Тяжелый град, и снег, и мокрый гной Пронизывают воздух непроглядный; Земля смердит под жидкой пеленой. Трехзевый Цербер, хищный и громадный, Собачьим лаем лает на народ, Который вязнет в этой топи смрадной. Песнь Шестая, «Ад», «Божественная комедия Данте».
Абиссо. Дмитрий очнулся от странного ощущения: некто просто-напросто стаскивал с него штаны. Голова отвратительно гудела, а вся левая сторона лица горела в болевой агонии. Кажется, после того меткого удара его «верного Мефистофеля» парень свалился прямо на куски серого бетона, который валялся вокруг мусорного кратера. Данте приложил немало усилий перед тем, как смог разлепить слипшиеся от крови веки (судя по всему, шатен разбил бровь или висок) и оглядеться. Перед глазами все плыло, вестибулярный аппарат сходил с ума, как несчетный, одинокий корабль в бушующем море. К горлу периодически подскакивал тошнотворный комок, застревая где-то на полпути, скатывающийся обратно в утробу. Наконец, зрение все же смогло сфокусироваться на находящихся вблизи предметах. Дима лежал на боку, рядом, около лица, сидел пушистый котенок и неторопливо умывал свою рыжую мордашку. Дмитрию снова захотелось провалиться в мрачное и липкое забвение, но чья-то рука бессовестно скользнула под нижнее белье шатена. Парень вздрогнул и резко приподнялся: спешка разлилась неприятной тягучей болью по всей черепной коробке. Перед ним на коленях стояла девушка, одетая в прозрачный пластик. Отдаленно костюмчик напоминал дешевый детский дождевик. Она с непоколебимым лицом пыталась привести в чувство хозяйство мужчины, совсем не обращая внимания на его изумленно вытаращенные глаза. - Уберите руки… - хрипло произнес шатен, отталкивая насильницу в сторону. - Уебан! – оскорбилась дамочка, поднялась с пятой точки, на которую её усадил толчок Дмитрия, и зашаталась прочь. По-видимому, девушка в не совсем вменяемом состоянии всего-навсего хотела заработать немного денег на новую дозу наркоты, но жестокосердечный и хладнокровный Данте разрушал все её хрупкие хрустальные мечты. - Полный… Бардак! – пробурчал Дима, застегивая ширинку черных джинсов. Он попытался встать, но первая попытка не увенчалась успехом, и шатен плюхнулся обратно на пыльный бетон. Полежав немного на спине и хорошенько все обдумав, парень понял сразу несколько ключевых моментов: во-первых, его обокрали. Ни сумки с ноутбуком, ни телефона, ни даже пиджака мужчина при себе больше не имел. Сделал это, скорее всего, его новоиспеченный знакомый в оплату за «работу проводником» до места, где должен был находиться дом Данте. Рыжему клоуну чертовски хотелось за все это врезать, отплатив ему той же монетой. Вот только воришки и след простыл. Да, возможно, Дима и попал в один из девяти кругов Ада так же, как и герой «Божественной комедии» Данте, но вот с «Вергилием» парню явно повезло намного меньше. Во-вторых, вчерашний удар в коленную чашечку не обошелся легким ушибом, и теперь на ноге ныла припухшая гематома. Бежать с такой ногой у Дмитрия точно не получится, и поэтому придется передвигаться очень осторожно, чтобы не нарваться на очередных обкуренных скинхедов или банду малолетних стриптизеров. Дмитрий аккуратно присел и взглянул на маленького звереныша: «Ну, и что мы с тобой теперь будем делать?». В ответ котенок лишь подошел ближе и стал тереться о руку шатена. - Блохастый, небось, и лишайный, - усмехнулся Дмитрий и взял животину на руки. Дима понятия не имел, куда ему идти и что теперь делать, но и сидеть на месте он тоже не собирался: кто-то вскоре мог набрести на «интеллигента» и любителя кошек и убить, просто так, ради какого-то животного удовольствия. Шатен поднялся, ощупал безумно саднящую коленку и побрел туда, где в нормальном мире должно было находиться издательство. Пускай его там не будет, пусть вместо красивого красного здания журнала «Август» будет ещё одна смрадная дыра, но это место хотя бы будет служить