Faith

Август 1960 года, Марион, округ Линн Лето в штате Айова всегда до ужаса жаркое. Новенький форд блестит под обжигающими лучами солнца, нагревая салон до запредельных градусов. Водитель, вытирая пот со лба ситцевым платком, проезжает указатель перед въездом в Марион. Намджун впервые в этом городе. Да что уж там, он впервые находится в штате Айова – самом жарком месте из тех, в которых успел побывать. Повернуть бы обратно в родную холодную Миннесоту и не изнывать от жары в сутане и каждые пять секунд поправлять на своей шее колоратку*. Да, дома не такое пекло, а дождевые тучи и влажный воздух. Его безусловно ждёт любимый муж и толстый рыжий кот Чарли, но здесь, в штате, расположенном между Миссисипи и Миссури, в Намджуне нуждаются больше. Ким Намджун – двадцатипятилетний священник, любящий своё дело и верно служащий католической церкви. И будет экзорцистом, если сегодняшняя процессия пройдёт успешно. В Марион его отправил сам епископ, взволнованный судьбой четырнадцатилетнего мальчика Пак Чимина. Четыре месяца назад с Чимином начали происходить необъяснимые события. Его приёмные мамы, набожные женщины в преклонном возрасте, стали замечать, что их сын, временами проявляя агрессию, разговаривает так, словно на его месте находится другой человек. Порой голос вместо юношеского звучит по-взрослому грубо. Сомнения начали закрадываться в голову матерей, когда однажды Чимин зарычал, как сторожевой пёс, и озлобленно уставился на пастора церкви, заглянувшего к своим прихожанам. Никогда за все три года с момента усыновления их сын не проявлял негативных эмоций к Отцу Джону. Совсем наоборот! Чимин любил с ним общаться, что даже записался в церковный хор. После того дня мальчик перестал ходить на занятия и всеми силами избегал походов на воскресное богослужение. Взволнованные женщины списали всё на усталость Чимина после тяжёлого учебного года в новой школе, но настоящая причина оказалась куда страшнее. Мари, одна из мам мальчика, попросила своего сына встретить её у церкви и вместе отправиться за продуктами. Стиснув зубы, Чимин согласился, не догадываясь, что там была ловушка, в которую его успешно заманили. Подросток, стоя у ворот божьего храма, дрожал как осиновый лист, и вышагивал взад-вперёд по дорожке, не смея переступить невидимую линию, отделяющую его и Мари. Когда женщина упорно зазывала сына зайти и поздороваться с Отцом Джоном, он двинулся в сторону ворот и, всё же переступив ту самую линию, зашипел, как кошка. Глаза юноши почернели, а мягкие линии пухлого, ещё детского личика исказились в уродливую гримасу. Не оставалось сомнений – мальчик болен, и болезнь эта не лечится никакими таблетками. Одержимость. Врачи подтвердили, что Чимин здоров и у него нет никаких физических или психических заболеваний, но с каждым днём его здоровье ухудшалось. Частые приступы агрессии, депрессии и жалобы на голоса в голове, нашёптывающие сделать что-то ужасное и омерзительное. Мальчик страдал, вместе с ним страдали его матери, и тогда Отец Джон обратился за помощью к епископу, в письме описав все симптомы, указывающие на одержимость дьявольской силой. В том же письме священник рассказал о детстве Чимина, которое могло сильно повлиять на его состояние. Мальчик до девяти лет рос с обезумевшей матерью, отца не знал и никогда не видел. Женщина, растившая его, была членом секты, поклонявшейся Сатане. Чимин, будучи малышом, помнил какой неконтролируемый страх он испытывал, когда страшные незнакомые люди в чёрных плащах на голое тело проводили оккультные ритуалы в подвале дома его матери и шептали молитвы на незнакомом языке. На каждой встрече Чимин был в центре их внимания: мальчика садили на ритуальный камень, кровью чертили знак Бафомета*на детском лобике и шептали, шептали, впадая в транс. Позже, после смерти матери, он думал, что те люди могли принести его в жертву в нужное время, как приносили в жертву животных, чьей кровью омывали ребёнка. Чимин знал, что был рождён на убой - мать часто называла его забойной свиньёй - так она его любила. Чимин получил настоящую материнскую любовь, когда был усыновлён мамой Мари и мамой Люси. Так молодой священник Намджун оказался на пороге обычного для их города деревянного дома с горшками завядших цветов на веранде. Дверь ему открыла низкорослая пухлая женщина с гусиными лапками вокруг глаз и сединой в волосах. - Миссис Пак? Меня зовут Ким Намджун. Я приехал к вам по просьбе епископа Де-Мойна, чтобы помочь вашему сыну. - Скорее, Преподобный Отец, Чимин держится из последних сил. Священник, следуемый за женщиной, проходит через скромно обустроенную гостиную и минует лестничный пролёт на второй этаж. Люси – так зовут хозяйку – рассказывает, что последние три дня дались им особенно тяжело. Отец Джон, как и договаривался с Намджуном в их короткой переписке, на протяжении всего времени находился в этом доме, помогая отчаявшимся родительницам пережить паранормальные явления, что начали твориться в их доме с недавнего времени. Чимин всё реже приходит в себя - с каждым днём часы, в которые к нему возвращается рассудок, стремительно сокращаются. И чем дольше его разум находится под контролем нечистой силы, тем тяжелее становится удерживать его в комнате. - Мой малыш плакал от счастья, когда узнал, что вы едете помочь нам. Он совсем ослаб, больше не может бороться. Люси открывает дверь, и Намджун входит в маленькую комнатку, в которой умещается небольшой платяной шкаф, ручки которого перевязаны бечевкой, небольшой рабочий стол с разбросанными книгами и тетрадками да односпальная кровать. - Рад наконец-то встретиться с Вами, мой друг, - мужчина ростом чуть ниже Намджуна в такой же черной рясе с белым воротничком пожимает в приветствии руку и устало улыбается. В переписке коллеги не указывали личную информацию, поэтому при встрече оба были немало удивлены. Отец Джон не ожидал увидеть перед собой молодого паренька, сложив в голове образ серьёзного мужчины ничуть не младше него, а Намджун не был готов встретиться с пожилым мужчиной, годящемуся ему в отцы. - Спасибо, что не бросили мальчика в такое тяжёлое время. Священник кивает и с нежностью смотрит на Чимина, беспокойно спящего в своей кровати, над которой висел большой деревянный крест. Подросток, свернувшись калачиком на белых помятых простынях поскуливал во сне, в то время как высокая худая женщина поглаживала его густые блондинистые волосы, сидя на коленях перед кроватью. - Я не мог оставить их в беде. Чимин мне как родной сын. Мама Мари, что утешала своего ребёнка, украдкой вытирала выступившие слёзы. Их сын - добрый лучик света, не заслуживший такого наказания. Три года назад они забрали его из детского приюта, влюбившись в яркую улыбку и пухлые мягкие щёчки. За двадцать лет супружеской жизни женщинам больше всего не хватало детей. В мире однополые браки – самая обычная вещь, но вот завести ребёнка, как правило, таким семьям было очень тяжело. Однако после войны детские дома были переполнены сиротами, и женщинам выпала возможность усыновить Чимина, что они без раздумий сделали. - Дорогая, пора начинать, - женщина поцеловала свою жену в макушку и за плечи подняла её с колен, - я разбужу его, а ты пока посиди. Пока Намджун выкладывал на столик из своего саквояжа необходимые вещи для ритуала, Люси разбудила Чимина. Мальчик замотал головой, сканируя взглядом комнату, словно впервые видел её. Он побледнел и опасливо дёрнулся к изголовью кровати, когда увидел высокого незнакомого человека и чёрную книжицу в его руке. - Вы же поможете мне? – Чимин изогнулся дугой и захрипел, борясь с самим собой. То, что находилось в нём, шипело, кричало и вытесняло подростка из его собственного тела, - я боюсь, сэр, оно хочет убить моих мам. Намджун кивком головы указал Отцу Джону на верёвки, лежащие с обоих сторон кровати. Мужчина понял без слов и вместе с Люси двинулся к мальчику, чтобы привязать того к кровати. - Конечно я помогу тебе, Чимин. Ты верь и не сдавайся, и с Божьей помощью мы одолеем дьявола, что сидит внутри тебя, - священник мысленно просит помощи у Всевышнего и ждёт момента, когда на руках и ногах подростка окажутся верёвки, - Чимин, когда я начну молиться, твоё тело перестанет слушаться тебя. Демон сделает всё, чтобы разными способами навредить нам. Ты позволишь Отцу Джону и твоим мамам держать тебя? Мальчик неуверенно кивает и начинает трястись в конвульсиях. Изо рта доносятся шипения и тяжёлый неестественный смех. Чимин скалится и своими заплывшими чёрными глазами смотрит на Намджуна, подошедшего к подножью кровати. - Ещё один помазанник божий в этом пристанище старых кошёлок, - говорит низким мужским голосом, и комната заливается леденящим душу смехом. Люси, держащая правую руку своего сына, отворачивает голову, ощущая мерзкий запах гнили из его рта. Настольная лампа предупреждающе мигает, и лампочка в ней с треском лопается, орошая осколками выцветший ковёр. Намджун был готов к дьявольским проделкам, он уже не раз присутствовал на подобных ритуалах, но сегодня ему впервые придётся встать против зла без помощи старших наставников. - С кем я разговариваю? – священник оставляет позади страх, и на его месте появляется холодная уверенность. Чимин ухмыляется и харкает в лицо Намджуну. - Догадайся, уродец, - смеётся и похабно раздвигает свои ноги, закусывая губу. Мужчина вытирает ситцевым платком лицо и тянет за маленькую ленточку, открывая библию на заложенной странице. - Ты пытаешься соблазнить меня? –юноша вскидывает вверх бёдра и протяжно стонет, мелко вздрагивая. - Иди же ко мне, Джун-и, - Намджун без труда узнаёт голос своего мужа в устах ребёнка и хмурится. Его пытаются спровоцировать, задеть за живое. Если он как-то отреагирует на провокации, то дьявол внутри ребёнка увидит перед собой неравного слабого человека и воспрянет духом. - Это тело не принадлежит тебе, убирайся туда, откуда пришёл. - Ха-ха! Говоришь, не принадлежит? Мы владеем им с момента его зачатия. Шлюха выносила этот сосуд в своём чреве для нас. Намджун смотрит на Отца Джона и даёт сигнал рукой. Пастор увеличивает хватку на чужой руке, с силой вжимая её в кровать. Мари и Люси переглядываются, мысленно посылая друг другу поддержку, и поступают так же. - Сколько бы вас там ни было, сегодня вы навсегда покинете тело мальчика и больше никогда не сможете навредить его семье, - мужчина поднимает левую руку на уровне глаз и чертит в воздухе крест. Чимин выгибается, удерживаемый близкими людьми и верёвками на своих руках, и обратно вжимается в кровать, издавая звериный крик. - Безбожный ублюдок! В комнате сгущается омерзительная вонь и над кроватью появляется рой падальных мух. Мари, державшая ноги своего сына, подавила рвотный позыв и уткнулась лицом в рукав своей кофты. - Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё, да будет воля Твоя и на земле, как на небе. Хлеб наш насущный подавай нам на каждый день, и прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему, и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. * Чимин мечется по кровати, шипя, как озлобленная кошка. Русые короткие волосы в мгновение окрасились в чёрно-смоляной цвет, а на покрасневшем лице появились рубцы. С невероятной силой юноша натягивает верёвки, но с титаническими усилиями пастора и мамой Люси у него не получается разорвать их. На запястьях остаётся ободранная кожа и кровоточащие раны. - Закрой свой поганый рот, сволочь! - …избавь меня от врагов моих и изгони прочь из души одержимость бесовскую. Господь, услышь молитву мою! Да будет воля твоя. - Жалкие скоты! –крик Чимина смешивается с низким мужским и высоким женским голосами, доносимые из уст юноши. Отец Джон шепотом повторяет молитву, взывая Всевышнего облегчить муки невинного ребёнка, на что дьявол, овладевший телом подростка, клацает зубами и пытается дотянуться до пастора. Намджун вдавливает освящённый крест в лоб Чимина, оставляя на нём выжженный дымящийся шрам. - Уйди от меня с этой грязью, -мальчик кричит и болезненно скулит. - …помоги мне справиться с путами дьявольскими, изгони прочь из души одержимость бесовскую. Изгоняю тебя, дух всякой нечистоты, всякая сила сатанинская. Изыди, Сатана, освободи место Христу в душе раба Божьего Пак Чимина. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь! Комнату разрывает нечеловеческий звериный вой, слышный, кажется, всем жителям Мариона. - Тебе не одолеть меня! – Чимин истерично смеётся, и из рта его течёт густая чёрная кровь. Намджун не останавливается, читает молитву дальше, вдавливая крест в красный лоб одержимого. Мальчик извивается, пытаясь сбросить и укусить руку священника. - Спаситель наш, спаси раба твоего! Тетрадки и учебники, лежавшие на столе, осколки взорвавшейся лампочки взлетают вверх и кружатся вокруг кровати, задевая и раня Намджуна. Мужчина чувствует, как один из них проходится по его щеке, оставляя после себя неглубокую рану. Чимин вырывается из рук плачущих матерей и напуганного пастора, верёвки разрываются на запястьях, как тонкие нитки, и его тело взлетает к потолку, словно не имеет веса. Мари кричит и зажимается в углу комнаты. - Конец близок, опустите его на кровать! – Отец Джон встаёт коленями на матрац кровати и тянет вниз мальчишку за край ночной рубашки. Лицо Чимина приобретает естественный оттенок: лицо больше не горит, как раскалённые угли, и рубцы исчезли с щёк. Его дыхание неровное и тяжёлое, словно не хватает кислорода и трудно надышаться воздухом. Намджун подходит к ребёнку, напугано озирающемуся по сторонам. Из глаз Чимина текут крупные крокодильи слёзы, и священник кладёт свою большую ладонь на его грудную клетку. За считанные минуты подросток успокаивается, завороженный доброй улыбкой незнакомого человека. - Ты хорошо потрудился, дружок. Теперь всё кончено. Пак Чимин был первым, кого священник Ким Намджун освободил от одержимости дьявольской силы. В последующие годы экзорцизм стал его призванием. После событий в Марионе прошло четырнадцать лет, и за это время Намджун помог девятнадцати невинным жертвам. И кто бы ему сказал, что двадцатым будет тот самый мальчик из жаркого городка Айовы. Июль 1978 года, Марион, округ Линн (месяц до первой сессии) Чимин бы никогда не смог забыть то, что произошло с ним четырнадцать лет назад. Да и как такое забудешь? Он живёт в маленьком городке, где каждый знает друг друга лично, поэтому слухи об одержимом мальчике распространились за считанные дни. Даже после того, как Святой Отец провёл обряд очищения, страх людей никуда не делся. Косые взгляды, тычки и оскорбления – Чимин пережил их благодаря Юнги. Юнги – младший сын пастора Джона и единственный, кто не отвернулся от него тогда. Сначала защитник, а потом любимый муж. С ним Чимин чувствовал себя защищённым, как никогда раньше. С Юнги все страхи испарялись. Самым важным событием Чимин считает появление в его жизни Минни – маленькой крошки с носиком-бусинкой и кучерявыми каштановыми волосами. Она стала его с Юнги смыслом жизни. Чимин всегда думал, что не сможет быть хорошим родителем для своего ребёнка, ведь его детство было ужасным, полным страха, но для Минни он постарался стать хорошим папой. До недавнего времени всё было хорошо. Небольшой уютный домик, любящий муж, подрастающая пятилетняя дочурка и мамы, живущие в паре кварталах. Чимин наконец-то начал считать себя полноценным человеком. Пока не очутился на своей кухне с исполосованными руками до локтя и сочащейся из ран кровью. Он готовил