Вкус рома и свободы на губах

      Ветер завывал у крыш ночлежек и таверн, пробирая до костей своим ледяным плачем. В голове вспышками разбивались пары выпитого спирта, но Фил уже не контролировал себя - страх сковал его. Придавил к шершавой стене. Штукатурка спицами впивалась в лопатки и затылок. Но принц не чувствовал боли. Было не до неё.       Янтарные омуты заволокли незнакомые чувства - он впервые видел подобное выражение у, казалось бы, непоколебимого флибустьера. Коготки на бледной шее сомкнулись терновым венком. Только дрогнешь, и алые капли разобьются о тёмную рубаху. Сердце кольнуло с новой силой. Нет. Фил не хотел видеть его кровь. Даже представлять невыносимо. — Оттойди от Фила, — ровный голос девушки обухом обрушился на затуманенную алкоголем голову. — Кир...       Карие глаза блеснули в тени капюшона — Фил помнил этот огонёк. Живодёры и тщеславные охотники из знати, коих одарял подобный взгляд, надолго запоминали лучницу шрамами и синяками, не сходившими по неделям. Страх за жизнь и целостность флибустьера возрос по мере мелькания в помутневшем сознании вспышка и воспоминаний о жертвах справедливости его подруги. — Убери свою тва... — маленькие коготки окрасились алым едва войдя в тонкую кожу, когда веснушчатая кисть чуть задела рукоять кинжала, — Животное. — Кир... — Молчать!       Капюшон спал с головы девушки, дав лунному свету обрамить её лицо: бледное, с перекошенными от злости и страха тонкими бровями и стиснутыми до боли, а именно её он и видел во всём в поведении девушке, зубами. Фил затаиил дыхание. Она переживала за него. Злилась, это можно с лёгкостью понять по речи да и по её поведению, но всё же переживала. Такая бесстрашная, грубая, сильная девушка, которая всегда представала перед ним, сейчас сама боялась не меньше Ильи. Оба за жизни, но с одним лишь отличаем: флибустьер не желал лишиться своей, она же потерять друга. И во всём виноват никто иной как Филипп Черных самой персоной. Виски кололо от напряжения и злости на самого себя. Фил ощущал себя меж двух огней — друг и обязанность перед королевством с одной стороны, и свобода и тяга к этому неоднозначному новому знакомому, объеденённого с первым ложью принца. Неприятной, обжигающей, держащейся лишь из эгоизма и своевольности самого Фила ложью. Выбор ложился на его плечи, как не пытайся убежать от реальности. Ответственность за собственные необдуманные решения настигала его — яд в крови больше не ощущался так ярко. — Не смей даже пальцем его тронуть. Я вижу, куда ты тянешься. Крип вскроет тебе глотку раньше, — направив арбалет в спину юноши, Кира сделала к ним пару решительных, глухих шагов – лёгкая поступь оказалась ещё одной причиной, почему они не раскрыли её присутствие раньше, — Медленно отступай на мой голос. — Я не шевельнусь, пока твоё... — Крип, сх... — Кира!       Голос принца разрезал окутавшее их напряжение, отдавшись эхом от стен и лёгких юноши. В груди пламенем разразилась горечь понимания собственных ошибок и леденяших сознание последствий. Ему было невыносимо видеть, как два близких человека готовы в любое мгновение перегрызть друг другу глотки и при том ради него же. Он больше не мог терпеть щемящее сердце отчаение. Нужно действовать. Решать. Решаться! Пока не случилось худшее, только лишь представление которого вызывало дрожь и покалывание ледяных кончиков пальцев. — Остановись! Прошу тебя, не причиняй ему боль, — едва оттолкнувшись от стены, Фил еле сдержал дрожь в ногах от потери опоры и выдержал их обжигающие взгляды, — Илья — не угроза для меня. Поверь. Он не тронет никого здесь, если для его жизни не будет опасности.       