Диме каким-никаким ориентиром в этом прогнившем городишке. Мимо парня шли полуголые или совсем голые девушки, разодетые, как Петрушки, парни и грозные мужчины, напоминающие чем-то отдаленно байкеров, но без мотоциклов и без чести. Палящее солнце было практически не видно из-за серого и бурого дыма, который клочками выходил из труб каких-то огромных заводов, но оно достаточно хорошо ощущалось. Было жарко, душно и почти невозможно дышать из-за тяжелого запаха, который исходил от нагретых лучами солнца помоев, мелких мертвых животных и кусков крови и плоти, кои можно было лицезреть каждые пять-десять шагов. «И как у них тут ещё чума не появилась с такой-то экологией и антисанитарией?» - размышлял Данте, оглядывая чьи-то «потерянные» зубы на асфальте. Адский город будто беспокойно дремал, изредка просыпаясь в лихорадочном ознобе, как наркоман, сидящий на очень сильной отраве. На площадях и широких улицах было едва ли не пусто, от силы четыре-пять человек, но и они долго не задерживались на открытом пространстве. Вся местная «шушера» ползала по узким подвалам и затхлым дворам. Психопаты, проститутки, наркодилеры, бандиты, воры и убийцы – все они жадными, голодными глазами смотрели на беспечно идущего шатена из полумрака переулков, изредка подзывая и предлагая свои «услуги». Дима старался не обращать на них никакого внимания, он лишь крепче сжимал подобранную на одной из грязных улиц арматуру и успокаивающе что-то нашептывал котенку. Скорее всего, это больше успокаивало его самого, чем спящую на груди зверюшку, так как рыжего пушистика в последнюю очередь интересовали странные люди этого Богом забытого города. Когда Данте, наконец, дошел до выбранного места, он все же увидел перед собой здание, но это было не издательство, а какой-то местный бордель, на котором красовалась огромная голубая вывеска: «Мама плохого не посоветует!» Около входа толпились какие-то «подозрительные личности», громко смеющиеся и отборно сквернословящие. Среди них были как подростки, так и взрослые. Но не старики. Дима заметил, что, пока он шел по мерзкому городу, он не видел ни одного ребенка и ни одного пожилого человека. Разукрашенные, как куклы, малолетки – пожалуйста, непристойно одетые молодые люди – нате вам, коренастые мужички и пышногрудые дамы средних лет – получите и распишитесь, но ни одного старческого или детского лица. Ещё в этом безумном месте, которое рыжий гордо назвал Син Урбас, практически не было полных людей, все жители, очевидно, страдали от голода, но их это не сильно заботило. Нет, были, конечно, и жирдяи, откормленные так, что складывалось впечатление, будто на них надеты надувные розовые костюмы, но их было чертовски мало. Данте ещё с минуту посмотрел на царящий у публичного дома хаос и поплелся дальше. Куда - только самому черту известно. Он решил, что просто будет идти вперед до тех пор, пока сможет. Шатен завернул за черное здание, которое «гарантировало каждому новому клиенту бесплатно мальчика или девочку (на выбор) на час», и присел на поваленную кверх ногами лавку, точнее, на её край. - Надо отыскать что-нибудь съестное, - изрек Дмитрий, почесывая котенку за ухом. - Иди на хуй, Шниц! – дверь черного входа с грохотом распахнулась, и оттуда выбежал растрепанный темноволосый юноша в огромных клетчатых кедах и синем платье в белый горох. Он резко развернулся и гневно добавил: «Чтоб тебя те суки драли, которых ты мне сегодня подсунул!» Железная дверь с шумом захлопнулась, и разгорячившийся парень со звонким криком, подобрав с пола пустую бутыль из-под мартини, с силой запульнул её в сторону «обидчика». Стекло разбилось о железный лист, и осколки градом разлетелись в разные стороны. Это заставило и Данте, и вспылившего бунтаря прикрыть ладонями лицо. Дальше парень огорченно шмыгнул разбитым и кровоточащим носом, кажется, брюнету хорошо досталось, и перевел взгляд светло-зеленых глаз на