обед, чтобы отнести его Юнги в церковь. Минни сидела за кухонным столом с раскраской и щебетала себе под нос детские стишки. В какой-то момент в глазах помутнело и Чимин, вроде, отключился, а когда пришёл в себя, не мог толком ничего понять. На кухне непонятный хаос: все тарелки и миски висели в воздухе, и, когда Чимин попробовал пошевелиться, распластавшись на кафельном полу, они стремительно полетели на пол, разбиваясь мелкими осколками. Минни зажалась под столом, рыдая от страха и закрывая уши. - Детка, - болезненно прохрипел мужчина, встав на колени и пошатываясь от головокружения. Осколки посыпались с его рубашки на пол, исчезая в луже крови, стекающей по его изрезанным рукам. От адской боли Чимин не мог пошевелиться, но Минни рядом плакала, со страхом смотря на своего отца. - Что, кх-кх… что произошло? Мужчина застонал от резкой вспышки боли в голове, но, превозмогая её, попытался добраться до дочки. Она истерично закричала и отползла к другому концу стола. - Я сделал тебе больно? –Чимин лихорадочно оглядывал Минни на наличие повреждений. Она отрицательно замотала головой, от страха проглотив язык, - всё это сделал я? В ответ неуверенный кивок. Парень застонал, осознав, что с ним произошло. Это что-то знакомое и за четырнадцать лет незабытое. «Убей её», - проносится в голове высокий женский голос, так сильно похожий на голос женщины, родившей его. «Зарежь свою дочь», - вторит мужской низкий голос. Убей, зарежь, убей, ну же, возьми нож Чимин схватился за голову и закричал, пытаясь заглушить голоса в своей голове. Они не прекращали шептать, становились всё громче и пытались взять контроль над его телом. - Минни, слушай меня внимательно, - Чимин дотянулся до полотенца, висевшего на ручке нижнего шкафчика, и обмотал им свои руки. Вмиг белая накрахмаленная ткань пропиталась кровью. Перед глазами мелькнуло обезображенное нечеловеческое лицо, заросшее жёсткой щетиной. Он уже дышал в затылок и удовлетворенно скалился от металлического запаха. Чимин с трудом мог удерживать чудовище внутри него, - ты прямо сейчас побежишь к папе в церковь. Скажешь, что произошло со мной. И ни в коем случае не возвращайся сюда. Что бы ни произошло, Минни, ты должна оставаться в церкви. Чимин понимает, что не сможет оставаться в сознании ещё хотя бы пять минут. Грудную клетку словно царапают изнутри когтистые лапы, а голоса в голове взрываются хохотом. - Иди ко мне, малышка, - мужчина мотает головой, стискивая зубы. Продержаться ещё чуть-чуть. Продержаться! - Папочка, - Минни смотрит, как её папу отбрасывает к холодильнику и он сильно ударяется головой об металл. Чимин безумно смеётся, и его левый глаз заплывает чёрной краской. - Я сказал беги! Девочка пятится назад и скрывается в коридоре. Облегчённый выдох вырывается, когда из коридора доносится хлопок закрывающейся двери. Она в безопасности, Чимин не сможет навредить. Убей себя, убей! Перережь горло, утопись! Мужчина из последних сил поднимается по лестнице, волоча за собой онемевшие руки. Кровь капает уже с полотенца. Голова кружится, и ноги становятся свинцовыми – переставлять с каждым шагом сложнее. Чимин вваливается в ванную комнату, и последнее, что помнит – это нечеловеческий оскал в зеркале над раковиной и когтистые лапы на своей шее. *** День первый Ту-дум, ту-дум. Ту-дум, ту-дум. Звуки мчащегося поезда успокаивают, дают возможность закрыть глаза и провалиться в сон. Хоть на часик, можно и на пять минут – главное получить желанные минуты спокойствия. Он не спал день? Или два. Возможно, и три, просто Юнги сбился со счёта. Минни у отца, с ней Люси и Мари – она в безопасности, и можно на секунду перестать тревожиться за её жизнь. Однако он не может – ни перестать волноваться, ни закрыть глаза (уж они должны быть открытыми прямо сейчас, в эту самую минуту и последующие бесконечные часы). Чёрт знает сколько времени это будет продолжаться. Время, шесть минут, время… Не спать! Юнги тяжело вздыхает и выныривает из оков подступившей дремоты. За окном – редкие деревья, за жаркое лето потерявшие всю красоту. Их листья пожелтели от недостатка влаги, кроны накренились и в целом были такими же чёрными и безжизненными, как глаза его мужа, что сидит на соседнем сидении, лицом к лицу с Юнги. Смотрит, не моргает, навивает бесконечный ужас. Не такой его Чимин. Где сладкая до боли любимая улыбка? Почему живой румянец на пухлых щеках пропал, а его место заменила неестественная бледнота? Юнги помнит детские страшилки про живых мертвецов, по ночам пугающих впечатлительных детишек. Его, будучи мальчишкой, старшие братья пугали городскими легендами, лишая сна на всю ночь. Юнги вырос, напрочь забыл о детских страхах, но что, как не их, он видит в плескающейся темноте глаз любимого мужа? Губы напротив искажаются в зловещую ухмылку. Юнги чувствует, что его как открытую книгу читают. - Любимый, - искушающе шепчут голосом мужа, - ты боишься меня? Куда делся мой храбрый мужчина? Уже забыл, как защищал меня от мелких уродцев? Грудную клетку разрывают ненависть и отчаяние. Напротив него сидит не Чимин, но говорит его голосом, мучает и терзает, только помочь Юнги не может. Никак не может, а от беспомощности убить себя и безжалостного монстра внутри любимого до скрежета зубов хочется. Да и тут он бессилен. Отец строго настрого запретил реагировать на всё, что говорит его муж, предаваться искушению ответить на провокации – чудовище только и будет ждать момента в минуты бесконтрольной ненависти напасть. - Тебе я не любимый, - сжимает кулаки и отворачивается к окну и меняющемуся за ним пейзажу. До Элинга осталось ехать меньше часа, и это даёт Юнги силы успокоиться и собрать всю растерявшуюся за последние дни веру. - Любимый, любимый, любимый, - шепчет сладко, стонет изнывающе, просит прикоснуться к себе, но руки в плену усмирительной рубашки, в которую его с силой впихнули пять взрослых мужчин. От кляпа пришлось отказаться: боялись тем самым напугать пассажиров поезда, - мой любимый блядливый муж. Как поживает твоя подстилка? Знаешь, его душа так болела, что я без затруднений пробрался сюда. И я! И я! Я тоже! Высокий женский, низкий мужской, старческий и детский – они наперебой выкрикивали, брали на себя контроль. Юнги с ужасом смотрит, как заливается безумным смехом его муж, ударяется затылком о картонную стену купе. - Ты же знаешь, что она в прошлом! Я люблю только Чимина! – срывается с места и, перегнувшись через старый раскладной столик, хватает за грудки подрагивающее от смеха тело. Юнги чувствует на своём лице неровное падальное дыхание. - А душа его боли-и-ит, - щурится и обнажает почерневшие дёсны, - болит! Да, болит! Она болит! Эта женщина осталась в прошлом. Её ненормальное желание владеть и подчинять себе каждого, кто встречается на пути – тоже. Юнги попался на фальшивость, стал рабом запретного голодного желания, утоление которого нанесло урон его с Чимином семейному счастью. Она в прошлом – и это безоговорочная истина. - Закрой свой рот, - шипит сквозь зубы, встряхивая со всей имеющейся силой, что голова Чимина неестественно дёргается, - закрой свой противный рот, чудовище. Мужчина в его руках хмыкает и подставляет шею сильным рукам, оголяет кожу и призывно мычит. - Избавь его от страданий, Юнги, - шепчут голоса, - и мы замолчим. Он мучается, а в твоих силах дать ему освобождение. Ты же хотел быть полезным, искупить свою вину перед мужем. Не упусти свой шанс… Пальцы Юнги сжимаются на тонкой шее, давят сильнее, до побеления. На языке сладкий привкус победы и безумия – он с ошеломлением осознаёт, как плохие эмоции перерастают в удовольствие. Они его пьянят и дурманят, завладевают телом так быстро, что Юнги не чувствует, как пара сильных рук отдирает его от задыхающегося мужа и выкидывает в тамбур. Ударивший спёртый от жары и запаха сигарет воздух отрезвляет молниеносно, он не может отдышаться от бушующей внутри ярости, поэтому жадно глотает противный табачный запах, с годами въевшийся в стены небольшой коморки. Юнги ошалело смотрит на свои дрожащие руки и двух высоких мужчин, один из которых протягивает стеклянную бутылку со сладкой содовой. - Тэхён, иди в купе. Нельзя оставлять Чимина без присмотра, - говорит парень и передаёт большой кожаный саквояж мужу, - я успокою его, не волнуйся. Тэхён кивает и скрывается за дверьми их купе. Это была идея пастора Джона: взять билеты в самом конце поезда. Все осознавали риск, который был неизбежен при перевозке Чимина в Элинг, где должна пройти первая сессия изгнания посторонних сил. Оставаться в Марионе было опасно. Никто не знал, чем могло обернуться их таинство, а увезти одержимого юношу в действующую церковь маленького Элинга означало обеспечить безопасность близким Чимина и всем жителям его родного города. Тем более пастором прихода Элингской церкви был давний друг Ким Намджуна, что днями раннее выдвинулся из Миннесоты. По просьбе епископа ему придётся закончить то, что в первый раз не удалось искоренить. - Что случилось, Юнги? – парнишка, немногим младше Чимина, достаёт из кармана портсигар и вынимает две недорогие сигареты. - Я устал, Чонгук, - шепчет в ознобе и дрожащими губами втягивает ядрёный едкий дым. Он баловался как-то в подростковом возрасте, после появления в его жизни Чимина постепенно забросил. А за последнюю неделю выкурил больше, чем мог за всю свою жизнь, - я беспомощен, понимаешь? У меня нет ничего, что могло бы ему помочь. Сколько дел он наворотил за последний год. Измены, ссоры, истерики на пустом месте. Тогда Юнги думал, что ему всё можно, сойдёт с рук, как обычно. Чимин всегда прощает, принимает всю причинённую боль и терпит. Терпел. И к чему это привело? Важно то, что в Марионе их Минни, которая нуждается в отцовской поддержке, но и её Юнги не может защитить. - Ты ошибаешься, - юноша напротив поспешно выдыхает клубы дыма, - ты и есть то, что поможет Чимину вернуться. Мы с Тэхёном не в первый раз становимся наблюдателями экзорцизма. И вот что я тебе скажу: только при поддержке любимых, нахождении их рядом, люди готовы бороться за свою жизнь. Поверь мне, ты в этой пьесе играешь не последнюю роль. - Пьесе? – нервно хмыкает мужчина и тушит в пепельнице тлеющую сигарету, - для тебя и твоего мужа это - игра? Чонгук качает головой. Их с Тэхёном занятие никто не воспринимает всерьёз. Люди только избавились от суеверий, напоминающих им пережитки не столь давних времен, избавились от страхов, сковывающих их на протяжении столетий. Всё ненормальное их пугает, а изучение паранормальных явлений вряд ли можно отнести к нормальным профессиям. - Работа, - чеканит Чонгук и бросает докуренную сигарету в пепельницу. Он видит скептицизм в глазах отчаявшегося мужчины и не удивляется, как и всем подобным реакциям, с которыми он сталкивается ежедневно. Их первая с Тэхёном встреча состоялась, когда Чонгук только-только отпраздновал своё двадцатилетие. Оставленный без родительской поддержки, места в авиационном колледже и жизненных целей – таким его однажды увидел юноша с квадратной улыбкой. Чонгук с первой минуты понял, что Тэ знает больше, чем обычный человек, и видит дальше, глубже. Забирается по ту сторону, где в кромешной темноте и тишине бродят души. - Мне нужен якорь, и я знаю, что ты будешь им, Чонгук, - шепчет потрескавшимися губами в мокрый от духоты висок. Это произошло в первый же день их знакомства. Они лежали в тесной деревянной шлюпке на старой лодочной станции, укрывшись тёплым одеялом, и вдыхали влажную свежесть Коннектикутского городка Бриджпорт, - ты будешь тем, кто всегда будет ждать меня по ту сторону. - Если я не справлюсь? Знаешь, якорем в принципе быть очень тяжело, - отшучивается, но сам чувствует волнение вперемешку с неописуемым счастьем. Рядом лежит тот, кто изменит жизнь Чонгука, вернёт веру в себя. -Ты справишься с этой задачей. Я знаю, - и Чон Чонгук безоговорочно верит словам Тэхёна, потому что сам знает и видит больше других. После того дня всё завертелось стремительно. Исследование паранормальных явлений, конфликт с католической церковью, свадьба, семейная жизнь, помощь епископу, ко всеобщему удивлению, и участие в изгнании демонов. Они первые откликнулись на помощь, когда происшествие в Марионе распространилось в «своих кругах», как саранча. - Чонгук-а, мы подъезжаем, - из купе выглядывает тёмная макушка, - пора готовиться. Мужчины, минутой раннее погруженные в свои мысли, сбросили неприятную липкость несостоявшегося разговора и, оторвавшись от прокуренных железных стен, нырнули в маленькую неприметную комнатушку. - Преподобный Отец! – по помещению раздаются звонкие удары маленьких каблучков и шуршание черного подрясника. По маленькому каменному проходу торопливо семенит грузная женщина, подхватив края подола, чтобы ненароком не запнуться, - Отец Хосок! Вынырнув из прохода, монахиня оказывается в центральном нефе* храма. Помещение едва озаряется огоньками свечей, расставленных по алтарю и освещающих крест Иисуса. Мысленно одёрнув себя, женщина замедляет свой ход, мелькая между пустующими деревянными скамьями. - Они прибыли? – священник, что минутой раннее нашёптывал молитвы и неторопливыми движениями отсчитывал холодные бусины на чётках, испытывающе смотрит на сестру Маргарет. - Я распорядилась выделить им комнаты. Та специальная уже готова, - заговорщицки шепчет грузная сестра Маргарет и снова ускоряется, пытаясь догнать Преподобного Отца. Мужчина идёт в обход маленького парка, что относится к территории их церкви, дабы скосить расстояние до центральных ворот. За металлическими витиеватыми прутьями стоят две машины, рядом с которыми толпятся разношёрстные мужчины разных возрастов. - Намджун, мой друг! – радостно щебечет священник и втягивает в крепкие объятия долговязого мужчину, - ты и Джина привёз? Широкоплечий мужчина ярко улыбается, сверкая гусиными лапками в уголках глаз – единственное, что выдаёт его возраст, - и отвечает на приветствие старого знакомого. - Не мог оставаться дома в одиночестве, поэтому навязался. Хосок кивает, радостно похлопывает Намджуна по плечу и идёт в сторону другой машины, где уже ждут двое мужчин. Он узнаёт их по фотографии из газеты – нашумевшая женатая пара исследователей паранормальных явлений. Преподают в Коннектикутском местном университете, в свободное время колесят по стране, демонстрируя свои необычайные истории, будоражащие американские новостные газеты. Хосок наслышан о них, но в живую не довелось увидеть, невзирая на то, что уже несколько лет католическая церковь открыто приглашает исследователей содействовать в разрешении подобных проблем, как с той, что им предстоит столкнуться в ближайшее время. - Добрый вечер, Преподобный Отец, - мужчина с квадратной улыбкой протягивает руку, - рад наконец-то встретиться с вами. Меня зовут Ким Тэхён, это мой муж… - Знаю-знаю, - одобрительно щурится священник и отвечает на рукопожатие Тэхёна и Чонгука, - слава идёт впереди вас. Как прошла поездка? Хосок заглядывает через окошко форда в салон, на заднем сиденье которого, прижавшись друг к другу, беззаботно дремали двое мужчин. Брюнет – Юнги, как догадался Хосок – обнимал за плечи своего мужа, тяжело умостившегося на чужом плече. Его бледное лицо было детским, кукольным. На щеках отливал еле заметный румянец, запутывая не знающих и не догадывающихся людей, что именно он является одержимым демонами. - Тяжело, - вздыхает Чонгук, потянувшись к футляру за пачкой сигарет, - не против, если я закурю? –дождавшись