Тихая гладь

Перед глазами всё смазывалось. Невпопад расставленные деревья всё труднее огибались из-за достаточно долгого бега. Хотелось только упасть на землю, да отдохнуть, — скорая смерть была бы раем. Заплетались ноги. Хлёсткая ветка, рассекая щёку, привела в чувства. Только вперёд, только бежать. Куда-нибудь подальше. От них. За струящимися рваными мыслями парень не заметил резко удлиняющейся травы, холодившей ступни, но слабо поднявшийся лёгкий ветерок показался Чонгуку наградой за старания. Хлюпающий звук остался не замечен в оглушающем набате стучащего, будто в самой глотке, сердца. А ноги Чон давно перестал чувствовать, лишь покалывания — обуви не было. Преследователи же так сильно не утомились — в кожаных сапогах, да с хлыстом наперевес. Замечая, что земля становится мягче, остановились. Цепким взглядом проводив недомерка, явно с умом прощавшегося, искривились в ухмылке: дальше ходу нет, эта скотина сгинет, как и толпы других. Топкие места не для жильцов — болото чужих не терпит, распространяя предупреждающий мерзкий аромат торфяной земли, который отгонял даже слепцов. Деревьев будто стало меньше. Шагать невыносимо тяжело, будто сама земля не давала бежать. Будто засасывала ступни. Будто… Поскользнулся. Проскользив несколько метров и увидев совсем голубое небо, Чонгук упал. Точнее попал. Оглядываясь и пытаясь отдышаться, юноша смог сдержать крик лишь по привычке. Болото Чонгук видел только издалека ещё в детстве, но определить то, что он находился сейчас именно в нём, смог без труда. Завяз хорошо, на рубахе уже и пояса не видно. Бежать больше некуда. Только теперь, еле-еле отдышавшись, Чонгук почувствовал склизкий, немного с гнильцой и более ни с чем не сравнимый, болотный запах. Одежда мерзко прилегала к телу, грязно-зелёная полужидкая кашица ощущалась противно, хоть и была тёплой, как и тино-мховоя поверхность под пальцами рук, которыми парень в неверии оглаживал топкую гладь, едва лоснящуюся на солнце. Чонгук старался не паниковать и вспомнить обо всём, что рассказывал когда-то отец. Вроде бы, чем больше двигаешься, тем быстрее увязаешь? Значит, стоило не шевелится, хотя зеленеющая жижа мелкими шагами всё же будет всасывать. Вниз. Вглубь. Жуткая обречённость стекла из мыслей по позвонкам. Тоже вниз. В этот прекрасный с утра день Чонгук явно не собирался умирать. Тем более вот так — одному утопая в жутком болоте. В тишине, будто все птицы вымерли. Чонгук, вспомнив, почему оказался здесь, понял, что погоня, скорее всего, прекратилась. Они же не такие недомерки, чтобы не заметить болота. Вытаскивать кого-то из него — не простая работа. Да и спасать бы Чона никто не стал. Даже если он позвал бы на помощь. Нервно улыбнувшись и зачесав грязноватой рукой волосы, Чонгук понял, что времени подумать о прошедшей так скоро жизни у него теперь навалом. Пока кончик носа не коснётся густой водицы. Поморщился на странное шевеление грязи в аршине и вздохнул: а ведь ему только семнадцатое лето. Говорила матушка будь покладистым, долго проживёшь. А не то, как отец, и двадцати пяти не протянешь. Смотреть как медленно приближалась смерть занимаясь самобичеванием наскучило сразу. Хуже конца и не придумаешь. Возможно, стоило уснуть — быстрее бы всё закончилось. Как только Чонгук мог не заметить поросль осоки и угодить в липкий и тёплый чан смерти? Ещё и пузырьки повсюду выплывали, напоминая кипящую воду в котле. Кажется, словно его бедра что-то там, под водой, коснулось. Чонгук, от мрачности положения уже готовый сам лечь и поскорее утопиться, вдруг дёрнулся. В затылок что-то мелко стукнуло. Уже не боясь шевелиться, хуже всё равно не станет, парень стал разворачиваться. Жутко неудобно, да и плотного дна Чонгук не чуял. Кто посмел потревожить его предсмертный покой?! Следующий камешек прилетел в лоб. Вскрик не вырвался из губ. Они онемели, как и всё тело. Там, совсем рядом, на дереве, меж кудрявых зелёных ветвей ольхи, сидел человек. Таких Чонгук никогда не видел: длинные, точно до пят, светло-русые, с каким-то травяным блеском в солнце, волосы, рубаха, прозрачно-белая, прекрасное, утончённое лицо, голые ножки — рубашка была лишь до колен. Взгляд пристально заметался по всей фигуре, и, с резким выдохом, замер. Это был точно юноша, не дева. Когда существо, подкинув что-то в руке, с улыбкой стало целиться, Чонгук отмер: — Нет! — Ну наконец-то, — зашвырнул камень так близко, что тот противно булькнул, брызнув пару капель в лицо. — Очень долго ты пялился сначала в мою Тихую гладь, а теперь и на меня. Чонгук поражённо смотрел на чудесного человека, обдумывая сказанное. Сказанное, между прочим, бархатным, касающимся каждой струнки сердца, голосом. — Моргай уже, раздражаешь, — прикрыв лицо ладонями продолжал юноша. Он что, смущался? — Я. — пытаясь