God must hate me? (New version)

(Simple Plan – Perfect world) После ужина я чувствовал себя невероятно уставшим, но сказать об этом Гарри у меня просто не хватило смелости. Энн попросила Стайлса съездить в ближайший супермаркет и купить что-то на завтрак, когда я помогал Джемме с посудой на кухне, не прекращая обмениваться с прекрасной сестрой Гарри теплыми улыбками. Поначалу я хотел поехать вместе с кудрявым, но его мама сказала, чтобы я остался, сославшись на то, что у меня "слишком уставший вид для поездок по магазинам". Сопротивляться просто не было сил и, должно быть, желания, ведь я и правда был измотан. Гарри, быстро чмокнув меня в щеку, уехал, оставляя меня наедине с его мамой и родной сестрой. Черт, как же мне неловко. Как мне себя вести? Что делать? Что говорить? Я снова придался панике, от которой меня обычно спасал мой Гарри, а сейчас его рядом просто не было, а это значит, что неприкрытое чувство волнения мне никак не скрыть. Энн присела на диван рядом со мной, а неподалеку на кресле находилась Джемма. – Луи, а ты ведь родом из Бостона, да? – первой завела беседу мама Гарри, начиная говорить отдаленно и даже как-то повседневно. Я рядом заметно напрягся, но, выдохнув, всё же ответил: – Да, – через ком в горле проговорил я и неуверенно кивнул головой. – А как учишься? – продолжила интересоваться Энн, а я перевел блуждающий взгляд на Джемму, которая обворожительно улыбнулась мне, обнажая знакомые ямочки на щеках. – Эм… хорошо, – снова кивок, смущенная улыбка сестре Гарри и вновь взгляд на старшую из женщин. – Ты очень милый, Луи, и по рассказам Гарри ты очень хороший, – расплылась в улыбке мама Гарри. – Он ведь со времен вашего знакомства ни разу не переставал мне о тебе говорить. Кажется, ты действительно сильно понравился ему, – продолжила Энн, под мою смущенную улыбку. Было так приятно слышать такие слова от Энн. Хоть вся эта ситуация и дико меня смущала, но все же она вызвала во мне бурю теплых эмоций, которые эхом отдавались где-то в сердце, задевая каждые клеточки моего тела. Я сидел, мысленно перебирая в голове то, что у меня самый идеальный парень и что я просто не достоин даже знакомства с ним. Что уж говорить о взаимных чувствах? Потому что мы с Гарри такие разные, и… Мои блуждающие мысли прервал тихий, но невероятно мелодичный голос Джеммы. – Он ведь у него первый после "того случая"? – немного удивленно спросила она, обращаясь к своей матери и сделав особенный момент на последнем словосочетании. Итак. Кто-нибудь расскажет мне про "тот случай"? Это, должно быть, интересно, да? Что еще за "тот случай"? Я промолчал, но удивленно перевел свой взгляд на Энн. – Похоже, да… Гарри мне только про Луи рассказывал, – задумчиво протянула мама Гарри, резко переводя взгляд на меня, – а ведь и правда, Луи! Ты первый, кому наш мальчик открылся после… – начала было женщина, но резко остановилась, прикусывая губу. И снова эта тишина, которая дает столько поводов для моей бурной фантазии. Снова недомолвки, которые начинают действовать на меня, как бомба замедленного действия. Снова секреты, которые начинают пожирать мои внутренности. Я не фанат лжи и недомолвок. Что еще за "тот случай"? И почему Энн и Джемма не говорят о нем конкретно? Всё лишь ходят вокруг да около. Меня же ведь просто разорвет от неизвестности и дикого любопытства. Вся эти тайны как яд для моих мыслей. Я набрался смелости, глотнул свою кашу из слов, и выпустил всё свое любопытство наружу, неуверенно спрашивая: – А что… а что за "тот случай"? – негромко спросил я, опуская взгляд на свои колени. – Я не знаю, стоит ли говорить. Ведь если Гарри сам тебе не рассказал, то, возможно, он просто не хочет этого? – после короткого молчания ответила мне Энн, а после вопрошающе посмотрела на Джемму, будто спрашивая ее, стоит ли ей всё рассказать самой. – Я думаю, Луи стоит это знать, – серьезно проговорила сестра Гарри на зрительный вопрос от матери, коротко кивая. Я все еще сидел в неведении и лишь как на теннисном корте смотрел то на Энн, то на Джемму, стараясь уловить хоть какую-то мельчайшую информацию о "том случае". Все, о чем я мог догадываться, так это было то, что это событие в жизни Гарри стало действительно нечто важным. После него судьба моего кудрявого мальчика, как я предполагал, сильно изменилась. А еще я понимал, что если мне сейчас не расскажут обо всем, то я взорвусь, видит Бог. Энн кивнула в ответ на предложение Джеммы все мне рассказать. Я с широко распахнутыми глазами стал ждать начала. Вокруг всё замолкло, и весь дом будто погрузился в воспоминания. – Я бы не сказала, что это было давно… наверное, год назад, а может и меньше. Весной прошлого года умер мой муж – отец Гарри. Кудряшка сильно переживал по этому поводу. Я бы даже сказала по-другому: он был разбит из-за этой новости… как и все мы, впрочем, – тяжело вздохнув, проговорила Энн и посмотрела на Джемму, которая поправила волосы на голове и нервно потерла глаза. Да, значит тема затронута тяжелая. И даже слишком. Мне ли не знать, каково это расти без отца? Я нервно закусил губу, но взглядом показал, что готов услышать продолжение. – Но все же больше всех это событие выбило из колеи именно