Лавандовый

Балор и Яна часами изучали части личности Маништуша, чтобы понять, каковы его слабости, в чем его преимущества, чем угрожает сожительство с ним, и - где проходит грань между ним и их личностями. Наибольшую проблему представляло то, что он - жидкость - равномерно растекся по их сознаниям. Можно было посмотреть в любое место собственного сознания и увидеть Маништуша рядом с собственной личностью - мыслями, чувствами. Яна и Балор сошлись на том, что это его главное преимущество - он был везде, хотя и представлял собой жалкие обрывки некогда сильного мага, и отравлял их сознания полностью. Второй важный момент - каждый из них увидел, что постоянно чувствует, что в нем как минимум двое личностей. Это ощущалось как два слоя торта. До этого они чувствовали в себе только одну личность - свою собственную, теперь же была еще личность Маништуша. Заметить это оказалось критически важным, потому что до этого они воспринимали угрызения совести и чувство вины как что-то свое, что-то значимое и настоящее. Теперь же они понимали - и, главное, чувствовали - что это чужие и неважные эмоции. После этого Балору и Яне стало проще жить. Они уже не ассоциировали чужеродную мораль и чувство вины с собой. И более того, они часто испытывали одновременно и чувство вины, и удовлетворение от выполненного дела, или сексуальное удовольствие, и так далее. Иногда позитивные чувства вытесняли чувство вины, и это воспринималось как маленькая победа над врагом внутри себя. Кроме этого всего, Яна и Балор заметили, что у Маништуша нет самоосознания. Были моральные установки, мысли, эмоции, характерные для него, но осознания себя как личностью не было, а это означало, что его личность действительно разорвана надвое и он сломан. Если только маг не скрывал от них свое самоосознание. Но была неочевидная на первый взгляд проблема, серьезность которой они недооценивали. - Это чувство вины чертовски усиливается, когда я создаю морок, - сказал Балор, - и выходит из-под контроля. Я по-прежнему осознаю, что это не мое чувство, но ничего не могу с этим поделать. Продолжаю создавать иллюзии, а в это время плачу от чувства вины или даже царапаю себя. - Я замечаю то же самое, - ответила Яна. - И блин, я вижу, что это не мое чувство, но ничего не могу с этим поделать. Я с огромным трудом провожу собеседования, и всегда под наркотой на них. Потому что я ведь не могу расплакаться на глазах у будущих подчиненных. - Смотрите в это чувство, в это состояние как можно внимательнее, - посоветовал Часовой. - Если вы будете максимально осведомлены о нем, вы сможете его контролировать. - Что за бред, - фыркнула Яна, - кто вообще может контролировать эмоции, тем более чужие. - Но ведь они в твоем сознании, значит, они в сфере твоего влияния, - возразил Антихрист. - И чем раньше начать, тем лучше. Рука Эвана мягко легла на колено Яны и поползла вверх по ее бедру. Он знал, что нравится ей - видел это по поведению девушки, ее радости при их встречах, прорывающуюся сквозь холодную маску, ее смущению, когда они оказывались слишком близко - Яна не решалась проявить инициативу с таким влиятельным и харизматичным мужчиной из-за страха отказа, а в его голову не лезла из осторожности. В этот раз ведьма снова попыталась скрыть эмоции, но язык тела ее выдал - руки расслабились, ноги - всего на пол сантиметра - раздвинулись. На лице появилась довольная улыбка, но почти сразу сменилась виноватым выражением. Часовой дошел рукой до основания ее бедра, залезая под платье - неприлично короткое - и поглаживал чувствительную внутреннюю сторону бедра. Балор наклонил голову, чтобы скрыть под челкой выражение лица. Недавно он подстиг волосы под карэ и покрасил челку в бирюзовый цвет, чтобы избавиться от всякой классики в своей внешности и отгородиться таким образом от влияния внутреннего врага. Балор - но не он, на самом деле - ревновал до удушения, до раздирающей боли в груди - а в мыслях было одно: "неправильно, так нельзя, как они могут, этот мудак Часовой", и попытки перебить это: "понятие "неправильно" не имеет значения, им хорошо, значит и нормально". - Понятно, что вы сейчас чувствуете. Не пытайтесь это подавить, всматривайтесь в это как можно внимательнее. Они всматривались, в то время как страдания накручивались все сильнее. Антихрист облизнул палец и провел им по губе Балора, а затем мягко, но от того не менее развратно взял его за шею, и повернулся к Яне, и нежно поцеловал ее в губы и тот час ощутил второй рукой, как ее бедра сжались от возбуждения. Ревность, вина, "неправильно" дошли почти до уровня истерики. Яна и Балор хотели вскочить и убежать, чтобы не марать себя этим развратом, изменами и содомией. Хотели. Первой это заметила Яна. - Он хочет разводить эти угрызения совести и психозы по поводу секса с разными людьми, нашего гипноза и прочего. У него есть желание этих страданий. А у меня есть желание делать то, что нужно для работы и сохранения твоего режима, и еще то, что доставляет мне удовольствие. - Да, я тоже вижу это, - сказал Балор. - Он просто очень сильно хочет страдать по поводу нарушения собственной морали, и как-то исступленно делает это, и в противовес этому есть мои - противоположные - желания. Я и раньше замечал, что люди - мазохисты, но этот - просто фанатик своего желания страдать. А еще - я же идиот. Я могу сожрать все его гребаное чувство вины и не позволять ему травить нас с Яной. Моя ошибка была в том, что я все-таки ассоциировал это чувство с самим собой. - Правильно, это все так и есть. Работайте, - удовлетворенно сказал Часовой. - Балор, а ты не хочешь ничего сказать по поводу наших с тобой отношений? Морок посмотрел ему в глаза прямо, но без всякого выражения, как будто он смотрел на стену. - Я понимаю, что все мои угрызения совести, истерики по этому поводу были совершенно необосноваными и чужеродными. Я поражаюсь тому, что я испытывал это на полном серьезе и даже не пытался сожрать свое чувство вины. - Да, ты просто идиот, - добавила Яна. - Еще и передо мной чувствовал себя виноватым, а мне ведь только нравится, что вы трахаетесь.