собраться начинал Чон, но не понимал, кто это существо. Несмотря на сходства с человеком, было в его вздымающейся грудной клетке нечто другое, во взгляде — нечеловеческое. — Кто ты? — Я? — расправил волосы и ещё ярче улыбнулся. — Я Русалка. Ну или русал, кому как нравится, — протянул тонкую руку, пожимая воздух. — Вот и будем знакомы. — Русалка? — на секунду задумался. — А где хвост? — Какой хвост? — приглаживая ровнее волосы. — Ну такой, — пытался изобразить руками указывая вниз, — рыбий. — Рыбий? — тоже посмотрел вниз. Чонгук внимательно наблюдал за его реакцией. Может, Чон уже просто умер. Или это такая предсмертная лихорадка, раз мерещится всякое? Когда на гладком лице так называемого русала появилось изумление, тот, видимо, понял. — Ах ты негодник! — откуда ни возьмись прилетел ещё один маленький камешек. — Я — русалка! Русал, болотница, в крайнем случае, мавка, но морской муж — никогда! — рой неизвестно где припрятанных с ноготок каменьев полетел шквалом. — Прости, прости, я не знал, — рукавом замызганной рубахи, тянущей тину, пытался прикрыться Чонгук. Это было уже труднее — засосало почти по грудь. — У тебя прекрасные ступни, русалка. — Хорошо, — обвал прекратился, русал зардел, вновь прикрываясь ладонями. На длинных пальцах поблескивали кольца. — Ты не местный. Прощаю. — А ты, пожалуйста, не мог бы мне помочь выбраться? — сомнительная похвала понравилась ему, может он смилуется над Чонгуком, раз объявился. Юноша, всё ещё крепко сидя на ветвях и покачиваясь, стал с интересом рассматривать Чона, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. — Не могу, — как хлыстом хозяйским. — Совсем-совсем? — с мольбой. Скорая кончина не прельщала. — Никак. Совсем, — грустно ответил русал, укрывшись волосами. — Я не могу, понимаешь? Я русалка. Чонгук не понимал почему, но подозревал, что это связано с происхождением русала. Руки, перепачканные и свободно лежащие на поверхности, тоже начали уходить в глубину. Время летело неумолимо быстро, приближая неизбежный конец, вырвав с корнем только подаренную надежду. Чонгук и не заметил, что после поникшего ответа русала птицы заголосили певучее, хотя раньше была гробовая тишина. Солёная капля сорвалась. Чонгук утром всего лишь заступился за мальчишку, у которого отбирали последний хлеб, которым тот кормил свою семью без отца. А Чона обвинили в краже хозяйской еды. Крысятничество у собственных хозяев, дающих тебе кров, заслуживало наказания, подобного смерти. А Чонгук слишком молодой для висения на столбе позора. И он сбежал, догоняемый надзирателями, на спине даже пару росчерков хлыста осталось. От одной верной погибели угодил в другую. Такая смерть, конечно, лучше надругательства над гордостью, но жить-то хотелось. Чонгук, несмотря на не свободную бесправную жизнь, умирать не хотел. — Ко мне редко заходят гости, — печально начал русал. — Особенно надолго. Все так быстро уходят. — Уходят? — голос немного сел. — Да, так быстро. Поговорить не успеешь, а ещё один новый бульк, — и изобразил это тончайшими пальцами. Чонгук с ужасом понял, что и он, и все другие, вот так утопали, а русал скрашивал их последние минуты жизни. Их никто не спас и его тоже не спасут. — Как тебя звать? — спустившись на землю, спросил юноша, осторожно огибая множество растущих кустов. — Чонгук, — отозвался, наблюдая за передвижением — таким мягким, словно тот ступал по облакам. — Красиво, — мечтательно отвёл взгляд. — Мне нравится. — Спасибо? — с удивлением произнёс утопающий, понимая, что русал приближался, но ни на пядь не опускались его ступни в болотную муть. — Жена есть? — вкрадчиво, возвышаясь над простым человеком, русалка продолжала. — Цветочек ещё, али нет? — Нет, — снизу смотря на так близко стоящего русала, Чон увидел его во всей красе: длинные ресницы, глаза, будто манящее кофе, однажды стащенное из лавки, волосы оказались лишь чуть выше колен, кожа бледна, словно фарфор в хозяйском поместье. — Цветочек? — Как же это будет? — задумчиво коснулся волос. — Девственник? — Да, — что за глупый вопрос? Чонгук, конечно, уже скоро хотел семью, но не то, чтобы очень сильно — подходящих не было дев. — Надеюсь, что ты не врёшь, — глубоко вздохнул. Чонгуковы плечи пропитались тиной, уходя глубже. Оставалась совсем чуть-чуть. И человек это понимал. — Это же недолго? — Я помогу и будет быстрее, — наклоняясь, прошептал русал. Чонгук с ужасом смотрел в волшебные, затягивающее не хуже болота, глаза. — Не бойся. Чонгук зажмурился, радуясь, что хоть перед смертью увидел самое прекрасное существо в мире. Сначала затылок, а потом и губы, обожгло холодом. Невесомо короткий поцелуй прожёг всё тело ледяным жаром, застывая в груди, в самом сердце. — Прости, — тихо-тихо. Резкий толчок, и склизкий запах оказался в лёгких.