Гарри. Он всегда был в своей школе не сильно популярен, а когда он окончательно замкнулся в себе, Гарри потерял последних друзей, – вздохнула женщина, но потом спешно добавила, – да, действительно, это его сильно потрепало. Тем более он в нашей семье остался единственным мужчиной, всего в шестнадцать лет. Он остался один среди двух вечно плачущих женщин. Сказать, что ему было трудно – это значит ничего не сказать. Однажды он пришел из школы избитым, – Энн нервно провела по волосам на своем затылке, сглотнув. – Он мне ничего не стал рассказывать про это. И тогда я поняла, что его дела совсем плохи. После первого избиения пошло второе, а там и третье. С кем он дрался? Из-за чего? Этого никто не знает, кроме него, до сих пор. И мне было действительно больно смотреть на него, но я ничего не могла поделать. Как только начались летние каникулы, и Гарри исполнилось семнадцать, он собрал вещи и переехал в Бостон, где теперь живет и учится. Все было по обоюдному согласию, я не была против. Мы решили, что так будет даже лучше для него, – закончила женщина и коротко взглянула на Джемму. – Ты забыла про Джо, – тяжело выдохнула сестра Гарри, начиная нервно крутить кольцо на пальце. – Джо? Точно. Чуть не забыла про самое главное для тебя, Луи, – мама кудрявого уверенно посмотрела на меня, кивая. Что тогда выражало мое лицо? Какие эмоции? Черт, я даже разобраться в себе не мог. Как же эгоистичен я был в отношениях с Гарри. Я был таким придурком. А какие первые впечатления вызвал он у меня тогда? Ведь это даже не смешно. Правду говорят – "первое впечатление – всегда ложное". – Джо – это парень Гарри, – заключила Энн под мой тяжелый вздох. – Бывший парень, – поправила её Джемма. – Он был с ним в то время, когда не стало отца Гарри, хотя вроде они с Джо встречались и до его смерти, – неуверенно промолвила женщина, задумчиво глядя на меня. – После того, как Гарри впервые пришел избитым, я Джо рядом с ним больше не видела. Что произошло между ними? Снова же, я не знаю. Я мало что знаю про тот период жизни своего сына. Ведь тогда я и сама была в тяжелом состоянии. Во всем, что случилось с кудряшкой, я виню только себя, ведь я так мало тогда уделяла ему внимания, в котором он так нуждался, – Энн звучала более чем расстроенно, поэтому я одарил её сожалеющим взглядом. Мне её стало действительно жаль. – В конечном итоге, Гарри уехал, и ты стал первым человеком, с которым он завел отношения после всего этого. Я думаю, он, правда, влюблен в тебя, Луи, – подвела итог мама Гарри, вздыхая. Что я мог сказать? Гарри открылся передо мной в новом свете. До этого он казался мне таким веселым, беззаботным парнем, которому на все наплевать. Сейчас же в моих глазах стоял лишь тот парень шестнадцати лет, у которого так рано умер отец и который так много пережил для своего столь юного возраста. Странное чувство внутри меня. Во мне борются любовь и жалость. Но ведь сострадание и есть любовь, разве нет? Они неразрывно связаны. Мы всегда будем жалеть тех, кого так сильно любим, чье сердце всегда будет болеть вместе с нашим. Так или иначе, одно сопутствует другому. Я не стал любить Гарри меньше. Нет, ни в коем случае, напротив. Просто любовь смешалась с чувством жалости. Я знал, как это паршиво, когда тебя жалеют. От этого становится только хуже и больнее. Возможно, именно поэтому Хазза мне ничего не рассказывал. Он не хотел, чтобы я жалел его, но теперь это ведь просто неизбежно. Я не знал, как мне быть. Как побороть в себе всю жалость к тому шестнадцатилетнему парню? Я грузно бросился в облаву своих собственных мыслей. И все молчали. Джемма держалась за голову, по всей видимости, вспоминая горькие события того времени. Сложного времени. Энн еле сдерживала эмоции. Но нас от наших мыслей отвлек хлопок входной двери, когда пришел Гарри. Его мама приложила палец к губам, давая мне знак о том, что я должен держать всё в секрете. Я уверенно кивнул, глядя на неё, сожалея, и в комнату вошел улыбающийся, но довольно подуставший кудрявый. – Мам, вот теперь-то я окончательно устал, – заключил он, тяжело вздыхая. – Мы, наверное, пойдем с Луи в мою комнату – отдыхать, – Гарри встал на первую ступеньку второго этажа и рукой позвал меня к себе. Я, все еще озадаченный, послушно встал и подошел к нему. Энн положительно кивнула, Джемма пожелала нам спокойной ночи, и мы поднялись наверх. Я и Гарри зашли в самую первую комнату. Это была та самая комната Стайлса, в которой он провел всю свою сознательную жизнь. Интерьер был довольно прост, но мне все сразу понравилось. Буквально всё: большое окно, большая кровать, письменный стол, на котором ужасный беспорядок а-ля "здесь был Гарри Стайлс". На секунду мне даже показалось, что тут осталось все также, как и было до переезда кудрявого. – Лу, вещи, – тяжело выдохнул Гарри, – мы сумки забыли из машины достать. Посиди тут, я схожу и заберу их, – уверенно закончил он, выходя обратно в коридор. Я тихо прошел вглубь, будто боясь нарушить уютную тишину этой комнаты. Мне было так интересно находиться здесь, потому что я всегда считал, что комната – это некое отражение души человека, его внутреннего эмоционального состояния. В новом доме Гарри его комната