сидящего неподалеку шатена. «Сейчас и мне ещё попадет…» - почему-то решил напрягшийся Дмитрий. Но зеленоглазый лишь устало посмотрел на него и измученно произнес: «Ты что-то, блять, хочешь?» - Есть хочу, - не задумываясь пробормотал Данте. Этот ответ был, скорее всего, выдан на подсознательном уровне. Дима прекрасно понимал, что здесь ему никто даже крошки хлеба не подаст, ни то чтобы просто так, да еще и бесплатно накормить ближнего своего. - Ты что, блять, сожрать меня хочешь? – начал пятиться изумленный парнишка в платьице. - А у вас тут и такое возможно? – опешил бывший журналист журнала «Август». «Тут ещё и каннибализм в моде», - ужаснувшись, подумал Данте. - У нас? – непонимающе переспросил брюнет. - М-да, у вас… - тихо повторил Дима и, поднявшись, добавил, - Слушай, парень, у вас тут есть магазины с продуктами? Не с дробовиками и надувными женщинами, а с сосисками и сметаной? Парнишка изменился в лице несколько раз, кажется, он был в некотором замешательстве. Обдумав свой вопрос, Данте решил, что он, возможно, в данной местности звучит двусмысленно, с другой стороны – «ну, что он такого сказал? Ну, сосиски, сметана…» - Я есть хочу. У вас здесь еда в наличии имеется? – все же решил перефразировать Дмитрий. - Д-да, - слегка запнувшись, закивал головой парень. - Объяснишь, как пройти? - в ответ парень снова кивнул. «Ну вот, полдела сделано. Главное, чтобы этот, как предыдущий, не завел в темный укромный угол и не огрел кирпичом… Хотя, что у меня красть-то? Котенка?» - размышлял Дима. - Тебе, блять, нужно на бульвар Урофологов. - Господи, ну и названия у вас… А как туда отсюда добраться? Видишь ли, я не местный, - пожал плечами шатен. - А дальше, сука, за деньги, - добродушно улыбнулся темноволосый юноша. - И этот туда же… Ладно, черт с тобой, золотая рыбка, сам найду, - тяжело вздохнул Данте. - Ты пиздаболишь прямо как Зелотэс… Много же, блять, оказывается таких, как он, однако, - почесывая нос, пробубнил брюнет. Имя знакомого этой «принцессы в платюшке» ничего не дало Диме, а вот новость о том, что он выражается, как он, натолкнула на определенные мысли. - Слушай, а твой Зэтэс.. Зелос… Твой приятель! Он стихи, ненароком, не читает? – воспрянул духом шатен. - Ам, блять, да, сука, ещё как читает… - захлопал ресницами парнишка. - Замечательно! Отведи меня к нему! - Нет, блять! - Так, или ты меня сейчас ведешь к своему дружку, или, - Дима головой указал на арматуру в руке. Он уже понял правила этого тлеющего на глазах городка: «Выживает сильнейший, грубейший и наглейший!» Дмитрий не любил применять силу, честно говоря, он даже никогда толком-то её не применял, но раз тут такие законы, надо было как-то выживать. Парень не ответил, он просто дал деру. Данте даже глазом не успел моргнуть, как вдруг уже видел мелькающее в дали синее платьице. Но Дмитрий не собирался упускать шанс, который так щедро ему преподнесла фортуна. Превозмогая жуткую боль в колене, он побежал. Резкий скачок адреналина восполнял его потерянные силы, а чудовищная боль со временем слилась в одну большую пульсирующую спираль, которая разносилась по всему телу и распределялась по всем конечностям равномерно. Ему казалось, что еще никогда в жизни он так не бежал. Вот Дима уже отчетливо видит мелькающий синий цвет, вот они уже бегут по трассе, и Дмитрий, по привычке, изредка выкрикивает чуть не сбившим его водителям чистосердечное «простите», ввергая тех в дикий ступор. Вот они пересекли дорогу и завернули в длинный туннель. Снова амброзия отвратных запахов и гегемония развратных криков. Узкая улица, новый поворот и тупик, который местные обитатели, кажется, облюбовали под туалет. У темноволосого юноши часто вздымается грудь, Данте наклонился и, зажав ладонью адски щемящую ногу, пытался отдышаться. Котенок, проснувшийся от такой дикой качки, звонко запищал. - Ну все, добегался, - облегченно вздыхает шатен, глядя на