Good luck kiss

— Говорю же, я не делала этого специально. — Ты прокляла меня, я знаю это! — Прокляла? Это всего лишь лаванда, Эмма Свон! Как я могла проклясть тебя ею? — Ты что-то приговаривала, держа её в руках. — Может быть, это были заговоры против твоей неуклюжести и неудачи. — Ну, конечно, а потом подкинула мне — и я почти получила сотрясение, врезавшись в дверь! — Нужно смотреть куда идёшь, хоть иногда, дело не в проклятии. — Так, значит, проклятие всё-таки есть! — победно говорит Свон, размахивая руками. — Боже, Реджина, извини, пожалуйста — подруга Эммы виновато улыбается, пытаясь оттащить Эмму от девушки. — После физики она немного…неадекватная. Миллс ничего не отвечает, со скорбным лицом, глядя на серебряный крестик в руках Свон, которым та водит перед ней. — Что, боишься меня, ведьмовская нечисть? — спрашивает Эмма, не прекращай метать крестом перед Миллс. Реджина вздыхает. Прикрыв и помассировав глаза, девушка опять смотрит на Эмму. — Я католичка, чем ты пытаешься меня напугать? — Совсем с вами, ведьмами, никто не борется! — возмущается недовольная Эмма и убегает вдоль коридора школы. Её друзья переглядываются и идут следом. — Лаванда? — с полу-улыбкой проговаривает Зелина. — Заговоры против неудач? — подхватывает Румпель. — Да ещё и случайно, оказавшаяся в сумке Эммы? — присоединяется Малефисента. Реджина грозно прищуривается, оглядывая младших, и цедит: — Ни слова больше. Вообще-то Эмма смотрит, куда идёт. Она что, виновата, что всякие двери появляются у неё на пути как по волшебству? И кто же это мог всё подстроить?! Правильно! — Все проблемы от этих ведьм, — твёрдо заявляет Эмма и зарывается в библиотеке, ища способы защиты. Как ни странно, от ведьмы можно защититься только с помощью другой ведьмы. Эмма гордо перечисляет в уме, что она — дочь охотника на ведьм, внучка охотника, правнучка и так далее до тех времен, когда рядом с их поселением не существовало ведьминской деревни в лесу, изначально придуманной в качестве резервации для хитрых и небогоугодных существ, которые наделены сверхъестественной силой. Позже, спустя столетие или два, люди подостыли и поняли, что сжигать на кострах других людей как-то не очень красиво, особенно если еще вчера просил у одного из них микстуру от кашля или боли в горле. Вот Эмма однозначно против сжигания ведьм, но вот почему им нужно отменять все наказания? Можно же, допустим, ну… не разрешать им есть сладкое, например? Или законом запретить зимой выходить из дома без шапки, а весной и летом бегать по лужам? Ведьмы заслужили вообще-то! Особенно та высокая Реджина Миллс, которая слишком вытянулась за лето и теперь насмешливо смотрит на Эмму сверху вниз и может достать до верхней полки в классе, если встанет на носочки. Возмутительно, да? Ну ничего-ничего, через год Эмме тоже будет шестнадцать — и вот тогда она посмотрит, кто кого. Пока же девочка угрюмо завязывает на худом запястье красную шерстяную нить от сглаза, а то слишком подозрительно пялятся некоторые, не к добру. Так что подкинутая лаванда точно проклята. Эмма докажет это во что бы то ни стало! — Реджина Миллс! — громко зовет она. Та не пугается из-за неожиданного оклика и разворачивается к ней с недовольным бурчанием: — Ну чего тебе, надоеда? — Я? — давится возмущением Эмма, взглядом смеряя нахалку. — Ты, кто же еще. Мне некогда вообще-то. — И что же ты делаешь? Собираешь ингредиенты для противных темных зелий, да? — девушка хочет сунуть нос в свертки, которые