была… как бы это сказать? Ну, не его это комната. Он прожил-то в этом доме всего ничего, поэтому по его комнате в Бостоне мало, что можно было сказать. А тут… тут все было просто пропитано его присутствием. В воздухе витал аромат его парфюма. И можно сделать первый вывод: ему нравится все тот же запах. Я вновь стал оглядываться. Вывод номер два: полный беспорядок. Сразу видно, чья комната и кто её хозяин. Вывод три: Гарри любит большие окна и большие кровати. Либо он любит поваляться на кровати… либо… ну, а для чего ему тогда большая кровать? Ох, моя чертова больная фантазия. А если еще учесть тот факт, что мой малыш любит походить обнаженным, то большое окно прямо перед кроватью навевает не совсем здоровые мысли. Ладно. Пока Гарри тащил наши сумки, я позволил себе безалаберно залезть в его шкаф. Вау, сколько тут вещей. Очень, очень много и все такие… классные. У него отличный вкус. Я уверенно вытащил майку, которая мне понравилась больше всего. Это была черная футболка с белой надписью "Hipsta please". И в этот самый момент в комнату ввалился Хазза с нашими сумками. – Это была моя любимая футболка, – запыхавшись, проговорил он, указывая на вещь в моих руках. – Тогда почему ты не взял её с собой в Бостон? – непонимающе спросил в ответ я, переводя на него свой взгляд. – Старые вещи, старая жизнь… – быстро бросил Гарри, – я уехал от этого и не хотел, чтобы мне хоть что-то напоминало о прошлом. Звучит странно, да? Но правда в том, что из вещей, когда я переезжал в Бостон, я ничего не взял. Даже на первое время. Я купил новые вещи в ближайших магазинах и уже в самом Бостоне. Не знаю, что ты обо мне сейчас подумаешь, но я говорю тебе чистую правду, – кудрявый тоже подошел к своему шкафу и начал перебирать свои старые вещи вместе со мной. – Ничего плохого я о тебе не подумаю, – хмыкнул я. – Просто интересно, что же такого плохого было в твоей старой жизни, отчего ты так резко решил забыть о ней? – я понимал, что затрагиваю больную для него тему, что, скорее всего, он не захочет мне рассказывать об этом, но все же для меня на самом деле было очень важны его откровения. Для меня в этой истории было еще очень много непонятных и довольно странных моментов. Я хотел выстроить в своей голове полную картинку произошедшего с Гарри, но мне не хватало для этого информации. Я был полнейшим эгоистом. – Ты уверен, что хочешь это знать? Там слишком много личных переживаний и … – начал он, глядя на меня. Я поцеловал Гарри в щеку и тихо прошептал ему на ухо: – Я хочу знать о тебе все, Гарри Стайлс, – выдохнул я ему в шею, попутно легко поцеловав. – Хорошо, я думаю… – сглотнул кудрявый, – я, правда, волнуюсь по этому поводу. Мне тяжело вспоминать, – он присел на свою кровать, опуская взгляд вниз. Я поудобнее устроился на стул за письменным столом рядом. – С чего начать? – запустив пальцы в кудряшки и оттягивая их, вздохнул Гарри. – С самого начала, – серьезно ответил я, утвердительно кивая. Стайлс передо мной заметно напрягся, будто стараясь вспомнить каждую деталь, что так сильно разрывало его сердце. Он устроился как можно более удобно, хотя… как может быть удобно в такой ситуации? – Я и правда в свои шестнадцать лет тогда пережил слишком многое, – начал он, глубоко вдохнув. – Я понимаю, что есть люди, которым было и хуже, чем мне, но… но для подростка… это тяжело. Ведь, это так сложно наконец разобраться, что тебе действительно дорого, осознать и переменить все свои жизненные ценности в одно мгновение, – я переместил свою руку на спину кудрявого, ободряюще поглаживая. – В своей школе я не отличался особой популярностью, у меня был всего один друг и он же мой первый парень – Джо. Он был старшеклассником. Почему он со мной встречался? Почему постоянно защищал меня? Я не понимал этого, правда, как бы сильно не пытался найти ответ. Только сейчас я осознал, что он просто тупо использовал меня, но сейчас уже поздно, да? – горько усмехнулся Гарри, продолжая, – мне было всего шестнадцать. Это такой наивный и доверчивый возраст. Возраст, когда ты хочешь попробовать все. Насладиться всей гадостью этой жизни. Получить удовольствие от каждой дряни. Насытиться грязью сполна. Именно с Джо я впервые попробовал наркотики… но я не втянулся, а вот Джо баловался этим ядом довольно часто. При всей моей подростковой любви к нему, мне было всё равно противно отбиваться от обдолбанного него, всякий раз, когда он тупо залезал ко мне в штаны. Так вот для него я был лишь всего-навсего безотказной игрушкой. Я был его шлюхой, – на этой фразе он вновь нервно усмехнулся, глядя на меня. Его глаза не открывали передо мной ровным счетом ничего. Я всегда мог по его зеленым изумрудам угадать его внутреннее состояние, а сейчас… ничего. Он закрыт, раздражен и сломлен. – Сейчас это звучит смешно, а тогда… тогда я действительно любил его, поэтому все ему прощал и многое позволял ему. В один день я допоздна гулял с Джо по улицам Питтсбурга. Я действительно любил такие моменты. Когда он не пытался затащить меня в постель, когда просто держал меня за руку и говорил мне слова, от которых мое тело покрывалось мурашками. Тогда я действительно чувствовал его любовь, ну или то чувство, которое