с середины февраля

      Идёт третий год с тех пор, как Олег появился в детском доме и подружился с Серёжей Разумовским. И даже на третий год Сергей не смог запомнить дату рождения Волкова. Потому в этом году он узнаёт о нём сначала от одноклассников и классной руководительницы, а потом от соседей и общих друзей в детдоме — все они примерно за две недели начинают спрашивать у Серёжи, как у близкого друга, что можно подарить Олегу. Разумовский, конечно, знает, что ему подарить, и отвечает всем примерно одно и то же: книги, письменные принадлежности, сигареты, что-нибудь чёрное. Но сам Серёжа что-то из списка дарить абсолютно не хочет: надо особенное, чтобы не повторялось с другими подарками и обязательно понравилось. Близкий друг, вроде бы.       Серёжа думает над подарком неделю, тщательно анализируя любые разговоры с Олегом, но тот о своём дне рождения даже не заикается, впрочем, как и в предыдущие года. Разумовский следит за каждым движением, подслушивает разговоры Волкова с другими ребятами, даже ждёт его после школы гораздо ближе к курилке, чем раньше: знает, что Олег часто там с кем-то беседует на разные темы. Уже спустя несколько дней Волков подозрительное внимание к себе замечает и вываливает своё недовольство на Сергея, как только они выходят из приюта ранним утром и направляются в школу.       — Серёж, — начинает Олег, придерживая друга за локоть, чтобы он не поскользнулся на мартовском льду, — ты зачем следишь за мной, а?       — Почему слежу? — как ни в чём не бывало отвечает Разумовский, неотрывно глядя себе под ноги и цепляясь обеими руками за Олега. — С чего ты взял вообще?       — Я не слепой, — улыбается он, — вижу, что ты всегда рядом пристраиваешься, когда я с пацанами разговариваю. И к курилке ты раньше близко не подходил, а теперь на входе торчишь постоянно, пока я не выйду.       — Приобщаюсь к твоим компаниям, в которые ты меня не берёшь, — отрешённо отвечает Серёжа, и Волков слышит в этом нотки обиды.       — Ну хочешь, я тебя со всеми познакомлю? Я бы и раньше познакомил, но ты не куришь и нашими… темами не интересуешься, я думал, мои друзья тебя не заинтересуют, — Олег утягивает Разумовского ближе к краю тротуара, когда уже третий человек просит освободить ему дорогу или двигать ногами побыстрее. А Серёжа побыстрее не может — кроссовки скользкие.       — Какими ещё вашими темами? — подозрительно щурится Разумовский, на секунду поднимая взгляд на друга.       — Ну там… Ты не поймёшь, — отмахивается Олег. — Тебе, может, мои кроссы старые подогнать? Они хоть не скользят.       — У тебя лапа огромная, я сам из них выскользну.       О странной Волковской «теме» Серёжа забывает до позднего вечера, пока не ложится в кровать и наблюдает, как соседи по очереди начинают сопеть, храпеть, свистеть и издавать многие другие «сонные» звуки.       Разумовский в последнее время спать не может вообще. Лежит несколько часов после отбоя, тупо пялясь в покрытый трещинами потолок, даже почти без мыслей иногда. Но «тема», которую Серёжа, по словам Олега, «не поймёт», сегодня занимает всю голову. Что он скрывает? И почему? Неужели они не такие близкие друзья, как думал Разумовский? Может, Олег собрался отмечать день рождения без него, со своими новыми друзьями, которых он нашёл в школьной секции по волейболу? Эта мысль Серёжу совсем расстраивает. Наверное, стоит пообщаться завтра с этими парнями и поспрашивать. Вряд ли ответят, но попробовать нужно. Возможно, с ними Олег делится чем-то большим, чем с Разумовским.       Волков в последнее время вообще какой-то слишком скрытный. Перемигивается на уроках с одноклассниками, выходит с ними в туалет с разницей в пять минут, видимо, чтобы учителя не заподозрили ничего, находит кучу старших знакомых в школе, резко начинает общаться с некоторыми Серёжиными друзьями ближе, чем раньше, и постоянно куда-то уходит, не беря с собой Серёжу. Не то чтобы его это расстраивало — он и сам в начале дружбы не брал Олега в свои компании, проводил время со старыми друзьями. Но это было в начале дружбы, и Волков из рассказов Сергея знал всё о каждом парне в его окружении, все разговоры и даже некоторые чужие тайны. А Разумовский сейчас не знает даже тайн Олега. Это не расстраивало — било по самолюбию.

