«Мы любим сестру, и жену, и отца,
Но в муках мы мать вспоминаем!»
Н. А. Некрасов
Земельный участок, стоящий на углу квартала. Маленький сад и типичная двухэтажной постройка. Стены неспокойного жилища снова сотрясают взрывы, выстрелы, нечеловеческие вопли и следующий за ними смех. Кажется, что его обитатели и издаваемые ими излишне громкие звуки почти разрывают дом изнутри. Соседи и даже жители дальних районов Намимори давно смирились с происходящим и огибают пугающий их адресат через две улицы. Семейное гнездо Савад поистине одно из самых шумных мест города — ну ладно, исключая парк развлечений. Сглаживало неприятное впечатление окружающих знание, что когда-нибудь подросток со своей компанией, живущие здесь, вырастут и снова будет тишина.Ну, и родительница этого самого подростка, поражающая всех своим невероятным терпением. Или слепотой касаемо собственного домашнего очага. Но в чужой со своим уставом не лезут, не так ли? Большинству её знакомых — чаще всего это матери одноклассников сына и те, с кем сталкивается в очереди в продуктовом — Нана представляется обычной женщиной, хорошей хозяйкой, и немногим — любимой и любящей мамой не только её родного сына, Тсунаёши, но довольно большой толпы его близких друзей. — Маман! — в очередной раз обращаются к ней то Бьянки с Хаято, то младшие дети в лице И-Пин, Ламбо и Фууты, то Реборн и Дино. Задав неудобный вопрос Тсуне, кто такая Савада Нана, получите самый обычный ответ, зато искренний. — А? Ну, просто мама. Женщина, которая подарила мне жизнь, дала отцу возможность стать тем, кем он является сейчас, помимо «работника шахты»; она любит и поддерживает меня, несмотря ни на что. Надеюсь, так будет всегда. С самого раннего детства, когда мальчик даже не помнил большинство событий того времени, он всегда находился с матерью, казавшейся иногда слишком уж беспечной. Однако при вечно отсутствующем отце, раз в несколько лет появлявшемся и быстро уходившем вновь туда, где ребёнку не место, поведение матушки казалось ещё нормой. Тсуна думал, что невозможно настолько невозмутимо реагировать на подобные перемещения, но верил любимой ока-сан и её словам не в меньшей степени, чем в достоверность сюжета сказки на ночь. До определённой переломной поры Савада считал, что ему всё равно, есть ли кто в его жизни, на кого можно опереться душой и телом в трудную минуту — главное, чтобы обязательно была Нана. Позднее он, к собственному удивлению и счастью, оброс, как дерево, густой кроной с близкими друзьями-плодами и полезно-опасными связями-цветами. Но «поливала корни» первой всё-таки мама, а не чудаковатый репетитор. Сейчас Савада утомляется от регулярных тренировок, учёбы и даже просто общения в компании, и потому часто не замечает, как Нана возникает рядом, интересуясь его самочувствием и только после этого — серьёзными делами. — Мама! Тсуна вздрагивает, когда она в очередной раз неожиданно появляется перед ним. Она улыбается и слегка треплет сына по пушистой копне каштановых волос, после чего отправляется на кухню готовить или во двор — развешивать бельё. Благодаря этому маленькому бессловесному разговору с ней юноша чувствует себя лучше всегда, будь то после изнурительной экзекуции наставника или нагоняя от Главы Комитета. Наверное, потому что Нана не только заботится о нём, но и о других, оставаясь всегда рядом. Как эта женщина умудряется спокойно относиться к творящемуся вокруг неё хаосу? К тому же, с участием друзей её сына, оравы малолетних и не очень детей, мафиозных шишек, часто своим поведением тоже больше напоминавших иногда выросших ребят... Савада-младший не знал, сколько ещё раз ему будет попадать за неожиданные исчезновения из дома; не мог же он сказать, что Реборн снова захотел поиз… потренировать своего ученика на заброшках и территории, где обычно бродит хранитель тумана Вонголы, и якобы «укрепить влияние босса семьи среди подчинённых». Казалось, его мама почти не замечала разницы между собственным сыном и его компанией — для неё они все свои, давно ставшие родными. Как минимум, Нана никого не пускала мимо кухни и заботилась о каждом: и заглянувшие на огонёк коллеги мужа, и хранители Тсунаёши, и знакомые во главе с Дино свободно могли остаться в гостях надолго с одного её участливого взгляда. Даже компания из офицеров Варии не остались без внимания вездесущей хозяйки дома Савад, когда они «случайно» наткнулись на разношерстную толпу рядом в квартале, где жил Десятый. «В центре урагана всегда тихо,» — услышал однажды Тсунаёши часть цитаты от одного из старших знакомых; мальчик не помнил ни автора фразы, ни сказавшего ему такое: был то ли Реборн, то ли Фонг. Или же говорил вообще кто-то другой? «В любом случае, эти слова очень подходят маме,» — вспоминал он уже зрелым юношей, наблюдая за своими друзьями во время очередной перепалки Ламбо с Хаято или беготни Мукуро от Хибари. И одновременно с этим планируя следующий приезд в гости в родной город.***