я принимал за его любовь. Когда я вернулся домой после прогулки с ним, то узнал, что… – я заметил, как ему стало трудно дышать, но через силу Гарри проговорил. – Я узнал, что мой отец в реанимации на грани жизни и смерти. У него случился приступ. Этот чертов сердечный приступ застал его на улице, где он был совершенно беспомощен. И черт знает, сколько он там пролежал в бессознательном состоянии, пока какой-нибудь добрый человек не вызвал скорую помощь. В тот день он шел с работы. Я всегда встречал его, и мы шли вместе, болтали о разном, он рассказывал мне смешные истории, которых в его арсенале было на удивление невероятно много, а я просто восхищался этим человеком. Я любил его так, как не любил никого больше и, наверное, уже никогда никого не полюблю. Никакой супергерой не был сравним для меня с отцом. Мы были с ним очень близки. На этой Земле я не знал человека лучше. Он был моим идеалом и моим примером для подражания. Но… в день его приступа… Джо пригласил меня погулять и я, как всегда, не смог ему отказать, поэтому позвонил папе и сказал, что сегодня не смогу пойти с ним домой. Отец ничего мне не сказал, только попросил не задерживаться надолго. И вот пока я гулял, пока ел мороженное и смеялся с Джо… мой папа лежал где-то на улице… он уже тогда медленно умирал. Я мог бы его спасти. А я… я гулял, и мне было весело, и я наслаждался жизнью. Во всем виноват лишь я. Если бы тогда… – Гарри стал беспомощно всхлипывать, и на его изумрудно зеленых глазах появились кристаллики слез. – Я бы… он бы… он был бы жив. Понимаешь? Я мог бы все исправить, но… время ведь не повернешь вспять, да? Все это так угнетает меня по сей день. И тогда я сильно замкнулся в себе, а еще расстался с Джо. Уже на следующий день он и его дружки избивали меня где-то за школой за это. Как они оставили меня в живых? Да и зачем они сделали это? Я не имею в виду, зачем они избили меня до полусмерти. Нет, я имею в виду, зачем они оставили меня в живых? Ведь тогда я так не хотел жить. После этого они меня еще часто били… и так продолжалось бы долго, если бы по исполнению семнадцати лет я не переехал жить в Бостон. Я поступил как последний трус, – всхлипы моего Гарри стали раздаваться эхом по комнате, а его тело содрогалось от нахлынувших эмоций. Мое сердце медленно и мучительно стало разрываться на тысячи мелких кусочков при виде моего, на первый взгляд, такого сильного кудряшки в состоянии близком к истерике. Я чувствовал свою вину перед ним, потому что это я заставил Гарри окунуться в это еще раз, вспомнить то, о чем он старался всё это время забыть, от чего он убежал и к чему больше никогда не хотел возвращаться. Я просто глупый идиот. Глядя на него, мне так хотелось забрать всю его боль, что он сейчас испытывал, себе, чтобы понять, как больно я ему сделал, но это, к сожалению, невозможно. Было видно, что Гарри до меня никому это не рассказывал… да и рассказ его был еще не закончен. Теперь я просто обязан был его дослушать, хотя так хотелось просто крепко обнять его, чтобы он почувствовал, что он не один. Что я рядом. Но в данной ситуации это было бы не к месту, поэтому я просто сидел и гладил его по спине, подавляя в себе чувство прямо сейчас сорваться с места и убить каждого, кто хоть как-то поспособствовал разрушению моего мальчика. Гарри, сглотнув ком в горле, продолжил: – Его слова. Последние слова, что папа сказал мне тогда по телефону… они до сих пор ужасным гулом стоят в моей голове, – и будто в подтверждении своих слов, кудрявый схватился за голову, медленно начиная покачиваться. – Я всегда буду винить себя в смерти отца. Всему виной – я. Я причиняю всем вокруг только боль. Я сею вокруг себя неприятности, – как мантру начал повторять он. – Я не хотел, чтобы так вышло. И я сбежал. Сбежал ото всех проблем, которые свалились на меня. Уехал в Бостон, чтобы жить дальше. Каждый чертов день это чувство вины сжирает меня изнутри. Ты даже представить себе не можешь, каково это жить с огромной дырой в сердце. Смерть самого близкого человека, предательство первой любви, ведь я так надеялся, что Джо поймет меня, что он поддержит, но нет. Я не получил даже и сотой доли того, чего хотел, возможно, потому что не заслужил этого, – и тут я понял, что на моего Гарри, на моего милого сильного мальчика, обрушилась истерика. Самая настоящая и непередаваемая словами. – Именно поэтому я решил не брать с собой старые вещи, ведь… каждый раз, когда я их вижу, они бьют мне ножом в спину воспоминаниями о том, что я облажался, что вся моя жизнь – полная лажа, – нам потребовался перерыв. Нам обоим, потому что я просто не смог больше сдержать порыва и закрыть Гарри своими объятиями от внешнего мира. Я просто крепко прижал его к себе, позволяя ему намочить своими слезами свою рубашку. Он сильно ухватился за тонкую ткань, вжимаясь в мое тело максимально сильно. И пока я тихо шептал ему о том, что это не его вина, что он никогда не был виновен в том, что произошло, что Джо тот еще мудак, недостойный и грамма его эмоций, и еще много чего абсолютно бессмысленного в данной ситуации, он только продолжал всхлипывать, пока не успокоился, продолжая шептать в мое плечо: – Я переехал в Бостон