Когда Андрей с Димой вернулись — уже вечерело, поэтому они были до жути уставшие и сразу же разбежались по комнатам, даже не удосужившись проверить своих друзей, что, в общем-то, их не сильно заботило в данный момент. Андрей был настолько уставший с поездки, что даже разрешил не раскладывать купленные вещи с сундука, но оставить на улице всё равно не решились, так как они слишком много проторчали на базаре в поисках нужных вещей, и не хотелось бы, чтобы они испортились на свежем воздухе.
Проспали они долго, вплоть до самого вечера, но во время подъёма Дима уже умудрился упасть с кровати и несколько раз спросонья запнуться о собственные ноги. Теперь, похоже, не только у Лололошки сбитый режим, но они всё же встали, застав на кухне довольно странную картину: Рома изо всех сил пытался обнять Джонни, со словами: «Ты словно грелка!». Похоже, другому это не очень нравилось, ведь тот фыркал и краснел, то ли от смущения, то ли от обычной злости, но всё равно позволял себя обнимать, пока он пил чай с ромашкой, обнимая другую Ромашку. В любом случае, они были достаточно удивлены такому сближению этих двоих, ибо Колбая всегда уважал своё личное пространство, а Фильченков, в свою очередь, чужое. Они не знали, когда всё так поменялось, и это удивляло. На расспросы они отмазывались, а после так и вовсе пошли на, якобы, охоту, чтобы было свежее мясо. Зачем они пошли охотиться, если их друзья уже принесли еды с базара? Кто знает, но Диму уже начинал раздражать этот день.
— Оке-е-ей! Это было довольно странно… — протянул почти шёпотом Дима, занеся руки за голову и раскрутившись на пятках в сторону печек. — Я так понимаю, мы их не выловим в ближайшее время, в основном благодаря этой странной способности Ромы, — он начал копаться в сундуках в поисках приправ для еды и дёрнулся, когда до его плеча неожиданно дотронулись, от чего тот ударился головой о полку, сразу ойкнув. — Что ты хотел? — стараясь сохранять спокойствие, спросил аккуратно зеленоглазый.
Ему в лицо ткнули блокнотом с просьбой: «И мне приготовь». Переведя взгляд на ехидное лицо друга, Диманчик уже хотел возразить, но Андрей вальяжно сел на стул, закинув ногу на ногу и задрав голову вверх. От него так и веяло самодовольством, что довольно сильно раздражало. К Диме уже все относятся, как к другу, и только гений обращается с ним, как со своим подчинённым. Хотелось начать жаловаться и отказаться, но что-то останавливало, будто если он откажется — сразу разрушит и те шаткие отношения между ними, что уже построены. Но иногда это и вправду выбешивало. Слишком самодовольный, слишком горделивый. Это либо Рома его так разбаловал, либо он таким вырос благодаря своей «гениальности». Да, знал он очень много, и большая часть из этого была связана с точными науками или механикой, но он, как считал Дима, самый обычный парень. Может, он выходец из знатной семьи, но решил стать авантюристом?
Еда, что он готовил всё это время, всё же приготовилась, а потому, разложив мясо на тарелки, зеленоглазый прошёл к столу и поставил перед читающим очередную книжку молчуном его порцию, а сам сел напротив и начал есть свою. Как обычно ничего не сказав и даже не кивнув, человек напротив тоже приступил к трапезе. Но это, совмещая с неудачным «утром», а ещё с недавним происшествием, когда с Димой даже толком не поговорили, оставив его с этим «гением», начинало и вправду сильно раздражать. Сказал бы спасибо или хотя бы кивнул! Голова на месте, разговаривать может, так в чём проблема!
Тот же даже не обращал внимание на раздражённое лицо друга, продолжая чтение даже во время еды, словно уходя в другой мир. Видимо, там попалось что-то интересное, ибо он отложил вилку, а его брови поднялись в неком удивлении.
— Что, совсем не вкусно? — Дима огорчённо посмотрел на это действие, испуская тяжёлый вздох.