Уголки губ напротив дёрнулись на мгновение, но взгляд голубых глаз не позволил тому выпустить свои шипы — защита флибустьера сейчас прерогатива принца, а не его. Юноша сдержал яд, но тот, казалось, перетёк в янтарные омуты. Что ж, уж всяко лучше, чем провоцировать Сменкину. — Мне нужны объяснения, Фил. Сейчас же, — не давая поспешных команд питомцу, Кира всё же опустила арбалет в землю, а с ним и часть груза на плечах друга, — Почему ты за него так вступаешься, если он тебя буквально вжал в стену? Как ты позволил к себе так обращаться? Кто он, в конце-то концов? Отвечай. — Он... — Фил запнулся на полуслове: флибустьер не желал раскрывать свою личность перед угрозой, что и максимально старался вложить во взгляд, прожигавший тело рядом, — но у принца выбор встал под другим углом, более личном и, сам того не ожидав от себя, интимном, — Он важен для меня... моего плана. Илья служит капитану. Я могу вернуть кулон. — Ты... серьёзно? Ты себя слышишь? Приди в себя! — шагнув едва ли не в плотную к принцу, Кира пережала арбалет, из последних сил сдерживаемого от порыва пройтись тупой рукоятью о чужой затылок, — Как ты можешь думать о какой-то побрякушке в такой момент? Бежать ради этого! Как ты допустил одну лишь мысль об... — Кулон матери Арта, Кир.       Выдох вырвался с уст девушки. Молчание настигло их неожиданно для всех, в том числе и Ильи. Слова о кулоне заиграли иными красками с этого момента, в то время как отношения некого Арта к его знакомому теперь стали необъяснимыми мотивами в его понимании.       Фил же знал, на что давить. Мещеряков волновал их обоих, оба помнили, каким разбитым был их друг после смерти и похорон матери, как они еле успели вытащить его из той пропасти отчаяния и горечи. Они не могли забыть то время. То его навождение.       Шаг, и Фил коснулся руки лучницы, сдерживая её от поспешных решений и одновременно успокаивая. Сомнение металось в двух угольках, пока губы, сжатые до побеления, не приоткрылись. — Крип, — сердце пропустило удар — ко мне...       Шорох крыльев, и маленькое тельце упорхнуло на плечи хозяйки, грея её своим переливающимся фиолетовым пушком. Бледная шея с окутавшими её блёклыми созвездиями окрасилась алыми разливами, ниточками, торопившимися скрыться от чужих глаз за воротом рубахи. Сердце щемило при виде неглубоких, но всё ещё порезов, однако сосредоточиться стоит сейчас не на этом — принц и без того подавлял собственный страх и опьянение всеми силами. Выйти из ситуации и, по возможности, не быть в последствии прогнанным рыжим флибустьером — первостепенная задача. — Кира, я... — Болван. — Он, полный. Но ещё... — Кретин. Идиот. Безумец. Сукин сын. — Мамочка, дай договорю.       Илья еле слышно прыснул, и глумливая улыбка промелькнула с толикой облегчения на губах Фила, когда же брови подруги свелились к переносице, тот спешно добавил, чтобы не нарушить и без того его шаткое равновесие — отступь вправо-влево грозило падением в очаг праведного гнева либо одного из них, либо же обоих: тут уже как госпожа Фортуна к нему повернётся. — Хорошо, понял. Без шуток. Только. Это... А да, только суть и ничего более. — Ну постарайся, шут наш.       Казалось бы, вот он шанс выйти сухим, ну или по крайней мере чуть подмочившим рукава, из сложившийся напряжённой ситуации, но на этом Фортуна решила поиграть с любимой своей куклой. Решительность и готовность, с которой Фил вступился за Илью весьма некстати растворилась также скоротечно, как опьянение вернуло свои права и контроль над языком непутёвого юноши, принося обратно тяжесть в ноги и бестолковую блондинистую голову. Запнувшись о свою же ногу при попытке отступить, Фил поплатился мгновенно, начиная завалиться на бог. От падения в привычном его значении и глазах подруги его спас Илья, откровенно говоря неожиданно всязи с последними событиями, — цепкие пальцы перехватили плечо и запястье другой руки, всё же допустив тому чуть склониться у его груди. Если бы принц видел себя со стороны, то ненароком вспомнил бы те часы репетиций и разучеваний бальных танцев. Музыки не было слышно вокруге, тем более походившую на размеренную мелодию вальса, но Фил готов был поклясться, что сердце пропустило пару ударов в унисон его ритма. Слышал ли Илья? Заметил ли минутное помутнение юноши? Хотелось отыскать ответы в медовых омутах, но многозначный кашель Сменкиной