одобрительного кивка старших, он чиркает спичкой об коробок и делает первую затяжку, - гадость редкостная, но не могу бросить… Чимин не приходил в себя, говорил вещи всякого рода и к тому же спровоцировал Юнги на драку, но мы с Тэхёном успели его успокоить. - Как давно он приходил в себя? – спрашивает Отец Намджун и морщится от едкого дыма – с детства ненавидит запах сигарет. Чонгук замечает реакцию мужчины и торопливо тушит сигарету. - Как нам известно, - продолжает Тэхён, - с того дня, как чуть не убил свою дочь. Широкоплечий мужчина удивлённо вздыхает и заглядывает в лицо нахмурившегося мужа. Сокджин немного знает о Пак Чимине, но ему прекрасно известно, что для Намджуна тот остаётся первым человеком, которому много лет назад муж помог избавиться от одержимости. Джун редко рассказывал о том дне в Марионе, словно старался забыть его навсегда, но Сокджин не раз доставал из почтового ящика письма от некого мистера Джона из жаркого округа Линн и заставал вечерами Джуна за их чтением. Не трудно догадаться, что всё это время его муж следил за жизнью мальчика, впитывал каждую написанную строчку о всех событиях, связанных с Чимином. И вдруг через практически двадцать лет он получает известие от епископа о вернувшейся одержимости. Эта новость сильно подкосила Намджуна. - Я помню его подростком, а сейчас у него есть муж и ребёнок, - мужчина подходит ближе к машине и видит спящего четырнадцатилетнего мальчишку, что с болью в голосе и слезами на глазах просил спасти его, - что я тогда сделал не так? Образ юного Чимина рассеивается, Намджун отворачивается от стекла и возвращается к Джину. - Для этого мы и приехали, - отвечает Чонгук, переплетая пальцы с Тэхёном, - узнать причину одержимости и тем самым помочь вам. - На этот раз всё намного серьёзнее, господа, - священник достаёт из багажника своего автомобиля сумки с вещами и необходимыми для ритуала принадлежностями, - нечисть, которая уже много лет сидит внутри Чимина, сделает всё, чтобы помешать нам. Я советую готовиться к самому худшему. До самого утра Чимин не просыпался. Не шелохнулся даже, когда его перенесли в комнату с железной кроватью, на толстых прутьях которой висели веревки по обе стороны – у подножья и изголовья. Голые стены обвешаны крестами разных размеров, на маленьком окне, единственном источнике света и свежего воздуха, стояла решётка. Комнату готовили сразу после объявления о намерении провести изгнание в элингской церкви. Хосок на протяжении трёх дней освящал её и читал молитвы. Он был уверен, что стоит Чимину перейти границу божьего места, как демон внутри него покажет свою сущность, но никакой реакции не последовало. С замиранием сердца, священник подумал, что это затишье перед бурей. - Он спит слишком долго, - озвучивает свои мысли Юнги, помогая Сокджину завязывать на тонких запястьях мужа оковы в виде плотной бечевки, - обычно Чимин чутко спит, но сейчас его ничем не разбудишь. - Оно набирается сил, - отвечает Тэхён, для удобства устанавливая в уголке комнаты громадную видеокамеру. Она запечатлеет на плёнке всё, что будет происходить здесь до самого последнего дня их пребывания в Элинге. Намджун и Хосок были против данной практики, но епископ дал чёткое распоряжение предоставить все возможные материалы, которые удастся насобирать, поэтому помимо видеокамеры молодые исследователи прихватили с собой магнитофон. Никто не был уверен, что повторная одержимость – это не чистой воды помешательство Чимина. Церковь не раз сталкивалась с мошенниками, с целью наживы привлекающими общественное внимание, поэтому в последние года с осторожностью подходила к данным вопросам – репутация в шатком состоянии. Для этого и была задействованы известная семейная пара Соединённых Штатов – обеспечить уверенность католической церкви в принятии решений подобного характера. За окном выглянуло солнце, озарило комнату теплым светом, но ближе к началу сессии сестра Маргарет по просьбе священников зашторила окно плотной чёрной тканью, погрузив комнату в полумрак. Источником света стали керосиновые лампы и церковные свечи. Всё было готово. Юнги, сидя на краешке кровати, поправил русую чёлку мужу и поцеловал его в горячий лоб. - Я рядом, - шепчет на ухо и дёргается от пронзившей боли в руке. Маленькие пухлые пальцы пронзили острыми почерневшими ногтями его кожу. Юнги вырывается из цепкого захвата, чувствуя ладонью выступающие из полумесяцев капли крови. Из-под нахмуренного лба угрожающе сверкали угольки глаз, от которых невозможно скрыться. - Сестра Маргарет, отведите Юнги в лазарет, - Намджун за плечи отводит вялого мужчину от кровати, - Джин-а, иди вместе с ними. Не зачем вам смотреть на это. Чимин на кровати натягивает верёвки, намереваясь подняться, но сталкивается с сопротивлением. Дёргает ногами, тарабанит ими по жёсткому матрацу, но бечёвка сильнее сжимается на его лодыжках, натирает нежную кожу. От боли ярость в груди выплёскивается с криками. - Больно, - скулит своим голосом, настоящим, ослабленно дёргается и всхлипывает. - Чимин! – Юнги вырывается из чужих рук и пересекает комнату. Сев перед кроватью на колени, мужчина окровавленными руками обхватывает лицо своего мужа. Алая жидкость окрашивает ледяные щёки, по которым скатываются прозрачные слёзы, — это же ты? - Они... делают мне больно, - говорит на выдохе и жмурится от прошибающей боли в груди, - мне страшно, Юнги, они делают мне больно! - Кто? Кто делает тебе больно? – торопливо спрашивает Хосок, подобравшись с другой стороны. Чимин всем телом дёргается в сторону мужа и шипит на поражённого от неожиданности священника. По комнате проносится тяжёлый старческий смех. Атмосфера общего волнения в процессе подготовки теряется за сгустившейся в воздухе панике. Это и есть начало. Тэхён жестом показывает мужу отойти от кровати, что Чонгук незамедлительно выполняет. Сестра Маргарет в страхе вжимается в дальний угол комнаты и, обеими руками вцепившись в деревянный крест на своей груди, начинает молиться. - Не уходи, - Чимин вырывает последние крупицы сознания, с исчезающей на глазах надеждой смотрит на мужа, - не… кх-кх… - Я буду рядом, ты только держись, слышишь? – глаза визави наливаются чёрной краской, губы растягиваются в сумасшедшей улыбке, и Юнги понимает, что Чимин его больше не слышит. Намджун кивает Хосоку и раскрывает износившуюся за годы пользования библию на заложенной странице. - Я никуда не пойду, - мельтешит рядом Джин, в то время как его муж смачивает святой водой кропило*. - Об этом и речи не может идти. Тебе нельзя здесь оставаться, - чеканит, подталкивая мужа в руки сестры Маргарет, которой, к собственному ужасу, придётся остаться в комнате. Сокджин изворачивается и преграждает путь Намджуну. Между ними устанавливается зрительный контакт, через который старший намерен показать всю серьёзность своих слов. - Я останусь здесь, чтобы ты не терял дух. Мне без разницы, что мне придётся увидеть или услышать в этой комнате. Моё присутствие в первую очередь необходимо тебе. Мужчина обречённо вздыхает, потому что переубедить этого упёртого барана не получится ни одной живой душе – решил, так решил. И даже если Намджун с силой заставит его покинуть комнату, Сокджину не составит труда пролезть через окошко. Пускай оно находится на втором этаже, пускай на нём установлена решётка. - Я не могу гарантировать тебе безопасность, ты это прекрасно знаешь. - Знаю, - кивает, но не делает ни шагу в сторону, - но я остаюсь. Хосок касается плеча своего друга, привлекая к себе внимание. Намджун отворачивается от мужа, что сразу отходит к приготовившимся Чонгуку и Тэхёну, и прослеживает за взглядом священника. - Так, так, так, - нерасторопно говорит Чимин, хищно оглядывая каждого присутствующего в комнате. На Намджуна он смотрит в последнюю очередь, оттягивая удовольствие встречи, - как давно мы не виделись, Отец. На этот раз тебе хватит опыта избавиться от меня? Или четырнадцать лет – слишком маленький срок? Намджун, показывая свою незаинтересованность, уверенно подходит к изножью кровати. Широко расставив ноги в стороны, как позволяли сдерживающие верёвки, Чимин соблазнительно захныкал. - И за это время ты не придумал ничего оригинального? – насмешливо выгнул бровь священник, передавая Хосоку свою библию. Нужные ему молитвы за десятилетия практики въелись в подкорку мозга. Тело на кровати выгнулось и мелко задрожало от изображаемого удовольствия. Сбоку послышался удивлённый вздох Сокджина, привлёкший внимания демона. Леденящие угольки пожирали тело его мужа, скользко оглаживали искусанные от волнения алеющие губы, широкие плечи, не скрываемые за лёгкой летней рубашкой. - Мы можем восполнить мою погрешность, если твой муж присоединится к нам. Хочу услышать его стоны, - демон похотливо осклабился, делая попытку согнуть ноги в коленях, что оказалось тщетно, хотя цель действий была достигнута – каждый в комнате мог увидеть возбуждение, чётко очерченное ситцевыми домашними штанами. Юнги до белых костяшек сжал окровавленные кулаки, всем сердцем желая разорвать на кусочки то, что говорит похабщину устами мужа. - Оставайся спокойным, - Чонгук разжимает пальцы напрягшегося Юнги, - он будет ждать твоей агрессии. - Начинаем с молитвы апостолу Варфоломею, - обращается Намджун к Хосоку, - перед нами демон похоти. Напуганный происходящим, преподобный от волнения начинает шептать зазубренную ещё в юношестве молитву. - Трусливая собака, помазанник божий! – надрывается от смеха Чимин, - с таким блеянием ты и таракана не напугаешь! Намджун взмахивает кропилом, и капли святой воды разъедают плоть кричащего от боли Пака. На бледной коже расплываются дымящиеся ожоги, преображающие кукольное лицо в изуродованную морду. Своими глазами священники и вжавшиеся в холодную стену присутствующие могли видеть обнажившееся нутро дьявола: синие губы с поперечными порезами, из которых вытекает гниль вперемешку с чёрной кровью, уродливые рубцы на щеках и гнойники; подтянутое тело съёжилось до выпирающих костей. - Господи, как мертвец, - выпучивает маленькие глазёнки сестра Маргарет и перекрещивается. Тэхён чувствует головокружение и подступающую тошноту. Тело штормит, перед глазами расплываются силуэты Отца Намджуна и Хосока. Он хватается рукой за стену и сползает вниз. - Ну-ну, Тэхён-и, - руки Чонгука хватают его за плечи, вытягивая из подступившей темноты, - только этого нам не хватало. И это последнее, что услышал Тэхён перед тем, как окончательно потерять сознание. - Иди сюда, маленький ублюдок, - с первого этажа доносится женский крик. Шестилетний мальчик ползёт дальше в глубь и так небольшого платяного шкафа. Спертый запах пыли и старости разъедает детский нос, что зарывается в короткую померкшую шёрстку шубы. Белокурый мальчик поджимает маленькие ножки к груди, стирая с пухлых щёк влагу. Пожалуйста, пусть она не найдёт его. - Ты трогал своими грязными паклями мои гребни для волос? – мальчик слышит, как голос матери становится всё ближе, - сколько раз я тебе говорила держаться от них подальше, свинья? Пожалуйста, пусть мама его не найдёт. Мальчик прячется за шубой, стоит двери в детскую с оглушающим грохотом открыться. По комнате раздаются удары каблуков с железной обоймой, и прячущийся ребёнок задерживает дыхание. - Ты решил поиграть в прятки, малыш? – лилейно спрашивает женщина, но голос пропитан ядом, - прячешься от мамочки? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста Стук каблуков останавливается напротив шкафа, и мальчик чувствует, как замирает от страха его сердце. Дверца поддаётся с лёгким скрипом и являет сжавшегося малыша. - Я тебя нашла, - женщина протягивает сухую руку к сыну и хватает длинными пальцами за короткие детские прядки волос. Радужка её глаз заплывает чёрным, тонкая полоска губ растягивается в блаженной улыбке, а уши наслаждаются криками. - Пожалуйста, мамочка, не надо! – ребёнка тащат по лестнице, волокут по полу гостиной до двери, ведущей в подвал, - я больше так не буду, мама! - Ты забыл своё место, свинья, - женщина проталкивает сопротивляющегося сына в черноту мёртвого холода и с треском в раме захлопывает дверь. Тэхён выныривает из сна и глотает ртом воздух. Сердце бешено колотится, намереваясь выпрыгнуть из груди. Пропитанная холодным потом рубашка неприятно липнет к телу, и Тэхён подрывается с кровати. - Эй, эй, - к нему подлетает Чонгук и усаживает обратно на постель, — это был сон, дорогой. Тэхён мотает головой, вцепившись за грудки чужой спальной рубахи. Глазами рыскает по изученным чёрточкам лица пока паника не начинает потихоньку спадать. - Мне приснился ребёнок, - шепчет, не отпуская, - мальчик. Он прятался от своей матери в шкафу. Чонгук прижимается к груди мужа и лёгкими движениями расправляет спутавшиеся из-за сна волосы. За окном глубокая ночь, и лица их озаряет тёплый свет настольной лампы. - Почему он прятался в шкафу? Тэхён скулит, прижимаясь теснее к Чонгуку. Из глаз катятся сухие слезинки, попадая на смуглую кожу мужа. С ним это не в первой, за годы совместной жизни Чонгук научился справляться с кошмарами мужа, что настигают его не меньше двух раз в месяц. Когда они заняты работой – и то больше. - Он боялся, что она сделает ему больно, - Тэхён отрывается от чужого плеча и отстранённо смотрит на мужа, воссоздавая в голове яркие картинки сна, - она сделала ему больно. Закрыла в тёмном подвале, и я чувствовал его страх. - Ты думаешь..? - Я не уверен, - Тэхён качает головой, выпрямляясь. Мысли наконец-то приводятся в порядок, и он оглядывает маленькую комнату, ничем не отличающуюся от той, что была приготовлена для ритуала. Старые выцветшие обои в полосочку, маленькое окошечко, открывающее вид на церковь, дешёвый деревянный шкаф и рабочий стол с настольной лампой, заваленный вырванными из блокнота листами, - как всё прошло? Чонгук чешет затылок, садится на деревянную табуретку и роется в своих бумагах, что успел собрать при прослушивании записи с магнитофона. После всего увиденного он долго не мог уснуть, мысленно возвращаясь в ту комнату, поэтому решил взяться за анализ сегодняшней процессии. За шесть лет практики стоило бы привыкнуть к кошмарам, что Чонгук видит наяву, но с каждым тяжёлым случаем засыпать получается с трудом. - Маргарет и Сокджин унесли тебя в комнату после того, как ты отключился. Твой недуг воодушевил демона и следующие шесть часов он не унимался, - парень вздыхает, вспоминая ещё свежие события, - Чимин смог разорвать верёвки и напасть на Юнги. Мы вшестером ели смогли оттащить его. Он отключился, стоило Отцу Хосоку влить в него чуть ли ни литр святой воды. - Что сейчас с Юнги? – Тэхён скидывает с плеч мокрую рубаху и выискивает в шкафу разложенные мужем вещи. - В лазарете с Маргарет. Отец Хосок убедился в нашей безопасности и уехал домой, а Сокджин и Отец Намджун расположились по соседству с нами. Тэхён кивает, натягивая чистую домашнюю рубашку, и через плечо Чонгука заглядывает в его записи. - Что выяснил? – спрашивает, развернув один помятый листок, брошенный на пол. «Нападение на близких. Ярко выраженное проявление сексуального влечения. Причины: ???» - бежит взглядом по неаккуратно выведенным строчкам. - Мы предполагаем, что Чимин одержим душами демона похоти. Это может быть либо Асмодей, либо Вельзевул. Но по библейским сказаниям их души не могут находиться в одном теле одновременно. - Нам надо посмотреть его прошлое. Не то, что мы знаем со слов епископа или пастора Джона. Надо заглянуть в его детство. Чонгук