Мам, я дома

      Меня не покидает чувство, что я влез в опасное дерьмо. Впрочем, можно сказать, что если ты родился в Киригакуре, и, более того, в клане Хошигаки, то в дерьмо ты вляпался с тех пор, как появился на свет, поздравляю. И вряд ли из него вылезешь.       Сижу в гостиничном номере, рассеянно наматываю бинты на Самехаду и думаю — может, зря я все это затеял? Что мне даст имя виноватого в многочисленных смертях, свидетелем которых я стал в детстве и юности?       Правду, да… Правду, которой мне всегда так не хватает. Когда тебе лгут всю твою жизнь, подменяя черное белым, а белое черным, ты уже готов на все, лишь бы узнать, где, собственно, какой цвет.       Я стремился к правде с тех пор, как впервые почувствовал себя обманутым. Еще, кажется, до убийства Фугуки. Стремился и боялся — не хотел, чтобы даже стол-опора, на котором держалась моя прежняя жизнь (до истории с Ангобу), повалился и разбился в щепки. Тогда от меня, как от личности, не останется ничего.       Эта загадка не давала мне покоя с тех пор, как впервые с ней столкнулся, но, если честно, тогда было не до этого — я увяз в тренировках, в становлении себя как шиноби. Тайна, которая меня мучила, отступила на второй план и терпеливо ждала, когда я ею займусь. Я от нее бежал, постыдно прятал голову, заинтригованный, но до последнего не готовый к тому, что именно могу узнать. Но происшествие из моего раннего детства накрыло меня с головой, как одна из моих любимых техник — Гигантская разрывная волна.       Всего два слова — и я теряю спокойствие. Стена, которую я выстраивал годами, рушится. Она и еще кое-что приводят к тому, что я оставляю Итачи, отправляюсь один в рискованное путешествие в деревню, где мне, мягко говоря, не рады. Ладно, ладно — в деревню, где меня попытаются убить, едва попадусь кому-то на глаза.       Два слова в чужом разговоре, который не должен меня касаться.       Разговор я услышал, когда мы с Итачи в очередной раз присели поесть данго. Вернее, Итачи ел десерт, а я только пил чай, потому что не люблю сладкое. От скуки я грел уши, натянув пониже шляпу, чтобы моя внешность не бросалась в глаза. Ловил обрывки фраз компании, которая сидела сзади меня.       — Да-да… Должны были остаться заметки…       — Нужно его найти…       — …Наследие клана…       — Их сын… Тот самый ребенок…       — Насколько я знаю, парень в бегах.       Интересно, о ком они? Слегка напрягся — может быть, про Итачи?       И тут эти два слова.       Два слова — и я не выдерживаю. Я не должен был обращать внимания на такие вещи, но теперь могу думать только об этом разговоре. Мое любопытство и жажда правды прорываются сквозь пелену благоразумия, снося все барьеры страха разочарования.       — Все нити ведут к Хошигаки Каэде.       Я еле сдержался, чтобы резко не развернуться. Они знают мою мать! Откуда? Что им нужно от нее и — возможно — и от меня?       Мозг стал усиленно подсовывать картины, от которых я до сих пор иногда просыпаюсь. Не хочу, не хочу снова в это лезть.       Следующие два месяца я пытался убедить себя в том, что мне это все не нужно и не интересно. Все это — дела прошлого, а мое настоящее — быть рядом с Учихой Итачи и подставлять ему свое плечо. Та компания, скорее всего, уже и не помнит свой разговор — во всяком случае, так я себя в этом убеждал. Другая часть моего разума кричала, что незнакомцы искали мою маму неспроста.       — Ты последнее время сам не свой, — отметил Итачи, когда я слегка пересолил рыбу, которую для него готовил. Я замер — признаваться в подслушанном разговоре не хотелось, оставлять больного напарника одного тем более. И все из-за каких-то призрачных надежд.       — Кисаме?       Я хмыкнул и с улыбкой медленно повернулся:       — Итачи-сан… В жизни бывают моменты, когда неожиданно настигает то, что ты хочешь забыть. Захватывает так, что не можешь оторваться при всем желании. Это как пронзить акулу гарпуном и плыть на лодке, глядя, как она пытается вырваться и уплыть, но только сильнее себя ранит и изматывает. Понимаете?       Итачи молча посмотрел на меня и активировал шаринган. Я хехекнул.       — Меня зацепили на гарпун, Итачи-сан.       Одного разговора, само собой, мне казалось слишком мало для того, чтобы все бросить и пойти, куда глаза глядят. Я навел справки и узнал, что команда, называющая себя «Пятеркой из Тумана», долгое время шлялась по Кири, а теперь эти ребята ищут меня, но не как нукенина ранга S, которому хотят открутить голову, а как сына Каэде.       Шуршание свитками, приставания к Пейну и некоторым мимокрокодилам проблему не решили. Я все еще не знал, какого рожна этим людям нужно от меня и моей матери, и почему она вообще всплыла вдруг спустя много лет. Да и как-то странно было видеть шиноби, которые интересовались именно ей. В нашей семье хранителем местных интриг был мой отец. Именно вокруг него же всегда и витали пафосные слова, типа «наследие клана», «Храм Хошигаки» и другие. Мама же была для меня просто мамой, о которой я почти ничего и не помню.       Может, я, увлеченный попытками добиться внимания от отца, просто не замечал каких-то знаков? Я, в силу возраста и занятости техниками, мог пропустить ее связь с какими-то темными личностями или ценной информацией.       