напомнил о первостепенной задаче, и, как бы того не хотелось, Фил вернул себе равновесие и отстранился от флибустьера. — Так да... О чём это я? — Ты посвещал нас о причинах не сдачи тебя и твоего... дружка мной же Арту на растерзание, — наигранно мило подсказала тому Кира, не сумев не заметить изменения в поведении друга, — И советую тебе поторопиться, пока не отключился вовсе, пьянь несчастная. — Я не пил! — Да, а веет от тебя морем и травами, — янтарные глаза, очертив полуоборот, остановились на лице новой знакомой, подметив едва поднявшийся уголок тонких губ: его комментарий пришёлся той по душе. — Я не виноват. Это всё Шрам! Я чист и неви... Да не смотри ты на меня так, Кир. Всё-всё, начинаю объяснение.       Арбалет вернулся на уровень груди хозяйки, как только та, скрестив руки, облокотилась о угол здания. Тёмный взгляд сошёлся с медовыми омутами на одной точке — Филу начинало казаться, что именно до её размеров, он сожмёться от них. Но, благодаря мысленно флибустьера, что тот всё же смиловился и сместил свой взор с его персоны за спину лучницы, он сосредоточился на главной угрозе.       Прекрасно понимая разницу между диаметрально противоположными объяснениями для Киры и для Ильи, Фил судорожно прикидывал и перебирал варианты в черепной коробке, напоминавшей сейчас пустой и покрытый паутиной сундук в родной лачужке в лесу. Принц скрывал свой титул от обоих, но при этом был обычным местным парнем для одной и стражем у королевской особы для другого. Связь между двумя образами являлся треклятый кулон. Но какова вероятность, что, схватившись за тот, как за соломинку хватает утопавший, он не пойдёт ко дну в тот же момент? Что ж, выбирать тому не приходиться, а значит риск стоит свеч. Так ведь?       Но едва разомкнув напряженые челюсти, как в переулке послышался знакомый заливистый хохот и характерный размашистое столкновение стекла о фасад здания — хотя принц явно ощущал, что разбилось далеко не одна только бутылка, лишь заметив промелькнувший огонёк в янтарных омутах и приоткрывшийся белоснежный клычок. — Что за..., — арбалет неосознанно взмыл в сторону груди пирата, когда Киру оборвали на полуслове. — Хей, сучка, ты, как я посмотрю, берега попутала, а? — раздалось едва ли не у самого уха лучницы, когда та ощутила холодок ветра у шеи: сердце тут же оборвалась вниз от потери ощущения мягкого пушка на своей кожи и истошного крика зверька, — Ты кого кошмаришь, а, стерва? Ты кому дорогу переходишь? — обдав на последок ту тяжёлыми порами спирта, Пуговица сплюнула копившуюся желчь себе под ноги.       «Да что за день сегодня? Когда, Господь, я так знатно обложался, чтобы сейчас тону в этом от грехов своих?» — взвыл мысленно Фил, проследив взглядом весь путь фигуры капитанши, тенью прошмыгнувшей к Сменкиной, а после со схваченным за шкирку Крипом и остатками от некогда целой бутылки также скоро отстранившейся на приличное расстояние от той. В голове принца царил хаос и безумие от несопоставимых частей пазла происходящей картины, когда же на его фоне Илья излучал непоколебимое спокойствие. Как он мог держать контроль над ситуацией, когда его капитан так встревает в их компанию? Как можно оставаться настолько непоколибимым от внезапной смены положения? Или появление Пуговицы он заметил раньше и просто выжидал всё время, как та себя проявит? С застывшим вопросом в помутневших до синевы глазах Фил обратился к Илье. Но тот не повёл и бровью. Пожинать плоды своего обмана стало невыносимо. — Только посмей его тронуть. Твой дружок схлопочит стрелу в свое поганое сердце тут же!       Гнев затуманил её рассудок, и та, не церемонясь, притянула за ворот Илью к себе и с глухим ударом в грудь корпус арбалета, едва не задев остриём наконечника. Фил готов был рухнуть к её ногам в то же мгновение — и не только от потери опоры в виде флибустьера, но и от страха за жизнь человека, о котором он сегодня столько раз обмолвился со Шрамом.       