Healed By the Same

      Деймон хлопает дверью за собой, не из-за того, что зол, просто ему нужна грёбаная метафора кирпичной стены, что разделяет его и девушку его брата. Иначе он не просто пригвоздит её к деревянной обшивке домика Рика, он укусит её, пока кончает, и они оба больше никогда не оторвутся друг от друга даже чтобы глотнуть воздуха.       Благодаря вампирской скорости, Деймон в мгновение ока оказывается на середине дороги, он хлопает по карману джинс, чтобы убедиться, что его телефон с собой. Он спрятал Еленин в багажнике машины, когда они приехали сюда, но свой держит при себе на экстренный случай. И это — слетевшая с катушек Елена и спокойный он сам — экстренный случай.       Забыть о Клаусе, опасности и каждом из тех, кто в Мистик Фоллс пытается сделать то, что, чёрт возьми, они там пытаются сделать. Деймон просто желает, чтобы были он и Елена. Всё. Время. Вечно. Он и она, дерущиеся, хохочущие, поющие Queen, катающиеся на лошадях, смотрящие глупые сериалы, которые должны были закрыть раньше, чем их закрыли и — самое главное из этого — трахающимися пока не выбьются из сил. И никто из них не парится стёр ли Клаус с карты весь округ Мистик Фоллс или нет. (Похоже на настоящую жизнь. Будто, если бы он был человеком, примерно такая у него могла бы быть.)       Вот, и это всё эгоизм? Если бы Елена знала, о чём он думает, она бы возненавидела его ещё больше, чем ненавидит сейчас. Он усыпил её бдительность, они просто хорошо проводили время — даже если это хорошее время полностью с рейтингом PG — но это то, что Деймон умеет делать, хорошо проводить грёбанное время. Он даже ни разу не опрокинул ни шота текилы, хотя, видит Бог, они могут не делать этого ещё много дней, потому что серьёзно?       Им необходимо, блять, вернуться домой. Ещё вчера. Деймон вытягивает мобильный из кармана и набирает единственного человека, которому легально может всё это объяснить. — Деймон, почему ты звонишь? Что случилось? Голос Аларика напряжённый, но тихий, потому что, очевидно, Дженна может быть поблизости. — Я не могу продолжать это, чувак, — выпаливает Деймон без всяких вступлений и надеется, что друг не будет заставлять его объяснять слишком много. — Вы с Еленой много ссоритесь? Деймон смеётся, смеётся так, что сгибается пополам. Он на полпути между их домиком и домом Филипсонов. На этом расстоянии он даже слышит, как ржут лошади, мягкий насмешливый звук, учитывая его положение (У животных есть чувства, возможно они понимают, что он собирается соврать). Когда Деймон возвращает контроль над собой, он говорит Рику: — Можно и так сказать, — и просто останавливается на этом. Рик вздыхает, его дыхание тяжёлое с примесью чего-то, что заставляет волосы на шее Деймона встать дыбом. — Я бы сказал, возвращайтесь домой, но после вчерашней ночи… чёрт, — бормочет он, и Деймон не хочет сейчас стоять посреди треклятой дороги, потому что он вполне уверен, что услышит очень плохие новости. — Мы пробовали эту штуку с передачей магии на кладбище. Она не сработала… и Бонни…       Деймон знает без слов, словно Эмили Беннетт добралась до него сквозь время и причиняет аневризму головного мозга, что должна была сделать ещё в 1864 до того, как он стал вампиром. Она могла бы сделать так, чтобы этого никогда не случилось; он предполагает, что она поступила бы по-другому, если бы представилась такая возможность. Он выругивается, выплёвывая изо рта имя Бога, что выражает как его неверие, так и его удивительное горе по поводу такого поворота событий.       