Кажется, Андрей не ожидал этого, дёрнувшись и чуть не выронив книгу. Шатен очень редко прерывал приём пищи, только если это не что-то, что его сильно беспокоит, а когда они ели вместе, так вообще ничего не говорил, даже учитывая свою болтливость, которая способна тягаться с Роминой. А потому обычный вопрос про вкус и вправду был неожиданным, настораживающим. Ещё добавляла перчинку в это и интонация, с которой он это сказал: непривычно грустная и резкая, будто бы ножом прорезал эту, уже привычную, тишину.
Немного растерянно глядя на друга и отводя взгляд из-за неловкости, тот одними губами произнёс: «вкусно», откладывая книгу и демонстративно начиная с аппетитом жевать кусочек мяса. Да, Дима уже намного лучше готовил. Хоть это и не какое-то изысканное блюдо, но съедобно, что уже хорошо, так что сероглазый мог и потерпеть. Но всё же сейчас вкус отошёл на задний план полностью, ведь гений услышал раздражённое фырканье напротив, что совсем уж сбило с толку.
Какая-то напряжённая атмосфера повисла за столом, прерываемая только тихим постукиванием вилок о посуду. Только сейчас Андрей почувствовал себя по-настоящему неуютно со времён, когда присоединился к группе, при чём настолько, что даже кусок в горло не лез. Взгляд скользил с одного предмета на другой, иногда зацепляясь за хмурого человека, что сейчас казался каким-то чужим, неизвестным. Да, они знали друг друга достаточно мало, но всё же за всё это время этот человек не терял энтузиазма и всегда хотя бы старался сохранять оптимизм, даже если не получалось. Но сейчас вокруг него будто парила аура негатива, что и вправду настораживало. Непривычно. Странно. Что-то не так.
Андрей, отодвинув уже доеденную порцию, пытался выдавить из себя хоть что-то, но ничего в голову не лезло, в итоге выдавая только невнятное бормотание. Какая-то часть парня хотела закричать, спросить, что не так, почему вдруг атмосфера между ними изменилась, почему он чувствует себя так паршиво просто от того, что кому-то что-то не понравилось. Это его проблемы, так почему же тогда страдает Андрей? Только мысли о том, что
чужие проблемы
не его когда-то помогали ему не слишком беспокоиться о других. После знакомства с Ромой он вообще чуть-ли не впервые почувствовал себя действительно нужным, без обязательств, обоснованных только тем, что надо помочь кому-то «по доброй воле» только из-за того, что они связаны родственными или «дружескими» узами. Но даже Рома не смог так сблизиться с ним, как Дима.
— Ты как рыба сейчас, скажи уже что-нибудь, ты ж можешь, — ещё более раздражённо проворчал Дима, постукивая пальцем по кружке.
А ведь и вправду, он мог говорить, но… Ему не нравилось говорить. Были от этого какие-то не очень приятные воспоминания, тем более, его голос не такой проработанный и чёткий, как у того же Димы или Лололошки. Но он никогда не говорил причины для этого, хоть у него и проскальзывали подобные мысли, когда они разговаривали около потрескивающего костра под звёздным небом, слыша вокруг только щебет птиц, когда была правда подходящая атмосфера для того, чтобы открыться, чтобы
заговорить. Когда он был в настоящей
безопасности.
Почему же именно сейчас, в такой неспокойной обстановке, он должен делать такое усилие над собой? Может, достать свой любимый маленький блокнот и написать интересующий вопрос? Но разве это не разозлит парня только больше? За этими метаниями наблюдал маг, уже допивая свой чай и пытаясь хоть иногда выцепить бегающий взгляд гения.
— Ладно, плевать, пойду прогуляюсь, — хмуро сказал Ломов, поднимаясь с места и спокойно выходя из дома. Андрей же от этого только больше запаниковал, уже не зная, куда деться, и как заставить мага вернуться, но слова предательски не хотели выходить из уст, будто что-то останавливало, сжимало горло, как когда-то было от того, что он просто подал голос.
Слишком больно, неприятно. И знакомо. До дрожи во всём теле, настолько сильной, что даже двинуться было сложно. Но, очнувшись от резкого хлопка двери, Андрей подорвался, уже собираясь выкрикнуть имя друга, желая остановить, объясниться, хотя даже сам не зная, зачем и из-за чего. Правда другой уже ушёл, и сероглазый мог видеть через окно, как тот садится на своего дракона, куда-то улетая.