не сразу. Сначала все лето я ездил по разным штатам Америки и заводил новые знакомства. Ну, знаешь, выпивка, развлечения, случайные связи. Так вот, по приезду в Бостон я сильно изменился. Я стал много выпивать, вести разгульный образ жизни. Брать от этакой молодости все, что она могла мне предоставить. Я не планировал влюбляться. Я даже наоборот запретил себе это делать. Ведь по опыту, к сожалению, печальному опыту, я принес слишком много плохого своими чувствами. Я сторонился каких-либо чувств. Загуливал все те раны в сердце. Плохо выходило, правда. Но... закрыться в своем мире и никогда не открывать свое сердце больше – было отличным вариантом для меня. Но… не вышло. Ничего не вышло с твоим появлением. Все рухнуло почти в один миг, хотя сначала я подумал, что ты – просто очередной мальчик на ночь, возможно, и на утро, но не более того. Но, черт возьми. Это не так. Я влюбился. Я сделал то, что слишком долго запрещал себе. Ты стал моим, пусть и не лекарством, но хотя бы обезболивающим. Лу, ты стал предотвращать мои мысли покончить с собой, – я со страхом отстранился, заглядывая в его заплывшие слезами красные глаза, он лишь нервно выдохнул. – Да, были такие мысли, Луи, – в подтверждении кивнул он, – в очередной раз, напившись, когда ты лежишь на кровати и обдумываешь план суицида, как и когда тебя похоронят, какое место выберут на кладбище, будут ли плакать и скорбеть. В такие моменты становится страшно, но ты не видишь иного выхода… я так рано остался без отца, для которого хотел столько сказать и столько сделать. Я так мало говорил ему, как сильно люблю его, как он дорог мне, как сильно я на самом деле нуждаюсь в нем. И снова. Снова же во всем этом виноват я. На моих плечах смерть самого лучшего человека – моего отца, – его слова эхом пронеслись по темной комнате, а в глазах вновь блеснула опасная влага, не предвещающая ничего хорошего. – Ты – первый, кому я это рассказал. Мама и Джемма не знают, что отец умер по моей вине. Я живу с этим. Я живу, а он мертв, – вновь всхлип, и я отчётливо слышу, как вокруг меня начинает рушиться весь мой мир. Так больно смотреть на то, как человек, которому ты предан всем сердцем, буквально ломается у тебя на глазах. Осознавать, что ты ничем не можешь помочь своему Гарри. И всё, что я сделал – тихо прижался к нему. Он вновь крепко вцепился в мое плечо, а я принялся его успокаивать, хотя сам был на грани нервного срыва. Ну как я мог успокаивать его? От всех откровений Гарольда на меня самого напало дикое чувство никчемности своего существования. Ведь я и не знал, каково это иметь самого лучшего папу в мире. Он все еще продолжал всхлипывать мне в плечо, а я лишь сдерживал тот фонтан слез, который просто рвался из меня наружу. Я дрожащими пальцами взял лицо Гарри в свои руки, призывая посмотреть на себя. Он постыдно отворачивался, а я вытирал его капельки слез большими пальцами. Внутри меня творился хаос из чувств. – Чего ты стыдишься, Гарри? Эмоций? – тихо прошептал я, глядя на то, как кудрявый опускает голову, стыдливо уходя от зрительного контакта со мной. – Я сильный… я обещал больше не плакать. Я пообещал себе, а сейчас, получается, я нарушаю свое же обещание, – он отвечал так сломано и так беспомощно, что мне самому становилось не по себе. Если я сейчас разрушусь, шанса на восстановления у нас не будет. – Ты не можешь быть всегда сильным. Рано или поздно все мы ломаемся, – сквозь дрожь в голосе проговорил я, поглаживая его бледные щеки. Боже, мне нужны ямочки на них, иначе я сейчас собственноручно пущу себе пулю в лоб. – Я должен… я просто обязан быть сильным, Луи. Ради того, чтобы снова не начать мысленно умирать, чтобы снова не стать человеком, который живет на грани суицида. Ведь если я снова начну убивать себя, я поступлю так чертовски эгоистично, - нервно выдохнул он, снова всхлипывая. – Я понял это еще в самый первый раз при попытке суицида. Когда сидел весь избитый с множеством синяков и еще льющейся кровью из губы вот на этом подоконнике, – он указал рукой на широкий подоконник прямо перед огромным окном, а потом резко встал и подошел к окну, чтобы распахнуть его. – Что… что ты делаешь? – испуганно проговорил я, следя за его резкими движениями. Он молча сел на подоконник, отказываясь принимать во внимание январь месяц в Питтсбурге. И было ужасно глупо мне следовать его примеру, но именно так я и поступил. Подойдя к раскрытому окну, я сел напротив Гарри. Было до жути холодно, но все же я сел, потому что я был нужен ему. – Сидя тут, мечтая отправиться к папе, я подумал о своих родных, которые всё еще были живы: о маме и Джемме. Если я уйду следом за отцом, что будет с ними? Мама… не перенесет этого. Джемма… покончит с собой следом. Как было бы эгоистично с моей стороны забирать со своей жалкой жизнью еще две. Это, знаешь, как по акции в супермаркете. Умри сам и убей всех своих родных. Глупое сравнение, прости… – нервно выдохнул он, облизывая пересохшие губы. – Я бы не хотел этого для них. Поэтому ради родных я – сильный. Ради их жизней живу и я. Ради этого я не сдаюсь. Ради тебя, Лу, я должен быть сильным, – он поднял свой взгляд на меня, с силой прикусывая щеку с внутренней стороны, с