Если Деймон считал, что укус Елены был приглашением в то единственное место, куда он никогда не попадет, то он знает, сообщить ей, что её лучшая во всем мире подруга умерла за неё, будет словно ворвавшийся в кампус колледжа сумасшедший стрелок. — Нет… — единственное кроме ругательств, что Деймон может произнести в следующие девяносто секунд, и когда он, наконец, берёт себя в руки, всё, что приходит ему в голову — это спросить: — Джереми? — С ним всё в порядке, правда. Он сказал, что они с Бонни обсудили все возможные исходы, и оба понимали риски. Сказать по правде, он справляется намного лучше, чем Стефан и Керолайн. — Как, чёрт подери, ты ожидаешь, чтобы я держал Елену здесь с этой информацией? Блять, Рик, это… — Не говори ей, — отвечает Рик, и тон его голоса звучит как Я-знаю-что-это-наитупейшая-сраная-фигня-которую-я-могу-сказать-но-я-всё-равно-говорю-её. — Ни за что. Я не собираюсь быть тем, кого повесят за это. Единственная позитивная вещь в этой ситуации, так это то, что ведьмочка умерла, когда я был в сотнях миль от неё. Нет ни единого шанса, что я ответственен за это. И если ты думаешь, что я смогу смотреть Елене в глаза каждый день и не… — Я знаю, знаю, — измотанно произносит Рик, и Деймон видит его в своём воображении с рукой у лица и с уставшим от всего мира выражением. Деймон оборачивается через плечо в сторону домика, из которого только что сбежал. — Какого чёрта Кетрин не могла быть первой жертвой? Почему? — Потому что ты здесь для того, чтобы не убить её. Поверь мне, ты бы уже слетел с катушек и заколол её. Она сводит меня с ума, и я не знаю, как Стефан её терпит. Деймон слегка улыбается, чувствуя то взаимопонимание, которое всегда было между ним с Риком, даже через телефон. — Я не знаю, смогу ли удержать Елену тут, — говорит он, и в этом нет ни капли лжи. Он не думает, что сможет быть настолько жестоким к ней, даже если это ради её собственного блага. — Пусть она позвонит Джереми. Разговор с ним её убедит. Деймон соглашается, просит Рика дать ему двадцать минут, и передать Джереми, что она ему позвонит. И перед тем, как повесить трубку, Деймон говорит: — Только не умри, Рик. Я рассчитываю на тебя. — Я знаю. Береги себя. И береги эту девчонку, — он немного медлит. — Знаю, тебе сложно с ней, Деймон, по многим причинам, но ты нужен ей. Ей нужна вся любовь, что есть в твоём сердце, чтобы она могла пережить всё это. Сейчас не время заниматься своими обычными засранскими делами, чтобы защитить себя. Ладно?       Не то чтобы Деймон не привык к тому, что люди говорят ему вещи, которые он не хочет слышать, не говоря уже о том, чтобы иметь с ними дело, но пылкий указ Рика подкашивает его и на мгновение лишает дара речи. — Деймон? (Он так же не слышал этот отцовский тон долгое, долгое время, но без сомнений, это он.)       Деймон бубнит: «Хорошо» и бросает трубку. Он не уверен, когда Рик успел стать штатным экспертом в Деймоне Сальваторе, но соврал бы, если б сказал, что не ценит (но также и возмущён) каждое слово, которое тот сказал.       Он разворачивается и медленно возвращается в дом, зная, что когда придёт туда, то должен сказать Елене всё так быстро, как только сможет, иначе пойдёт на попятную. Защищать её — это одно, но врать — другое, и он не может этого сделать. Не в этот раз и не по этому поводу. — Ладно, Джер, — произносит она и задыхается от рыданий. — Я лю-люблю тебя тоже.       Елена пищит прощание в трубку и после швыряет мобильный Деймона на кофейный столик. Деймон стоит у подлокотника дивана, на котором она сидит, и где только что имела очень напряжённый десятиминутный разговор со своим братом. Теперь, когда всё законченно, она упирается локтями в колени и прижимает лицо к ладоням. Её плечи трясутся, и эти душераздирающие всхлипы содрогаются вокруг неё.       Деймон буквально предпочёл бы быть укушенным оборотнем, чем стоять тут и смотреть на это. Это худшая пытка, потому что быстрое исцеление невозможно. Никакое проглатывание крови не облегчит, не сотрёт это и никогда не вернёт Бонни. Она ему особенно никогда не нравилась, в этом нет секрета, но он всегда восхищался тем, что считал ДНК Беннетт. Эта ведьма была смелее, чем все они, её рвение исходило от поколений женщин, которые терпели невыразимые вещи. — Она мертва, — шепчет Елена. — Она правда мертва.       