В своём гневе Кира полыхала не одна — Пуговица без лишней жалости подставила осколок к пульсировавшему тельцу зверька. Вздымавшаяся маленькая грудка выпустила весь воздух в очередном истошном вое, от которого на глазах выступала ненароком пелена, погошая пылавшие угольки лучницы. — Руки от него убрала, если дорога жизнь своей животинки, — без каких-либо окрасок, обдала своим холодом соперницу Пуговица и кивком указала Илье себе за спину. — Сначала ты у...       Осколок опасно надовил на сизый пушок. Капитанша не любила ждать. — Я считаю до трёх. Один.       Руки лучницы начили еле заметно подрагивать, Пуговица не сводила с неё ядовитых змеиных глаз — Фил представил отца на её месте, от чего ужас поступил тошнотой к горлу и удержаться на ногах тот уже не мог. Гравий впился в дрожащие ладони. Желудок скрутило узлом. Привлекать к себе внимание он не хотел, но выпитый спирт требовал выхода наружу. — Два...       Кира окочанела от промелькнувшего в глазах напротив неприкрытой зверской жестокости. Она не отпустит жертву целой — к горлу подступили слёзы, а сердце пылало гневом. Рука с арбалетом дрогнула. — Три... — Стой! — перехватив кисть Пуговицы, Илья высвободился из ослабшей хватки лучницы и вцепился в девушку, неосознанно ранив руку той её же оружием, — Освободила — видишь? Пусти его. Сейчас на вой всякий сброд соберётся. Как потом выбираться отсюда? Пусти же.       Змеиный взгляд проследил за кровавой дорожкой на смуглой коже и, пройдясь от чужой кисти до бледного лица, обжёг фигуру юноши, едва ли не стремясь испепелить того, за его дерзость — капитан судна она здесь, а не он. И не важно, что они сейчас на суше, что хмель затуманил и без того безумное сознание девушки. Противник рядом, как он посмел допустить хотя бы мысль, умалить её авторитет. Фил точно знал, что Илья прочёл в её глазах те же невысказанные возмущения. — Илюша, — прошипела неожиданно Пуговица с ядовитой ухмылкой и выдернула кровоточащую руку, — Помнишь, что за нападение на капитана следует? НЕ лезь мне под руку, если место под солнцем дорого.       Илья молчал, принимая свою судьбу с высоко поднятой головой — его защита работала не в полную силу, но в обиду себя самого он не даст. Фил не мог рассмотреть его лица, но чувствовал, что маска хладнокровия остужала его закипавшие нервы наравне с тем, чтобы не дать обжечь себя пылу капитана. Он невольно взглянул на Киру, но ту далеко интересовал ни флибустьер, ни его конченная подружка — колыхавшаеся в руке последней тельце необычной летучей мыши или кого-то в этом роде. Если мысли об Илье и закрадывались в голову той, то те были явно о попытках парня не допустить лишней крови и неоправданной жестокости. Не хотелось сейчас гадать или уповать на несбыточное будущие, но Фил надеялся, что этот поступок окажется бонусом к карме и даст хотя бы крупицу расположения лучницы к нему. — Ты начинаешь меня разочаровывать. Своё наказание получишь позже. Хватай этого и брысь с глаз моих. Завтра доложешь обо всём, уяснил? — Пуговица, я не... — Последнее предупреждение, Илья, — сузив глаза, капитанша всё же отпустила зверька и, резко притянув Фила, толкнула того в сторону Ильи, — Брысь!       Не дав юноше опомниться, Илья завернул за угол под руку с ним и бросился бегом прочь от этого злополучного переулка, опасной незнакомки и не менее опасной капитанши — орбита проблем вновь затянула его, как только он подпустил этого бедового блондина ближе.       Фил чувствовал, как с каждым шагом его запястье сильнее окутывали чужие пальцы, чугунными кандалами сковываясь на них. О чём мог думать в тот момент Илья, он не знал и, честно признаваясь самому себе, не хотел. Явно связанно с ним и уж точно с произошедшем. Как бы он не желал Илье ничего плохого — что-то ещё более ужасное происходило рядом с ним. Может он источник всех зол? Куда бы не подался, всё оборачивалось против, разрушалось и обрекало людей на страдание. Мать и отец затевали ссору, когда неоправдавший ожиданий короля сын находился рядом. Прислуга, выходившая за стены замка, расплачивалась за общение с неразумным ребёнком. Лучший друг оказался под угрозой лишения чести королевского стража, если не свободы и жизни. Илья... Что именно он мог перенести в его жизнь смутно представлялось, однако в помутневшем сознании ничего положительного не вырисовывалось.       