Реджина прижимает к груди. — Совсем дурная? — вздыхает она. — Тогда что это? — Эмма тычет в них пальцем, уверенная в своей правоте. — Подарки, — пожимает Реджина плечами. — День Благодарения на носу. Точно, День Благодарения. И как Эмма сама не вспомнила? Ведьминская деревня отмечает его чуть раньше, чем другие. — Я все равно за тобой слежу, не забывай! — уверяет Эмма Реджину. — И выведу на чистую воду, не сомневайся! — В следующее мгновение ей в лицо летит что-то непонятное. — Эй, ты чего?! — Надоела, — пожимает плечами Реджина, перехватывая свертки поудобнее. — Это был волшебный порошок, так что теперь ты точно проклята. — Как...? Чем...? — у Эммы в горле пересыхает от страха. — Я умру, да? — Может быть, — Реджина улыбается, щуря глаза, — если не будешь выполнять то, что я говорю. Так что поосторожнее, Эмма Свон, не зли меня. — Врешь! — дрогнувшим голосом говорит Эмма. Миллс хмыкает, наклоняется к ней близко-близко и дразнит: — А ты проверь. Эмма деревенеет от страха, а довольная Реджина направляется дальше по делам, шурша шагами по опавшим листьям. До праздника осталось совсем чуть-чуть. К ногам не сдвинувшейся с места Эммы слетаются воробьи и живо растаскивают остатки магического порошка, подозрительно похожего на крошки от засохшего печенья. Умирать Эмме очень не хочется. Она еще молодая для смерти. Дурацкая Реджина Миллс путает ей все карты своим проклятием. Девочка залегает на дно и прячется от неё, чтобы лишний раз не напомнить о себе. Приходится даже забиваться куда-нибудь в темный угол в классе, а не сидеть у самой доски, рядом с пышущим теплотой боком печки. Уж лучше так, чем умереть во цвете лет, не попрощавшись с дедушкой и их старым псом. С друзьями она на всякий случай прощается, но те только крутят пальцем у виска, а Руби поднимает её на смех. А вот ведьме этой дурацкой хоть бы хны. Ходит и не обращает на Эмму внимания. Конечно, зачем ей это, если Свон теперь её рабыня. Захочет — свистнет, а та и прибежит, как собачка. Вот она и не смотрит.

***

За несколько дней до Дня Благодарения их всех отпускают из школы рано. Солнце сверкает на оранжевых листьях, а Эмма тайком наблюдает за тем, как среди листовых сугробов кучкуются дети из лесной деревни, выделяясь яркими красными, синими и зелеными пятнами. Реджина Миллс в своем длинном бордовом плаще возвышается над всеми — она одна из самых старших и сейчас ходит последний год в школу. Наверное, потом Эмма будет видеть её только пару раз в год — на осенней ярмарке и больших праздниках. Может быть, выйдет замуж за кого-то из их поселения, если еще к ней не присмотрелся какой-нибудь ведьмак там, у себя. Муж у Реджины точно должен быть самый красивый и самый добрый, она же умная, другого искать не будет. Реджина хохочет, вновь догоняя кого-нибудь из деток. Щеки раскраснелись. Эмма злится и отворачивается от окна. Вот пусть и играется в догонялки, с кем хочет, ей всё равно. И так дел по горло. Эмма кутается в свой полушубок, заматывается шарфом, натягивает шапку до самого носа. Эта осень выдаётся особенно холодной. Хватает сохнущие у печи ботинки и, вздохнув, выходит из школы, вжимая голову в плечи. Вечно мерзнущей девочке хочется скорее оказаться в их с дедушкой домике на окраине, стылом и намного более холодном, чем та же школа, но там она может закутаться в один из длинных отцовских свитеров и сесть ближе к камину, не опасаясь попасться на глаза вездесущей Реджине Миллс. Та будто чувствует мысли о