Деймон перестаёт думать и просто делает то, что он хочет; он перестаёт содрогаться от страха из-за того, куда это может привести, или что случится, если он дойдет до точки, на которой уже не сможет остановиться. Потому что здесь? Здесь он большее, чем когда-либо будет. Елена никогда не будет нуждаться в нем больше, даже если однажды, каким-то чудом, она когда-нибудь захочет его.       Поэтому Деймон загребает её в свои руки, и она резко набирает воздуха, но затем быстро утыкается лицом в его горло, а её руки цепляются за его плечи. Он относит Елену в её спальню, но даже не ждёт, чтобы она сама попросила его остаться. Он держит её на своей груди, пока она плачет, подавая нескончаемое число салфеток, и плавно укачивая. Деймон слушает разные её воспоминания о Бонни, начиная с детсадовских забав и до самого школьного выпускного бала, на который она никогда не попадёт, и обо всем остальном между ними.       Деймон вспоминает, как очнулся на грязной дороге, где его и его брата убили, и как шёл к церкви. Пламя билось до самого неба, и всё, что он любил больше всего на свете, было охвачено им, или он так думал тогда. Он помнит это чувство, то, которое Елена испытывает в данный момент, потому что именно оно оставалось с ним все эти годы. Пустота, ноющая боль, тоска по тому, что уже никогда не вернётся.       Поэтому он шепчет бесполезные слова Елене в щёку и прижимает крепче, он знает, Бонни значит для неё всё, как и все другие люди в её жизни. Для него это были лишь Кетрин и Стефан, и по сути он потерял их обоих той ночью. У Елены же так много людей, которых она любит, и возможно потеряет, и его пугает мысль о том, что она может испытывать это чувство снова и снова, вечно.       В конце концов, он скидывает с себя ботинки, и помогает Елене разуться тоже. Затем он ложится на её кровать и укладывает её рядом так, что голова Елены располагается на его плече. Когда она уже больше не может говорить или плакать, она успокаивается рядом с ним, но у неё всё ещё находятся силы, чтобы прошептать «Спасибо», прежде чем вымотанная она засыпает.       Проходят часы, но Деймон к ней не присоединяется; слишком много всего крутится в его голове. С приближением ночи он высвобождает свое тело из-под её, и Елена откатывается от него, сворачиваясь в маленький клубок лицом в противоположном направлении. Он наклоняется, чтобы стянуть одеяло с изножья кровати, и, когда его рука разглаживает плед на её теле, рука Елены появляется из ниоткуда, хватая его.       Деймон мог высвободиться, возможно, не разбудив Елену, но есть что-то в её бессознательной необходимости в нём, что намного сильнее, всего того, что когда-либо происходило между ними. Он не может её оставить — никогда не мог, в фигуральном смысле, даже если физически ему удавалось это сделать раз или два. Поэтому, когда она тянет его руку к себе, Деймон умещает своё тело в пространство позади Елены, сворачиваясь вокруг неё, защищая. Она полностью успокаивается, когда он прижимается лицом к волосам, покрывающим её шею, и вздох удовлетворенности срывается с её губ.       Дэймон уверен, что теперь он никогда не скроется от этого; он умрет за неё или пожелает смерти, когда они, наконец, воссоединятся со Стефаном, потому что больше нет никакого барьера, за который он мог бы ухватиться. Его последняя мысль перед тем как он тоже проваливается в сон — то, что он любит Елену Гилберт, и прямо как с Кетрин Прирс до неё, это его разрушит.       Елена внезапно просыпается, но наслаждается этими несколькими секундами блаженного забвения достаточно долго, чтобы понять, что она спит с мужчиной, который не является её парнем.       Причина, по которой Деймон прижимается к её спине, напоминает ей о вчерашних ужасных новостях. Последовавшая за этим буря слёз и душевной боли заставила её порыв ранее и нападение на Деймона казаться незначительными. — Это не важно, — сказал он и точно имел это в виду. Потому что Бонни мертва.       