качает головой, собирая листы в стопку и выключая настольную лампу. - Пока мы не узнаем, что в нём сидит – даже не смей думать об этом. Ты знаешь, насколько опасным может быть вхождение в астрал, когда мы не знаем с чем имеем дело, - мужчина устало забирается под одеяло и принимает в свои объятия любимого мужа. Тэхён мягко улыбается и лениво целует податливого Чонгука. - Подождём следующие два дня. Если не получится у них, мы задействуем свои силы. Чонгук нехотя соглашается, надеясь, что к тяжёлым мерам они не прибегнут, и забывается тяжёлым сном. В соседней комнате, однако, сомкнуть глаз не получалось. Сокджин рассматривал потолки отстранённо гладил мужа по волосам. Пережитый сегодня опыт добавил седых волос на голове Джина, но впервые он не придал этим мыслям значения. Перед глазами появлялись самые ужасные картинки процессии, от которых, увы, он не мог избавиться. Руки до сих пор мелко потрясывало. - Как ты живёшь с этим? – спрашивает мужчина и вздрагивает, испугавшись собственного осипшего голоса. Намджун тяжело вздыхает и переплетает пальцы с джиновыми. - Привык с годами. Сначала было тяжело, конечно. И мне часто снятся кошмары, в которых я заново переживаю все проведённые мной изгнания. Это тяжело, но мысли о том, что я помогаю людям, дают мне покой. Сокджин легонько высвобождает свою руку и осторожно за подбородок приподнимает голову мужа, покоящуюся на его плече. В глазах Намджуна смиренное спокойствие и безоговорочное принятие удела, которому он еще много лет назад посвятил свою жизнь. - Почему ты никогда не говорил мне об этом? – Джин тыльной стороной ладони водит по появившимся не так давно морщинам, разглаживает их, успокаивает. Как быстро пролетело время, ведь, казалось, они недавно встретились в тучном Нью-Йорке, гуляли ночами напролёт по его постоянно людным улочкам, признавались в любви, любили. Незаметно прошли те времена, когда они пребывали в эйфории после свадьбы, покупки небольшого домика в Миннесоте, появление в нём топота маленьких ножек. Пережиты горе потери сына и обращение Намджуна к церкви. И прямо сейчас они, прижимаясь из-за тесноты односпальной кровати, видели в лицах друг друга пережитые годы. - Я не хотел, чтобы ты видел этот ужас, от которого я тебя не уберёг. Намджун целует пальцы мужа, извиняясь за страх, который тому пришлось сегодня испытать. - Расскажи мне о Чимине. Не хочу думать о нём, как о монстре, - просит, зарываясь носом в любимую макушку. Джун с минуту думает и начинает говорить всё, что известно ему о мальчике из жаркого городка Марион: - Его детство было ужасным, как мне известно. До девяти лет его воспитывала мать-сектантка, измывалась над сыном, проводила оргии с такими же последователями дьявола, которые Чимин, вероятно, мог наблюдать. Она умерла при странных обстоятельствах, причину смерти так и не смогли определить. Три дня её труп пролежал в гостиной пока соседи не заподозрили неладное, - Джин прикрывает рот ладошкой, не представляя, как пережил маленький ребёнок такие испытания, - потом мальчика отправили в местный интернат. Два года он там жил, потом его усыновили две очень хорошие женщины – Люси и Мари. Во многом доброта Чимина - их заслуга, они стали настоящими родителями для него. - А как сложилась его жизнь после этого? Первого изгнания. - После окончания школы он вышел замуж за Юнги. Он младший сын пастора Джона. Они вдвоём на время перебрались в Лос-Анджелес, чтобы Чимин мог получить образование педагога, а потом вернулись обратно в Марион. Пять лет назад удочерили двухмесячную девочку, Минни. Я видел Чимина всего один раз, но уверен, что он добрее всех тех людей, с кем ты когда-либо виделся. Сокджин спокойно выдыхает, успокаиваясь от мысли, что жизнь Пак Чимина сложилась хорошо, несмотря на страшное детство. В груди зарождается чувство отеческого долга, волной прокатывается по всему телу, и теперь руки Джина трясутся не от страха, а от всеобъемлющего желания помочь ребёнку. - Я сделаю всё, что в моих силах, Джун-а. Не позволю снова забрать Дьяволу невинную душу. Намджун видит в глазах мужа улыбку пятилетнего мальчика, слышит яркий детский смех на задворках сознания и мелькнувшую светлую макушку в радужке любимых глаз. Они не спасли их сына тогда, много-много лет назад, но сейчас никто из них не упустит своего шанса. День второй Маргарет жила при церкви с самого детства. Ежедневно молилась, ходила на службы и с небывалой преданностью относилась к своему делу. Были девушки, видевшие жизнь в монастыре тяжёлым грузом, искавшие счастье в свободе, которую не видели в Элинге. Сестра Маргарет была счастлива, ведь жизнь в этом маленьком городке находилась в стороне от всех проблем, страхов и пороков. В свои года она и не знала, что такое настоящий страх, находясь в стенах церкви. До вчерашнего дня. Весёлый звон каблучков не разносился по коридорам, и не шуршал подол подрясника. Маргарет, держа в руках поднос с завтраком, шептала побледневшими губами молитвы. Приближаясь ближе к той комнате, воспоминания вчерашнего дня всколыхали неописуемый страх в груди. Сердце билось как у загнанного в угол мышонка. - Не бойся, - храбрится, остановившись у нужной двери. Оглушающая тишина за ними усугубляла страх, - Он же привязан, значит нет смысла бояться. В конце концов, ты больше его в два раза, значит сильнее. Сняв с шеи подвеску из плотной чёрной нити, Маргарет вставляет в скважину висевший на ней ключ и с леденящим душу скрежетом отпирает дверь. Со скрипом она чуть приоткрывается, оставляя небольшую щель, через которую можно без особых усилий разглядеть стоящий силуэт мужчины. Взгляд черных глаз проникает в самую глубь, липко пробирается по сокровенным воспоминаниям и постыдным желаниям, что невольно всплывают в голове монахини. Маргарет чувствует сочащийся изо рта одержимого кладбищенский запах и отшатывается на несколько шагов. В дверях свободно стоял Пак Чимин, сверкал безжизненными глазами, выглядывая за приоткрывшимися дверьми, и гадко скалился. - От тебя сладко пахнет, - в подтверждение втягивает воздух и закатывает глаза от удовольствия. Сестра роняет поднос, и по полу растекается молочная каша со сладким чаем, достигая босых ног и носок черных туфель. От звука бьющейся керамики женщина вздрагивает и из всех сил кричит, сползая по стенке на пол. К крикам Маргарет добавляется визгливый смех юноши, так же хищно выглядывающего за дверью. Сбежавшиеся на шум монахини застали сестру Маргарет, лежащую без сознания, и пустую комнату. Юноша нашёлся в саду, его тело мелко дрожало от холода, а губы шептали проклятья, выдавливали гнусные оскорбления. Чимин не сопротивлялся, когда его связали и увели обратно в комнату, весь его вид показывал, что юноша впал в транс. Намджун и Хосок, прерванные во время утреннего молебна, приняли решение начать процессию раньше, чем было запланировано. Случившееся с монахиней доказало, что дело они имеют с могущественным демоном, чьи силы поначалу были недооценены. - Как он смог порвать верёвки? – спрашивает Сокджин, помогая собрать осколки линзы разбитой видеокамеры. - Надо устроить дежурство, чтобы подобного не повторилось, - предлагает Тэхён, с досадой убирая уцелевшую плёнку с отснятым материалом в саквояж. Покупка видеокамеры сильно ударила им по кошельку, а теперь от неё ничего не осталось, - по двое, чтобы чувствовать себя в безопасности. Намджун кивает и, переглянувшись с решительно настроенным Хосоком, даёт напутственные слова до того, как дверь в комнату захлопнется на ближайшие десять часов: - Будьте готовы. Демон внутри Чимина попытается убить каждого из вас. Чонгук устало трёт лицо, вслушиваясь в тяжёлое сопение человека на кровати. Первое дежурство взял он и Сокджин. Отправив вымотанных до смерти священников и Тэхёна, мужчины устроились на принесённых креслах у подножья кровати. Этот день был тяжелее предыдущего: слова и действия Чимина вызывали воспоминания из далёкого прошлого, выхватывали из потаённых уголков ужасные события из жизни. Демон пытался вывести их на эмоции, вызывая ярость, стыд и ненависть – это приносило ему неописуемое удовольствие. Чонгук ждал момента, когда Сокджин заснёт в кресле, чтобы аккуратно подойти к Чимину. Он сам запретил Тэхёну входить в астрал, но сейчас собирался нарушить своё же правило. Его мучают вопросы, ответы на которые таятся в детстве мужчины. Демон внутри Пака только крепчает, в скором времени железные прутья на окнах и старая дверь его уже не остановят. Чонгук протягивает ладонь ко лбу юноши, и в одно мгновение стены комнаты растягиваются и сжимаются в кирпичные блоки. Старый подвал озаряется светом от подсвечников, расставленных по углам комнаты. В её центре лежит квадратный лоскут чёрный ткани, на которой начертан дьявольский знак. Чонгук прижимается к стенке, когда сверху открывается дверь и по лестнице спускаются пять мужчин разных возрастов и молодая женщина с младенцем на руках. Черные мантии надеты на их нагие тела. - Положи его в центр, - приказывает седовласый мужчина, и девушка укладывает ворочающегося малыша на ткань. Чонгук вглядывается в её лицо, отмечая пухлые губы и округлые черты лица. Мать Чимина, заключает юноша. Невысокого роста, с не восстановившимся после родов телом, что доказывают неаккуратные растяжки на бёдрах и мягкий живот, выглядывающие из-под мантии при движении. Женщина бесспорно красива, исходящий от неё шарм обвораживал, но только хладность в её карих глазах и резкость движений невозвратно отталкивали Чонгука. Новорождённый малыш недовольно кряхтит, почувствовав холод подвального пола, и начинает хныкать. Женщина сжимает кулаки и брезгливо отворачивает лицо, стоит младенцу захныкать. - Успокой его, - холодно командует тот же старик, и бровью не поведший на разразившийся детский крик. Лицо младенца покраснело от плача, и Чонгук неспокойно переминался с ноги на ногу, понимая, что не сможет помочь ему, - я сказал подойди и успокой его, грязная шлюха! Или в жертвенном кругу окажешься ты. Девушка поднимает с пола малыша и неумело покачивает его в своих руках, делая попытку успокоить. Седовласый мужчина что-то нетерпеливо объяснял стоящему рядом другу, пока остальные расставляли красные свечи вокруг пентаграммы. Чонгук подходит к тем двоим, чтобы услышать их разговор. - До полуночи остались считанные минуты, мы должны поторопиться, - шепчет молодой брюнет, беспокойно смотря в лицо старику, - мы ждали эту среду девять месяцев, нельзя позволить девчонке погубить всё, что у нас есть. - Обряд состоится, ты не должен сомневаться в этом, Джонатан. - Но наш Господин не простит опоздания, сэр, - Чонгук выходит из-за спин мужчин, чтобы разглядеть получше их лица и невольно перехватывает взгляд Джонатана. Цепкие глаза смотрят прямо на него, словно обращаются напрямую к Чону. Вздрогнув, юноша отшатывается и замирает в оковах страха. - Куда ты смотришь? – шипит старик и дергает на себя мальчишку. Юноша встряхивает головой и отворачивает лицо от Чонгука, что тяжело выдыхает от волнения. - Померещилось, - отвечает Джонатан и позволяет женским рукам снять с себя мантию, представляясь голым перед собратьями. Чонгук отворачивается, являясь единственным смущённым чужой наготой. - Держи, - старик отдаёт мальчишке клочок пергамента, на котором нанесены незнакомые Чонгуку символы, и сразу забирает из рук девушки успокоившегося ребёнка, - снимите с неё одежду. Невысокий мужчина выполняет приказ, и девушка садится на колени перед Джонатаном, ничуть не смущённая своего и чужого голого тела. Люди в мантиях отходят к стене, молчаливо повинуясь старику. По помещению проходится холодок, и Чонгук чувствует, как стремительно нарастает внутри него страх, как спирает дыхание сгустившаяся в подвале неестественная тишина. - Мы призываем тебя, владыка! - Чонгук? – он чувствует плечом касание чужой руки и выныривает из астрала, оставляя холодный подвал и незнакомцев в чёрных облачениях. Морщинистое лицо старца расплывается и принимает очертание Сокджина, - что ты делаешь? Чонгук промаргивается и убирает свою руку от лба Чимина, спокойно спавшего на жёсткой кровати. Медиум обходит мужчину и со стоном облегчения садится в своё кресло. - Как долго я не приходил в себя? – устало спрашивает, не желая открывать глаза и видеть в чужих страх, смешанный с брезгливостью. Это уже пройдено, однако до сих пор ранит. Сокджин садится в своё кресло, не отвлекая взора от юноши, и пытается понять, чему он стал свидетелем. - После того как я застал тебя, и до момента твоего пробуждения прошло не меньше шести минут, - Чонгук кивает, и в комнате снова становится тихо. Сокджин недолго думает, будет ли правильно спрашивать о случившемся, и задаёт не дающие покоя вопросы, - Я читал о вас с мужем в газетах. Сейчас Вы тоже были в астрале? Мужчина разлепляет глаза, готовый отвечать дежурными репликами. У каждого, кто когда-либо вживую видел исследователей паранормальных явлений в деле, непременно возникали подобные вопросы. Чонгук неохотно кивает и с головой уходит в размышления об увиденном. Почему именно это событие ему открылось? - То, что Вы увидели, поможет в нашем деле? Брюнет кивает, но удивляется поведению мужчины. Нашем деле? Вдруг Сокджин обрёл совсем иную краску для Чонгука. Перед ним сидел не муж священника, последовавший навстречу незабываемым впечатлениям, а человек, искренне желающий защитить Пак Чимина. В голове медиума возникает сцена из далёкого прошлого: молодой Джин держал на руках ребёнка и кричал в пустоту, моля сына очнуться. Несчастный случай, он понимает, не углядели. - Вы переживаете о Чимине, потому что знаете как он важен для вашего мужа? Или появившаяся забота связана с вашим сыном?