Бросая взгляд на напряжённую спину флибустьера, Фил не заметил, как шум море стал обволакивать своей песней его с головой, а после без предупреждения оборвался гулом пьяниц и звонкого хохота девиц. Хмель и спирт ударил в ноздри, не дав и шанса адаптироваться к смене обстановки, и блеклые узоры неудачной сегодняшней попытки обыграть Шрама яркими пятнами вновь всплывали в сознании.       «Такое ощущение, что я снова в том моменте, — протянув руку к знакомой спине, чтобы развеять мираж, Фил ощутил ожёг от резкого удара руки, наповневший хлыст отца, — Живой, чёрт возьми!» — Опять его лапаешь! Руки, сука! — выплюнул в порыве невысказанной, как оказалось до конца, злобы Воробей, несмотря на свои слова и угрозы, еле держался на руках напарника, — Ты с первого раза не понял? Ты... мфх!       Грубая рука, окутанная необычными шрамами, прервала поток нескончаемого яда ревнивца. Шрам выглядел замученным, мягко говоря, и готовым бросить всё и всех, лишь бы дать себе заслуженный на судне покой. После ухода принца тому явно пришлось худо. — Тшш, ну чего ты вопишь-то, а? Бошка от тебя уже гудит, — сведя густые брови к переносице, Шрам зажал его в объятиях, хотя назвать сдерживание в кольце рук начавшего вырываться пирата у Фила язык не поворачивается, — Беги, шкет, куда шёл. Вон, шмотри, Илья тебя при душит, ешли не уйдёшь. Давай уже.       Не став перечить старшему, Фил обогнул того по стенке, едва уходя от ударов чересчур длинных для роста того ног Воробья. Илья, как оказалось, того не ждал, но, успевший уже где-то раздобыть кувшин вина, прожигал его медовым взглядом в перерывах между глотками. Зол. В гневе. Расстроен. Фил мог знать точно, что тот пытается забыться, и не один лишь он послужил причиной его убогого дня, но вина засела внутри и покидать жертву в ближайшие часы не торопилась. Подходить на свой страх и риск — было равно самоубийству, а значит ничего не оставалось, как только уйти искать ночлег наверху. Если Фила более-менее отпустило, то Илья, будучи поддатым, о месте для сна переживать не станет — конечно, принц не мог знать наверняка, но перестраховаться стоит. Может хоть так он немного заглушит чувство вины и трепешущее в груди вместе с той чувство.       Путь до лестница наверх прошёл на ура, если закрыть глаза на пару тычков под ребра чужих локтей, перепрыгнутая лужа неизвестного происхождения и финальный крюк из рук полуголой девицы с потёкшим макияжем и, Боже упаси, впервые увиденным обнажённым бюстом — препятствия пройдены, а значит и переживать о них нет толка, да и пищи для того хватает. Один случай со Сменкиной чего стоил.       Койки наверху выглядили, мягко говоря, чуть лучше, чем на Саламандре, но и тех хотя бы хватало на всех членов команды — Фил же, как исключение, спит на полу, поэтому он не считался. Илья имел целое место в каюте, но, по одним ему известным причинам, ночует на импровизированной в своей скромной обители — трюме.       Сейчас же картина перед принцем предстала удручающей: все до одной были заняты храпящими и бормочущими под нос моряками, еле-еле помещавщихся на своих местах. Идея тащиться куда-либо ещё в поиске ночлега категорически не нравилась Филу. Во-первых, Илья оторвет ему голову, если тот сунется наружу без него и снова пропадёт. Во-вторых, Кира может рыскать по округе злющая до мозга костей — верная и мучительная смерть, не иначе. Ну и, в-третьих, как он понял из слов подруги, не одна она находится в Тортуге, а значит встреча с Артом может закончить его план в тот же момент. Побои от него не так страшны, он как-никак будущий правитель, а его друг — королевский страж. А вот Сменкина вполне могла навредить ему в виду своего неведения — что и было страшно, признавал Фил, не задумываясь.       