Прямо сейчас их ладони переплелись и лежат прямо перед её телом на кровати, а его рука лежит у неё на бедре. Он лежит позади, колени согнуты к её коленям, одна нога между её ногами. Дыхание Деймона на её шее, на волосах, и она уверена, что никогда ещё не чувствовала, чтобы её так оберегали. Она была потрясена смертью своей лучшей подруги, но Деймон снова был рядом, он был именно тем, что ей было нужно. Это так несправедливо, как всё повернулось. Несправедливо, и в то же время как-то прекрасно.       Она вытягивает свою руку из его руки, чтобы поднять и запустить пальцы в волосы на его затылке. Она крепче прижимает его лицо к себе, как бы странно обнимая его, чувствуя, как эмоции нарастают ещё сильнее, когда он реагирует. Его тело, кажется, более плотно прилегает к ней, и она знает, что это инстинктивно, что даже с его вампирской способностью контролировать сны, в этот момент Деймон наиболее уязвим, насколько это возможно.       Его губы скользят по её горлу, касаясь её челюсти, а затем наступает момент, когда Елена чувствует, его совершенно мужскую реакцию на то, как они прижимаются друг к другу. Что Елена знает о мальчиках-вампирах? В сексе они совсем как человеческие мальчики, только гораздо лучше в этом. Она помнит Бри («Он хорош в постели, не так ли?»), задававшую этот вопрос сразу после ее первой ночи со Стефаном, которая была довольно замечательной. Зная страстность Стефана, она уверена, что у Деймона она ещё больше, просто потому, что сам Деймон более эмоционален, несмотря на его убеждения в обратном.       Его рука ложится на её живот, ещё плотнее прижимая Елену к себе, а его бедра совершают небольшие ритмичные движения, пока он не начинает издавать горловой стон, звук, который быстро напоминает Елене о вчерашнем дне. Она хотела его тогда, и она хочет его сейчас.       Сегодня она оплакивает свою лучшую подругу, но это не меняет биологию, а в некотором смысле, как она думает, даже распаляет её. Елена понятия не имеет, сколько времени она проводит с Дэймоном, ценя каждую секунду. Все может закончиться, даже не начавшись.       Она понимает, когда он полностью просыпается, потому что его движения так резко прекращаются, она ждёт, когда Деймон слетит с кровати так же быстро, как вчера, но он этого не делает. Он просто переворачивается на спину, чтобы они больше не прижимались близко друг к другу, и она слышит, как он глубоко дышит, вдыхая и выдыхая, как будто медленно, молча считает про себя. Так что она тоже перекатывается, снова ложится на него, и хрипло бормочет: — Доброе утро. Он слегка смущенно смеется, выжидает мгновение, а затем говорит: — Извините. — Все в порядке, — отвечает Елена.       На самом деле, это более чем в порядке, но она не хочет ничего начинать, когда ей нужно почистить зубы. Кроме того, разве Бонни не преследовала бы её из могилы, если бы на следующий день после того, как Елена узнала о её смерти, она занялась сексом с Деймоном, даже не расставшись со Стефаном? Да, у Бонни наверняка есть мнение на этот счёт. (У неё будет мнение о том, что Елена даже хочет это сделать, а тем более делает это на самом деле. Но это совсем другой вопрос, с которым ей не придётся иметь дело.) — О, Боже, — бормочет она, а потом начинает смеяться. Она должна чувствовать себя виноватой за это, но не может, по крайней мере, не сейчас. — Что? — спрашивает он, и Елена чувствует, как его голова поворачивается к ней. — Бонни пристрелит меня за то, о чём я сейчас думаю. — Хм, — хмыкает Деймон. — Да, я тоже. Затем его рука хватает Елену за руку. — Нет, она бы меня просто подожгла. Они оба растворяются в хихиканьях, и Елена переворачивается, чтобы прижаться лицом к его груди. Обнимая его, она произносит: — Нам нужно поговорить. Он колеблется, но мягко отвечает: — Не здесь. — Нет, — соглашается она. — Давай прокатимся.       Горе — забавная штука. Елена что-то вроде эксперта в нём после смерти своих родителей, и Викки, и всех безумный вещей, что произошли с ней в последние полтора года. Что забавно, так это то, что в одну минуту она будет смеяться, думая о весёлом времени с Бонни, а затем, к концу того же воспоминания, она будет плакать.       