Осколки

Они вернулись домой с Намджуном практически под утро, и если Намджун, во-первых, привыкший работать по ночам, во-вторых, получивший просто сумасшедшую дозу серотонина и адреналина, был до безобразия счастлив, бодр и едва ли не вытанцовывал каждый свой шаг, то Хосок с огромным трудом держался на ногах, чувствуя, как его покидают последние остатки сил. Он даже не нашел в себе силы, чтобы принять душ, и просто рухнул в постель, искренне надеясь на то, что Юнги не убьет его за этот произвол, мгновенно отключился и впервые за последние два месяца просто спал. Без кошмаров. Вообще без снов. Разумеется, он проспал. И их утренние посиделки с Джином, и завтрак, и вообще всё на свете. Счастливые и уже пребывающие в курсе всех событий после красочного рассказа Намджуна об их ночных приключениях парни решили дать ему подольше поспать, не беря в расчет тот факт, что, помимо пробуждения и пробежки до работы, Хосоку еще нужно было привести себя в порядок, переодеться и съесть хоть что-нибудь, чтобы не свалиться в голодный обморок в ближайшей подворотне, поэтому он едва не сошел с ума, открыв глаза и увидев, что часы на подоконнике показывают половину девятого утра. Еще никогда в жизни он не собирался на работу с такой скоростью. Ему понадобилось ровно 10 минут на всё это, и он даже успел немного поболтать с чествовавшими его, словно героя, ребятами на кухне. Конечно, их шумной компании не терпелось узнать его версию произошедшего в Rainbow Gallery и откуда у Хосока внезапно взялись ТАКИЕ знакомства, однако этот разговор пришлось отложить до вечера, потому что Хосок просто ненавидел опаздывать. Он на любые посиделки всегда приходил раньше всех на 30 минут, что уж говорить про экзамены, школу и работу. И сейчас его пунктуальность и обязательность колотили в набат и буквально сводили с ума. Настолько, что он совершенно забыл о Хёнджине и о своей фобии улиц и буквально пулей вылетел из дома, не дождавшись еще пьющего кофе Тэхёна (относившегося к более позднему началу рабочего дня с пофигистичностью истинного художника, которому было плевать на все эти земные плебейские заморочки), собравшегося проводить их Чонгука и умудрившись едва ли не сбить с ног какого-то темноволосого парня в лестничном пролете второго этажа. Хосок так торопился, что даже не успел толком извиниться перед этим несчастным, буркнувшим ему вслед что-то не очень приятное, и лишь спустя метров двести его внезапно осенило, что лицо этого парня было ему знакомо, но вот откуда… Хосок не смог вспомнить и был слишком занят весь день, чтобы вернуться к этой мысли. А потом и вовсе забыл про эту случайную и пока совсем не важную встречу. Сбитое, пусть и немного, расписание сказалось на Хосоке из рук вон плохо. А может быть, просто бессонная ночь и усталость, но он словно везде сегодня опаздывал и совершенно ничего не успевал. Ему даже пришлось отказаться от обеда, чтобы успеть закончить с уборкой пятого этажа в срок, а если прибавить к этому, что сразу двое их коллег свалились с новым, бушевавшем сначала в приемном, а потом и во всей больнице гриппом и количество работы у них с Тэхёном удвоилось, то к вечеру Хосок буквально валился с ног, и когда Тэхён пришел к нему с холодным чаем и кимбапом, который для них приготовил Джин, и буквально силком заставил сделать перерыв на перекус, усевшись прямо на подоконник в одном из технических коридоров клиники, Хосок был ему по-настоящему благодарен. – Я, конечно, понимаю, что ты очень самоотверженный и ответственный, но иногда нужно думать не только о работе, но и о себе, – пытался сделать выговор ему и провести воспитательные работы Тэхён, однако, если учесть, что он делал это с полным ртом кимбапа и набитыми, как у хомяка, щеками, то выглядело это совсем не серьезно и поучительно, а исключительно комично, но Хосок понимал, что старший просто переживает за него, и поэтому поспешил его успокоить: – Я постоянно думаю о себе, не переживай так сильно, – не сдержавшись, широко улыбнулся он и в ответ на недоверчивое фырканье Тэхёна защебетал: – Правда. И я правда не устал. Совсем. Точно-точно. Всё хорошо, – заставляя того недовольно скривиться. Ведь он не верил в это щебетание и в это наигранное «всё хорошо, я не устал» от слова «совсем». – Ты споткнулся шесть раз за те два метра, что мы шли до окна, и у тебя мешки под глазами размером с Пусан. Я там бывал, знаю, – усилием воли проглотив гигантский и такой же гигантско вкусный кусок кимбапа, продолжил отчитывать парнишку Тэхён. Нет, он, конечно же, прекрасно понимал, что Хосок уже взрослый и самостоятельный, что его вряд ли можно перевоспитать, и что он сам должен нести ответственность за себя, свое здоровье, питание, сон и отдых, но Тэхён не мог не беспокоиться. Чонгук наверняка бы опять обсмеял его и обозвал «всеобщей мамочкой», но желание заботиться обо всех, кто попал в его