прижавшегося к стене парня. Парнишка как-то растерянно опускает глаза и начинает медленно снимать с плеч лямки платья. - Ты что делаешь? – удивляется непонимающий Дмитрий. - А разве… Нет? – неуверенно бормочет парень, обхватывая себя руками за плечи. - Нет. - То есть, блять, ты не будешь меня раком в грязном… - Боже, парень! Нет, конечно! - Данте изумляется, как вообще можно было о таком подумать? Но потом вспоминает, где он, и все как бы становится на свои места. - Слушай, я всего лишь хочу: во-первых, поесть, а во-вторых, встретиться с твоим другом. - Он мне не друг! – протестующее замотал головой брюнет, будто бы Дмитрий обвинил его в чем-то донельзя непристойном. - Ну, знакомым… И если ты мне поможешь, я тебя не трону, договорились? – Данте помнил, чем заканчиваются подобные «договоры», но другого выбора у него не было. Парнишка неуверенно взглянул Данте в глаза, будто сомневаясь, но потом все же произнес: «Да, блять, договорились…» Теперь Дмитрию остается только надеяться, что данный союз окажется крепче и дольше предыдущего. Терра.Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет и - выше. Для меня Так это ясно, как простая гамма. А. Пушкин «Моцарт и Сальери».
- Алло? Ник-к-к-ита? …Ту… такое! Я не знаю, где… Вообще, что произошло! - Алло! Данте? Связь очень плохая, я почти тебя не слышу! Что произошло? - Никита – молодой человек двадцати двух лет, голубоглазый, худосочный и не очень высокий – нервно сдавливает мобильный в руке. - Ни… Жусь… Мертвый сквер? - Алло, Дим! - парень с каштановыми волосами сильнее прижимает к уху трубку телефона, надеясь, что это хоть как-то позволит ему отчетливей слышать слова друга. - … - Алло! - Абиссо… Урбас… Ед… - Алло! Дим! Дим? Я тебя не слышу! Ты пропадаешь! Абиссо, что? - парень абсолютно не понимает, что происходит. Данный звонок напоминает ему детскую страшилку про «голос из Ада»: «Мертвый сквер? Абиссо? Что за чертовщина?». - Ни…т, слуш… Ательно! Как ид… к моему …ому, там переход! Мне кажет… это из-за …писи! Она на латыни! Ты мож… считать …я сумасшедшим, но это … Виновата! Там бы… написа… «оста… надежду, всяк сюд… Простите связь прервана, - работник пера и бумаги сидел неподвижно и неосознанно шарил круглыми от удивления глазами по рабочему кабинету. Сейчас со стороны он чем-то напоминал золотую рыбку в круглом аквариуме. Единственное, что сейчас крутилось в его голове - это несуразные обрывки фраз, тяжело засевшые где-то в левом полушарии зависшего от напряжения мозга: «Мертвый сквер, Абиссо, Урбас, надежду…» - Сальери! – громкий крик редактора вывел журналиста из оцепенения. Ещё одно прозвище, которое так же, как и за Дмитрием, закрепилось за юношей просто потому, что тот любил музыку итальянского композитора. В дальнейшем Никита даже принял его и стал так подписываться под своими работами. - Да-да, что такое? – парень развернулся к шефу на стуле, пытаясь изобразить полное беспристрастие. - Где Данте? - Он заболел, - и глазом не моргнув, соврал паренек и добавил, - Корью. - В его-то возрасте? Он знает, что сегодня собрание? - Да, но он очень плохо себя чувствует… Весь в бреду… Только что мне звонил, такую чушь нес… Но обещал! Обещал, что в скором времени явится на работу и отработает все сполна! – дабы самому поверить в эту наглую ложь, парень даже закивал в знак подтверждения выше сказанного. На самом деле, это был первый раз, когда Дима не явился на запланированную «линейку». Обычно как раз таки он отмазывал ненадежного приятеля, говоря шефу, что: у Никиты вновь рожает сестра, протекли трубы, соседи-идиоты подожгли квартиру и прочий несуразный бред, которому главный редактор, конечно же, не верил, но принимал к сведению. - Тогда передай Данилову, что я буду ждать его статью до среды, а потом отдам его место в новом выпуске Торшкову! - Боже! Только не Торшкову! Они же такую… - Так, Рябинин, ещё одно слово, я и твою колонку отдам