Лёд не тает от огня

— Хэй-хэй, братец, — тихо протягивает в тишине капитан, стягивая со своих плеч пушистую накидку. Он зовёт его предельно осторожно, боясь, что в этот раз не угадал, и Дилюк все ещё спит, зарывшись с головой под белоснежное одеяло. Но, к счастью, чутьё Альбериха развито до самых высоких пределов, и в ответ ему слышится сонное бормотание, приглушённое несчастной, смятой в руках, подушкой. — Уже вечер, совёнок Люк. Пора бы и в свет вылететь. Подобные дни бывали не так уж и часто: когда один мог вдоволь спать всю ночь, предаваясь приятным сновидениям; когда другой, отложив в сторону ровные стопки новых документов, позволял себе спать целый день, с утра до вечера. Яро бодрствующий днём Кэйа и особенно активный после наступления вечера Дилюк: они оба наслаждались такими моментами не меньше, чем ночами, которые проводили наедине друг с другом в одной постели. И каждый из них находил в настолько различающихся друг от друга режимах сна нечто приятное и даже забавное. Альбериха картина сонного, взъерошенного Рагнвиндра всегда заставляла чувственно улыбаться: было в этих минутах что-то особенное, что-то тёплое. Ведь только он мог видеть привычно серьезного винодела таким расслабленным и уязвимым, что тот точно не позволит увидеть кому-либо ещё. После пробуждения Дилюк всегда первые секунды клюёт носом, пока его взор не становится отчетливее, и Кэйа искусно ловит эти невероятные мгновения, позволяя себе прижаться губами к виску, ласково шепча «с добрым вечером». Дилюк же, едва возвращаясь с наступлением рассвета, всегда замирал у кровати. Рагнвиндр не стал бы лукавить: он любил видеть капитана в совершенно любом виде, за исключением разве что тех моментов, когда тот возвращался домой с глупой улыбкой на лице, весь испачканный в грязи и с ссадинами после схваток. Сонный Кэйа привычные ухмылки на лице не мог строить, ибо мысли в его голове очень медленно выстраивались в спокойный ряд. И Дилюк не мог оторвать взгляда от смуглого заспанного лица, такого уютного и домашнего, заставляющего сердце счастливо сжиматься. Он всегда не выдерживал, нависая над кроватью и, зарываясь пятерней в чуть взлохмаченные после сна волосы Альбериха, целовал его в лоб, сопровождая тихим «с добрым утром». Такие мгновения бесценны и очень мимолётны: что один, что другой быстро просыпаются, сбрасывая с себя оковы сна. Но в памяти остаётся каждый миг и каждое прикосновение ранним утром и поздним вечером. *** — Кэйа, — мягко проговаривает он имя капитана, убирая непослушную синюю прядь за ухо. За окном медленно светлело, и будь Альберих сейчас не таким сонливым, он бы пошутил про то, что в их комнате ещё солнечнее: ведь в ней на кровати сидит господин Дилюк. — Уже утро, жаворонок Кэй. Пора бы и тебе выпорхнуть. *** «Быстро пролетают на глазах моменты счастья, Как бы не хотелось видеть мне мгновения те часто. Но твой сонный взгляд и лицо в сладкой истоме Дарят ощущенье, что теперь я снова дома.»