***

      — Олеж, что ты хочешь на день рождения?       Серёжа не выдерживает. Не может больше гадать, подслушивать, так напряжённо думать, и решает сдаться. Пусть не сюрприз, зато так Олегу точно понравится. Он только вернулся из туалета, куда ушёл ещё на уроке, и Разумовский видел, как в коридоре с ним поздоровался Володя из параллельного класса, как потом они вместе ушли по лестнице на нижний этаж. Потом, правда, Олег в туалет всё-таки завернул. Меньше чем на минуту. Видимо, даже не покурить.       — Я же говорил, мне ничего не надо, — быстро улыбается Волков, оглядываясь на дверь в кабинет. — Можешь выпросить у воспитателей куртку весеннюю, я видел, что волонтёры притаскивали офигенную чёрную. Но тебе её вряд ли выдадут. Поэтому не запаривайся, мне сладостей в конце месяца хватит, — Олег хлопает его по плечу.       У Серёжи до этого было вполне неплохое настроение. Теперь улетучилось. В прошлые годы у Олега был целый список желаний на Новый год и день рождения: он знает, что Разумовский профессионально обворовывает чужие комнаты, медпункт, столовую и даже городские магазины, а также искусно перелезает через приютский потёртый забор на прогулках и убегает в город. Олег знает, что Серёжа может достать для него всё что угодно: вещи, книги, новые тетради и любые сладости, а не те просроченные в облезших подарочных пакетах, которые в тридцатых числах воспитатели раздают всем, у кого в прошедшем месяце были дни рождения. В этот раз Волков не просит ничего, даже свои любимые глазированные сырки с варёной сгущёнкой, которые, вообще-то, всегда хочет в виде подарка на любой праздник. Серёжу это настораживает.       — А сырки? — всё-таки решает напомнить он.       — И сырков не надо, Серёж, спасибо, — тараторит Олег. В коридоре мимо двери проходит учитель истории, направляющийся, кажется, в сторону учительской, и Волков мигом сгребает свои вещи с парты в рюкзак, тревожно поглядывая на дверь. — Я пойду, извини, кое-куда сходить надо. К концу уроков вернусь. Можешь подождать на входе, если хочешь, но я позвоню, когда буду подходить. Давай, пока, — Олег накидывает рюкзак на плечо, прощается с одноклассниками на своём ряду, машет на прощание остальным — чтобы времени не терять — и выходит из кабинета, направляясь к ближайшей лестнице, пока историк не засёк.       Серёжа бросается за ним, не раздумывая. Вот так Олег никогда не уходил. Чтобы с четвёртого урока и насовсем. На лестничном пролёте Разумовский хватает друга за плечо и резко разворачивает к себе.       — Куда тебе зайти надо?       Олег испуганно смотрит в расстроенно-злые голубые глаза, бегает взглядом по коридорам второго и первого этажа, всё ещё боясь наткнуться на историка или, того хуже, завучей и классную.       — Серёж, потом расскажу, окей? Сейчас прям горит, идти надо.       — Нет, расскажешь сейчас. Я задолбался смотреть на тебя этот месяц. Чё не так у тебя?       — Серёжа, потом, — Волков уже хмурится. — Вечером расскажу, понял? Сейчас уйти нужно.       Разумовский тяжело дышит, закусывая щёки изнутри.       — Всё? — Олег указывает взглядом на руку, всё ещё сжимающую его плечо, и Серёжа мгновенно, будто брезгливо, её отдергивает.       — Всё.       Олег после уроков у входа не появляется. На звонки не отвечает и сам не звонит. Серёжа ждёт около получаса, пока охранник не начинает гнать его, потому что «не хочет проблем с вашим приютом вшивым». Разумовский связи не видит. Кидает на противного старика презрительный взгляд, но уходит. Олег всё не отвечает.       