себе — поворачивается к ней, с лица еще не сошла смешливая широкая улыбка, а в глазах расплавленным золотым медом отражается солнце. — Ну и чего смотришь? — бормочет сама себе Свон. — Осторожнее! — кричит Реджина, но Эмма уже делает роковой шаг, промахивается ногой мимо ступеньки и с высоким визгом шлепается с крыльца в грязь. Неуклюже барахтаясь в грязи под смех ребят, она шипит и ноет, чувствуя, как грязь оказывается даже во рту. — Давай руку, — над ней возвышается Реджина. — Это ты во всем виновата! — обижено тычет она в Реджину пальцем. — Я? — та помогает ей отряхнуться, наклонившись, будто Эмма тут перед ней совсем малышка, даже не достающая ей до плеча. А Эмма, между прочим, ей до самого носа! А если прямо-прямо стоять, то макушка почти до бровей дотягивается. А если она на носочки встанет, то вообще!.. — Всё твоя проклятая лаванда! — А ты её что, всегда с собой таскаешь что ли? — насмешливо щурится Реджина, на что Эмма пораженно распахивает рот от невиданной наглости, теряя слова. — С Днём Благодарения, Эмма Свон, — как-то по-другому улыбается ей ведьма и протягивает большое красное яблоко. — Отравленное, да? — шмыгает носом Эмма, но берет — дурочка что ли, от таких подарков отказываться. — Хэй, Руби, лови, — тут же достает точно такое же Реджина и бросает Эмме за спину. — Ты что, каждому встречному их даришь? — хмурится Эмма. — Сегодня же праздник, — Реджина приоткрывает сумку, показывая яркие фрукты, сверкающие наливными боками. — А ты уже подумала, что особенная? И ничего она такого не подумала! — Забирай его назад тогда, оно мне не нужно, — Эмма впихивает подарок обратно в руки Реджины. — Не хочешь? Жаль, — тянет та, — специально тебе самое крупное выбрала. Ну ладно, подарю мальчишкам. — Отдай назад! — тут же выхватывает свое яблоко Эмма и даже надкусывает, чтоб не отобрали. Будут еще тут её яблоки передаривать. Ребята из ведьминской деревни надолго не задерживаются — старшие шустро собирают младших, и все веселой гурьбой направляются по дороге к лесу. Совсем скоро, после наступления темноты, каждая семья соберется за ужином, а дети будут нетерпеливо поглядывать на висящие у камина венки. Эмма вздыхает и разворачивается, уходя в противоположную сторону. Её ждет стылая избушка, не желающий вылезать из конуры пёс и еще не вернувшийся из города дедушка. По пути домой она почти теряет ботинок, цепляется шарфом за куст, поскальзывается четыре раза, а в итоге на неё сваливаются листья с крыши — Эмма всё время забывает, что нельзя ходить там после ветров, что сдувают листья с деревьев. Свон шипит и приплясывает на месте, стрясая с себя песок и листья. Она приоткрывает дверь и юркает в дом, оставляя нарастающий осенний ветер позади. Дрова уже ждут в камине, и Эмма чиркает длинной спичкой, держа ее в трясущихся от холода пальцах. Комки бумаги со старой домашней работой, перечерканной красными учительскими чернилами, весело занимаются пламенем. Эмма греет ладошки и смотрит на разгорающийся огонек. Подскакивает, вспомнив, что не отодвинула заслонку, и боязливо прислушивается, не слышно ли шагов дедушки снаружи. Только потом она начинает раздеваться и быстро бежит наверх, чтобы натянуть на себя сухую одежду и мягкие махровые носки. Отцовский свитер уже ждёт её, аккуратно разложенный на кровати. Эмма греет себе кашу и доедает подаренное яблоко. Оно хрустящее и сладкое-сладкое, так что девушка не пожалела бы, даже будь оно действительно отравленное. Впереди скучный