– Чонгук осознаёт неправильность своих слов и мигом исправляется, - Извините за бестактность. Пожалуйста, я не хотел причинить вам боль необдуманными словами. Мужчина поджимает губы и переводит потускневший взгляд к кровати, на которой спал Чимин, прикованный к наручникам. На запястьях были видны кровоподтёки, обработанные руками Тэхёна часами ранее. Они все были измученными, но больше всего – именно Чимин. Его тело обмотано верёвками для своей же и общей безопасности, и Джин не уверен достаточно ли ему места, чтобы спокойно дышать полной грудью. Лицо заметно осунулось и посерело: Чимин и крошку в рот не взял за эти два дня. В груди щемило от жалости, и Сокджин не мог сопротивляться зарождающимся в груди отцовским чувствам, который за долгие годы он успел совсем позабыть. - Не волнуйтесь, Вы абсолютно правы, Чонгук. Намджун тяжело перенёс новость о возобновившейся одержимости Чимина. И если мальчик так важен для него, то и для меня тоже, все-таки все мы хотим одного –чтобы Чимин наконец-то стал единственным хозяином своего тела. Хозяином своего тела Юнги тяжело вздохнул, переворачиваясь на другой бок. Сон никак не шёл, не помогло и снотворное, что сестра Маргарет оставила для него вечером. Весь день он не выбирался из лазарета, боясь приблизиться к комнате, в которой находится его муж: не хватало смелости опять увидеть не Чимина. Однако крики и стоны боли достигали до восточного крыла церкви, где находился Юнги, и спокойно сидеть было невозможно. От переживаний к вечеру раны на руках открылись, и чистые бинты пропитались кровью. - Сегодня было хуже, - ответил Отец Намджун на вопрос о состоянии Чимина, навестив Юнги сразу после процессии. По изнурённому лицу священника и по сгорбившейся от усталости спине было видно, что никакого прогресса сегодняшней день не принёс, - я не имею права просить тебя, зная твои чувства, но, пожалуйста, будь рядом с ним завтра. Юнги водит пальцем по белой сеточке на левом предплечье и вспоминает его с Чимином жизнь. Встреча с ним по-настоящему стала судьбоносной, если принимать во внимание только то, сколько всего они пережили вместе. А любовь? Юнги не мыслит себя без Чимина, он любил его, кажется, большую часть своей жизни. В мыслях возникает образ женщины: острые контуры лица, умные глаза, придающие загадочность, тонкая линия губ, что способна принести жгучее удовольствие. Сердце Юнги заколотилось быстрее, и в животе сворачивается узел, словно он подросток, постыдно скрывающий свой секрет от родителей. - Уйди из моей головы, - шипит сквозь зубы, зарываясь головой в подушку и желая спрятаться от собственных мыслей. Высокая, болезненно худая девушка тянет бледные пальцы к его лицу и одаривает привычной мягкой улыбкой – Юнги знает, что за ней скрывается пропитанная ядовитым пороком ухмылка, и натягивает тёплое одеяло на голову, - уйди из моей головы. - Я должен уйти, - говорит лежащей на гостиничной кровати девушке и застёгивает пуговицы рубашки. В комнате чувствуется терпкий запах удовольствия и порока, - обещал Чимину вернуться к ужину. Девушка недовольно закатывает глаза и поворачивается на спину, позволяя цепкому мужскому взгляду увидеть прелести своего нагого тела: аккуратные мазки тонких бёдер и плавно очерченная грудь. Испорченная излишним вниманием, она знает, как управлять чужими душами. - Хочешь скоротать вечер за банкой содовой и порцией вишнёвого пирога? В компании мужа-наседки и маленькой дочурки, - меланхолично бросает девушка, наблюдая за торопливыми сборами своего любовника. - Не надо. Я люблю проводить вечера за бутылкой содовой с вишнёвым пирогом и в компании любимого мужа и любимой дочери, - спокойно отзывается Юнги, поднимая с пола брошенный в порыве страсти пиджак. В голове пробегает мысль, что сегодня утром Чимин встал пораньше, чтобы его погладить. - Мм, а когда ты его трахаешь, меня представляешь? Юнги встряхивает головой, прогоняя наваждение. Его лицо горит от щемящего стыда своего же поведения. Воспоминания о ней ещё не потеряли своих красок и не потускнели от времени, как страницы книг. Он почти забыл её, как забывают страшный сон, но с недавних времён все его личные кошмары воплощаются в реальность. Чимин сидел у кровати, поджавши колени к груди, и изредка тихо всхлипывал. Часом ранее слёзы практически душили его, а сейчас же иссушили до последней капли. В груди давила тяжелая пустота, а по вискам била мысль – изменил. - Чимин-а, - жалобно шепчет Юнги, прислонившийся к стене напротив кровати. Чимин поднимает голову и смотрит опустошённо насквозь, прошибая мужа своим холодом, - пожалуйста, скажи мне что-нибудь. Он бы хотел что-то сказать, ещё сильнее – накричать или ударить, но ни тело, ни язык ему не подчинялись. В затылок дышало что-то знакомо-пугающее. День третий - Заткнись, заткнись, заткнись, - от стен маленькой комнаты отскакивают болезненные вопли. Чимин вырывался, а от попыток выбраться из оков верёвок, железные прутья кровати стирали тусклые обои до появления кирпичной крошки на полу. - …Господь, услышь молитву мою! Да будет воля твоя… Хосок окропляет святой водой тело юноши, а капли, попадающие на кожу, оставляют красные пятна. Комнату захлёстывает новая волна оглушающего крика. Юнги зажмуривается, делая попытку спрятаться от стонов боли мужа клубами едкого дыма, поражающими его тело. Господи, спаси его Рождённый в религиозной семье, являясь сыном пастора приходской церкви Мариона, Бог для Юнги не играл большую роль в понимании мира. Все полученные человеком знания воспринимаются достижениями только их самих, а ресурсы земли и природные явления - не воля Божья. Однако Юнги верил, потому что привык верить, потому что видел то, что необъяснимо наукой. И если Чимина спасут молитвы, то он заучит всю библию. - Почему ты снова завладел телом Чимина? – дочитав молитву, спрашивает Намджун. На пару секунд комнату не пронзают крики или проклятья, слышно только тяжёлое дыхание со стороны кровати. Юнги смотрит на своего мужа, не узнавая его совсем: вместо румяных пухлых щёк – острые скулы на сером полотне, радужка глаз переливается желтым и красным, а с мягких любимых губ сходит кожа. - Он больше не занимал своё место, - хрипит, тяжело дыша сквозь зубы. Хосок нахмурился, не понимая сказанных слов, и выжидающе посмотрел на Намджуна. - Что значит «не занимал своё место»? Это тело Чимина, оно принадлежит только ему, - священник даже бровью не повёл, оставаясь с холодной головой. Намджун хорошо знает мастерство демонов в манипуляции чужими эмоциями, а ещё ложь и загадки, которыми те постоянно его кормят, дабы сильнее запутать. - Только ему, - насмешливо тянет, смакуя слова на языке, и заливается визгливым смехом, - неужели? Только лишь ему? - Не играй со мной, - рявкает мужчина, чувствуя закипающую злость от игры в кошки-мышки. Чимин похабно скалится, получив желаемую реакцию, - отвечай на мой вопрос. Сокджин кладёт руку на плечо мужа и несильно сжимает. Намджун делает глубокий вдох, возвращая привычную маску спокойствия, и решительно смотрит в лицо человеческому страху. - Какой ты скучный, совсем не хочешь думать, а я глупых не люблю, - Чимин наиграно расстраивается, обиженно хныкая, словно ребёнок, не получивший конфетку, и из-под чёлки обводит присутствующих пристальным взглядом. Хосок, стоящий плечо к плечу с Намджуном, Сокджин, выглядывающий из-за спины мужа, сжавшаяся в углу монахиня, заменившая сестру Маргарет. Проходит похотливым взглядом по телу Тэхёна, что держит в руках большой диктофон с кассетой внутри, подмигивает Чонгуку и останавливается на Юнги, придирчиво разглядывая его и недовольно цокая. - Сегодня ты останешься со мной?–от знакомого женского голоса мужчина в неверии вздёргивает голову. По рукам проходит крупная дрожь, и вот уже Юнги весь трясётся как осиновый лист, - я знала, что ты меня представляешь, когда трахаешь его. Тэхён подходит ближе к мужу, кивком головы спрашивая понимает ли он что-то, но тот отрицательно качает головой. В то время как Юнги совсем теряет контроль над своим телом, сползая по стеночке на пол. От страха с губ срывается смешок, а вскоре и истеричный смех. Сокджин, находясь рядом, бросается к нему. - С кем мы сейчас разговариваем? – задаёт вопрос Хосок, но Чимин и бровью не ведёт, словно и не слышит. - Больше подсказок не дам,–смотрит на Намджуна, а потом на Чонгука, - время решать задачки. - Я больше не могу это терпеть, - поздно вечером того же дня Юнги оповещает о своём решении. После процессии прошло не больше часа, и все собравшиеся в трапезной были изрядно помяты. Чонгук всё же собрал всех вместе, чтобы начать думать над разгадкой Чиминовой одержимости, и более удобного случая, чем этот, для Юнги не было, - завтра утром вернусь в Марион. - Что? – Сокджин нерешительно прошептал, удивлённый решением Юнги, что отвернулся, дабы не видеть осуждения в чужих глазах, - но почему? - Я чувствую, как схожу здесь с ума, и это… это невозможно терпеть. Комната, тускло освящённая несколькими подсвечниками, пробудилась от пассивной молчаливости, что окутывала каждого находящегося в ней человека. Чонгук и Тэхён находились в своё мире, и новость Юнги, казалось, никак их не потревожила. Намджун и Хосок задумчиво хмурились, и только Сокджин нарушал безмолвие комнаты, открыто противостоя внезапному решению. - Но он твой муж! Как же так? – возмущается, привстав со скамейки, - и ты собираешься оставить его здесь одного? Юнги сжимает в кулак волосы, борясь с собственными демонами. Но я тоже здесь один, кричит внутри, мне тоже нужна помощь. Решение покинуть Элинг даётся тяжело, ведь приходится бороться с самим собой: его инстинкты кричат «беги!», а сердце просит остаться, потому что здесь его Чимин и ему нужна помощь. - Пожалуйста, не отговаривайте меня, - просит, растирая перебинтованными руками лицо. Во время процессии раны снова раскрылись, окрашивая марлю в красный. И какой это раз за последние три дня? От потери крови голова кружится и тошнит. - Да в самом же деле! – Джин хлопает ладонью по столу, призывая остальных обратить на него внимание. Хосок отмечает про себя, что впервые видит мужа своего друга таким раздражённым. Намджун же спокойно реагирует на возгласы возлюбленного, привыкнув за годы совместной жизни к непростому характеру, но не спешит вмешиваться в разговор, - посмотрите на него! Решил бросить Чимина и трусливо сбежать? - Да потому что я бесполезен, понимаете? – в сердцах выкрикивает пристыженный мужчина, заставляя Джина и Хосока вздрогнуть от неожиданности, - Чимин мучается, а только я ничем помочь не могу! Вижу, как они говорят его голосом, как измываются над его телом, и всё равно остаюсь бессильным. Он ведь из-за меня столько настрадался, и поэтому мне лучше уехать. Так… так будет лучше… Юнги ударяется головой об поверхность деревянного стола и от отчаяния всхлипывает. Сокджин, растеряв былой настрой, неуклюже плюхается на скамейку и беспомощно смотрит на остальных. Юнги не трус, Сокджин думает, он просто очень сильно влюблён. На несколько минут в трапезной слышны только тихие всхлипывания, и никто не решается прикоснуться к подрагивающему от отчаянных слёз мужчине, зная, что сейчас ему это нужно. - Ты не бесполезен, - время спустя Намджун опускает ладонь на спину Юнги и по-отечески гладит, успокаивая, - любовь – самая стойкая сила в мире*. Не сомневайся в себе и своих чувствах к Чимину. Мужчина поднимает голову и благодарно кивает. Чонгук колеблется пару секунд, но решается сказать то, о чём усердно думает последний час. - То, что сидит в Чимине, оказалось в его теле по определённой причине. Более того, оно оставило нам подсказки, связанные с прошлым твоего мужа. Юнги, послушай, Чимина ты знаешь лучше, чем кто-либо из нас, поэтому… - Чонгук собирает мысли в порядок, — это твой шанс помочь ему. На большом деревянном столе, почерневшем от старости, но не утратившим своего блеска, были разложены разные предметы: диктофон с аккуратной стопкой кассет, исписанные источенным карандашом бумаги и два подсвечника по середине беспорядка. Чонгук роется в ворохах своих записей, отыскивая нужный ему листок, а Тэхён подготавливает аппаратуру для прослушивания материала, записанного за несколько дней, под скептический взгляд остальных мужчин – затылком чувствует их недоверие. Действие проворачивается обыденным для супругов порядком, за многие годы работы сценарий практически не менялся. Они изучают проблему, решают вопрос доверия и начинают работу (прослушивание записей, поиск информации и, в конце концов, само решение). Мыслительная часть их деятельности особенно нравится Чонгуку: он чувствует себя полезным, ведь их с Тэхёном способности значительно отличаются, и силой с мужем он потягаться не сможет. Однако Чон уродился мозговитым, и новые замки подливали масло в огонь его страсти к раскрытию тайн. Намджун с интересом поглядывает на исследователей, стоя поодаль от стола вместе с Хосоком. Джин в противоположной стороне комнаты тихо вёл беседу с Юнги, вероятно, пытался успокоить и приободрить. - Хосок, могу ли я попросить тебя об услуге? – обращается к другу, тем самым вырывая его из дремоты. Священник промаргивается и воодушевленно кивает. С теплотой в душе Намджун думает о неиссякаемой жизнерадостности старого приятеля, - позволь Юнги сегодня ночью остаться у тебя дома. Пусть он отдохнёт от всего этого, позвонит дочке и родителям. Они не получали известий вот уже четыре дня. - Вряд ли Хэнк будет против, - улыбается священник, вспоминая огромную морду своего старого пса. - Нашёл, - объявляет Чонгук, держа в руке абсолютно обычный пустой листок бумаги. Мужчины собираются вокруг стола, нетерпеливо переглядываясь, - ну что, начнём? - Нам надо понять, какие подсказки оставил демон, - первым начинает Тэхён, - они предназначались Чонгуку, Намджуну и Юнги. - У меня было видение из раннего детства Чимина. В подвале проходил ритуал, с участием пяти мужчин, женщины и ребёнка. Они готовились к ритуалу, которого ждали долгое время, - Чонгук мычит, вспоминая все детали сна, что даётся с большим трудом, - вроде это была среда. Главный, старик, дал парню бумажку с необычным символом и заставил его и другую женщину снять с себя всю одежду. Последнее, что я помню – это то, как старик вызвал демона. Намджун хмурится, собирая полученную информацию воедино. Что-то знакомое, кроется на самой поверхности, но ускользает из рук, стоит ближе подойти к ответу. - Символ на бумажке… Это ламен! – догадывается Хосок, воодушевившись пришедшему озарению. Никто из присутствующих кроме Намджуна не понимает о чём идёт речь, - ламен – это уникальный символ мага, который показывает его власть и силу. Ни один ритуал не проводится без него. Чонгук кивает и записывает на листке новую зацепку. - Демон, которого можно вызвать только в среду, - Намджун хмурится, перебирая в памяти прочитанную литературу, - не помню, чтобы встречал подобное в религиозных писаниях. За годы его необычной работы чаще всего встречались демоны похоти. Люди, с упоением вкушающие плоды своих грехов, не замечают, что позволяют поить себя смертельным ядом. Однако самые слабые и измученные становятся жертвами адских созданий. - Кажется мой сон тоже был связан с детством Чимина, - задумчиво тянет Тэхён, а на вопрошающие взгляды коротко поясняет, - мать издевалась над ним, заставляя сидеть в тёмном подвале. Но вряд ли эта информация полезна, оно никак не намекнуло, что я что-то могу знать. - Когда мы покупали дом, Чимин настоял, чтобы в нём не было подвала. Он боится темноты и всегда просит оставлять двери открытыми, - говорит Юнги. Чимин каждый вечер включал ночник на старенькой прикроватной тумбочке, и Юнги не спрашивал своего мужа о потребности находиться в освещённом месте, как никогда и не требовал его погасить свет. - А Чимин что-то рассказывал о своём детстве? До того, как попал в приют. Юнги отрицательно качает головой. Больше всего Чимин избегал разговоров о своём детстве, когда кто-либо из новых знакомых заводил об этом речь. На лице оседала тень печали, и всё его тело напрягалось под пытливыми взглядами. В такие моменты Юнги старался перевести тему разговора, давая Чимину время и зная, что прошлое никогда не оставит его мужа. - Мы никогда не говорили с ним о его детстве. Эта тема – табу в нашей семье. Чонгук откладывает в сторону листок с начертанными на нём неровными буквами и устало прикрывает глаза. Только ему и Тэхёну удалось заглянуть в далеко спрятанный ящик из детских воспоминаний Чимина. Это значительно замедляет их время, уделённое на нахождение ответов. Его первые годы жизни были удобным ключом к решению загадки, но он выскользнул из их рук так же быстро, как и появился. В их кармане осталась ещё одна подсказка, использовав которую, на свет извлекутся самые страшные людские скелеты. - Тот женский голос, которым говорил Чимин, - Чонгук бросает взгляд на Юнги. Мужчина нервно сглатывает, схватившись рукой за край лавочки, удерживая самого себя от постыдного побега и пытливых глаз, - расскажи о нём. Вероятно, это поможет нам. - Это не та тема, которая может выходить за пределы моей семьи, но я понимаю всю важность, - Юнги сделал паузу, чтобы подготовиться к мучительной исповеди своего ужасного греха, -мы встретились с ней