Ходя меж койками, Фил, сам тому не веря, заметил два свободных места и, к сожалению, две фигуры рядом. — Юра, вшё, харе херней маятьшя. Прошпишьшя и поговорим. Не хочу шшоритьшя шнова, — укладывая парня на койку, Шрам полуобернуося на скрип и жестом приказал скрыться в тени.       Не то, чтобы пират был особо не рад тому, но, пока Воробей не начал истерить вновь, Шраму хотелось послушать своеобразную какофонию звуков из сопения, храпа и голосов пьянчуг снизу. Тот уж было решил перейти к исполнению своей задумки, как Фил вскинул руку в просьбе дать ему слово. — Прежде, чем ты прогонишь меня, — начал было юноша, поглядывая мельком на посапывающего Воробья — пират порядком перебрал и теперь уже не представлял угрозы, по крайней мере на это надеялся Фил, — Мне нужно лишь найти свободную койку. Илья меня утопит, если я наружу сунусь. А его куда мне тащить, когда тот закончит глушить злость? Помоги, прошу.       Щенячьи глазки для помощи в деле с матёрым пиратом, конечно, последнее, на что пошёл бы Фил, но ничем прочим в арсенале не располагал. Запугать? Придушит или пошлёт. Нагло забрать место? Последствие тоже, что и с предыдущим вариантом, плюсом к тому пинок под зад. На что тогда давить? Судорожно перебирая варианты, принц цеплялся взглядом за всё, что попадалось ему в комнате. — Шкет... — Ну... М, когда тебе ещё удастся вот так вот мирно поваляться с ним? — выпалил первое пришедшее в голову Фил и сам того не заметил, как заалел ярче прошлой зори.       Дмитрий с чуть ошалелым от подобного заявления, но в тоже время смущённым взглядом — юноша даже мысленно перекрестился, чтобы развидеть это — уставился на него. Оба молчали. Гляделки выходили забавными, ничего не скажешь, но продолжать пантомиму времени нет — пора решаться. — Спасибо, ты хороший друг и напарник! — не дав тому толком опомниться, Фил хлопнул мужчину по плечу и исчез с поля его зрения раньше, чем до того дошлёл смысл сказанного.       Ну, в конце то концов, он же не выкинит его с Ильёй, правда же? Уповать — единственное, что оставалось Филу по проделанному ранее пути, пока стоявший внизу шум вновь не поглотил его с головой, а пары хмеля и спирта не вскружили голову. Благо рыжего флибустьера найти не составило труда: он полулёжа-полусидя опирался на стойку и время от времени ворошил свои медные волосы, окончательно убивая подобие укладки, которую каждое утро с таким трепетом собирал. Внутри неприятно сжалось, но в этот раз не из чувства страха, а из-за предательского ощущения вины — Илье сполна досталось за сегодня, а Фил приложил к тому руку, хоть и неосознанно, но бросил спичку в пороховую бочку. — Я тебя не звал... — Но я пришёл и... Мне правда жаль, но давай перенесём все допросы и обиды на завтра. А сейчас пойдём спать? — пульс ускорилялся с каждой секундой, с которой рука юноши приближалась к чужому плечу и, не остановленная флибустьером, ощутила тепло тела. — Я не собираюсь тащится на судно, — промямлил Илья, окинув юношу изучающим, но мутным взглядом, — Чего так тресёт? Я не кусаюсь, — и тихо рассмеялся, вновь прячась от заалевшего лица.       Голубой взгляд упал на протянутую руку — мелкая дрожь и правда задела кончики пальцев. Но отчего этот трепет? От простого касания? Фил не мог дать ответ в тот же момент, но в душе понимал, к чему то вело. Не стоит сейчас об этом думать, а может и вовсе. Сейчас хотелось дойти до койки и провалиться в бессознание, лишь бы не ощущать всего этого, не забивать голову домыслами и странными ощущениями. Закрыться от всего хотя бы на пару часов. — Продолжи мысль или и правда укушу, — мельком бросил на того взор из-под полуопушенных ресниц, которые, казалось, отдавали ржавчиной в окружении немногочисленных свеч в чашках и бутылках, — Ну, я предупредил. — Погоди... Мх!       