вечер в одиночестве. Эмме бы хотелось, чтобы дедушка поскорее вернулся, но за окном, кажется, собирается дождь, а может и первый снег. Эмма мается от скуки и садится к окну, наблюдая за тем, как гаснет небо, а в соседских домах зажигаются теплым желтым светом окна. Листья ложатся на дорогу, даря земле покрывало, чтобы ей было не так холодно. Свон мечется взглядом по оранжевому пространству, пытаясь уцепиться взглядом хоть за что-то. Здесь холодно и одиноко, а вот где-то там, за деревьями, среди приземистых домиков, залитых теплом и светом, кипит жизнь. Ребятишки бегают по улицам, играя в догонялки, пока родители не позвали их к праздничному ужину. Хозяева лавок нетерпеливо выпроваживают последних гостей, желая им хороших праздников. Может быть, и Реджина тоже стоит за прилавком, продавая праздничные угощения и корзинки с цветами, от которых боль в горле проходит, а заложенный нос, вдруг начинает дышать, пока её отец вместе с сестрами украшают тыквенный пирог чем-то красивым и вкусным, а младшие братья вырезают из овощей украшения для индейки, это могут быть звёздочки из моркови и сердечки из помидоров. Эмма вздыхает еще раз. Она кладет подбородок на сложенные руки. От дыхания запотевают стекла, и Свон протирает себе локтем окошко, вглядываясь темноту. Она сосредотачивает свое внимание на маленьком огоньке и удивленно поднимает голову, замечая, что он движется. Что за странность? Может, это дедуля? Но радостная мысль тут же гаснет, стоит огоньку свернуть на тропинку к чужому дому, где живет старая ведьма Чёрная Фея, которая вечно бранится на Эмму, а однажды даже гонялась за ней с клюкой, когда обнаружила, что Свон случайно сломала ветку ее яблони, воруя неспелые плоды. Случай был давно, а неприятный осадочек остался до сих пор. И кто это к ней крадется под покровом ночи? Эмма щурится, впечатываясь носом в стекло и внимательно вглядываясь в темный высокий силуэт, прижимающий что-то к груди и освещающий себе путь фонарем. Длинный бордовый плащ впивается во взор Эммы, и Свон победно шипит: — Я так и знала, что она злая колдунья! Кровь ускоряет свой бег, пробуждая в ней память предков, ведь Свон — дочь охотника на ведьм, внучка охотника, правнучка и так далее. Эмма выжидает, пока Реджина Миллс выйдет из жуткого дома, направляясь к лесу, и тут же соскакивает с лавки, сбрасывая с себя папин свитер. Ботинки еще не просохли, но кого это волнует, когда творится такое! Темный ведьминский заговор прямо у честных людей под носом! Ну, ничего-ничего, Эмма всех спасет. Она выскакивает наружу, напрочь забыв о шарфе, шапке и дедушкиных варежках, только кутается в полушубок поплотнее и бежит по еще заметным следам. Желтый свет фонаря виднеется вдалеке, и Свон следует за ним, как за путеводной звездой, щуря глаза от летящего в лицо ветра, который настолько холодный, что на глазах скапливаются слёзы. Деревья давно обступили Эмму со всех сторон и выглядят отчего-то совсем незнакомо и пугающе. Они тянут к ней свои скрюченные пальцы-ветки, словно хотят схватить и утащить в глухую чащу. Огонёк фонаря всё отдаляется и еле брезжит. А если он совсем исчезнет? — Реджина, — жалобно и пока тихо зовет Эмма, останавливаясь. — Реджина Миллс! Конечно, её никто не слышит. Она потерялась и не знает, куда идти, откуда пришла и видела ли подозрительную смешливую ведьму. Может, она вообще ей приснилась? А она, дурочка, выскочила спросонья на улицу и сейчас замерзнет тут насмерть, в День Благодарения, и