Она знает, как это работает; она с этим знакома. И дело не в том, что она не знает, что это реально, просто это не будет казаться до конца реальным, пока она не окажется в Мистик Грилль, а Бонни там не будет, или пока она не увидит лицо Джера и его боль, хотя он так храбрился по телефону.       Пока они с Деймоном идут по дороге к Филипсонам, держась за руки, всё это, все чувства, которые она будет испытывать к Бонни, когда они вернутся домой, кажется, пузырятся и затопляют её. Это заставляет её совсем не беспокоиться о том, что им неправильно вести себя так, как они веду сейчас. То как просто его ладонь лежит в её — смехотворно, но Елене это нравится. Ей нравится, как их шаги синхронизируются, когда они хрустят по гравию.       Прогулка долгая и тихая, но напряжённо затянувшегося молчания нет. Наоборот, это ощущается как согласие их характеров, что-то что в любом случае сложно объяснить словами. Между ними растёт доверие, и это единственное, за что она может цепляться в хаосе и раздорах. Бонни больше нет, но Деймон тут. Он здесь, и она, наконец, позволит всему быть как будет.       Когда они приходят в конюшню, мистер Филипсон там раскладывает лошадям сено, улыбается и машет им, зовя в стойла. — Вы, ребята, можете немного подождать, верно? Я бы хотел, чтобы вы сегодня занялись теми двумя в конце конюшни, — говорит он неопределенно указывая. — Но пусть они сначала закончат свой завтрак, ладно? — Конечно, — отвечает Деймон и отводит мистера Филипсона поболтать о чём-то, что Елену не особо волнует.       Она проходит через конюшню к последним стойлам, где их ждут Банни и Джинджер. Они с Деймоном уже ездили на обеих. Джинджер фыркает на Елену, когда та дотрагивается рукой до её морды.       Она просто стоит там, поглаживает лошадь несколько минут, пытаясь представить, какой будет их жизнь, когда они вернутся в Мистик Фоллс. Без Бонни всё будет таким другим, даже если они найдут способ убить Клауса. Елена оборачивается на Деймона, который стоит со скрещёнными на груди руками, и с пристальным вниманием слушает о пользе выращенных у себя дома злаков, и она осознаёт, ему правда интересно то, о чём рассказывает мистер Филипсон.       Они находятся в штате Нью-Йорк уже почти месяц, и Деймон ведёт себя на столько адекватно, на сколько можно ожидать от вампира. А ещё он доволен и счастлив быть с ней тут. Он не уходил на охоту, он даже не был неугомонным, если не считать невыраженных чувств между ними, но это было не одно и то же. Деймон Сальваторе совершенно способен жить нормальной жизнью — той самой вещью над которой он постоянно поддразнивал Стефана — и Елене интересно, в курсе ли он, или он просто считает, что делает это ради неё. Он смотрит на Елену, ловя её взгляд на себе, поэтому ухмыляется и машет ей пальцами. — Ты готова, детка? — кричит он. Елена поворачивается на лошадей, которые, кажется, уже закончили свой завтрак. — Я думаю, они готовы ехать, — отвечает она. Мистер Филипсон идет с Деймоном и отпирает двери стойла, чтобы лошадей можно было вывести в амбар и надеть на них сёдла и уздечки. — Не знаю, что я буду делать с этими животными, когда ваш медовый месяц закончится. Они не получают достаточно упражнений. Есть ли шанс, что вы двое переедете сюда навсегда? Взгляд Елены останавливается на лице Деймона, и огоньки в его глазах говорят ей, что он каким-то образом заставил мужчину поверить в то, что они молодожены. — К сожалению, нет, — говорит Деймон, вздыхая с сожалением. — Когда-нибудь нам придётся вернуться к реальной жизни. Он не смотрит на Елену, когда говорит это, и что-то в его фразе заставляет её сердце перевернуться в груди. Она подаётся вперёд, обвивая руками его талию. — Однако мы обязательно постараемся вернуться в гости, — говорит она, обнимая его. Она чувствует удивление Деймона по его медленной реакции, но его рука обвивает Елену, и он отзывается мягким эхом: — Определённо. Через несколько минут они отправляются, лошади идут по тропе к лугу, где пасутся овцы. Елена смотрит на Деймона и спрашивает: — Почему ты сказал ему, что мы женаты? Это такой же хороший вопрос, как