Торшкову! - Хех, я с удовольствием посмотрю, что он понапишет о музеях и театрах, которые с роду не посещал… - А я посмотрю, что ТЫ понапишешь на этот раз про музеи и театры! - А что я не так написал в прошлый раз? – захлопал голубыми глазами Никита. - Я тебя попросил написать что? Впечатление от посещения оперы, а ты? - Ну, я и описал все свои ощущения! - Да, описал… Один абзац о музыке и достоинстве голоса оперной певицы Валерьевой и три! три огроменных абзаца про туалет! - Боже! Вы бы сами попали в тот туалет, вы бы поэму ему посвятили или трагедию поставили на сцене Большого театра! - Все, Рябинин, ты мне надоел! На «линейке» я тебя не жду, так что иди, погуляй… - Но Борис Константинович! - Сальери! Не доводи до греха, я сказал, пошел отсюда гулять на все четыре стороны! В четверг сдача твоей колонки, и прошу, Рябинин, я тебя просто умоляю – ни слова больше об уборной! - Хорошо, Борис Константинович… - парень грустно проводил шефа блеском голубых очей и стал собирать сумку. - Да что он вообще знает? Я там, можно сказать, чуть ласты не склеил, а он: «три абзаца, три абзаца»! Да за это надо ещё доплачивать! - тихо бормотал сам себе обиженный в лучших чувствах Сальери. Он ещё раз подумал про себя, что в этом мире совсем нет справедливости, и уже собирался положить в сумку телефон, как вспомнил о тревожном звонке от Данте. С парнем было явно что-то не то, и Рябинин решил выяснить, что именно. Парень поправил съехавшие на нос модные квадратные очки и вышел за дверь. На улице ярко светило солнышко, и Сальери решил идти до дома приятеля пешком. Тем более, у него не было никакого желания находиться в толпе потных и тучных тел в общественном транспорте. Машину он не покупал, ссылаясь на «большой вред для озонового слоя», и всячески этим корил других автолюбителей. На самом деле, парню до глубины души было наплевать на экологию и какой-то озоновый слой, но не мог же он признать, что молодому человеку просто не хватает писательской зарплаты на хорошую импортную машину, а на отечественных его постоянно укачивает. Никита прошел через небольшой парк. Там он подал мелочи какому-то местному попрошайке и был крайне умилен своей сегодняшней добротой. Позже он, зажав свой аккуратный нос ладонью, пробежал через зловонный переход, а там было уже рукой подать до девятиэтажки, в которой проживал Дмитрий Данилов. Так, небыстрым шагом Рябинин дошел до дома №37. Он присел на лавочку у подъезда и набрал номер друга. Пошли гудки. Через пару секунд в трубке послышался недовольный скрипучий голос: «Это кто, бля?» И Сальери, подумав, что попал не туда, резко повесил трубку. Когда парень набрал номер повторно, в трубке был слышен лишь громкий треск. Тут дверь подъезда распахнулась и оттуда показалась крепкая старушенция с клюшкой вместо палочки. - Ой! Подождите! Не закрывайте дверь! – вскрикнул, вскочивший с места голубоглазый парень. Бабуля слегка притормозила и недоверчиво оглядела парня: «Небось, ссать пойдешь под лестницу!» - Бабусь, Вы посмотрите на меня. Разве я похож на того, кто намерен гадить в Вашем подъезде? – улыбнулся Сальери, жестом демонстрируя свой внешний вид. Парень действительно был одет хорошо, даже очень. Белое поло, поверх которого повязан лиловый шелковый платок (вместо галстука), кофейные капри и кожаные шоколадные кеды. - Да хрен Вас разберешь, - пробубнила старушка и заковыляла прочь. Парень добро усмехнулся над боевой старушенцией и прошмыгнул в подъезд. Этаж он помнил, осталось только дождаться лифта. Как только лифт открылся, он подарил Сальери прекрасный вид на загаженный пол. Еле сдержав рвотный позыв, парнишка решил, что лучше поднимется пешочком. Проходя мимо одного из пролетов, парень заметил полную женщину, которая с силой оттирала неприличную надпись. Имя несчастной жертвы вандализма дамочка стерла, а вот его сексуальная ориентация ну никак не хотела покидать поверхность ящика. - Вы