квартиру, было для Тэхёна чем-то таким же естественным, как необходимость дышать, спать и принимать пищу. К тому же здоровье Хосока всё еще вызывало у них всех опасения, он очень много работал физически и мало ел, и его вес никак не желал приходить в норму. Он был настолько худеньким, что Тэхёну иногда казалось, когда они обнимали его, что тот просто не выдержит и сломается пополам. Совсем как Чимин. Вот уж где два сапога – малоежки и худышки – пара. То ли дело Чонгук. Этому совершенно точно не мешало бы сбросить немного веса. Может быть, тогда у Тэхёна не болели бы кости каждый раз после того, как эта туша обрушивается на него по утрам. Хотя… нет, Чонгуку тоже никак нельзя было худеть и лишаться своих сил и железной мускулатуры. Тэхён и так с трудом приучил себя не впадать в истерику и не сходить с ума каждую ночь, когда этот идиот, отказывающийся зарабатывать безопасными для здоровья способами, выходил на ринг. Он просто верил в лучшее и молился кому-то неизвестному, чтобы Чонгук вернулся домой живым и желательно здоровым. Хотя можно просто живым. Этого уже достаточно. И пусть он и дрался, как бог, и противникам редко удавалось к нему подобраться, но… Тэхён не мог не переживать и за него. Если бы только его влияния хватило, чтобы забрать Чонгука из этого бизнеса... Но что он мог? У Тэхёна не было ни влияния, ни денег, лишь квартира на окраине, работа уборщиком и сотни никому не нужных картин, а на Чонгуке висели огромные долги и жизнь его маленькой сестры, которая была в безопасности лишь тогда, когда он ночью выходил на ринг. Простая и такая отвратительная логика. Тэхён пытался попросить родителей, нет, не просто пытался, а умолял на коленях помочь Чонгуку, даже обещал переступить через себя и вернуться в семью, отучиться, заняться бизнесом, но отец уже нашел на его место прекрасного кандидата – жениха сестры, и Тэхёна просто вышвырнули, как дворовую шавку. В общем-то, он получил то, чего так страстно желал, но почему-то ему до сих пор было чертовски паршиво и стыдно. – Просто сегодня была… насыщенная ночь, – от мрачных мыслей Тэхёна оторвал голос Хосока, и он, не сдержавшись, вдруг взял и обнял его. Просто потому что ему сейчас это было нужно . Хоть чье-то тепло. И большим достижением было то, что Хосок не отпрянул от него, не вздрогнул, а, наоборот, прижался к нему под бок покрепче, уже не шугаясь хотя бы их прикосновений. Значит, всё и правда с ним начинало быть хорошо. Потихоньку, помаленьку, но всё же начинало. – Я слышал, – окончательно отогнав мрачные мысли, ухмыльнулся Тэхён, вспоминая красочный рассказ Намджуна. Он был невероятно рад за друга, а еще немного раздражен тем, что эта «сладкая парочка TWIX» его не разбудила и лишила такого замечательного приключения. Он бы многое отдал, чтобы увидеть то безумие, что творилось в Rainbow Gallery и как два взрослых мужика в карнавальных костюмах тискают Намджуна и их младшенького. Но, увы, всё, что оставалось Тэхёну, – полагаться на талант рассказчика Намджуна и свою богатую фантазию. – И поэтому, как только закончишь сегодня тут, езжай домой спать, пожалуйста. Никаких занятий и уборки. Я уже всех предупредил. Ты очень сильно помог Намджуну, поэтому выспись сегодня, хорошо? – Хорошо, – кивнул пригревшийся под боком у Тэхёна и немного разомлевший Хосок, у которого и правда сейчас не было сил спорить, и всё, о чем он мечтал сейчас, – вернуться домой, в постель, закутаться в одеяло и спать, спать, спать. Очень много спать. И кто бы знал, каких трудов ему стоило подняться с места, когда их с Тэхёном перерыв закончился и ему снова нужно было возвращаться к работе. Но он справился. Как всегда. И, доделав свою работу, отправился домой в сопровождении непривычно молчаливого Чонгука, мрачно размышляющего о чем-то своем. Хосок уже знал это его настроение и знал, что в такие моменты к нему лучше не лезть, поэтому домой они добирались практически в полной тишине. Впрочем, в нем осталось так мало энергии, что ее вряд ли хватило бы на болтовню. Всё, что он смог, – преодолеть дорогу до дома, принять, слава богу, душ и рухнуть в кровать, отключившись мгновенно, стоило только его голове коснуться привычно пахнущей чем-то горьковатым, древесным, а также смесью табака и кофе подушки. Он даже не успел подумать о том, скольких сил Тэхёну стоило заставить всех не трогать его сегодня (неужели опять при помощи знаменитой биты?), особенно Чимина, впрочем, тот всегда мог пробраться к Хосоку в постель, пока он спал и так и не нашел спрятанные под подушкой традиционный пакетик с женьшенем и полную едкого сарказма записку: «Я слышал, что все трансвеститы Каннама – твои горячие поклонники и что тебя чуть не украли у нас. Ю.» Он нашел их на следующее утро и, разумеется, не мог не ответить. Так между ними с Юнги завязалась эта странная, нет, откровенно безумная, но волнующая их обоих переписка.