найдут её только по весне, и Реджина еще посмеется, что вот была такая никудышная Эмма Свон, которая пошла в лес в одном полушубке и промокших ботинках. Страшная темнота проглатывает Эмму. Она бродит в ней, натыкаясь на деревья, пока не сворачивается клубком на земле, дыша на ломящие от холода ладони. Слезы замерзают на ресницах, склеивая их. Заснуть, поскорее заснуть, думает сквозь всхлипы Эмма, умирать во сне не так страшно, зато там уже ждут мама с папой и бабушка, там не холодно, и семейный ужин. — Эй! Тут кто-то есть? — почти сквозь сон слышит Свон обеспокоенный голос. Она шевелится, поднимая голову и с трудом разлепляя глаза. — Боже, Эмма, ты что здесь делаешь?! — Реджина, — тянет она, щурясь от приближающегося света. — Сейчас же вставай, глупый ребенок! — дергает её за руку Миллс и испуганно осматривает, стряхивая грязь с лица. — Замерзнуть хочешь? Сама-то одета не шибко по погоде, хочется съязвить Эмме, но Реджина затыкает её еще до того, как она успевает открыть рот, заматывая в свой длинный широкий шарф и нахлобучивая теплую шапку с помпоном. Через мгновение и чужие перчатки оказываются на замерзших ладонях, а Реджина заставляет девушку забраться к себе на спину и встряхивает её, чтобы та не засыпала. — Совсем ума нет в метель в таком виде выходить? И куда ты шла? — За тобой, — голова Эммы лежит у Реджины на плече, даже очень тихий шепот хорошо слышно. Реджина ежится от влажного дыхания и качает головой, быстро шагая. — Ты что-то замышляешь с Чёрной Феей, да? — Глупая, я ей праздничный пирог заносила от матушки. Она моя троюродная бабка, мы всегда ее поздравляем. — Всё ты врешь, у Чёрной Феи не может быть таких красивых внучек, — сонно бормочет Эмма, вызывая у Реджины смешок. — Ты меня услышала, да? — Я тебя почувствовала, — Миллс встряхивает её еще раз, не давая упасть в опасную дрему. — Ну да, ты же волшебная, — словно в бреду продолжает шептать какие-то глупости Эмма. — Ты тоже волшебная, — уверяет её Миллс и добавляет, как припечатывает: — Волшебная тупица! — Так и знала, что ты обзываться будешь. Я лучше тогда замерзну, чем заговорю с тобой еще раз, дай слезу. — Я тебе слезу, — крепко удерживает её под коленями Реджина. Они выходят из леса к ведьминской деревушке и будто попадают в сказку. Все дома сияют, а над головой девушек носится смех и вкусный запах приготовленной еды. В доме Реджины их встречают обеспокоенными возгласами и множеством пар рук, заботливо помогающих окоченевшей Эмме слезть со спины Реджины, которая тут же тащит её к себе, стягивает под слабые протесты всю отсыревшую одежду и одевает на неё свою, сухую и чистую, растирает ледяные ступни и натягивает на них носки. Для надежности Эмму еще укутывают в одеяло и вручают в руки деревянную чашку с дымящимся горячим чаем. — Пей, горе луковое, — щелкает её по отогревшемуся носу Реджина. Свон смотрит на неё и завидует — вот ей-то совсем не холодно, разве это честно, она ведь тоже без варежек и шапки потом шла, а стоит такая довольная и сияющая, будто и не тащила Эмму в метели, оставив фонарь догорать где-то в лесу. Они спускаются вниз, к праздничному столу. Эмма чувствует себя немного зажато, но все ей улыбаются и подкладывают что-нибудь вкусненькое в тарелку. Отец Реджины спрашивает про дела деда, а мама огорченно охает, узнав, что тот еще не вернулся из города. — Один в День Благодарения! Эмма пытается вставить хоть слово о том, что она привыкла и что у них День Благодарения чуть позже, но