и любой другой, чтобы начать разговор. Деймон ухмыляется и качает головой. — Я не говорил такого. Он просто предположил, потому что, — он изображает пальцами кавычки, — мы выглядим такими влюблёнными. Я подумал, это забавно. Елена наблюдает, как его глаза ускользают от её глаз, и она знает, что он лжёт, но не стоит давить на него. Им слишком многое нужно обсудить. Прежде чем она успевает сказать что-то ещё, Деймон продолжает: — Если ты хочешь вернуться в Мистик Фоллс, я не буду тебя останавливать, Елена. — Я знаю, — отвечает она, и он смотрит на неё в недоумении. — Как ты можешь это знать? Даже я не знал этого наверняка ещё несколько минут назад. Она дергает Джинджер за поводья, поскольку лошадь пытается уйти влево раньше, чем Елена хочет. — Я просто знаю, что ты не будешь держать меня здесь сейчас, не тогда, когда случилось что-то настолько ужасное. Но вчера вечером Джереми убедил меня. У них есть ещё кое-что, что они хотят попробовать сделать, и если это не сработает, то мы поедем домой. — И почему ты ведёшь себя так покладисто? — спрашивает он. — Может быть, нам всё это время стоило поставить Джереми в патруль Елены. Елена тянется к нему, потому что они достаточно близко, чтобы соприкоснуться, если он тоже протянет руку, что он и делает, кладя свою руку на её. — Теперь, если это конец, если это всё время, которое я могу провести с тобой, я не упущу его. Он мягко отъезжает, замедляя свою лошадь, чтобы спешиться, удивляя Елену. Она тоже останавливает свою лошадь и смотрит на него сверху вниз. — Елена, ты запуталась. Всё это странно, и со смертью Бонни… ты просто… — Деймон, перестань, — говорит она, и он действительно перестаёт, хоть и выглядит так, словно это самая невыполнимая просьба, из тех, что он слышал от неё.       Она с такой лёгкостью может читать его. Этот незначительный протест — его последняя отчаянная попытка, она понимает это, потому что сама уже делала так. Она просто хочет обойти всё и добраться до самой сути. Она знает, что как только сделает это, как только скажет правду, то и он скажет тоже. Елена спускается с лошади, и когда они оба оказываются на земле близко друг к другу, она снова берёт его руку. — Помнишь, ты сказал мне перестать врать? Его глаза широко распахиваются, и Елена притягивает его ближе, когда чувствует, что он отступает. — Между нами что-то есть, и я осознаю это, Деймон. Я говорю тебе, что тоже это чувствую. И я планировала сказать тебе об этом перед тем, как ты рассказал о Бонни. Он ничего не говорит, но его глаза прикованы к её лицу так, что это помогает ей понять, он неравнодушен к тому, что она говорит. — Что если это конец? Мы оба готовы умереть, так? Так, вот наше время. Это оно. Я больше не вижу смысла отрицать это.       Момент действительно долгий, он вырывает свою руку из её, и то, как он смотрит на Елену, убеждает её, какой бы страх у него ни был, он отпустит его прямо сейчас. Он подходит к ней ближе и берёт её лицо в свои руки. Его большие пальцы нежно скользят по её щекам вперед и назад, касаясь уголков рта, до тех пор, пока она не может не опустить глаза к его губам в надежде, что он сократит расстояние между ними. Разговоры переоцениваются, и она внезапно так отчаянно хочет наконец поцеловать его, что думает остановить его, прежде чем он сможет начать. Прежде чем она успевает набраться сил, Деймон делает глубокий вдох и говорит: — Я… забочусь о тебе, Елена. Всё её тело вспыхивает, начиная от точки соприкосновения его пальцев с её щеками и заканчивая руками и ногами, она чувствует, что должно быть розово-красная с головы до ног. Ему нелегко, но он это делает, и её сердце начинает колотиться в груди. — И поскольку я… забочусь о тебе, я не могу быть с тобой эгоистом. Елена хмурится, потому что это не то, что она от него ожидала, но также это было смутно знакомо, как какая-то отговорка, которую она уже слышала раньше. Она обхватывает руками его запястья и говорит: — Это не эгоистично, если я тоже этого хочу. — Я не заслуживаю тебя, а Стефан да, — говорит он так, словно до этого она молчала. — Деймон! Елена слегка подпрыгивает и сжимает руками его предплечья. Она чувствует, как падает, как будто Деймон отдаляется от неё, хотя они всё ещё касаются друг друга.       