счёл, что… Тебе должен быть приятен праздник именно в такой форме.       Настороженно кивнув, я отпила вина и придвинула к себе тёплый салат:       — Понять бы ещё цель…       — Разговор, а дальше по ситуации, — лукавая, чуть кривая усмешка. — Полагаю, у тебя накопилось достаточно вопросов. Часть из них получит ответы этим вечером. Считай, что это мой тебе подарок.       Я сглотнула, уже без аппетита посмотрев на снедь. Взгляд вспорхнул, впиваясь в чёрные расширенные зрачки правителя. Вопросов было действительно с избытком. В правдивости ответов убедиться едва ли выйдет… И всё же, я решила рискнуть. Ещё один глоток вина, и я решила, что следует подходить к ним постепенно.       — Ты говорил с Дино, после того, как наша дочь умерла от Нестабильности. Почему не со мной?       — Не хотел тревожить тебя. Что до того разговора, я видел, что в вашей… — он снова усмехнулся, произнося с нажимом следующее слово, — паре, ты снова ведомая. Он принимал за тебя решения, и это сыграло на руку. Ты безоговорочно приняла идею, что беременностей в последствии стоит избегать, хотя эту мысль тебе в голову вложил именно он. Он понял первопричину, осознал, что каждая попытка уничтожает тебя, и решил не мучать.       В голове судорожно проносились все разговоры того времени. Ссоры, споры, скандалы, которые я неосознанно устраивала, всё же надеясь на то, что удастся перебороть миропорядок и подарить жизнь. Мальбонте был прав. Первые контрацептивные зелья в нашем доме появились с подачи Дино. И пила я их как в период восстановления после родов, так и после по привычке, после близости.       Пришлось прочистить горло:       — Ты должен был сказать это мне…       — Что изменилось бы? — немного устало уточнил он. — Ты бы снова провалилась в кошмары прошлого, которые, как я знаю, до сих пор тебя удушают. Да и результат в конечном итоге всё равно был достигнут.       Я втянула носом воздух:       — Так в чём причина?.. Почему… не получалось?..       Мальбонте патетически окинул взглядом зал, не найдя достойного примера, кажется, чуть сморщился, но всё же произнёс:       — Что есть Равновесие? По сути — баланс между тьмой и светом в широком понимании этого смысла. Во всём. От жизни и до смерти. Ты изначально избрала бессознательно путь этого самого равенства. Представь себя, как весы… Две одинаковые части, которые передаются с твоей кровью твоим детям. Дино же был ангелом. Баланс рушился. Не половина, понимаешь? Две трети… — по залу пролетел немного нервный вздох, и он посмотрел на меня куда более пристально, — Механизмы, заложенные Создателем, который обернулся аннигиляцией, вступили в силу, убивая плод. Либо в утробе, либо, как это было заведено прежде — спустя три часа, разрывая дисбалансом саму суть, душу, тело и разум младенцев.       Согнав подступающие слёзы, я прошептала:       — Но ведь уже родилось множество полукровок. Детей ангелов и демонов… П-почему?.. — вопрос прозвучал почти обиженно, как от маленького ребёнка, у которого отбирают самое важное.       — Ты не демон. И не ангел… Либо полностью белое. Либо полностью тёмное. Либо третий вариант — полный баланс света и тьмы — полукровки. Но здесь всё тоже не так просто…       Вздох, больше смахивающий на всхлип. Попытка загасить панику и истерику, которая в конечном итоге чудом удаётся. Я закрыла глаза, второй раз за день чувствуя, как колотится сердце. Выходит, из-за собственной глупости я и теряла детей. Не понимала и не осознавала происходящее. И теперь была понятна реакция Дино после их с Мальбонте разговора, которую я узнала от Генри. Отчаяние и невозможность предотвратить беду. Выбор сделал осознанно, отказавшись от продолжения рода, чтобы сберечь остатки моего разума и своего терпения.       Снова вереница кадров сегодняшнего дня, после посещения дома, которую приходится спешно отгонять в сторону.       — Это жестоко…       — Я знаю, но таков мир… Мы побороли часть его проклятия, сняв запрет на связи и рождение детей, но не учли погрешность. Её невозможно устранить. Своего рода резус-конфликт, вступающий в свои права, едва мироздание начинает понимать, что мы пытаемся сдвинуться с мёртвой точки в своём развитии до того срока, который оно считает разумным.       Я залпом осушила бокал, отметив, как он усмехнулся, следом делая глоток. Нервно проведя пальцами по найденному обручальному кольцу, я задавила страхи, оставив на поверхности только холод и гнев. Мальбонте продолжал насмешливо следить за мной, поднялся со своего места и обновил мой напиток, после чего подошёл к камину, покачивая свой бокал в пальцах, смакуя купаж мелкими глотками. Повисла тишина, словно позволяя мне собраться с мыслями.       — И поэтому ты решил его убить?       — Это было покушение. И мне не оставили выбора. Казнь…       — Ложь. Ему подлили зелье, подавляющее волю. Я знаю это доподлинно — выяснила. Он не был знаком с остальными напавшими. И у него не было мотива! — последнее предложение прозвучало криком, излишне отчаянно, словно в попытке себя саму убедить.       Тихий смех, от которого по спине поползли мурашки:       — Сложи «два и два», Виктория. Ответ ведь на поверхности, но ты слишком глупа, чтобы суметь увязать всё в одну ситуацию без подсказок.       «Два разговора. Первый — когда Дино узнал, что нам нельзя заводить детей… Второй? Неизвестное в многоуровневом уравнении. Заговор, закончившийся казнью, серафим пал, оставив меня на волю судьбы. Предостережения Кроули. Стычка с Йором: «Тобой воспользуются и вышвырнут, как и меня…». Разговор Мальбонте и Торендо, последние слова Кроули о сосуде… — я спешно переваривала всё, что знала, чувствуя, что нашла ответ. Я его действительно нашла…       Перед зажмуренными глазами кадры с казни.       — Ты освободил себе путь. Только и всего. Избавился от того, кто не отступился по твоему приказу, — голос звучал сухо, словно я читала по бумажке текст. Механически.       — О-о-о, уже лучше, но снова упускаешь одну маленькую деталь. Я ведь говорил, что мне нужно вернуть свою силу, но «рубец» защищает её в тебе надёжно. Убить тебя?.. Едва ли поможет. Сила просто исчезнет, — снова короткий смех, он отступил от огня, садясь на стул и пристально глядя в моё лицо. — Способа забрать принадлежащее мне по праву нет. Но есть единственный способ, чтобы совместить оба компонента, Виктория.       Я сглотнула:       — Тебе нужен ребёнок. И сила совместится в нём… Йор подслушал, он знал, но хотел поиздеваться…       Мальбонте сморщился:       — Ещё одна галочка в список его грешков, ведущих на плаху. Но, да… Уловил суть разговора, когда… — он осёкся с усмешкой, — Не важно. Надеюсь, ты будешь благоразумна, и когда придёт срок…       Расхохотавшись, я поднялась со своего места, едва не отшвырнув стул:       — Не надейся. Монстр!..       Знакомая усмешка, и хлестнувшая по залу энергия в оттенках лавров.       — Ab incunabulis*… — улыбнулся Мальбонте, — Подойди.       Тело, ещё секунду назад бывшее полностью послушным моей воле, кажется, утратило контроль, но продолжало двигаться. Ноги, руки, всё словно одеревенело, как у марионетки. Трезвые мысли при полном неподчинении остального. Хлёсткий ужас от неспособности противиться команде, отданной будто цепной собаке. И всё же шла, едва переставляя ноги, приближаясь к усмехающемуся полукровке, который снова вышел победителем из схватки, которую ставил целью с самого начала своего пути.       Чуть отъехав на стуле, он с ещё более широкой усмешкой потянул меня за руку, усаживая на своё колено. Невозможно подняться, невозможно уйти, ударить, оттолкнуть. Смиренное принятие поражения от тела, когда разум, кажется, готов взорваться от паники и страха.       Чуть повёрнутое пальцами лицо, чтобы мог видеть глаза. Усмешка и слегка щекочет дыханием шею, приблизившись:       — Строптива там, где не нужно. И снова упущение, Виктория… Без триггера зелье не работает. Одно слово, и ты снова превращаешься в ведомую марионетку. И снова в моей власти… — прикосновение кончика горячего носа к скуле, — Я могу принять каждую каплю зелья наравне с тобой, но на меня не подействует. Ты не знаешь ключа. А срок… Оно будет работать год. За это время ты подаришь мне ребёнка, и Наследие рода Мальбонте будет вечным…       Губы накрыл глубокий яростный поцелуй. Не сделать вдоха, не вывернуться. Волна ужаса будто пытается погасить сознание, но не может. Не удаётся. Скольжение горячих рук по талии, сжатая через ткань платья в пригоршне грудь. Улыбка на его лице всё больше смахивает на знакомый оскал, и лавры душат непередаваемо. Собственная энергия, словно забитый ребёнок прячется как можно глубже, боясь задохнуться в этом вихре. Хочется отключиться, но сознание пронзительно чистое, ни единой попытки того, что прежде помогало уйти в беспамятство, чтобы пережить очередной кошмар.       Подхват под ноги и спину. Торопливые шаги в сторону балкона башни, шёпот касающийся уха:       — Пожалуй, первый раз должен быть с комфортом… Королева достойна главной спальни цитадели…