На входе главная воспитательница пересчитывает детей и даже не замечает — или не хочет замечать — отсутствие Волкова. Он не появляется ни к свободным часам, ни к ужину. Из столовой старших детей ведут в общую комнату на получасовой просмотр телевизора. Серёжа, забившись в дальний угол со своей компанией, самозабвенно ржёт над сопливой мелодрамой, которую им включили, и над девчонками, утирающими слёзы. В этот день их дружное пацанское братство покидает Юрка — тот, что на протяжении долгих лет организовывал обряд посвящения для новоприбывших. В середине фильма Геля, его одноклассница, сидящая спереди, с заплаканным лицом оборачивается и смотрит прямо на Юру. Его это, естественно, сломило, и он, скомкано извинившись перед друзьями, подсаживается к Ангелине и приобнимает её, успокаивающе поглаживая по плечу. Серёжа закатывает глаза синхронно с остальными парнями в компании.       — Пропал мальчик, — обречённо тянет Юрин кудрявый друг, качая головой.       Когда время телевизора подходит к концу, ржать над всем подряд порядком надоедает, и парни успокаиваются, теперь засыпая на плечах друг друга и на полу. Серёжа проверяет сообщения и звонки на своём кнопочном телефоне. Олег так и не объявился.       За пять минут до отбоя, после душа, Разумовский звонит еще три раза, каждый из которых слушает долгие надоедливые гудки и голос автоответчика в конце. Серёжа уже даже думает и правда оставить сообщение после сигнала, но появившуюся мысль развеивает Марья Ивановна — воспитательница старших, — когда гонит Разумовского из коридора в комнату.       Олег объявляется далеко после отбоя. Серёжа прикидывает, что сейчас минимум полночь, когда переводит взгляд с соседской тумбочки на дверь комнаты, пустившую внутрь полоску света и тёмный силуэт с растрёпанными волосами.       — Да блять.       Точно Олег. Спотыкается о ножку кровати.       — Блять.       Теперь о чужую тапку. Серёжа знает все его «блять» и их причины почти наизусть.       Волков заваливается на кровать, заставляя ту жалобно заскрипеть, и тяжело вздыхает. Постель его не разобрана, он лежит прямо на грязно-жёлтом потёртом покрывале в уличной одежде и, кажется, делать больше ничего не собирается. Серёжа внимательно смотрит на Олега, накрывшись до носа одеялом и до боли скашивая глаза. Приходится проморгаться.       — Ой, блять…       Волков вздыхает ещё раз и встаёт. Всё же переодевается, постель расстилает. Сопеть начинает уже через двадцать минут. Серёжа больно трёт руками глаза до цветных всполохов под веками. Надо будет поговорить.

***

      День рождения Олега уже через несколько часов, а он всё это время упорно избегает Серёжу. То есть, конечно, они общаются как раньше, сидят за одной партой, ходят вместе в школу, но Разумовский почти физически чувствует, как Олег отдаляется. От своего ночного прихода и десятка пропущенных звонков он отмахнулся, сказав, что был очень занят. Серёжа, естественно, не поверил. Несмотря на неожиданно повисшее между ними напряжение, праздничный сюрприз Разумовский готовит. Даже сырков набрал со сгущёнкой, хоть Олег и сказал, что ему не надо. Теперь на то, чтобы упаковать и спрятать подарки, у Серёжи есть уйма времени: Волков всё чаще уходит вот так на полдня, не отвечая на звонки и не рассказывая ничего на следующий день.       Сейчас его снова нет. А Серёжа рассчитывал перехватить Олега перед отбоем. Уже ужин. Волкова не видно. Хотя снова, как обычно, обещал подойти после уроков.       Он появляется в душевой, когда основная масса парней уже оттуда выходит. Разумовский суёт руки в рукава пижамной футболки, когда Олег хлопает его сзади по спине.       — Привет. Я задержался.       — Я заметил, — шипит Серёжа, оборачиваясь на друга. Он впервые пришёл так рано. В честь праздника, наверное. Обычно после отбоя заявляется.       Олег выглядит хуже, чем сегодня днём в школе. Растрёпанный — ладно, это как обычно, — с глубокими тенями под глазами, уставшим взглядом и в запятнанной чёрной футболке, которую Волков тут же стягивает и бросает на мокрую лавочку.       — Что с тобой? — обеспокоенно спрашивает Серёжа, перехватывая его запястье. Олег на мгновение оборачивается, не ожидая прикосновения, но тут же отводит взгляд.       — Ничего. Устал, — с улыбкой произносит Волков, не поднимая взгляд.       — Олег, глянь на меня, — Разумовский поворачивает его лицо к себе, легко придерживая за подбородок, и, не сдержавшись, ошарашенно выдыхает.       Зрачки Олега шире всех луж во дворе детского дома после самого сильного дождя.       Волков выдёргивает подбородок и руку, стыдливо глядя в пол.       — Я в душ? — неуверенно спрашивает он.       — Да, да.       Серёжа медленно оседает на всё ту же мокрую лавку, плюет на промокшее бельё. Руки дрожат, и он сцепляет их в замок, опуская на них подбородок. Олег кидает рядом с футболкой тёмно-синие рваные джинсы и скрывается за стенкой. Слышится шипение душа.       Это всё объясняет. И прогулы, и ночные похождение, и недоговорённости, и странное поведение Олега, и кучу новых знакомых. Сейчас, вспоминая всех, с кем начал близко общаться Волков, Серёжа поверить не мог, что в его окружении столько… наркоманов. Язык даже в мыслях не поворачивается причислять к ним Олега. Может, он что-то не так понял..?       Шум воды за стеной стихает. Олег глухо вздыхает и шлёпает босыми ногами к раздевалке, где сверху вниз глядит на сгорбленного Разумовского.       — Я возьму твоё полотенце? — тихо спрашивает Волков. — Моё в комнате.       — Да, конечно, бери.       Олег обматывает полотенцем бёдра, сгребает свою одежду в кучу и садится рядом с Серёжей.       — Ты злишься, да?       — Нет, я… — Разумовский прикрывает глаза, успокаиваясь. — Олег, зачем? Как так вышло? Ты же умный, хороший парень, как тебя занесло туда?       Олег жмёт плечами. Смотрит всё также в пол.       — Давно?       — С середины февраля.       Серёжу будто бьёт током. Он ведь знал, видел всё это, думал, что же не так.       — Ты знал. Я видел, что ты знал.       — Поэтому решил меня избегать?       — Типа того.       — Супер.       Они долго молчат. Серёжа поднимается первым, начинает складывать вещи в аккуратную стопку, за ним встаёт и Олег.       — Какой же ты идиот, боже, — сокрушается Разумовский по пути из душевой, жмурясь до боли в глазах. — Ты сейчас в адеквате?       — В данный момент или в целом?       — В данный момент.       — Да.       — Жди.       Серёжа выхватывает у Волкова ком одежды и скрывается в комнате. Бросает вещи на кровать Олега, копается в тумбочке, под кроватью, в соседской тумбочке и наконец собирает все подарки в один большой пакет из супермаркета, а сверху кидает покрывало со своей кровати. В коридоре терпеливо ждёт Олег, облокотившись спиной на жёлтую стену. Разумовский тыкает ему в лицо экран телефона.       — У тебя, дебила, скоро день рождения, поэтому как бы ты меня сейчас ни бесил, я не зря всё это намутил, — он хватает удивлённого Олега за руку и тащит к пожарной лестнице. По ней они забираются на самый верх, Серёжа отточенными движениями за несколько секунд вскрывает старый замок на двери, закалывает невидимкой выпадающую из хвоста прядь и ведёт Олега наверх. На крышу.       — Нас спалят, — испуганно оповещает Волков, стараясь передвигаться по крыше на полусогнутых ногах — почему-то кажется, что так шансов быть замеченными гораздо меньше.       — Не спалят, — отмахивается Разумовский, расстилая покрывало и раскладывая подарки с едой. — Садись. Пиво ты сегодня не пьёшь, спасать тебя от инсульта не входило в мои планы.       От вида сырков с варёной сгущёнкой у Олега натурально загораются глаза. Остальная еда и коробка с подарком как-то размываются. Волков не особо думал, когда отказывался от этого кулинарного произведения искусства, когда Серёжа предлагал, и после об этом очень жалел.       — Я знал, что ты их всё равно захочешь, — довольно хмыкает Разумовский. — Открывай коробку.       — Ты как её достал? — Олег держит в руках ту самую чёрную олимпийку, которую несколько месяцев назад привезли студенты-волонтёры, щупает гладкую ткань и не верит, что её просто так отдали.       — Спёр, — ещё довольнее хмыкает Серёжа. — Всё для тебя, сладкий. С днём рождения.