больше года назад, и не прошло и дня, чтобы я не жалел о каждой минуте, проведённой рядом с ней. Май 1977 года, Марион, округ Линн - Ты слышал последние новости? – Артур, коллега по работе и по совместительству старый школьный приятель, опёрся бедром о стол, на котором лежали чертежи Юнги. Склонившись над ними, он проверял на готовность свой новый проект для строительства новой больницы в центре города, - ты и слушать меня не хочешь, друг. Юнги хмыкнул и довольно застонал, выпрямивши спину. За такой работой он потеряет навык к прямохождению и станет живой ходящей буквой «Г», что знатно повеселит Минни и Чимина. - И с какими же сплетнями ты сегодня пришёл? Артур недовольно бурчит и ставит кружку на стол Юнги, за что сразу получает яростные ругательства. - Не сплетни, друг, а новости. Билл, секретарь из штаба, сказал, что к нам прямиком из Вашингтона переводится новый инженер. Со дня на день поступит. - Настолько важная информация, что ты не поленился зайти ко мне во время обеда? Юнги усмехается ругательствам Артура и открывает контейнер с обедом, что утром сделал для него Чимин. От голода текут слюнки. - У этой информации, Юнги, грудь третьего размера и расстёгнутые верхние пуговицы. - И? Возможно, обручальное кольцо на моём безымянном пальце недостаточно ярко блестит, чтобы ты мог его заметить, - мужчина достаёт сэндвич с лососем и замечает подложенную Минни печенюшку, что вызывает дурацкую счастливую улыбку, - я слишком по уши влюблён в своего мужа. Через несколько дней она занимает рабочее место рядом с его столом, и на белоснежной полупрозрачной блузке непозволительно расстёгнуты верхние три пуговицы. - Лилибет, - она опирается руками на его стол, а декольте находится на уровне глаз Юнги. Пожалуй, это достаточно большая грудь для третьего размера, - можно просто Лили. Прекрасная чистота и верность лилий не шла в сравнение с надменностью и холодной похотью Лили. Её красота была уникальна, она была слаще самой желанной ягоды, пуская смертельные корни внутрь каждой её жертвы. Юнги сопротивлялся больше остальных его коллег, пресекая флирт и любое взаимодействие, выходящее за рамки их совместной работы. Но всё чаще он стал ловить себя на том, что, видя Чимина, думал о Лили. Представлял в своих руках не жилистые мужские руки, а бархатную бледную кожу. Наслаждаясь стонами своего мужа, слышал женские. А когда Юнги целовал непривычно тонкие женские губы, когда вжимал незнакомое худое тело, он уже знал, что отравил не только свою душу, но и свои отношения с Чимином. Юнги видел её порочную ухмылку на пухлых губах мужа. Их связь не продлилась долго: месяц или два. Юнги считал дни от встречи до встречи с ней, одолённый похотью, но приходил в их с Чимином дом, целовал их общую дочь и засыпал в одной с мужем кровати. До того дня, когда, вернувшись с работы, его не встретил топот детских ножек и мягкий поцелуй в щёку от мужа. На диване в гостиной его ждал Чимин, держа в руках пиджак, в котором Юнги несколько дней назад ходил на свидание с ней. Комната, как и весь дом, была погружена в мрак. - У нас неожиданно отключили свет, Минни? – Юнги подходит к мужу со спины и игриво целует его в шею, но жест нежности остаётся безответным. Тогда Юнги пытается ещё раз, - неужели мой трусливый малыш перестал бояться темноты? Обойдя диван, он останавливается, чтобы включить светильник на кофейном столике. Мягкий жёлтый свет озаряет комнату, и Юнги вздрагивает, когда замечает, что всё это время Чимин смотрел на него. На лице ни тени улыбки. - Ты в порядке? Чимин встаёт с дивана, не разрывая зрительный контакт, и достаёт из кармана пиджака записку. - Пожалуй, это принадлежит тебе, - протягивает смятый блокнотный лист и отдёргивает руку, не давая их пальцам соприкоснуться. Юнги разворачивает бумажку и видит написанное знакомым почерком фразу: «Трахая своего мужа, ты представляешь меня. Лилибет». - Я… - Юнги чувствует, что яд, отравляя всё это время его тело и его мысли, подействовал не на нём. Он безбожно убил Чимина. - Как давно? – спрашивает надрывающимся голосом. Как заточенные ножи, его лицо полосует первые слёзы острой боли. Сердце, кажется, всё ещё не верит и надеется, что истина перед ним – желанная ложь. - Чимин, - Юнги предпринимает попытку дотронуться до своего мужа, но в ту же секунду лицо жжёт пощёчина. - Сколько?! – кричит, задыхаясь от саднящей пустоты внутри него, но его любимый, его наречённый пристыженно молчит, - понятно. Юнги поднимается в их спальню за убежавшим в слезах мужем, где вместе со слезами стенающего Чимина, исчезающими за воротом футболки, исчезает их брак. Элинг, монастырская трапезная, 1978 - Я разорвал с этой женщиной все связи после того вечера, пытался вернуть наши с Чимином отношения, но его словно подменили, - Юнги мотает головой, - очевидно, что любой бы человек изменился, узнав, что ему изменяют. Но Чимин перестал быть собой. По рассказу Юнги остальным стало понятно, что измена мужа причинила Чимину невероятную боль, которая и привела к повторной одержимости. Хосок налил воду в стакан и, предложив его Юнги, присел рядом. По ссутулившимся его плечам и гримасе отчаяния Хосок увидел, как сильно мужчина винит себя за свои поступки, за страдания, что Чимин испытал по его воле. Неспешно заведя разговор, священник начинает нелёгкий процесс прощения. Сокджин устало подпирает рукой подбородок и погружается в мысли об их с Джуном первых годах брака и неприятных событиях, которые до приезда в Элингон предпочитал не вспоминать. Отстранившись от окружающей действительности, он не замечает, как рядом с ним завязывается диалог. - Нам стоит сообщить епископу, что первая сессия не принесла результата и потребуется ещё больше времени, - говорит Тэхён Чонгуку и Отцу Намджуну, - однако церковь может отказать, если мы не предоставим существенные доказательства. Видеокамера сломана, а записи с диктофона – лишь набор обычных ругательств и провокаций. - Но разве могут они не поверить нам, когда некоторые из нас получили травмы? –удивлённо спрашивает Намджун, -а я уже промолчу о том, что мы видели своими глазами. Чонгук вздыхает и, начиная складывать свои записи в стопку, отвечает: - Репутация католической церкви сильно упала после провальных изгнаний. Люди всё чаще оказываются обычными шарлатанами, желающими привлечь к себе внимание, или же умалишёнными. Епископ, однако, готов позволить журналистам освятить историю Пак Чимина в СМИ, если у нас всё получится. - Чонгук хочет сказать, Преподобный Отец, что нам надо убедить церковь начать вторую сессию, - поспешно вмешивается Тэхён, желая поскорее объяснить ограниченность их возможностей, - а добиться этого можно, когда у нас будет достаточно материала. Всё, что у нас есть, на самом деле, уже хорошая основа, но её недостаточно. Намджун кивает, однако в голове не укладывается мысль, что церковь может оставить своих последователей без покровительства, ставя в приоритет свои интересы. - Неужели мы позволим случиться чему-то поистине ужасному лишь для того, чтобы получить разрешение? Позволим себе дальше смотреть на мучения? – голос священника закалён сталью. Чонгук обходит стол и встаёт напротив него, весь его вид источает спокойствие. - Мы не будем затягивать с отчётом епископу и прочими формальностями. Запишем на диктофон вчерашнее происшествие со слов сестры Маргарет. Трёх дней будет достаточно. К тому же, за это время мы можем отдохнуть и набраться сил для следующей сессии. Сокджин, подошедший со спины, несильно сжимает тело своего мужа. Намджун оглядывает каждого в этой комнате, отмечая у всех небывалую усталость. Ссутулившийся Мин Юнги и белая марля на его руках, сидящий рядом Хосок, улыбка которого за эти дни появлялась всё реже. Прижавшийся к Джуну Сокджин со своей бессонницей и тёмные круги под глазами у медиума. Чон Чонгук кажется слишком возбуждённым, что при дальнейшей нагрузке сильно скажется на его работоспособности. И сам Намджун, в конце концов, чувствует, как усталость свинцом тянет его вниз, где кроме опустошённости нет никаких эмоций. Он думает о маленьком мальчике Чимине, который вымотан больше их всех вместе взятых. С его болью непосильно справиться никому из них, но он тоже нуждается в отдыхе. Три дня – достаточно маленький срок, чтобы восстановить утратившие силы, но несоизмеримо огромный, чтобы не успеть спасти Чимина. - Тебе нужен сон, - шепчет Сокджин на ухо и ласково проводит рукой по тёмным волосам мужа, а Намджун сдаётся своей усталости. В первые два дня Тэхён и Чонгук практически не выходят из комнаты, занимаясь документами и их отправкой, изредка выбираясь, чтобы подкрепиться. Ни с кем из команды супругам не удавалось пересечься. Они только знали, что Преподобный и Сокджин постоянно находятся с Чимином, а Юнги отсыпается в доме пастора, залечивая свои раны на руках. Из комнаты больше не доносятся ругательства или крики, монахини больше не боялись гулять по коридорам и не прятались в своих комнатах стоит солнцу зайти за горизонт. От сестры Маргарет Тэхён и Чонгук узнали, что Чимин с последнего дня первой сессии не приходил в себя: спит безмятежным сном, что многих стало беспокоить. Пошли слухи, что демон набирается сил и в скором времени будет неподвластен контролю. Исследователей тоже озаботило состояние Чимина, поэтому к концу третьего дня, как только пришло согласие от епископа, они незамедлительно вызвали Юнги и Хосока. - Почему их так долго нет? – спросил Сокджин, смотря на двор через решётчатое окно. Они должны были приехать ещё как час назад, и за это время Тэхён и Чонгук успели приготовить все вещи для второго сеанса изгнания, но гул приближающейся машины так и не был слышен, - Хосок же живёт в пятнадцати минутах езды от церкви. - Кажется, что-то произошло, - Тэхён почувствовал, как болезненно сжалось его сердце, а в голове крутилась мысль, что с ними что-то случилось, - надо выйти на дорогу и идти к ним навстречу. Я думаю, они в беде. Намджун с Чонгуком, прихватив сестру Маргарет и нескольких ребят, отправились за пределы церкви. На улице была жаркая ночь, но, несмотря на лето, она была тёмной, что пришлось включить увесистые железные фонарики. По ухабистой дороге ползали лучи грязного жёлтого света, урывая кусочки земли у черноты. От духоты было тяжело идти, но через десять минут ходьбы все почувствовали запах гари и железа. Ускорившись, они добрались до моста, что был полностью покрыт дымом. Фонари освещали только клубы дыма. - Сюда, - крикнул мальчишка, юный прислужник Элингской церкви, - они здесь. Фонарь Намджуна осветил задний бампер форда. Направив его выше, стало видно и всю машину, капот которой был смят, скатившись в овраг и врезавшись в дорожный знак. Передние сидения были пусты. Двинувшись вслед за мальчишкой, Намджун и Чонгук увидели два силуэта: прижавшихся друг к другу Хосока и Юнги. Их грудь тяжело поднималась вверх – лёгкие не могли дышать ядовитым дымом, сочившимся из капота. У Хосока была рассечена правая бровь, и из порванной нижней губы стекала струйка крови. Юнги придерживал свой нос рукой, воротник его рубашки был испачкан в крови. - Я не знаю, как так получилось, - голос пастора дрожал, глаза ошалело метались от одного человека к другому, когда его подхватили под локти. Ноги тряслись, еле передвигаясь, - я просто не мог ею управлять. - Мы обо ждали этого, Хосок, - Намджун посадил друга на обочину и сел перед ним на одно колено, - авария только убедила, что сила демона возрастает с каждой минутой. Она доберётся до каждого из нас пока не изведёт заживо. - Мы должны вернуться к Чимину и выжить эту тварь из него, - отчаянно шепчет Юнги, смотря сквозь них и сжимая в кулаке траву. Отправив нескольких ребят в город за помощью, они дожидаются эвакуаторов. С ними приезжает и шериф, позже предлагая довезти их до церкви. - Это третья авария за последние дни. Чертовщина творится в городе. У фермеров гибнет скот, а на днях Джонни Уэлок зарезал свою пятилетнюю дочь. Его нашли в ванной соседи: перерезал себе горло. От слов шерифа по спине Юнги пробегается холодок, а внутренности скручиваются от ужаса. Повторяется их сценарий, только с плохой концовкой и жертвами, которые и не причастны вовсе к его семейным проблемам. Минни могла быть на месте той девочки, её истерзанное тело и труп любимого мужа ему, Юнги, пришлось бы увидеть. Июль 1978 года, Марион, округ Линн В церкви было приятно прохладно. От июльской жары не было места, чтобы спрятаться. Юнги помогал отцу с починкой скамеек для прихожан, оставив мужа и дочку в свой выходной дома. Чимин вёл себя странно: иногда погружался в себя, не замечая никого вокруг, его взгляд нередко пугал прошибаемым до костей холодом. Нельзя было сказать, что измена Юнги была ему прощена, ведь Чимин больше не отзывался на поцелуи мужа, не разговаривал с ним, пресекая любые попытки обсудить их проблемы. При родителях и Минни держал маску счастливого семьянина. И что бы Юнги не предпринял к их примирению, осознавая, насколько тяжело ему придётся возвращать доверие Чимина, все попытки были напрасны. Поэтому единственный выходной Юнги предпочёл провести подальше от дома, позволив себе эмоциональную перезагрузку. - Я практически закончил, - слышит приближающиеся шаги и предполагает, что отец позовёт его на перерыв, - ты не против, если я пообедаю сегодня у вас с мамой? - Папочка… Мужчина поднимает голову, услышав голос дочери. Юнги незамедлительно подходит к Минни и видит, как дрожат хрупкие детские ручки. - Что случилось, дорогая? - П-папочка… он там. У него к-кровь, - Минни заикается, вцепившись в отцовскую рубаху, - он сделал себе больно… - Минни, как он сделал себе больно? – Юнги подхватывает на руки дочку и бежит к выходу из церкви. Но у самого порога она начинает кричать и биться в руках. Он ставит её на ноги и видит панику в застилавшихся слезами глазах. - Папочка сказал оставаться здесь и не выходить, - утирает подолом платья свои слёзы и кашляет от истерики. На нежной коже пухлых щёк остаются красные разводы. - Он поранил тебя? – Юнги бросается на колени, хватая дочь за плечи. Девочка отрицательно мотает головой, но позволяет отцу спешно осмотреть себя. - Тебе нужно бежать. У папочки течёт кровь из рук, он порезал себя ножом. - Отец! –кричит, вставая с колен, - отец! Мини в безопасности, он думает, врываясь в свой дом. - Господи Боже, - выдавливает Пастор Джон, вбежав в кухню. Повсюду разбросана посуда, на полу, в алой крови, поблёскивает сталь ножей. По следам, ведущим на второй этаж, Юнги взлетает по лестнице, чувствуя, как тяжелеют его ноги на последних ступенях, словно застрявшие в смоле. - Чимин-ни! – вваливается в их комнату и ищет глазами своего мужа, однако сталкивается с пустотой. У двери, ведущей в ванную комнату, сгущаются следы крови. Сердце начинает биться учащённо, и следы ботинок оставляют грязные следы по комнате, когда Юнги пытается вышибить дверь. Левое плечо горит огнём, но страх не позволяет почувствовать боль. Треск слышится со вторым ударом, в эту же секунду замок слетает с петель. Под рукой не оказывается ничего, за что можно бы было ухватиться, поэтому Юнги поскальзывается назад себя и ударяется затылком об кафель. На пару секунд в глазах темнеет, а в ушах противно звенит. - Да чтоб тебя, - кряхтит, поворачиваясь на бок, и ставит руку на пол, чтобы подняться, но скользит ею по белой плитке. Рука липкая, на пальцах ощущается тёплая жидкость. Проморгавши, Юнги видит перед глазами лужу крови, в которую