От этого внезапного безразличия закололо в груди, но ещё больнее было горлу, что хотело выдать хоть один звук, но из-за этого только больше жгло внутри, будто проткнутое иголками. Схватившись за шею и судорожно пытаясь вздохнуть полной грудью, тот обнаружил некоторое сходство с одной ситуацией из прошлого, которая оставила за собой большие последствия, и которую он уж точно не хотел бы повторить.
Он
должен был предвидеть это. И он мог бы, но это случилось слишком неожиданно. Он никогда раньше не реагировал ни на какие просьбы или подшучивания, но, может, он просто встал не с той ноги, и он скоро вернётся, извинится за своё поведение и всё будет как обычно? Верно же?..
Осторожно сев назад, всё ещё держась за свою шею, парень старался привести свои мысли в порядок.
А может, это он виноват? Может, всё — как в его детстве, что он так не хочет вспоминать? Он что-то сделал не так, и в итоге он вновь теряет единственного человека, что его терпел? Терпел… И не выдержал.
Мысли роились в голове, отскакивали болезненными волнами от черепной коробки, заполняя болью всё существо парня. Кажется, будто старые раны только что открылись, начали жечь и болеть. Начинало тошнить от собственных мыслей, в глазах неумолимо темнело и начали выступали слёзы. Зажав рот свободной ладонью, а другой всё ещё пережимая себе горло, лишь бы поменьше чувствовать это жгучее чувство, тот сжался в три погибели, кажется, не замечая ничего, кроме собственных бушующих мыслей с воспоминаниями.
***
Летая над лесом и думая над недавним происшествием, Дима метался от желания вернуться до обычной хотелки немножко наказать, правда всё никак не мог забыть то необычное лицо его друга, которое всегда было холодное или самодовольное, правда сейчас оно выглядело скорее… Нервным? В глазах читалось какое-то беспокойство, а может даже доля страха. Как-то
непривычно, что беспокоило Диму ещё больше. Вообще, почему он ничего не мог сказать? Да и вообще, почему редко говорит? Почему-то, он никогда не говорил и не отвечал на этот вопрос, предпочитая игнорировать и сменять тему. Но сейчас было что-то определённо не так.
Раздражённо цыкнув, Дима дёрнул дракона за поводья и полетел в обратном направлении, уже придумывая диалог, где он выпытывает информацию самочувствия Андрея, а после они мирятся.
Уже воодушевившись, тот приземлился и, быстро посадив дракона на привязь, почти выбил дверь, сразу опешив от увиденной картины.
Дрожащий бело-серый комок, сжавшийся на не слишком-то большом сидении стула, в любой момент грозясь упасть и удариться, бормотал что-то совсем тихо и беспокойно, слышались извинения и какие-то короткие фразы. Перехватило горло.
Не удержавшись и смачно ругнувшись, Дима кинулся к учёному, сначала обняв того, а после пытаясь отцепить чужие руки от собственного тела, но те были плотно прижаты к коже, чуть ли не оставляя там синяки. Тело рядом тряслось, с каждой секундой становилось всё страшнее за друга, и Дима понятия не имел, как тому помочь в данной ситуации. Перебирая в голове варианты того, что можно сделать, тот осматривался по сторонам, на плиту, на чайник и на недавно купленные сушёные ромашки. Пожалуй, сейчас это самое желаемое для зеленоглазого. Укутаться в плед, сесть около костра на заднем дворе, да выпить горячего чая с ромашкой.
Ломова осенило. Осмотрев другого и отцепившись от него, напоследок успокаивающе погладив по спине, Дима почти побежал за его любимым пледом. Для Коблова не жалко, да и его искать особо не нужно. Вбежав в комнату, чуть ли не упав на пороге, что сейчас не сильно то и волновало, тот начал судорожно открывать шкафчики в поисках нужного, заодно приметив милый платок с котятами, захватив его вместе с утеплённым куском ткани. Прошло, от силы, минуты две, как тот снова пулей выбежал из комнаты и, почти посбивав все тумбочки и горшки на пути, забежал на кухню и обернул Андрея, как гусеницу, на что другой не особо сопротивлялся, ибо всё ещё дрожал.