к Дмитрию? – вдруг повернулась к нему домохозяйка. - Да, а почему Вы так решили? – опешил Сальери. - Да к нему часто такие ходят, - усмехнулась она. - Что, мужчины часто ходят? – как-то неуверенно поинтересовался Сальери и ещё раз взглянул на красующееся слово на почтовом ящике. - А должны? – так же неуверенно спросила дамочка. Потом, поймав себя на мысли, что молодой человек её неправильно понял, она тихо засмеялась: - Да я про вас! Журналистов! Вас за версту видно! Он сегодня рано ушел. Вот, сказал, что все ящики испортили, и ушел! - Как ушел? - Ну, как обычно, на работу! – развела руками тучная дамочка, «мечта поэта». - Ага… Спасибо! – пробормотал Никита и побежал вниз по лестнице. «Ерунда какая-то выходит! И где тогда он?» - думал парень, считая глазами серые ступеньки. Он снова вышел на улицу и уселся на лавку. - Так, Никита… Вспоминай, что он тебе сказал… - бубнил себе под нос работник пера и бумаги. - Абиссо, Урбас – это латынь… Урбас – это город… Так… Что-то про переход… Как идти к моему дому… Там переход! Но я был в том переходе, там кроме отвратительного запаха ничего нет! Может, стоит все-таки ещё раз проверить? – логически рассуждал гордый обладатель каштановых волос. Сальери поднялся со скамейки и вновь направился в сторону подземного перехода. По дороге парень думал о том, «что за эту беготню Данте придется долго расплачиваться. Конечно, когда он его найдет. А он его непременно найдет! Не может же человек просто так исчезнуть? Хотя ровно три года назад так и случилось…» Светлокудрая Елена, которая работала в издательстве под псевдонимом Беатрисса и писала маленькие заметки по арт-хаусному кино, вечером вышла из своего дома и так и не вернулась. Родственники до сих пор вели поиски женщины, надеясь, что она жива – ведь труп так и не нашли. От этой мысли по спине Сальери пробежали мурашки: «В точности как Дима. Утром ушел и исчез…». Парень попытался отогнать навязчивые идеи о мистическом исчезновении работников журнала «Август», но они упорно лезли в хорошо уложенную голову мужчины. Вот перед ним и зловонный переход. Вот и лестница. Никита ещё раз набрал номер друга, но ответом ему была лишь тишина. Он медленно стал спускаться по неровным, длинным ступеням. Тут, почти в самом низу, он увидел красиво выведенные знаки. «На латыни» - выстрелом проскочила фраза в памяти Сальери. Он внимательно, по слогам, начал пытаться воспроизвести начертанную надпись. Правильно получилось лишь со второй попытки. Парень плохо знал латынь, по правде говоря, он и английский выучил только потому, что каждое лето ездил отдыхать за границу, но он припомнил неразборчивые последние слова друга: « надежду всяк сюда…» - Оставь надежду, всяк сюда входящий, - дополнил фразу голубоглазый парень и непонимающе уставился на символы на стене. - Чертовщина какая-то… - буркнул он и решил направиться домой. «Если Данте не объявится до завтра, тогда можно будет и паниковать, а сейчас нужно успокоиться и ещё раз собраться с мыслями, чтобы переварить всю эту кашу, которая преследовала меня сегодня весь день», - рассуждал Рябинин, идя по темному туннелю. Послышались чьи-то душераздирающие крики. Кажется, кричала девушка, и, по всем признакам, её убивали. Скорее всего, резали ножом. Где-то совсем близко отчетливо различался звук обильно сочащейся на асфальт крови. Сальери замер, а потом быстро попятился назад. Когда он выбежал на улицу, парень просто потерял дар речи: по пустынной площади разъезжали бронированные джипы, из окон которых изредка показывались странные люди и, зверски бранясь, стреляли вдруг в друга из автоматов и дробовиков. Дома, окружающие данную местность, напоминали здания после военной бомбардировки с воздуха. А люди – беженцев и артистов транс-шоу из Вегаса. Сердце парня бешено забилось, отзываясь громким шумом в висках: «Боже мой... Вот кто тебя только за руку тянул? Куда ты полез, Сальери?»