угодил, когда поскользнулся. В нос ударяет металлический запах. А следующая картина навсегда стала его личным кошмаром: у раковины лежал его муж, с синими губами и побелевшей кожей; по рукам медленно стекала кровь, попадая в зазоры между плитками. - О нет, - хрипит Юнги, подползая к Чимину. Руки крупно дрожали, когда он бережно переместил его на свои колени. Белокурые прядки волос приобрели красный оттенок, - Чимин, приди в себя! Собственные щёки обжигают слёзы, но несмотря на пелену перед глазами, Юнги растирает ладонями холодные щёки мужа. - Ты не оставишь меня, - говорит, поднимаясь с колен вместе с Чимином. Его руки свисают безвольно, и капли крови скатываются по маленьким пальчикам. Юнги осознаёт, что шанс на спасения утекает так же быстро, как жизнь его любимого человека, - не позволю тебе уйти, слышишь? Не позволю… Элинг, 1978 год (час до конца) Добраться до церкви удалось к трём часам ночи. У ворот их встречали перепуганные Сокджин и Тэхён. Коридоры кишат крысами и мышами, поднявшимися из подвалов. Они успели выбежать вместе с другими монахинями, пока грызуны не начали нападать, но в скором времени со стороны леса, где находится городское кладбище, потянуло мертвецким зловонием: запах падали и разлагающегося мяса. Спрятаться от него было невозможно, даже дыша через плотную ткань. Пришлось переместиться в сад, когда монахини начали терять сознание. - В ведьмин час*. Авария продержала нас до момента, когда демон будет обладать всей мощью своих сил, - Хосок смотрит на Намджуна, - мы не успели. Демон завладел душой, обрёл плоть и вместе с тем силу, о чём говорит появление крыс и трупного запаха. Чимин уже мёртв. - О чём вы говорите? – Юнги поворачивается к священникам, но те упорно молчат, боясь озвучить правду, - вы сказали мы не успели, Преподобный. Не успели что? Всё становится понятным моментально. По молчанию Хосока и Намджуна, по нахмуренным бровям и складкам на лбу. Только решимость от этого вскипает волной, а ярость готова перелиться за края его самообладания. - Вы заведомо похоронили моего мужа, - выплёвывает с презрением, - если вы думаете, что Чимина уже не спасти, то я справлюсь без вашей помощи. Юнги бежит к главному входу, на ходу вырываясь из захвата Чонгука. - Он убьёт тебя! – кричит вслед мужчина, - подожди же, я помогу тебе! - Нет, Чонгук! – Тэхён видит, как за Юнги в дверной проём проскальзывает его муж. Страх за любимого пересиливает панику, и медиум направляется к церкви, бросая через плечо: - надежда умирает последней, и будь я проклят, сидя сложа руки и ожидая конца. Тэхён не знает, пошли ли вслед за ним остальные, но у входа его догоняет Сокджин. - Ни Намджун, ни Хосок не отказались бы от Чимина, зная, что ему можно помочь. Однако я похоронил сына, не попытавшись сделать хоть что-нибудь. Не позволю истории повториться. Медиум кивает, и вдвоём они заходят в церковный зал, продвигаясь к алтарю. - Крысы исчезли, - констатирует Джин, не наблюдая мелких грызунов, готовых вгрызться в твою ногу при любой возможности, - мы не идём в комнату? Тэхён качает головой, объясняя, что Чимина там больше нет. С полученной силой демон без труда выбрался из оков и поджидает их, чтобы растерзать и их души. Он может быть где угодно, но Тэхён чувствует, что надо идти в подвал – вторая оставленная демоном подсказка. Тэхён уверенно ведёт их по узкому каменному тоннелю, словно знает каждый поворот наизусть. Сокджин проглатывает вопрос, понимая, что он использует свои силы. Через несколько минут ходьбы они останавливаются у маленькой железной двери, замок которой был выломан и валялся в стороне. - Есть вероятность, что я не смогу тебя спасти, - говорит Тэхён, не скрывая все риски, которые поджидают их внизу. - Я понимаю. - И мне страшно, ведь у меня нет плана. - Хорошо. Это нормально. Я помогу чем смогу. Тэхён достаёт из рюкзака фонарик и включает перед тем, как открыть дверь, ведущую в Ад. Сзади поспевает Сокджин, стараясь ни на шаг не отходить от единственного источника света. Страх сдерживать не получается. Вокруг кромешная тьма, только луч света прорезает темноту. Кроме их шагов и звука протекающей трубы ничего не слышно. Тэхён переступает последнюю ступень и останавливается. Сердце отбивает бешенный ритм. Пожалуйста, пусть Чонгук догадается идти в подвал, потому что он не справится в одиночку. - Продолжим игру? –спрашивает в пустоту. Через долгие минуты слышится порыкивающий смех. Тэхён направляет свет в ту сторону, откуда раздался звук, но видит только груду поломанный стульев, - я знаю, ты любишь играть. - И во что же ты хочешь поиграть? В прятки? Но я прекрасно тебя вижу. Мы можем поиграть в салки, только наши силы неравны, а мне нравится честная игра. Полы рубашки поднимаются вверх, когда рядом с медиумом что-то проносится. Тэхён судорожно водит фонариком по комнате, но не успевает поймать метавшуюся тень. - Давай поиграем в загадки, - голос дрогнул, -по очереди, до трёх очков. Если ты сделаешь ошибку, отвечаешь на мой вопрос. - А если ты сделаешь ошибку? Какую цену готов заплатить ты? - Отдам тебе свою душу, - на свет фонаря выходит Чимин. Глаза переливаются красным, а на губах расплывается звериный оскал. Сокджин сзади сжимает его плечо, борясь с дрожью. Руки самого медиума дрожат, от чего прыгает свет на сером изуродованном рубцами лице, - за три мои ошибки. Это равносильный обмен. Ты так не считаешь? - Я чувствую, как страх течёт по твоим венам, - показывает ряд жёлтых клыков и чёрные дёсны, - играем. Начинай. Тэхён воспитывался бабушкой, и женщина отдала немало сил, чтобы внук получил достойное образование. Она учила его думать, постоянно задавая вопросы, ответ которых было трудно отыскать. Тэхён постоянно бесился, что не всегда получается выиграть, но кто бы мог подумать, что сейчас детская игра может отсрочить им смерть. - Что может в одно и то же время стоять и ходить, висеть и стоять, ходить и лежать? Стоило договорить последние слова, как неожиданно потух, поморгав, фонарь. Готовый к такому повороту, Тэхён закрывает глаза, вслушиваясь в посторонние звуки Джин переплетает вместе их пальцы, показывая, что он рядом. Страх незаметно притупляется. - Часы, - фонарь вновь загорается, освещая силуэт мужчины. Тэхён открывает глаза от всплеска досады, потому что он угадал. - Правильный ответ, - ноздри Чимина раздуваются, а грудная клетка тяжело поднимается от восторга первой победы, - твоя очередь. Грязные босые ноги делают несколько шагов вперёд, и Тэхён может лучше рассмотреть Чимина. На выглядывающем из-под рубашки участке шеи виден багряный след от цепочки, которую демон сорвал стоило ему окончательно взять контроль над телом. Ступни и края спальных штанов были замараны в земле, и при свете можно было увидеть чёрные кончики пальцев обеих рук. Расстояние между мужчинами и Чимином оставалось не более шести шагов. - Что всё время приходит, но никак не придёт? - Завтра! – Тэхён улыбается, вспоминая, как когда-то бабушка дала ему такую же загадку, - мой ответ – «завтра». Демон недовольно скалится. - Что может путешествовать по свету, оставаясь в одном и том же углу? Свет вновь тухнет, однако Тэхён не продолжает бездействовать. Отодвинув за спину свою сумку, свободной рукой достаёт из неё маленькую книжицу – библию – и слепо передаёт её в руки Сокджину. - Мы не заем, - плюётся ядом уже женский голос, - каков ответ? - Почтовая марка. Свет не загорается, но и от демона не доносится звуков, потому Тэхён принимает молчание за разрешение задать вопрос. - По какой причине Чимин стал твоей жертвой? Раскатистый смех ударяется о бетонные стены подвала, что сердце заходит в пятки. Насмешливо хрипит старческий голос: - Обнищает мир любовью, единодушием, целомудрием. Также и Церковь почти обнищает от главенства духовных властей... После сего обнищания, во многих охладеет любовь, будет взят от среды, удерживающий — и родится нечистый от чрева нечистоты. - Это загадка? Так ты отвечаешь на мой вопрос? - Словно ты не знаешь ответа. Тэхён сглатывает, прекрасно понимая очевидный намёк. - Антихрист. Но если Чимин был выбран для этой роли, то почему его душой завладел демон? Его тёмная сущность должна пробудиться без вашей помощи, не так ли? – мужчина на секунду умолкает, потому что догадка спасательным кругом возникает в его мыслях, - вы не можете взять Чимина полностью, потому что он борется. Ничего не потеряно, его ещё можно спасти! - Ошибаешься. Мальчишка слишком слаб, чтобы удостоиться этой роли, поэтому от него надо избавиться. Но сначала я займусь вами. Луч света возвращается, озаряя мерзкое лицо некогда человека меньше чем в шаге от Тэхёна. Мужчины вскрикивают, отступая вверх по лестнице. - Мы не закончили играть, - скалится монстр, и в это же мгновение что-то тянет Тэхёна за лодыжку, и он падает, ударяясь затылком об ступеньку. Перед глазами всё меркнет, и мужчина теряет сознание. Фонарь выскальзывает из рук, пролетев то небольшое расстояние, на которое они успели подняться, а луч света перескакивает со стены на стену и замирает внизу. - Он слишком много болтает, - по полу шваркают босые ноги, и Сокджин едва может увидеть, как Чимин, схватив Тэхёна за ногу, волочит его по полу, - и слишком многое знает. Кровь в жилах каменеет, и Джин не может пошевелиться, от страха замерев на месте. Кто бы мог подумать, что он так закончит свою жизнь? В сыром тёмном подвале. В мыслях крутятся только образы того, как его будут медленно убивать, наслаждаясь криками и мольбами о пощаде. Каким его увидит Намджун? И увидит ли вообще? Правая рука начинает жечь, и Сокджин удивлённо понимает, что всё ещё держит библию – вещь, которая может стать их спасением. - На самом деле я ожидал, что вы продержитесь долго, - глухо шелестит голос, приглушённый из-за звука тянущегося по полу бессознательного Тэхёна, - даже подсказки вам давал. Сокджин, преодолевая свой страх, осторожно нагибается к сумке, которая осталась незамеченной. Стараясь делать всё бесшумно, мужчина роется в ней, пытаясь найти что-то отдалённо похожее на лезвие или любой другой острый предмет. В руки попадается маленький ножик для вскрытия писем. - Но вы, как слепые котята, не видите перед собой очевидного. Схватив рукоять ножа покрепче, Сокджин полосует по правому предплечью крест. Намджун рассказывал, что демоны клеймят своих жертв, чтобы те не могли начертить на своей руки символ бога –то, что их может остановить. Место порезов неприятно жжёт, но мысли где-то вдалеке от физической боли. Им движет сильное желание выбраться из подвала живым. - Однако я не спорю, что вы предприняли хорошие попытки, но веры в вас маловато. - Поверь, во мне веры предостаточно! – Сокджин бросается к фонарю, и освещает разворот библии, на котором была заложена закладка. На всю страницу красным карандашом было выведено латинское слово, - я знаю твоё имя, демон! Ты подчинишься мне, Аста… Грязные жилистые руки хватают Джина за горло, поднимая его с колен. Дыхательные пути перекрываются, и мужчина кряхтит, чувствуя, как наливается свинцом его лицо, как разбухают вены и тяжелеет тело. Он смотрит в лицо чудовищу, царапает ему лицо до крови, но тот и не шелохнётся, маниакально наслаждаясь чужой болью. Сокджин понимает, что это и есть его последние секунды жизни. Безобразное лицо и сверкающие огнём глаза медленно блекнут, на их место приходит счастливые лица мужа и сына. Умирать, видя перед собой любимых, не так страшно, он думает, готовый отдать свою жизнь. - Сокджин! Мужчина моргает, видя, как по лестнице бежит его муж, и желание жить вновь возрождается в нём. Он не оставит Намджуна одного, не позволит любимому человеку прожить оставшуюся жизнь в одиночестве и с непосильным грузом его, сокджиновой, смерти. Собирая крупицы своей силы воедино, Джин ударяет ногой в чужое колено, отчего оба валятся на пол. Захлёбываясь кашлем, можно только наблюдать, как Чонгук и Юнги заламывают руки демону, поднимая его на ноги. Между ними завязывается драка: адское отродье вырывается из цепкой хватки и ударом ноги отшвыривает Чонгука в стену. Схватившись за солнечное сплетение, он сползает по стенке. Юнги встаёт в боевую позу, хотя прекрасно понимает, что тягаться с такой силой ему не по зубам. Дело времени, когда он также будет хрипеть от боли. Хосок бросается со спины, накидывая на шею демона веревочку с серебряным крестом. Из грязных уст вырывается стенание раненого животного, но оно продолжает вырываться, пытаясь перекинуть Святого Отца через спину, однако с помощью Юнги оказывается на полу. - Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё, да будет воля Твоя и на земле, как на небе, - Намджун придавливает коленом грудь демона, большим пальцем правой руки выводя крест на его лбу. - У тебя ничего не получится, Святой Отец. Что бы вы ни сделали, он останется нашим! Ты не выгонишь меня. - Аст… - шепчет Сокджин, на деле только открывая рот и выдавая набор несвязных звуков. Горло саднит, и каждая буква отдаётся острой болью в горле. Им нужно сказать имя демона, чтобы навсегда изгнать из тела Чимина, но никто сейчас не обращает на Джина внимания. Он вновь пробует выговорить его, - Джун, его имя… Голос остаётся неслышным для других пока Намджун и Хосок читают молитвы. Сокджину остаётся подползти к своему мужу и, дёрнув за штанину, протянуть библию, на развороте которой неаккуратно накарябано: «Астарот». Преподобный замолкает – не понимает, что от него хочет муж, - но видит красные буквы на страницах, и пазл становится на своё место. Намджун жмурится, собирая сумбурные мысли воедино, и открывает глаза полные решимости. Их персональный Ад закончится прямо сейчас. - Твоё имя – Астарот, демон похоти и разврата. Теперь ты подчиняешься мне. Красные глаза ошалело мечутся от одного лица к другому, пытаются найти уязвляющий людей страх, но сталкиваются с непоколебимой верой. Дыхание загнано сбивается, и руки, некогда сражавшиеся за свободу, обмякают. Демон тихо скулит, но под невидимой древней силой обращает свой взор на своего хозяина. - Ты больше никогда не посмеешь навредить Чимину или его семье. Все вы оставите его в покое, - Намджун вдавливает деревянный крест от своих чёток в лоб демону и наклоняется, чтобы прошипеть на его ухо, - убирайся в Ад, отродье. Тело содрогается в конвульсиях, глаза закатываются вверх, а освобождённые от захвата руки неестественно изгибаются, как бывает во время судорог. По выгнутой в воздухе грудине прокатывается дрожащее скуление, и с затухающими нечеловеческими звуками все видели, как из Чимина выскользнула тень, ещё чернее, чем темнота перед глазами. Она покружила над их головами и бесследно растворилась по углам подвала. - Всё кончилось? – несмело задал вопрос Юнги, притянув Чимина к своей груди. Устроив его голову между сгибом локтя, мужчина дрожащими руками оглаживал бледные щёки мужа и целовал холодное лицо. Хосок устало плюхнулся на каменный пол и на выдохе облегчённо произнёс: - Кончилось. Элинг, больничное крыло церкви (утро того же дня) Юнги не смыкал глаз всю ночь, проверяя не проснулся ли Чимин. Стоило ему закрыть слипающиеся ото сна глаза, как страх за любимого накрывал волной, и он наклонялся проверить чужое мерное дыхание. Щёки мужа постепенно наливались здоровым румянцем, но он оставался таким же истощённым. Отец Намджун сказал, что понадобится некоторое время, чтобы Чимин набрался сил и пришёл в себя, но на сердце Юнги оставалось плохое предчувствие, что ничего не закончилось. И прямо сейчас