женщина только отмахивается, вручая вместо опустошенной кружки с чаем горячее молоко с медом и целебными травами. Реджина молча сидит рядом и попивает пряный глинтвейн, прислушиваясь к бормотаниям Эммы. Ближе к ночи, когда младшие братья и сестры Реджины уже засыпают прямо за столом, медленно жуя очередной кусок сладкого пирога, родители ласково выпроваживают их из-за стола. Эмма топчется у лестницы, дожидаясь Реджину, но та с заговорщицким выражением лица протягивает ей корзинку со спелыми фруктами и шоколадом, кивая в сторону на тыквенный пирог, порция, кажется, для Эммы и её дедушки. — Ты чего? Это же не мой праздник. Запутаю судьбу, и она мне ничего не подарит. — Думаю, она как-нибудь разберется, — легкомысленно отмахивается Реджина. Они поднимаются на теплый чердак, где ютится ведьма. Маленький язычок свечи дрожит в подсвечнике, а ветер завывает за окном. Эмма спотыкается о книжку на полу и валится в чужие крепкие руки. — Экая ты неудачливая, Эмма Свон, — смеется Реджина. — Сама меня прокляла, а еще что-то говорит, — бурчит девчонка и потирает ушибленный нос. Они устраиваются на расстеленной на полу шубе, и Реджина задувает свечу. — Как считаешь, судьба не подумает, что нужно дарить мне подарок на мой День Благодарения, поэтому сегодня ничего не подарит, но потом забудет об этом и подумает, что уже подарила, и я останусь без подарка? Реджина тяжело вздыхает в темноте. — Считаю, что она будет помнить обо всем и ничего не перепутает. Эмма замолкает, успокоившись, но потом вдруг опять заговаривает: — Вообще-то раньше мы праздновали два праздника, когда бабушка была жива, она тоже ведьмой была. — Выходит, ты у нас вовсе и не чистокровная охотница, — фырчит Реджина насмешливо. — Еще чего! Я — дочь охотника на ведьм, внучка охотника, правнучка, а какой-то мой пра-прадед ведьм в былые времена сжигал! — Знаешь, — Реджина задумчиво чешет нос, — про такое в нашей деревне лучше молчать. Эмма испуганно зажимает себе рот и косится в сторону лестницы. Может, сейчас сюда прибежит отец Реджины и выгонит её ночью на мороз за такие слова. — Ну вот, судьба мне точно ничего не подарит, — еще больше уверяется в своей правоте Свон. — Хочешь, я тогда что-нибудь тебе подарю? — шепчет Реджина. — Что? — тут же оживает Эмма. — Что подаришь? Миллс задумчиво мычит, размышляя. Довольно хмыкает, будто вспомнила что-то. — Могу удачу подарить. — Правда? — у Эммы дыхание перехватывает от восторга. — Хочу! — Она на ощупь тыкает Реджину в бок рукой, выставляя ладонь. — Ну? Ты же про еще одну заговорённую лаванду? — Лаванда, — повторяет Реджина. — Какая из тебя охотница на ведьм, глупышка, если ты таких простых вещей не знаешь? — она проводит рукой от ожидающе раскрытой ладони Эммы до её плеча. — Знаешь, что приносит в сто раз больше удачи, чем заговоренная лаванда? — Эмма чувствует, что Реджина двигается ближе к ней и теперь касается дыханием щеки. — Ведьминский первый поцелуй, — она шепчет это Свон туда же, в щеку, а после короткой заминки нерешительно накрывает её приоткрытые губы своими, зарываясь пальцами в волосы на затылке. Эмма тянется рукой, чтобы за что-то ухватится, и хватается за чужой бок, сильно сжимая, отчего Миллс выдыхает от неожиданности, но не отстраняется. И странное дело — Эмма часто кусает губы от волнения, но когда ей так делает Миллс, то это совсем не больно, а будто даже лечебно, как от теплого меда с травами. Девушки отстраняются друг от друга, сбито дыша и не отодвигаясь. Эмма