Проговаривая то, какой он дурак, что оставил Андрея и не разобрался в проблеме, так сразу поддавшись чувствам, тот протирал чужое лицо платком, стараясь делать это аккуратно и нежно. На него перевели взгляд, что уже очень радовало, так что маг начал говорить уже что-то более осмысленное.
— Дыши, попытайся дышать… — старался как можно спокойней говорить Ломов, что получалось из рук вон плохо, внимательно следя за чужой реакцией. И как же он обрадовался, когда Андрей шумно вдохнул сквозь стиснутые зубы, стараясь восстановить сбившееся дыхание. — Молодец, Андрюш… Спокойно… Всё хорошо, я
рядом, и я тебя
не брошу, — дыша уже намного спокойней, чем до этого, тот правда начал вслушиваться в слова другого, успокаиваясь всё больше.
Через какое-то время руки парня расслабились, открывая вид на свежие синяки, а слушая шепчущий что-то голос, тот и вовсе расслабился в чужих руках, просто облокачиваясь на друга. На душе стало спокойно, тепло, и он чувствовал себя в безопасности. Хотелось раствориться в этих ощущениях, больше никогда не возвращаться в этот ужасный мир, со всеми его травмами и страхами. Но всё же есть там кое-что хорошее. Например: тот, кто его сейчас обнимает и шепчет, что всё хорошо.
— Прости… — тихо, но разборчиво сказал гений, чуть сильней прижавшись к теплу.
— Оу! Нет! Это я должен так извиняться! Я ведь не узнал сразу про… — его нагло перебили.
— Ты не знал… — на непонимающее «Да, не знал», тот твёрже повторил: — Не знал. И не должен был.
Поняв, что большего он, скорее всего, не добьётся, зеленоглазый обречённо вздохнул и тихо спросил, поглаживая мягкие волосы на чужой голове:
— Чай будешь? — ответом послужил молчаливый кивок. — Окей, тогда, мне нужно отойти, чтобы поставить чайник. — казалось, будто это не просто какое-то утверждение: просьба, почти мольба помочь, но при этом максимально аккуратно, осторожно, стараясь как можно меньше навредить или обидеть. А в данной ситуации Диме казалось, будто он хочет просто покинуть только начавшегося успокаиваться человека. Но в ответ он только почувствовал ещё один кивок и аккуратно отошёл, чуть ли не силой оттаскивая себя от другого.
Наконец наступило молчание, и только мерный стук посуды: какой-то сахарницы, кружек, ложек и чайника, прерывал эту немного беспокойную, но такую нужную сейчас тишину. Надо было собраться, разложить всё по полочкам и понять
что вообще произошло. И это было сложно.
Поставив чайник, маг облокотился о сундук, складывая руки на груди и задумчиво глядя в пустоту. Как-то это не вязалось с обычным поведением Андрея. Хотя, то же можно сказать и о поведении Ломова. Кажется, они оба открылись друг для друга с какой-то тайной стороны. И, кажется, обоим хочется узнать об этой тайной стороне побольше.
Об отношении Димы к Андрею, о старых ранах или каких-то переживаниях. Надо больше говорить, и не только Диме.
Свист чайника рассёк нить рассуждения шатена и тот подорвался, разливая по чашкам воду. Добавив всё необходимое в кружки, парень перенёс всё на стол, за которым сидел другой, поникший и задумчивый, странно спокойный и подавленый.
Положив свою руку на чужое плечо, показывая своё присутствие, успокаиватель дождался когда на него переведут взгляд, после сказав:
— Рассказывай, — в меру твёрдое, но с явной долей нежности и заботы.
И Андрей начал рассказывать. Тихо, порой неразборчиво, но начал
говорить. А Дима его не перебивал. Будто они поменялись местами. И это было очень непривычно, но так успокаивало, так, можно сказать, убаюкивало, что хотелось продолжать и продолжать разговаривать, спокойно попивая чай с ромашкой, после переключившись на какие-то повседневные проблемы, какие-то жалобы и просто находя поддержку в другом человеке.
И они хотели побыстрее привыкнуть к этому.
А, как известно, к хорошему привыкаешь быстро :)