Деймон качает головой и медленно пятится от неё. Ей кажется, у него слёзы в глазах, и Елена пытается следовать за ним, но, когда его руки отрываются от её лица, он отдёргивает их достаточно сильно, чтобы разорвать её хватку, и чувство утраты становится гораздо острее. Он выставляет указательный палец перед ней, и это удерживает её на месте, как будто он может управлять ею одним этим жестом. Она замирает, зная, что происходит что-то грандиозное, что-то, что она не может контролировать больше, чем то, что произошло в Мистик-Фоллс. Она потеряла свою лучшую и самую старую подругу, а Деймон убивает её прямо сейчас своими словами. — Я не могу, Елена, — говорит он и отходит к Банни, которая фыркает и шаркает из стороны в сторону позади него. Ей приходит в голову, что возможно тут дело больше в Стефане, чем в ней, поэтому она говорит: — Мы можем подождать, пока я не поговорю со Стефаном, если ты об этом беспокоишься. Я тоже буду чувствовать себя лучше, если так… Что не совсем правда, но она может справиться с этим. Елена может дать Деймону примириться со Стефаном, если это то, что ему нужно. — Елена! — перебивает он. — Это бред! О господи, как ты можешь даже… — он вскидывает руки в воздух и отворачивается от неё, словно он собирается пройти через пастбище и исчезнуть в эфире. Сейчас он зол, и у Елены нет ни малейшей идеи почему, но это ранит её, эта ноющая боль глубоко в груди похожа на то кошмарное чувство, которое она испытала той ночью, когда Джереми лежал мёртвый на полу её спальни. — Ты не можешь сказать мне перестать врать, а потом убежать от прочь! — кричит она на него. — Это не честно! Он поворачивается к ней лицом и кричит: — Я сказал тебе перестать лгать шесть месяцев назад, когда я был пьян до беспамятства, и ты была единственным мерилом, что было у меня в мире. Тогда, тогда, — подчёркивает он, не показывая пальцем ни на что конкретно, просто дико жестикулируя. — Я, блять, убил твоего брата, а ты поклялась никогда меня не прощать, помнишь? — И в итоге я всё равно прощаю тебя. Потому что я люблю тебя!       Елена не хочет этого говорить; она даже не знала наверняка, что она чувствовала — до тех пор, пока это не выпало у нее изо рта, а Деймон выглядит так, будто его ударили, хоть и участок травы между ними постоянно расширяется.       Елена роняет поводья Джинджер, и хотя ей хочется бежать к нему, он внезапно становится для неё как напуганная лошадь. Довольно иронично, что выражение его лица сейчас так похоже на то, которое было в ту ночь, когда он убил Джереми, потому что, во всяком случае, это должно сделать его счастливым. Это должно сделать его счастливым.       Но это Деймон, и возможно для него нет ничего нормального. Может быть он просто не умеет быть счастливым. Не смотря на то, что это именно то, какими они были последние несколько недель вместе. Просто счастливыми.       В мгновение ока она видит набор образов, все мелочи, которые произошли, все моменты, которые заставили её чувства к нему раздуться до такой степени, что она больше не могла игнорировать. Может быть, она была в этом одна, может быть, она была счастлива, но всё это было иллюзией. Может быть, все причины, по которым она никогда не должна была позволять себе любить его, не имели ничего общего с тем, кто такой Деймон. Может быть, это просто то, кем он не может себе позволить быть. Поэтому Елена не бежит к нему, не пытается зацепиться за него. Она делает единственное, что ей осталось: отдаёт инициативу ему. — Чего ты хочешь? — спрашивает она. — Ты просто хочешь претвориться, что последнего месяца не происходило? Что нас тут не было, и мы это не испытывали? Хочешь, чтобы мы поехали домой и умерли ни за что? Полагаю, последнее, что я могу сейчас сделать — позволить тебе командовать. Тебе решать, Деймон. Она поворачивается и взбирается в седло. Направляя Джинджер в сторону конюшни она говорит: — Я домой.       