трудом сдерживая новый поток слез. – Давай временно меняться местами? – не в силах придумать что-то другое, глупо проговорил я, не сводя с него потерянного взгляда. – Ты можешь быть слабым, ведь не всегда есть возможность быть сильным, так ведь? Ты тоже человек, Гарри. И я готов стать сильным для тебя. Я готов быть сильным за тебя. Сидя на холодном подоконнике в бывшей комнате Гарри, смотря вниз, туда, где край… столько мыслей приходит в пустую голову. И начинаешь задумываться о чем-то невероятно важном для тебя. Возможно, о жизни, которую, получается, ты прожил зря. Возможно, о любви, которую ты приобрел. Возможно, о том, что теперь у тебя действительно есть смысл, чтобы существовать. Возможно, я был рожден, чтобы однажды Гарри сделал меня сильным? – Просто будь со мною… – глядя в пустоту, прошептал Стайлс, вдыхая морозный воздух. – Обещаю, – на выдохе произнес я, понимая, что отдам этому парню всё, что у меня будет, лишь бы он был всегда счастлив. – Ты понимаешь, что давая обещание, ты должен… нет, ты просто обязан его сдержать? А если так не будет? Если все же ты не сможешь всегда быть со мной? – его стремительный взгляд переместился с пустоты на меня, а голос был слишком серьезен и буквально мог разбить мне сердце. – Я бы не давал обещаний, если бы знал, что такого не будет. Я уверен в своих словах, Гарри. Сейчас, как никогда уверен. Я буду с тобой до тех пор, пока ты сам не захочешь оставить меня. Даже тогда, обещаю, что буду любить тебя. – Значит – всегда. – Всегда… – почти шепотом произнес я, встречаясь с ним пустыми взглядами. И все же было ужасно холодно, от чего мои зубы стали трещать, отбивая чечетку. Гарри это, естественно, заметил. – Иди ко мне, – тихо произнес он, раскидывая руки в сторону. Я осторожно потянулся к нему и к его теплому телу. Он крепко обнял меня и поцеловал в лоб, а на его щеках все еще были видны следы от слез. В такой иллюзии полного спокойствия мы просидели совсем немного, потому что вскоре Гарри и сам не хило замерз. Через некоторое время мы стали готовиться ко сну. Я прошел в ванную комнату, чтобы смыть с себя весь ужас поездки, а когда я вышел, Гарри уже тихо сопел в подушку. Тихонько ложась рядом и укрываясь в невероятно теплое и пушистое одеяло, я старался не нарушить его такой необходимый ему сон. Окно все еще было открыто, поэтому под одеялом было самое теплое место в комнате. Я повернулся на бок и… наконец-то расслабился, вдыхая немного нервный аромат отдыха. Только я стал засыпать, как на мою талию упали сильные руки и стали тянуть на себя. Я перевернулся, и лоб ко лбу столкнулся с сонным Гарри, который пытался улыбнуться. Наши носы неловко столкнулись, а глаза испытывающе смотрели друг на друга. – Малыш, я люблю тебя, – прошептал кудрявый мне в губы. – Я люблю тебя больше, – также тихо ответил я, замечая на его губах кривую ухмылку. – Ты просто не представляешь всю свою ценность, глупенький, – выдохнул Гарри, пододвигая меня еще ближе. – Ты нужен мне больше, – произнес я и тут же получил сладкий поцелуй в губы. Гарри вложил в него столько нежности, что в голове не осталось больше никаких мыслей, кроме ГарриГарриГарри. – Я тебя так люблю, – в поцелуй произносит он, а я лишь пытаюсь доказать ему то же, только через наши сомкнутые губы. Его руки плавно гладят меня по обнаженной спине, и я мысленно прошу все высшие силы не отбирать у меня этот сладкий момент единения с родственной душой. Ведь Гарри – мой соулмейт*.

***

Утро началось безрадостно с ужасного приступа кашля. Знаете, будто воздуха в легких стало так мало, что я едва мог сделать вздох. Глоток воздуха – все, чего мне хотелось на тот ужасный момент. Если честно, то в последнее время со мной такое часто происходило, но я не желал обращать внимание на незначительные пустяки в своей жизни. Давала знать о себе моя старая болезнь – астма, которая вроде бы покинула меня еще в детстве. Я просыпался от удушья и засыпал с ним же. Это скорее не сама астма, а лишь маленькие её отголоски, только эти её "маленькие отголоски" стали навещать меня все чаще. Не самое приятное ощущение, поверьте. Моей радости не было предела, когда, очнувшись от своего удушающего кашля, рядом я не наблюдал Гарри. Я действительно был этому рад, потому что мне не хотелось бы, чтобы он увидел меня в таком состоянии. Его бы мой кашель, наверно, напугал бы. Зачем кудряшке лишний раз переживать за меня из-за пустяка? Раньше в таких случаях меня спасал ингалятор. Сейчас его не было. Хм, надо задуматься об его приобретении. Позже… не сейчас, Луи. Сейчас главной задачей для меня было сделать все возможное, чтобы уберечь моего Гарри от лишних волнений. За его жизнь у него их и так было слишком много. Дабы не повторять событий первого утра с Гарри, я решил не делать поспешных выводов об его отсутствии, тем более, что оно сыграло мне даже на руку. Я схватил чистую футболку из своей дорожной сумки и направился в ванную. Н-да… а вид-то у меня не из самых лучших: волосы растрепаны, сам весь красный, а под глазами мешки размером с маленький космос. Слава Богу, что Гарри меня не видит. Я долго приводил себя в порядок перед зеркалом, а когда пришел к выводу, что мое состояние