— Снова в облаках витаете, Босс, — громкий голос по-прежнему, как в юности, шумной Правой Руки над ухом отгонял сон и возвращал на землю, в душную комнату сицилийского старого особняка. От лежания лицом на столе, скрытого под плотным слоем разбросанных отчётов, не становилось прохладнее. Подняв умоляющий взгляд на Гокудеру, Десятый заметил, насколько тот вырос за последние пару лет: — «Неужели столько времени прошло с нашей первой встречи?» Хаято, уловив нынешнее настроение горе-начальника, с тяжким от майского зноя вздохом вытащил из-под его головы папку с бумагами и ушёл в свой такой же душный кабинет. Савада вновь погрузился в сладостную, приятную полудрёму.***
— Мамочка, — чуть испуганно тянет Тсуна, увидев её, вновь возникшую за его плечом и перебирающую тёмные, как у неё самой, непослушные пряди. Странное, вразрез с позабытыми ощущениями приятное видение кажется нереальным: он сейчас не на собрании клана, а на кухне, дома, где пахнет только что постиранными вещами и остывающей выпечкой, уже вынутой из духовки. Женщина всё ещё гладит его по голове и просит выполнить какую-нибудь работу по хозяйству — будь то поход в магазин или мытьё посуды, нескончаемой из-за вечных гостей. Мальчик немного замнётся, но сделает так, как она попросит, а Нана улыбнётся. Снова на улицах Италии поздняя весна. Последний месяц сезона такой же жаркий, как и много лет назад. Из разбредшихся по делам хранителей в гостиной остались только иллюзионистка и сам Тсунаёши. Давно выросшая Докуро коротает редкие свободные минуты в компании по-домашнему уютного начальника; в такие моменты он очень похож на свою мать, которая присматривала за Наги, когда та только-только появилась в компании Тсуны: ей не надо было знать прошлого человека, чтобы от всего сердца желать помочь. Вот так спустя много лет туманница в свою очередь платит добротой женщине и бесконечно благодарит, неся бремя хранителя Савады. Выныривая из толщи мыслей, она обращает усталый взор к начальнику: — Босс, надо бы навестить на днях Нану-сан. — Ты права, Хром. Только дел совсем уж невпроворот, а домой хочется и самому. Есть хоть какой-нибудь не занятый работой день в ближайшие, мм.. недели две? Девушка приподняла лист календаря, всматриваясь в числа и пометки прямо на сетке дат. Красные квадратики выходных не значили для представителей их профессии почти ничего. — Послезавтра. — И всё? Давай отправишься сначала ты, а я, как освобожусь, подтянусь и приеду тоже. Если надо, сниму с тебя в этот день задания и отдам их на растерзание Франу: Скуало недавно жаловался, что тот от рук отбился, — чуть повеселевший в конце фразы голос Савады снова понизился чуть ли не до шёпота. — И цветы, наверное, стоит взять. — Как скажете, Босс. — ласковая улыбка сияет ярче солнца, протягивающее лучи сквозь тяжёлые шторы. — Тсу-кун! — Нана зовёт и гладит по спине своего взрослого, но для матери всегда ребёнка, успокаивая. Может, он и не собирается рассказывать ей о том, кто на самом деле все эти люди вокруг и внутри дома, постоянно ошивающиеся рядом и мелькающие в их поле зрения слишком часто. Кто снова просит к трубке телефона её любимого сына, после почти всегда хмурящегося, но уверенно смотрящего в мамины карие глаза в ответ на немой вопрос: «кто там?», «всё хорошо?». Не собирается говорить о том, где он вновь получает царапины и ушибы. И втягивать в свои проблемы маму младший Савада не хочет. Поэтому он оставит её в спокойном мире, куда будет возвращаться почаще из далёкой жаркой Италии, где ему придётся жить. Тсунаёши уже достаточно взрослый, чтобы самому справиться со своими эмоциями, но иногда всё же нужна поддержка матери. И даже когда он совсем вырастет, она не перестанет его любить и терпеливо ждать возвращения, так, как раньше (и по сей день, к её сожалению) ждала и супруга. Савада приезжает, но ненадолго. И меньше, чем хотел бы: цепкие крючковатые пальцы возглавляемой им организации тянут в периодически противное кожаное кресло в кабинете. Зато пишет, звонит. Как бы мужчина — уже не юноша даже — ни выполнял задания, такие, о которых завистливо и одновременно в страхе шепчут в Альянсе, как бы он ни был оторван от родного города и семьи широкой пропастью, разделяющей мирный и преступный миры, бывший Никчёмный Тсуна никогда не сможет забыть те моменты, когда он мог прийти в родное гнездо, где пахло детством. Молодой дон Вонгола никогда не забывает голос Наны, который был наполнен теплом и добротой. Правда, теперь она очень далеко, так, что и не доехать, и не дозвониться. И слышит её голос Тсунаёши сейчас только во снах, когда осенний ветер за окном в Италии дует так же, как в родном Намимори, а шуршание работающего в соседней комнате Гокудеры, не спящего уж который день из-за завала с документами, похоже на то, как мама убирается в гостиной. Он перевернётся на другой бок и продолжит спать, пока есть время не вставать на работу в мафии. А дома, в Японии, уже другой день. На плиту, теплую от солнечных утренних лучей, падают бело-розовые гвоздики.