чувствует щекой, как Реджина улыбается, и ей по привычке хочется щёлкнуть Миллс по лбу, но вместо этого Эмма чуть сильнее сжимает чужой бок. — Что? — откликается та. — Ты подарила мне просто удачу или свою удачу? — интересуется Свон. — Не знаю, — Реджина пожимает плечами, — я первый раз так делаю. — А вдруг ты отдала мне всю свою удачу, а потом она тебе очень понадобится? — беспокоится Эмма. — Ну, тогда… я могу взять ее обратно, когда она мне понадобится? — спрашивает Реджина. — Но потом вернёшь? — Конечно, это же подарок! — Миллс возмущается до глубины своей коварной ведьминской души. — Тогда ладно, если вернёшь, — кивает Эмма. Возможно, ей хочется, чтобы удача понадобилась Реджине прямо сейчас. Утром Реджина просыпается первой, но не встает, слыша радостные возгласы братьев и сестер внизу. Свон рядом двигается и сонно трет глаза, поворачивая к ней лохматую голову. — Доброе утро, — Реджина тянется рукой к светлым волосам Эммы, взъерошивая их. — Я думала, что ты мне приснилась. Всё твои проклятые лаванды. — Но теперь-то, с моей удачей, тебе ничего не страшно, — улыбается ей Реджина, наблюдая за тем, как Эмма смущенно прячется лицом в шубу. Они спускаются вниз, чтобы позавтракать и защитить свои сладости, подаренные судьбой, от младших ребят. Эмма с довольным лицом набивает щеки и совсем не замечает, что Реджина отвлекается на стук в дверь и идет открывать. На пороге стоит высокий пожилой мужчина с бородой и хмурыми кустистыми бровями. Реджина не уверена, как ей следует поступить, поэтому берет из корзины рядом с дверью красное яблоко и нерешительно протягивает его гостю. — С Днём Благодарения, господин Свон? — Дедуля? — отвлекается от еды Эмма. — Ты приехал? — она выскакивает из-за стола и бежит к двери. — А я вот тут… — Собирайся, засиделась уже в гостях, — ворчливо прерывает её дед. Реджина продолжает стоять истуканом, протягивая яблоко. Если из кухни выйдет мама или папа, то они обязательно задержат гостей еще на чуть-чуть, так чего они не выходят? Неужели не слышали? Эмма по-свойски забирает фрукт из рук Миллс и впихивает деду. Реджина тут же начинает суетиться, достает её высохшие ботинки с печки и полушубок, опять заматывает в свой шарф, и вручает варежки с шапкой. — Я верну, — смущенно давит Эмма, ловя такие же смущенные взгляды. — С Днём Благодарения, Реджина. — С Днём Благодарения, — еле слышно отвечает ей та и закрывает дверь. Эмма кидает взгляд через плечо, но дед хватает её руку и слегка дергает. — На дорогу смотри, а то нос расшибешь. Девушка вздыхает и отворачивается, разглядывая просыпающуюся деревушку. И только сейчас замечает, что повсюду лежит белый и чистый снег, что неприятно скрипит под ногами. Путь к дому оказывается на удивление коротким. Свон видит их избушку и нетерпеливо вырывает руку, мчась вприпрыжку к крыльцу. — Эмма, — дед открывает рот, чтобы предостеречь нерадивую внучку о скатывающемся с крыши снеге, про который та вечно забывает, но в шаге от рокового места Эмма случайно роняет варежку. Она наклоняется за ней, а маленькая лавина шухает вниз, на удивление даже не задевая её. Мужчина от неожиданности замирает, сжимая в кармане яблоко. — Ты что-то говорил? — Эмма смахивает с подобранной варежки снег и оборачивается к деду. — Нет-нет, — бормочет тот себе в бороду и вспоминает молодую ведьму, провожавшую их и не сводящую с её внучки глаз. Господин Свон — без сомнения хороший охотник на ведьм и помнит о них всё до единой мелочи.