Нет, я не хочу этого делать. Не хочу вспоминать свое детство, однако выбора у меня нет, к тому же висеть на гарпуне, терзаясь, тоже такое себе удовольствие.       Я продолжал искать информацию. Я изводился. И, возможно, либо на этом бы все остановилось, повторяясь по задолбавшему кругу, либо у меня лопнуло терпение. Но в мою жизнь вмешались некоторые обстоятельства.       Мы с Итачи-саном остановились в одном из отелей, чтобы переночевать, набраться сил перед выполнением задания. Но когда я спустился за чаем вниз, увидел «Пятерку тумана» у рецепции. Я заметил их, выходя из-за угла с посудой, из которой шел пар, и резко шарахнулся назад.       — …Мы знаем, что он здесь. Высокий такой парень.       — Говорите конкретнее.       — С серой кожей такой.       Блин! А если они пришли попытаться убить меня или хотя бы вкатить звездюлей? А я вот он, рядом, стою за углом, как идиот, и держу чай, понимая, что Самехада осталась наверху, а из-за занятых рук я не могу даже сложить печати. Если, конечно, не плесну им кипятком в морды. Но лекарственный напиток для Итачи жалко. Пятерка продолжала трепаться:       — Тут много странных личностей бродит, может, хоть припомните, как его зовут? — флегматично спрашивает мужчина за стойкой.       — Он сын Хошигаки Каэде.       Я вздрогнул. Это так странно — ну кто, кроме них и меня, знает мою мать? Парень за стойкой разделял мое мнение.       — Я откуда знаю, кто чей сын?       Я не стал выяснять, в курсе ли они, как меня зовут и как я выгляжу, и решил быстро пробраться в номер. Надо срочно валить. Вот только чтобы пройти в наше крыло, нужно пересечь холл. Я стал просчитывать ходы.       Вариант первый — я быстренько иду за их спинами, надеясь, что меня не застукают. Нет, такое себе — они в любую минуту могут перестать говорить. Второй вариант — я каким-то образом избавлюсь от чая, сменю облик и пройду мимо. Может быть и прокатит. Итачи, правда, будет ужасно кашлять, пока мы будем сматывать удочки, но зато сбежим. Есть ещё третий вариант — самый соблазнительный — выйти, не таясь, бросить чай и устроить драку, чтоб знали, как за мной ходить. Заодно это позволит поинтересоваться у избитой Пятерки, чего им от нас с мамой надо.       Но выбрать один из трех вариантов мне не дали — пока я торчал столбом, выбирая решение, мимо меня скользнул кто-то из персонала гостиницы и случайно толкнул. Я, увлеченный тем, что происходит спереди, не заметил, потому и не успел увернуться. Мне повезло — я не грохнулся на пол, но сильно накренился и расплескал половину чая. Но это было полбеды.       — Эй, вон он! — один из Пятерки показал на меня пальцем, после чего все они бросились ко мне. Слух резанул знакомый лязг кунаев. Взгляд мельком ухватил, как один из пятерки складывает печати.       Блин! Блин!       В дело пошел план номер три. Ну, почти. Я подождал, пока они подбегут на нужное расстояние, плеснул в них кипятком, отшвырнул уже бесполезную посуду и быстро скастовал Водную акулью бомбу. Победив соблазн немедленно с ними покончить, пускай и без Самехады, я побежал наверх, в нашу комнату — защита Итачи на первом месте, почесать кулаки можно и потом.       Как мы сбежали, не помню. Наверное, так же, как из жабьего желудка Дзирайи. Зато прекрасно помню разборки в логове.       — Что происходит, Кисаме? — Пейн скрещивает руки на груди. — Ваше с Итачи задание сорвалось. Вы сделали огромный крюк и опоздали. Цель ушла.       — Возникли непредвиденные обстоятельства. У меня небольшие проблемы, — хмыкаю.       — Я это заметил, еще когда ты начал доставать меня вопросами и стал часто уходить в себя. Ты должен разобраться с этим, Кисаме. Твои проблемы могут мешать нашим планам.       Охотно верю.       — Даю тебе время, чтобы ты занялся «Пятеркой из Тумана». Чтобы к следующему захвату Хвостатого был готов и не отвлекался на посторонних лиц.       Просто поставил мне условие. Типичное начальство. Итачи бросать не хотелось, но против приказа я попереть не мог. Предупредив, что отлучусь, я покинул его и отправился в Киригакуре, меняя облики, ночуя не пойми где и отчаянно желая, чтобы эта история поскорее закончилась. В идеале как-то без того, чтобы я полез в собственное прошлое.       Перебежками я добрался до Киригакуре и таким образом оказался в очередном отеле. С вечера хотелось тяпнуть сакэ, но выпивать в одиночестве я не люблю, да и, когда на твою голову, которая и без того в розыске, охотятся какие-то кретины, лучше не мутить рассудок лишний раз. Я и так дошел до паранойи — постоянно выставлял на охрану клонов, не появлялся в одном и том же облике в разных местах, то и дело просыпался, постоянно принюхивался и приоткрывал рот, ловя как человеческие запахи, так и аромат чакры.       Мне остается последний переход. Последний — до того, как мне придется нырнуть головой в унитаз с надписью на бачке «Прошлая жизнь Кисаме Хошигаки». Еще одна перебежка — и я уже на территории клана. Если бы я не пришел в Кири ближе к вечеру, сегодня бы уже ступил на наш остров. Ступил и столкнулся бы с тем, что хочу забыть.       Но ночь лишь оттягивает неизбежное. Я все равно вспомню. Все равно погружусь в то, от чего бежал.       Так не лучше ли вспомнить прямо сейчас, чтобы быть готовым?       Что ж, я попробую.