теперь стало чуть лучше, вышел из ванной. И что мне делать теперь? Спуститься вниз или лечь назад в кровать и ждать прихода кудрявого? Одному ведь невероятно одиноко, а Стайлс, возможно, сейчас внизу ждет меня. Глупо, конечно, было бы с моей стороны и дальше ждать Гарри в комнате, поэтому, набравшись смелости, я спустился вниз, предварительно одевшись. На кухне было какое-то удивительное оживление. Я немного потоптался на месте, а потом смущенно выглянул из-за угла. Картина маслом: кудрявый без майки в одних шортах, стоит у плиты и, по всей видимости, готовит (оладьи?). Джемма сидит за столиком рядом и смеется над неуклюжестью своего брата. Застав их вот так, я улыбнулся и громко прокашлялся, давая всем знать о своем присутствии. – Доброе утро, Лу, – как можно громче проговорила Джемма и улыбнулась мне своей обворожительной улыбкой, я лишь смущенно кивнул в ответ. – Черт, Лу! Ну это же сюрприз, – протянул Гарри, оборачиваясь на меня и пытаясь скрыть собой все свои "творения". Это было слишком очаровательно, чтобы не улыбнуться. – Луи сейчас сделает вид, что ничего не видел, и будет дожидаться тебя в кровати, – ласково ответила Джемма за меня, а после, тепло взяв за руку, потащила наверх. – Не обижайся на него, милый, – заметив мое смущенно-огорченное состояние, проговорила девушка. – Он просто очень старается удивить тебя. Всё утро готовит этот завтрак, давай не будем портить ему сюрприз? – Джемма довела меня до комнаты и игриво подмигнула в конце фразы, усмехаясь на последнем словосочетании. Какая же она все-таки милая и добрая. Я недолго думая потянулся к ней, чтобы обнять её хрупкое тело, девушка широко улыбнулась и обняла меня в ответ. Не знаю, зачем и почему, но мне так захотелось почувствовать её тепло, что действие совершилось произвольно. После продолжительных объятий и пары смущенных улыбок я всё же прошел в комнату, лег на кровать, закрыл глаза и начал дожидаться своего повара с его "кулинарным сюрпризом" для меня. Я могу ему подыграть, всё-таки я – будущий учитель драмы. Кажется, за время пока я ждал Гарри, я успел задремать. Сквозь легкий сон чувствую, как кто-то нежно пропускает свои пальцы через мои волосы и что-то тихо напевает. Снова эти прикосновения, этот голос, что так нежно и неповторимо отдается гулом в моей голове. Я неохотно открыл глаза и на меня смотрел самый удивительный человек на свете, а его теплые и нежные руки гладили меня по голове. Его голос чутко и бережно согревал сердце, обволакивая душу. Я улыбнулся и потянулся к Гарри. Поцеловав его в щеку, я нарочно уронил его на себя. – Давай завтракать? – сквозь улыбку спросил кудрявый, нежно поглаживая меня по щеке. – Оладьи? – не глядя на поднос, ответил я, ухмыляясь. – Мог бы хотя бы сделать вид, что удивлен, я ведь старался, – обиженно проговорил Гарри, надувая свои очаровательные розовые губки. Я снова чмокнул его в уголок губ и сладко улыбнулся. В ответ я получил лишь пару ямочек на его щеках от лучезарной улыбки, что стала освещать эту комнату, и ответный поцелуй. Он удивителен. Каждая клеточка меня любит его. Все мое тело хранит воспоминания его прикосновений. Ощущение пустоты посещает его каждый раз, когда Гарри уходит от меня дальше, чем на расстояние вытянутой руки. Теперь я просто не представляю своего существования без него. Он кормил меня своими кулинарными шедеврами, пока я, не переставая ни на секунду, целовал его. Знаете, а получилось ведь довольно вкусно. Еще один плюс в его копилку идеальности. Какие минусы в ней, спросите вы? Хм… наверное, его невероятная пошлость фантазии. Хотя, нет, даже это не минус. Это скорее очень даже большой плюс для меня. Я уже говорил, что он идеален? – ГарриГарри… не надо, я боюсь щекотки! – громко пропищал я, когда кудрявый начал щекотать меня, лежа на кровати. – А вот это ты зря, – с дьявольской ухмылкой произнес он, принимаясь скользить своими проворными длинными пальцами по моим бокам с тройной силой. Мой оглушительный смех раздавался в каждом уголке этой комнаты. Пара синяков, несколько незначительных ссадин – отлично поиграли. Отдышавшись от нашей с ним игры, Гарри спросил: – Чем хочешь заняться? Мы в Питтсбурге до завтрашнего утра. Потом поедем обратно домой. – Мне нужно маме позвонить, а потом… может, прогуляемся? – лучезарно улыбнулся я, взяв в руки мобильный, чтобы позвонить маме. – Куда ты хочешь? – спросил в ответ кудрявый, следя за каждым моим действием. – Просто погулять, с тобой, – проговорил я и набрал номер мамы. После недолгого разговора с мамой, я снова посмотрел на Гарри, который всё это время лежал рядом. – Тогда одевайся, – подмигнул он мне, поднимаясь. Попрощавшись с Джеммой, которая тепло улыбнулась при виде нас, мы за руку вышли из его дома, чтобы прогуляться по Питтсбургу. – Куда пойдем? – надевая серую шапочку, спросил Стайлс, вновь хватая меня за руку. – Парк? – спросил я, улыбнувшись. – Пошли, – ответил кудрявый и повел меня в неизвестном направлении. Должен признаться, что в Питтсбурге намного красивее, нежели в Бостоне. Больше живописных мест, определенно. А еще тут немного теплей. – Догоняй, – громко засмеялся Стайлс и резко перешел на бег. Я лишь усмехнулся, а после стал