Но острые клычки уже сомкнулись в лёгком прикусе на чужой кисти. Медовый отлив в янтарный омутах горел озорством и бахвальством хозяина, так и притягивая к себе окружающие — огни свеч, блики стеклянных тар, взор глаз на против. Хищная ухмылка подчеркнула рыжеватые крапинки на носу и скулах, после перерастая в улыбку, и смех раздался также сдавленно, но в этот раз более искренне и игривее в свежих воспаминаниях юноши. Мелкая дрожь в руке прошла, но, казалось, перешла по венам к его груди, охватила само сердце и... Встряхнув головой от навязчивых и неожиданных мыслей, Фил спрятал смущение за нахмуренными бровями — жалкой попыткой казаться серьёзным за этой бестолковой маской. — Завтра сам же будешь жалеть, что творил в пьяном бреду, — не хотел, но говорил принц, поднимая попутно с пригретого место флибустьера, — Мы идём наверх. Там отдохнёшь и.... Э, ну решим завтра, что дальше.       Лишь хмыкнув в ответ, Илья выпрямил спину и почти прямой походкой пошёл к лестнице. «Даже сейчас строит из себя независимого,» — с лёгкой улыбкой проводил взглядом того Фил и, вспомнив, что о месте знает только он и пират наверху, поторопился нагнать лиса, чьи повадки ощутил на себе пару минут назад.       Как и ожидалось, Шрам последовал намёку некудышного юноши и завалился вместе с напарником, коий, пригретый на груди мужчины, тихо посапывал. Илье впрочем не было никакого дело до них, а может и вовсе не заметил, потому, как едва ли не сразу, завидев свободное место, улёгся на ту с тихим скрипом. Напоминая лиса всё больше, тот потянулся на койке и, выгнувшись в пояснице напоследок, перевернулся на бок, ближе к стене.       Наблюдая за тем, Фил осознал, что для самого оставалось лишь два варианта для сна — рядом на голом и пыльном полу или рядом с Ильёй и нескончаемым водоротом из бесчисленных мыслей. Метаться, к счастью, долго не пришлось: облокотившись на матас, Фил уж было принял свою участь сна в полуседячем положении, как чья-то рука накрыла его плечо. На мгновение сердце упало к уровню желудка. Сглотнув, принц обернулся к флибустьеру, но тот уже не реагировал ни на что. Рыжие ресницы в дрёме подрагивали от еле слышного сопения юноши. Его рука безвольно лежала на чужом плече. Илья и не подозревал до чего возвышал юношу своими даже неосознанными действиями, а Фил не мог в полной мере осознать это. Единственное, что он точно мог сказать — ему приятно. Приятно ощущать холод кончиков изящных пальцев, острый взгляд янтарных омутов, видеть ухмылку и как тот поправлял вечно выбивающуюся ржавую прядь чёлки.       Перед глазами завертелись мысли и воспоминания, объединенные одним эпицентром — Ильёй. Во рту пересохло. Осторожно, едва касаясь, Фил попытался убрать руку со своего плеча, но флибустьер даже спящим противился принцу и сжал его кисть, слегка притянув к себе. Сердце перестало слушаться юношу, решив оглушить того своим биением.       Сопротивляться водовороту нашёптывающих мыслей и дрожи от предвкущения содеянного Фил больше не хотел. Сдался. Но с таким приятным трепетом он отдавал вожи правления навязчивым голосам в голове. Тихий скрип от нажима ладони. Дыхание флибустьера отчётлевее в голове. Жар тела сливался с чужим тёлом. Ближе. Не отпуская чужую руку, Фил облокотился у самого плеча Ильи. Рыжие ресницы блеснули в редком лунном свете — голубые омуты заволокла тягучая синева. Ближе...       Прикосновение, мягкое, невесовое к покрытой созвездиями щеке. Пара секунд, казалось, растянулись в минуты. Сердце в ответ им ускорилось. Паника, подкравшаяся откуда-то из района желудка, заставила отстраниться прочь как можно скорее. К горлу подступил ком, но в груди разлилась приятная нега. Биение сердца оглушило принца. Лицо невыносимо жгло от переизбытка ощущений, палитра коих выделяла главный цвет — красный. Цвет опасности. Цвет стыда. Цвет... Любви? Осознание этого сломало картину мира юноши окончательно, после его выходки.       А если он узнает? А если будет зол? А если он сам потом пожалеет? И ещё тысячу «если» волчком завертелись перед глазами, заставляя отступить, отпустить чужую руку, сползти на пол. Закрыться. Слишком приятно и страшно.       Слишком для одного Фила...