веки распахнёт не его любимый, а монстр, что некогда сидел в нём. - Ты так и не поспал? Юнги вздрагивает, поворачиваясь в сторону соседней кровати, на которой лежал Тэхён. Дальше него посапывал Сокджин с компрессом на шее. - Не могу. Как ты? Тэхён приподнимается и откидывается на подушки. - Эта тварь ничего не успела мне сделать, чего не сказать о Джине, но затылок болит зверски. Знатно приложился. - Что произошло в подвале? Как вам удалось так долго продержаться наедине с Чимином? – сжимает ладонь мужа, проверяя, что он рядом и он живой. - Чистая удача, - пожимает плечами, - и капелька эрудиции. Я тянул время, играя с ним в загадки, чтобы вы успели прийти и помочь нам. Однако у демона не было терпения, и он закончил игру, вырубив меня. Чонгук потом сказал мне, что оно сделало с Джином. - Мы не моги попасть в подвал. Чонгук понял сразу, где искать Чимина, но коридоры словно лабиринтом стали – мы долго плутали пока не поняли, что в итоге стоим на одном месте. В какой-то момент мы наткнулись на Отца Намджуна и Хосока и добрались до подвала. Медиум кивает и благодарит судьбу, что обошлось без жертв. Как и ожидалось, демон сделал всё возможное, чтобы уничтожить их. - Как ты узнал его имя? «Астарот» — это было написано в твоей библии. - Не моей, - качает головой Тэхён и кивком головы указывает на спящего Чимина, - то была его библия. И она лежала на прикроватной тумбочке, пока я её не забрал, когда крысы вынудили нас бежать. На минуту в комнате, освящённой первыми лучами утреннего солнца, воцарилось молчание. - Чимин помог нам. - Ты прав, Юнги. Он дал нам главную подсказку, которая лежала на виду у всех. Через два дня Чимин так и оставался неподвижным. Сестра, управляющая медицинским крылом, сказала, что его тело достаточно окрепло, чтобы быть готовым к пробуждению, но изменений не происходило. И вроде только что успокоившаяся обстановка снова начала накаляться. Юнги не отходил от мужа, постоянно держа его за руку и проверяя пульс. Мимо мелькали лица Тэхёна и Сокджина, приходили и остальные, справлялись о здоровье и напряжённо хмурили брови. - Что мне делать? – устало спрашивает Юнги у Намджуна. Они все собрались в медицинском крыле, чтобы обсудить новый план действий. Хосок предлагал не ждать и госпитализировать Чимина, чтобы опытные врачи смогли сказать свой вердикт и назначить лечение. Но их останавливала пресса, которая уже ждала возможность выпустить горячую новость. И желательно с хорошим финалом. Поэтому епископ настоятельно попросил оставаться в церкви и самостоятельно решить проблему. Юнги негодовал, как и Намджун, и Хосок и все другие, кто видит, что церковь бездействует, не соглашаясь брать ответственность. - У меня есть план, - подаёт голос Тэхён и в скором времени исследователи паранормальных явлений приступили к своей привычной работе. Комнату зашторили, чтобы не проникал дневной свет. Горела лишь керосиновая лампа на прикроватной тумбочке. Тэхён поставил стул у подножья чиминовой койки и попросил Чонгука и Юнги сесть рядом с ним. - Мы погрузимся в Астрал, - поясняет Чонгук, - пожалуйста, не издавайте громких звуков и не разрывайте наши руки, что бы не произошло. Я буду в сознании, поэтому не бойтесь. - Юнги, то, что ты увидишь, может тебя сильно напугать. Я буду задавать тебе направление своим голосом, тебе нужно найти Чимина. Ты меня понял? Мужчина коротко кивает. - Закрой глаза и слушай мой голос. Ничего вокруг не может тебе помешать, ты слышишь только меня. Юнги чувствует сильную сонливость и не замечает, как комната вокруг него меркнет. - Насчёт три ты попадёшь в комнату с одной дверью. Раз… Монотонный глубокий голос успокаивает. - Два… Больше ничего не беспокоит. Хочется потонуть в этой неге. - Три. Открыв глаза, Юнги видит обшарпанные стены в тёмной комнате. Волосы встают дыбом от холода и гнетущей тишины. Кажется, что это место пустое, в ней нет никакой жизни. - Юнги, ты слышишь меня? Мужской голос окутывает его со всех сторон, словно стены, потолок и каждая частичка этого места говорит Тэхёном. Сглотнув тяжёлый ком в горле, Юнги отзывается. - Да. Здесь гнетущая энергетика. - Не волнуйся. Ты видишь дверь? Открой её и выйди из комнаты. Юнги на деревянных ногах дёргает за дверную ручку и выходит за порог. Вокруг темнота, не видно ни стен, ни потолка. Повернувшись обратно к тёмной комнате, шокировано замечает лишь ту же пустоту. - Тэхён, я ничего не вижу. Комната исчезла, - в голосе проскальзывают нотки паники. - Иди вперёд. Когда будешь чувствовать, что на тебя кто-то смотрит, не оборачивайся. Если почувствуешь чужие прикосновения, продолжай идти. Что бы ты ни увидел, Юнги, ты не должен показывать эмоции. Это может привлечь заблудших душ. - Что будет, если они всё же заметят меня? - Они будут идти за тобой, пока их не соберётся десятками, сотнями. Будут хотеть оставить тебя здесь. - Я понял. Предупреждения Тэхёна набатом били в его голове. Юнги шёл и шёл, не понимая, как долго он бредёт по пустоте. Казалось, что прошли десятки минут. Сначала он стал ощущать на себе взгляды со всех сторон, потом почувствовал чужие пальцы, проходящие по его спине, а вскоре показался человеческий силуэт. Женщина в лёгком летнем платье в цветочек и с соломенной шляпой прошла мимо него, не обратив и внимания. Юнги увидел вдалеке свет и ускорился. - Тэхён, я вижу впереди свет как от фонарного столба. - Иди к нему. Последовав совету, Юнги оказывается на улице, с обеих сторон которой стоят старые покошенные дома. И лишь у самого дальнего горел фонарь. Гнилые доски и поломанные лестницы крыльца показывали обветшалость здания. - Я напротив старого дома. Что мне делать, Тэхён? - Тебе нужно зайти в него и отыскать Чимина. Мужчина тяжело сглатывает, когда входная дверь, неприятно скрипя, призывно открывается. Поднявшись по прогнившим ступенькам, он входит в дом. - Я зашёл. - Что ты видишь? - Напротив меня – лестница на второй этаж. Слева - вход в гостиную. Тут всё перевёрнуто, как будто здесь была потасовка. Я поднимусь наверх и поищу Чимина там. Взобравшись по лестнице, оказывается в небольшом коридоре. Напротив друг друга находились две одинаковые двери. Непонятный зов в сердце потянул его в ту, что стояла по правую от него сторону. Дверь поддалась с лёгким скрипом, пропуская в детскую. - Чимин? – зовёт, оглядывая вещи, - милый, ты здесь? Внутри высокого платяного шкафа что-то зашевелилось, и Юнги отворил дверцу. Показались ноги, что были слишком велики, чтобы вместиться. - Пожалуйста, не трогай меня, мама! Я не брал твои гребни, клянусь. Юнги открывает вторую дверцу и видит, как его любимый сжимается в углу, подтягивая к груди ноги и втягивая голову в плечи. - Чимин-ни, это я, - шепчет и кончиками пальцев прикасается к родному плечу. Чимин дрожит и негромко всхлипывает, - твой Юнги. - Юнги? Мужчина открывает глаза и видит перед собой знакомое лицо. Что-то из прошлого, воспоминания о котором всегда были где-то рядом, но прятались под железным замком. Кажется, Чимин помнит его. Кто-то очень важный. - Да, любимый, это я, - Юнги падает на колени и сгребает мужа в охапку. Собственная грудь сотрясается от нехватки воздуха, и по щекам скатываются слёзы. Мужчина прикасается руками к щекам мужа и целует его, отчего их лица становятся мокрыми, - мой Чимин-ни… Это ты, это наконец-то ты. Юнги гладит мужа по волосам, только сильнее прижимая хрупкое тело. Он нашёл его, нашёл! - Нам надо возвращаться домой. Наша малышка ждёт нас. Чимин отстраняется и смотрит непонятливо на незнакомца. - Наша малышка? Сердце Юнги ухает в пятки. Только сейчас он может увидеть, что Чимин не обнимает его в ответ и ведёт себя так, словно не понимает, что происходит вокруг него. - Минни, дорогой, наша дочь. Чимин хмурится, припоминая личико маленькой девочки. Где-то близко кроется ответ, забытый за месяцы в этом богом забытом месте. Но здесь – это где? Дома, ответ очевиден. Он дома, а внизу его мать разговаривает с дяденькой, что иногда бывает у них. Обычно его визиты заканчиваются тем, что Чимина ведут в подвал и заставляют смотреть на ужасные вещи. Только он давно уже не был в подвале, и мама не заходила к нему в комнату с момента, как он оказался здесь. Оказался здесь… Это не его дом. Его настоящий дом далеко-далеко отсюда, и там нет страшного подвала. А мать умерла много лет назад. Минни, красивая девочка из прошлого, и мужчина перед ним - его самые родные люди. - Юнги… Чимин вспоминает всё. Своё детство в интернате, любимых мам и пастора Джона, жестоких одноклассников и высокомерных соседей. Он вспоминает мальчишку, защищавшего от жестокого мира, первый поцелуй с ним и первую близость. Вспоминает их дешёвенький, но уютный дом, разбросанные по полу игрушки его малютки Минни. Вместе с тем приходят воспоминания о страстных ночах, проведённых в объятиях любимого мужа, в сердце отзывается боль от его измены, что убила Чимина внутри. Он смутно помнит, как в него вливалась эта грязь, заполоняла мысли и в итоге завладела им полностью. Он оказался здесь запертым в ужасном прошлом. Но его любимый пришёл за ним. - Это правда ты, - шепчет со слезами на глазах, щупая любимое лицо, пытаясь убедиться, что оно правда настоящее, а не принадлежит очередной душе. Они приходили к нему толпами, глазели, щупали, тем пугая до смерти. Чимин слушал их истории о смерти и о близких, которые ждут их где-то там, в мире, откуда пришёл о сам, - как у вас получилось? - Мы побороли демона благодаря твоей подсказке. - Какой подсказке? –Чимин удивляется. - В твоей библии было написано имя демона, что управлял тобой. Чимин побледнел и в глазах его проскользнул страх. - Юнги, это библия моей родной матери, - по лестнице послышался громкий топот. Чимин, в страхе сжав руку мужа, потянул его в шкаф, - сиди здесь, только тихо. Мужчина начал сопротивляться, просить мужа спрятаться вместе с ним, но Чимин помотал головой, прижав указательный палец к губам, и закрыл дверки шкафа. - С кем ты разговаривал, маленький ублюдок? – хриплый женский голос раскатом грома пронёсся по всей комнате. Через щелку Юнги видел молодую женщину их с Чимином возраста, одетую в чёрное платье и лакированные туфли на невысоком каблуке. Скрестив руки на груди, она смотрела на своего сына ненавистным взглядом, поджимая пухлые губы. Можно проследить её необычайную схожесть с Чимином. - Сам с собой, мама. Женщина хмыкнула, не оценив предложенную ей ложь, и подошла ближе к сыну, схватив костлявой рукой за подбородок. - Ты врёшь мне, сосунок? – хлёсткая пощёчина приходится на чиминову щёку, - ты держишь кого-то в шкафу. Немедленно открывай, если не хочешь снова провести ночь в подвале. Юнги сжимает кулаки, готовый надрать этой твари зад за то, что та прикоснулась к его мальчику, но тот навалился на шкаф, не позволяя ни Юнги выйти из него, ни матери открыть. - Пошла к чёрту, - голос пропитан ядом и ненавистью. - Что ты сказал? – визгливо спрашивает женщина, не веря такой наглости со стороны забитого сына. - Я сказал, что могу убить тебя и во второй раз. Женщина дрожит от ярости и тянет руки к шее Чимина, но Юнги вываливается из шкафа, сбивая её с ног. - Нам надо выбираться отсюда, - хватает поражённого Чимина за запястье и тянет к выходу из комнаты. В их спину сыплются громкие проклятия, но те продолжают бежать. У подножия лестницы стоят люди, их пустые глаза прошибают насквозь. Их десятки. Кто-то стоит в оборванном тряпье, кто-то в утончённых костюмах с иголочки. - Помогите мне, - юная девушка с ребёнком на руках ступает на первую ступеньку. - Помогите мне, - говорит мужчина во фраке. - Помогите мне. Помогите мне, – доносится со всех сторон. Люди разных мастей тянут к ним свои руки, напирая вперёд. Юнги и Чимин пятятся назад, но вверху стоит та самая женщина, отравившая их брак. Она улыбалась своей ядовитой улыбкой, и по лицу её бегали огромные пауки. - Ты вновь выбираешь его, мой сладкий? Вишнёвый пирог и банку содовой? Бежать было некуда. Неприкаянные души были всюду, а наверху их поджидала сама Смерть. Чимин жался к мужу, пряча лицо в сгибе его шеи. - Я люблю тебя, Юнги. - Нет, мы выберемся отсюда, - обещает, отдёргивая мёртвые руки, цеплявшиеся за рубашку Чимина, - Тэхён, доставай нас отсюда! Души поднимались выше, вырывая кусочки ткани от их одежды. - Помогите, помогите, помогите… - Тэхён, дай нам очнуться! Комната закружилась и померкла. Открыл глаза Юнги уже будучи в медицинском крыле на том же самом стуле, и смотрели на него уже не мертвецы, а Чонгук и Тэхён. - Ты как? – спрашивает самый младший. В руки ему суют стакан воды, но он мотает головой, отказываясь. - Почему вы не достали нас сразу? - Ты перестал отвечать мне после того, как зашёл в дом, но мы слышали тебя. Что произошло? – Тэхён встаёт со стула и смотрит, как Юнги бросается к Чимину. - Очнись же, - просит, встряхивая мужа за плечи, - ну пожалуйста, очнись, - Юнги утыкается лицом в его живот и плачет, как ребёнок, накручивая на кулак одеяло. Они оставили его там, в пустоте. Один на один с монстрами. Он оставил его. - Юнги, - его зовут, но он мотает головой, отказываясь слушать их. Не сможет без Чимина. Эта жизнь ему не нужна, потому что всегда принадлежала только ему, и осталась там, с его единственной любовью. - Спорю на десятку, что ты уже похоронил меня, - к его волосам осторожно прикасаются, и Юнги не надо гадать, кто это мог быть, потому что только одному человеку принадлежит этот чудесный голос. Мужчина поворачивает голову к изголовью кровати и видит усталую, но счастливую улыбку. - Вытри нос, мальчик-с-пальчик. Элинг, 1978, железнодорожная станция На перроне стоят семеро человек, о чём-то переговариваясь и тихо посмеиваясь. Наконец-то впервые за всё лето не стоит жара и солнце не выжигает глаза. Русый мужчина подставляет лицо лёгкому ветерку, наслаждаясь ласкающей прохладой. За талию его обнимает невысокий брюнет. Когда их взгляды пересекаются, на лицах обоих расцветают самые счастливые улыбки. Их жизнь началась с чистого листа. Держась за руки, они наслаждаются каждой её секундой. - Я буду писать вам, - говорит Пак Чимин двум высоким мужчинам и священнику с улыбкой в форме сердечка, - спасибо. За всё. Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь, я приеду по первому звонку. - Как и на нашу, Чимин-ни, - мягко улыбается Сокджин, сжимая в объятиях нового друга. - Ты проделал хорошую работу, малыш, - Намджун улыбается и обнимает того самого повзрослевшего ребёнка. На сердце скребут кошки. Ему страшно отпускать Чимина от себя, ведь грядущее неисповедимо, но он знает, что всё будет хорошо. - Мы с Хэнком навестим вас в Марионе в скором времени. Пастор Джон пригласил меня погостить на пару денёчков. С приятной грустью Чимин, Юнги и семья исследователей на прощанье машут своим новым друзьям, пока поезд не трогается. Остальные удобно умостились в своих креслах, но Чимин всё махал трём хорошим людям и маленькому мальчику, стоящему между двумя высокими мужчинами. Он улыбался искренней детской улыбкой и с любовью смотрел на своих родителей. - Прощай, малыш Томас, - шепчет Чимин и садится к своему мужу, сразу попав в крепкие объятия. Тэхён напротив загадочно улыбнулся. - Нам о многом нужно поговорить. Чимин согласно кивает и откидывает на плечо Юнги. Сменяющиеся пейзажи успокаивают и клонят в сон. Мысли о доме, о встрече с Минни и мамами грели сердце. Чимин уже было заснул, но голос мужа его потревожил. - Я тоже люблю тебя, Пак Чимин. И глаза его искрились от безграничной веры.