нагонять его. Таким темпом мы бежали около пятнадцати минут, и во мне даже зародилась надежда на то, что я смог догнать этого кудрявого обольстителя, пока Гарри также резко, как и начал, не остановился на месте. Его как будто парализовало. Я подбежал сзади и обнял его за плечи. – Ну, ты чего? Побежали, – рассмеялся я и чмокнул его в раскрасневшуюся от бега щечку, но заметив его выражение лица, сразу понял, что он кого-то увидел. Кого-то, кого не хотел бы сейчас видеть. – Один… один из дружков Джо, что избивали меня, – мотнув головой в сторону надвигавшегося на нас парня, почти даже нервным голосом проговорил Гарри. – Пошли, – я уверено взял его за руку, и мы вместе пошли навстречу одному из уродов, которых я мечтал вчера придушить голыми руками. И хотя легкая дрожь в руке Гарри придавала трагичности ситуации, я попытался выглядеть уверенно за нас двоих. Мимо этого парня мы прошли почти спокойно, только вот мой Хазза всякий раз сильно сжимал мою руку и отчаянно искал глазами поддержки у асфальта под ногами. – Стайлс? – вопросительно крикнул незнакомый мне парень нам вслед, когда мы прошли мимо него. Я неуверенно посмотрел на Гарри, который даже не остановился. Он не стал оборачиваться, лишь отрицательно покачал головой, давая мне понять, что мы должны игнорировать это дерьмо. Заставить его посмотреть в лицо этому паршивцу я не мог, поэтому мы продолжили свой путь в никуда, крепко взявшись за руки. – Хаз, ты только… не вешай нос, ладно? Я не хочу видеть тебя разбитым… не сегодня, хорошо? – тихонько поцеловав его в губы, проговорил я, отчаянно желая, чтобы он понял меня правильно. Я так хотел отдалиться от воспоминаний о его нелегком прошлом хотя бы сегодня, потому что на душе всё еще оставалось неприятное чувство боли от вчерашних откровений. Сквозь наш недолгий, но очень теплый и нежный поцелуй на его лице мелькнула улыбка, когда он спросил: – Кто-то предлагал вчера быть сильным за меня. – Я. Я предлагал, я помню. Но… не будем сегодня впадать в депрессию. Мне так больно видеть тебя грустным, – опустив голову, прошептал я. – Со мной все будет хорошо, – Гарри поднял мое лицо за подбородок указательным пальцем и вновь нежно прикоснулся своими губами к моим. Отчего-то мне хотелось верить ему, хотя сердце отчаянно твердило, что он не в порядке. И тут я понял, что без Гарри всё это время я не жил… я существовал. А сейчас, стоя с ним в бесснежном январском парке Питтсбурга вот так, я мог жить. Я мог чувствовать, дышать, наслаждаться им всем без остатка. Я мог быть самим собой. До всего этого я не мог разобраться в себе, давая возможность обществу решать за себя. Я задыхался от мнений окружающих. Я был так зависим. Но почему? Правильней будет сказать, потому что все мы так или иначе зависим от кого-то, а может и от чего-то. Нам часто приходится скрывать все, что есть у нас внутри. Очень часто всё решают за нас: с кем нам быть, а от кого лучше держаться подальше. Мы словно марионетки в чьих-то очень подлых руках. В руках, которые не хотят делать людей счастливыми. В руках, которые могут лишь делать нас такими, как все, ведь так лучше. Но лучше для кого? Делать из всех одинаковых кукол, которые все равны. Нет индивидуальностей. Есть жалкие подобия. И лишь среди этой серой массы людей, которые оставляют свои желания впустую только из-за чьего-то мнения, найдется пара людей. Они будут идти против этого стереотипа жизни. Они будут отличаться, но в этом и есть вся их прелесть. Присмотритесь, возможно, вы можете стать именно этой парой. Не смейте идти за мнением остальных. Будьте чуть решительней, не повторяйте моих ошибок. Мне сложно рассуждать об этом, ведь я сам оказался под таким давлением. Наши отношения с Гарри тоже попали под прицел мнений. Но он рядом… и теперь точно. Пускай все, кто думают, что нам не стоит быть вместе, идут своей дорогой. – О чем задумался, милый? – погладив меня по щеке замерзшей рукой, спросил Гарри, сладко улыбнувшись. Я лишь тепло улыбнулся в ответ, наслаждаясь моментом. – Ничего особенного, Хаз… – пожал плечами я. А зачем ему говорить о том, что я считаю себя ублюдком, который так долго не ценил то, что у него появилось? – Снова фантазии? – пропуская мои волосы через свои длинные тонкие пальцы, проговорил он. – Да, но на этот раз они хорошие, – заулыбался я, кивая. Он буквально понимал все, что творится в моей больной голове. Гарри определенно умеет читать мои мысли. Я стал с усмешкой опускать глаза, вспоминая, как он не любит, когда я придумываю себе разные глупости. Мы сидели на лавочке в парке пару минут, пока я не заметил, что мой Гарри сильно продрог. – Твои зубы очень громко стучат, Гарри, – усмехнулся я, тыкая пальцем в его щечку. – Да? Прости, – кудрявый прикусил губу, а я отчаянно захотел снова поцеловать его. – За что только извинился, глупенький? Где у вас тут ближайшее кафе? – я оглянулся по сторонам в поисках теплого помещения. – Ты голоден? – поднял одну бровь Гарри в ответ. – Нет, твои оладьи были очень сытные, – тихонько посмеялся я. – Но нам необходимо немного теплого воздуха. – Я знаю другое место, – Стайлс уверенно схватил меня за руку и повел куда-то, где, по его мнению, нам обоим будет тепло.