Смерть объединяет

      Спина всё ещё болезненно ныла, продолжая отчаянно противиться этим двум тяжёлым и неповоротливым отросткам. Крылья всё ещё ощущались чужими, громоздкими и до жути неудобными. Шла вторая неделя прибывания здесь, но бывший суворовец, терзаемый неизвестностью и сомнениями, всё ещё не мог освоиться и привыкнуть к новому телу, хотя окружение уже становилось знакомым, привычным. Пресный запах перьев не вызывал ничего, кроме отвращения. Илья старался не обращать внимания, но трудно забыть о громадных, вечно взъерошенных белых конечностях, так нескромно выглядывающих из-за спины.       Радовало лишь то, что теперь врачи разрешали иногда прогуливаться по парку, расположенному на территории госпиталя. Врачи обещали по истечении месяца отпустить его на облака. А ему не нужно на облака. Ему на землю нужно. Но надежды ещё хотя бы раз спустится вниз и рассеять хотя бы маленькую часть тайны, что покрывала жизнь, оставшуюся там, по ту сторону неба, разбивались о твёрдое понимание того, что ему уже никогда не разрешат вернуться домой. И это терзало.       Юный ангел устало шагал по парку, разглядывая чистый мрамор сквозь уже ненужные очки, теперь случившие исключительно аксессуаром. Здесь, среди зацветающих золотистых яблонь так легко потеряться в собственных мыслях, утонуть в них, мучая самого себя неприятными размышлениями. От такого голова идёт кругом, превращаясь в сплошную необузданную карусель.       Краем глаза Сухомлин иногда замечал прогуливающихся здесь ангелов и демонов, уже немного освоившихся, но всё таких же потерянных. Илья старался как можно реже контактировать с другими новоизбранными обладателями крыльев. Слишком странными и отчуждёнными казались их бледноватые лица, рассеянный взгляд, таящий недетский испуг.       Вдалеке послышался неразборчивый гул. Приближалась довольно большая толпа задористо болтающих крылатых существ. Илья лениво поднял взгляд и невольно поёжился, заметив, что эта весёлая компания состоит исключительно из демонов. Это весьма наглые и самоуверенные ребята, с ними не всегда приятно общаться. Сухомлин это знал и, скрипя зубами, снова впечатал взгляд в пол. Инстинктивно попытался прижать к спине ангельские крылья. Он знал, что в любом случае сможет постоять за себя, но никому не нравятся нежелательные конфликты, а потому куда разумнее стать максимально незаметным.       Смех и непрекращающаяся болтовня становились всё громче, пока бывший суворовец не поравнялся с одним из демонов. Илья чувствовал, как несколько пар хитрых глаз прожигают его насквозь, отчего становится неуютно. Парень уже ускоряет шаг, но тут окликивает чей-то голос, молниеносным импульсом врезающийся в сознание. Сухомлин столбенеет, чувствуя, как сердце резко ускоряется.       — Постой-ка, ангелок.       До ужаса знакомая интонация и родной тембр заставляет невольно вздрогнуть. Илья медленно оборачивается, после чего его, казалось бы, совершенно невозможные догадки подтверждаются.       Перед ним стоит невысокий белокурый мальчишка в такой же идеально выглаженной суворовской форме. Его застывший взгляд выражает безграничный спектор эмоций, от восхищения до недетского страха.       — Трофим… — На выдохе произносит Сухомлин и резко подаётся вперёд, сковывая демонёнка в крепких объятиях.       — Санёк, ты его… — Голос какого-то демона обрывается и незаметно тонет. Кажется, толпа быстро удаляется, оставляя их вдвоём.       Трофимов молча прижался к ангелу, пряча обеспокоенное лицо. Его тело обдавала крупная дрож, парень словно бы из последних сил сдерживал рыдание. Эмоции кипели, многочисленные неозвученные вопросы висели в воздухе, но никто из бывших суворовцев не решался прервать такой трепетный, важный момент. Илья, словно в бреду, шептал имя однокурсника, сжимая его всё крепче. Сейчас он был готов задушить друга в собственных объятиях, прекрасно зная, что никто из них всё равно не нуждается в кислороде. И Александр отвечал взаимностью, словно бы боясь отстраниться. Будто бы отпустив Илью, он снова потеряет его, на этот раз навсегда.       — Трофим, — наконец, Сухомлин нехотя отстраняется и внимательно вглядывается в лицо лучшего друга. Оно оставалось всё таким же юным и живым, как и прежде, и лишь мокрые дорожки от проскользнувших слёз придавали ему блеск. Брюнет сделал шаг назад, продолжая придерживать Трофимова за плечи, чтобы полностью рассмотреть его. Золотистые пуговицы здесь сияли куда ярче, чем на земле. Тело, хоть и обретшее бессмертие, оставалось всё таким же хрупким и даже несколько изящным. Но, конечно, наибольший интерес вызывали чёрные, как смоль крылья. Александр даже самодовольно расправил их, уловив внимательный взгляд товарища. Сверкающее на солнце оперение завораживало, красивая компактная форма говорила о ловкости и быстроте. Илья медленно отходил от шока. В какой-то момент улыбка нехотя сползла с его лица, и он серьёзно глянул прямо в глаза юному дьяволёнку. Ладони самовольно сжали чужие нежные руки.       — Ты помнишь, что произошло? — Прошептал Сухомлин на выдохе.       Александр еле заметно поник и, отведя взгляд, кротко кивнул.       — Помню.       Воспоминания нежелательной волной захлестнули бывших суворовцев. В ушах зазвенело противное лязганье старого железа, треск колёс и невыносимые крики десятков людей, что оказались запертыми в удушающе тесном салоне автобуса. Авария одним ужасным кадром промелькнула в памяти, тут же оставляя за собой жгучий шлейф. Запах крови. Такой приторный, гнилой запах замерзающей от страха крови. Парни одновременно вздрогнули и попытались отогнать от себя навязчивые мысли.       — Это просто невозможно, — Ангел тяжело вздохнул, но вместе с тем в его голосе проскользнула нотка облегчения. — Ты… сразу умер?       Трофимов горько ухмыльнулся, качнув головой:       — Нет. Я ещё дня три в больнице пролежал, — он нервно поджал губы, — знали, что с такими повреждениями не выжить уже, а всё равно…       Илья сочувственно осмотрел блондина. На секунду он представил на этой юношеской безупречной коже все возможные следы аварии, что до безобразия исказили земное тело и лицо умершего суворовца. Сухомлин этого не видел, но представлял так явственно, что душа словно сворачивалась в единую вздрагивающую точку. Оставалось только представлять, какую боль испытывал Саша, медленно и мучительно умирая. Брюнет же испустил дух почти сразу после столкновения автобуса с мчащейся фурой.       — А ты у нас воплощение самого зла, получается, — Илья ухмыльнулся, слегка удивляясь такой неожиданной раскладке.       Трофимов заулыбался и гордо покачал головой, показывая всё своё довольство собой. В подтверждение этого он начал разминать свои прекрасные, как и сам он, крылья.       — А ты у нас, значит, белый и пушистый?       Сухомлин тихо посмеялся, не скрывая тени такого же уважения к самому себе.       Диалог оборвался тишиной.       Неловкость от возникшего молчания была нарушена очередными нежными объятиями. Илья скучал. Саша скучал. Они оба скучали друг по другу так сильно, что сейчас никак не могли насытиться этими секундами той тёплой и родной близости, которой здесь так не хватало. Касания приносили чувство спокойствия и умиротворения. Если всё, что пугало при жизни — это смерть, то сейчас она кажется тем самым глотком кислорода, позволяющем наконец задышать полной грудью.       — Сухой…       Трофимов собирается с мыслями и делает шаг назад, вперив взгляд в пол. Нервозность ощущалась в его движениях, парень кусал губы и сжимал ладони в кулаки. Слова колом стали поперёк горла, хотя и были давным давно отработаны.       — Я… я всегда боялся, что так и не смогу сказать это. Сухой. — Демон поднимает наивные глаза, наполненные застывшими слезами. — И в какой-то момент я ужаснулся, что я всё упустил и больше не смогу сделать этого… А сейчас… Мне будто бы даль второй шанс. И я должен им воспользоваться.       Трофимов заглядывает в самую душу, просто обезоруживая. Движения деревенеют, мысли превращаются в жёсткий запутанный клубок.       — Илья, ты… В общем… — Он срывается на крик. — Чёрт, мне было бы легче просто написать!       Сухомлин готов поклясться, что заметил вспыхнувший тускловатый огонёк в зрачках переволновавшегося дьяволёнка. Брюнет улыбается и даже беззвучно посмеивается. Аккуратно берёт чужие руки в свои и притягивает друга к себе.       — Знаешь, Сань, — Лёгкий румянец покрывает щёки, и Илья смущённо отводит взгляд. — Возможно, здесь такое запрещено, но всё же.       И он молча касается чужих губ. Вряд ли это можно было назвать поцелуем. Но через это невинное прикосновение парень смог передать и объяснить всё, что копилось в их сердцах всё то время, пока они оба были живы. И этого оказывается достаточно.       Саша буквально полыхает от смущения. Яркая краска заливает его щёки, а всё тело становится словно бы раскалённым. Сухомлин физически чувствует жар, исходящий от юного дьявола. Взгляд шокированный, но при этом до чёртиков довольный. Брюнет виновато улыбается и очередной раз прижимает к себе Александра. Тот вовсе не противится. Пальцами касается сложённых белоснежных крыльев, бесстыдно трогает их, перебирает нежные перья.       Парней невидимым покрывалом укутывает уют. Они всем телом ощущают это: они чувствуют, как душа растворяется в тепле и ласке, как пламя внутри них разгорается всё сильнее, когда они находятся так близко друг к другу. Туман заботливо укрывает их обоих. И слов теперь больше не нужно. Боже! Какими бесполезными кажутся буквы, когда прямо сейчас они сковывают друг друга в самых нежных объятиях, когда связь между ними становится настолько крепкой, что они понимают друг друга без единой фразы, без единого звука. Ведь достаточно лишь чувств. Настоящих, искренних и таких чистых. И всё это смешивается в один момент, обставляя за собой трепетное ощущение радости и подлинного счастья.

Кого-то смерть заставляет страдать в нестерпимой разлуке. А кого-то она соединяет навсегда, давая понять, насколько люди дороги друг для друга.