В первый раз, когда Кетрин позволила Деймону прикоснуться к ней неподобающим образом, он был дома в отпуске. Она была самой интересной женщиной, которую он когда-либо встречал в своей жизни, и он знал, в ней было что-то особенное, но он был продуктом своего времени. Единственные девушки, с которыми Деймон когда-либо был, хотя ему было двадцать четыре года, были проститутками. Он был на войне три года, и ни одна порядочная женщина не позволила бы ему и его пальцам скользнуть по своим нижним юбкам (хотя многие хихикали и краснели, когда он смотрел на них или целовал им руки), а порядочные женщины были единственными в его кругу в Мистик Фоллс.       Они пошли гулять в сад. Стефан уехал за чем-то в город, так что они остались одни и нашли уединенное место, где деревья укрывали их от посторонних глаз. Деймон решил, что сможет украсть несколько поцелуев, но Кетрин схватила его за руку, и сама затянула её под свои юбки. Там было так много материала, как от её платья, так и от юбки-кольца под ним, и её нижней юбки, что он действительно не смог бы найти свою цель без помощи Кетрин, даже если у него и хватило бы смелости попытаться. Она поднесла его пальцы к центру, где прорезь в её панталонах, предназначенная для того, чтобы ей было легче ходить в туалет, когда возникнет такая необходимость, и позволила его руке пройти прямо к самым интимным частям её тела.       Он был ошеломлён, а затем невыносимо возбуждён, потому что она уже была влажной и манящей, и когда он провел пальцами внутри неё, она застонала, её рот открылся с легкой полуулыбкой на губах. Это был самый прекрасный звук, который он когда-либо слышал за свою короткую земную жизнь, и с её помощью он довел её пальцами до оргазма. Лицо Кетрин изменилось, кровь прилила к глазам, появились клыки. Затем она открылась ему и, снова подняв юбки, встала перед ним на колени, расстегнула его штаны и взяла его член в рот.       Возможно, на полсекунды Деймон побоялся, что она может укусить его в том месте, где он действительно не хотел, чтобы его укусили, но Кетрин этого не сделала, она просто довела его до исступления, и когда он кончил ей в рот, она выплюнула всё на землю у его ног.       Это был первый раз, когда он получал какие-либо сексуальные утехи такого рода, и с этого момента он попался на крючок. Ничто не могло заставить его предать её, даже ревность, которую он чувствовал, когда она флиртовала с его братом прямо на его глазах. Пока она была за его закрытыми дверями, это не имело значения. Он просто верил, что она не будет вести себя так с ним, позволяя ему прикасаться к себе и касаясь его в ответ, если только она не любит его. И она сказала Деймону, что тоже любит его, так что он поверил ей. Очевидно, он понял всё позже, но гораздо позже. Так что дело не в том, что он не верит Елене, когда она говорит ему, что любит. Она не сделала ничего, чтобы манипулировать им; она даже не поцеловала его, ради бога.       Но правда в том, что это всегда играло с его головой. Она очень похожа на Кетрин, но в то же время совсем не похожа. Её сходство только внешнее; как и его первоначальное любопытство к ней. Деймону не потребовалось много времени, чтобы понять, его привлекло к Елене то, что она совсем не похожа на Кетрин. И разве это не то, чего он хочет, что заставило его позвонить Рику накануне вечером? (Разве это не то, что пугает его до усрачки?) Елена, будучи Еленой. Совсем не похожая на Кетрин, и он, не такой, кем он был все эти годы из-за того, что она заставляет его чувствовать? Это всё, чего он желает, и всё ещё самое сложное в мире, что можно принять.       Теперь он понимает, что для Елены так же, но, конечно, как только она что-то приняла, она становится намного увереннее и смелее, чем когда-либо мог быть Деймон. Он никогда не будет достоин её, вот что он знает. Но вопрос в том, конечно, позволит ли он этому факту остановить его?