«Наступает холод, и мир расколот,
И все святые пылают огнём.
Когда мысли тают, и мы страдаем,
Но что мы знаем? Кровь стынет ручьем.
Я обману тебя, но лишь, чтоб уберечь.
Знай, зверь внутри меня, сидит внутри меня»
(Radio Tapok – Demons (caver Imagine Dragons – Demons))
Мрачные стены Голмуда давили, взрываясь яркими вспышками боли и каруселью затянутых масками лиц. Тело ощущалось чужим, сознание, запертое в клетке дурмана, пульсировало, напоминая коллапсирующую звезду. Мир расплывался в алом мареве и мерзких прикосновениях рук, несущих боль, унижение, раздражающих зверя и понукающих тьму. Все сплеталось в единый клубок, размотать который он был не в силах. Только разорвать эти нити. Что-то густое стекало по груди и животу, срываясь вниз, пропитывая ткань штанов. Холодный металл погружался все глубже в плоть, напитываясь живым теплом, омываясь кровью, вспарывая напряженные мышцы. Перед глазами расползалась липкая темнота, скрывая от него тех, кто продолжал день за днем истязать мучительно агонирующее тело. Дыхание бесконтрольно ускорялось, сердце набатом стучало в ушах, с каждым ударом дробя черепную коробку. Хлопок с новой силой ударил по изъеденному кислотными мыслями мозгу, заставив ощутимо вздрогнуть, тем самым позволяя вырваться из плена наваждения. Перед глазами прояснилось, тело пришло в движение еще до того, как Цилин осознал бросок, плавно перешедший в выпад. Меч в руке ощущался привычно, немного оттягивал кисть. Первая из избранных звериной сущностью целей упала к его ногам, зияя страшной кровоточащей раной, нанесенной древним клинком. Линии татуировки растекались по груди, тьма осязаемой пеленой раскинулась вокруг. Все существо воина стремилось избавить мир от настоящего монстра, выведенного на чистую воду благодаря нетривиальным умозаключениям У Се и поддержке Панцзы. Поездка в Баи прошла не так гладко, как ожидалось после разговора с монахом из монастыря Бучу. Человек, назвавшийся Даньлюйсэ, едва ли походил на служителя храма, скорее, на верзилу из подворотни. Но аляповатый внешний вид с лихвой покрывали выдающиеся знания во всем, что касалось привычного в своих проявлениях тибетского буддизма, используемой семьей Ляо мавандуйской системы гексаграмм и происхождения гу-магии. Сильнее всего Чжана задело трепетное отношение Даньлюйсэ к боссу У. Монах ни словом не обмолвился, в чем именно заключалось обучение потомственного расхитителя, однако говорил о нем с благоговением, словно влюбленный в своего кумира фанат. Теперь Цилин понимал, что, вероятно, чувствовал У Се, когда внезапно заявившийся в палатку Лю Сан начал с упоением говорить о своей связи с ним и устроил целое представление с обнажением. Теперь, смотря на минувшие события со стороны, воин откровенно удивлялся тому, насколько легко его любимый расхититель проникся дружескими чувствами к назойливому слухачу, спустив с рук все выходки. Однако апогеем всего происходящего в настоящем стала необходимость совершить короткое путешествие из Баи в Чэнгуань в компании Даньлюйсэ. Три с половиной часа на поезде показались Сяогэ вечностью, из которой он, тем не менее, вынес немало важной информации, усвоенной лишь благодаря постоянному общению с двумя самыми болтливыми людьми Поднебесной. Воин не шутил, когда заверял Панцзы в своей неспособности вести продуктивный диалог с пьяным У Се, как, впрочем, и с самим перебравшим байцзю подрывником. Быстрая речь монаха отчетливо напоминала вечера в компании изрядно подвыпивших мужчин, с той лишь разницей, что Даньлюйсэ был незнакомцем, о котором Цилин не знал ровным счет ничего, кроме храмового имени. Последующие события отложились в памяти Чжана смутно сообщающимися отрывками. Речь старого мяо звучала сухо и раздражающе неспешно в противовес искрометному монологу монаха. Дребезжащий голос резал слух. А крючковатые пальцы с нестриженными пожелтевшими от времени ногтями впивались в подбородок, пока старик вглядывался в лицо стоящего на коленях воина рыбьими поблекшими глазами. На самом деле, в понимании Сяогэ, эти мелочи не стоили пристального внимания, если старый шаман в обмен на несколько часов унижений, граничащих с оседающим в глубине души омерзительным чувством раболепства, даст свое согласие отправиться в Пекин. Он был готов стоять на коленях и умолять столько, сколько потребуется, чтобы единственный человек, способный помочь, почувствовал себя почитаемым и обязанным исполнить свой долг. И это упорство вкупе с некоторым лицемерием принесло столь необходимый результат, подвигнув упрямого, вызывающего стойкое отвращение старика сделать шаг на встречу и сесть в самолет до Пекина, где в Шоуду их встречал хмурый Ло Цюэ. - Председатель Чжан выполнил свою часть сделки. Пожалуй, иного Сяогэ от въедливого в некоторых аспектах дальнего родственника и не ожидал, особенно после состоявшейся наедине беседы. Чжан Жишань обладал превосходным инстинктом самосохранения, когда дело касалось генерала Чжана или патриарха. Вероятно, единственным, кого тот искренне уважал и ценил, всегда был и оставался по сей день Ци Тецзуй. Остальным оставалось искать обходные пути к гордому адъютанту Его Превосходительства Фо Е. В том числе, самому генералу и блудному главе семьи Чжан. Скупо кивнув, он сосредоточился на мелькавших по ту сторону стекла улицах, прилагая все усилия, чтобы сдержать рвущееся наружу раздражение, и ни словом, ни жестом, ни взглядом не дать повода усомниться в собственной искренности по отношению к двум сидящим позади людям. Синьюэ встретил гостей непривычной тишиной. Даже говорливые лидеры Цзюмэнь предпочли сохранить достойное молчание, провожая напряженными взглядами троих мужчин, облаченных в национальную одежду Тибета. Цилин никогда не акцентировал внимание на том, как выглядит в непривычном, до безобразия религиозном облачении, буквально переполненном украшениями и различными побрякушками, но восхищенных взглядов У Се и Панцзы, которыми те одарили его однажды, оказалось достаточно, чтобы безоговорочно поверить им, утверждающим, что так он еще сильнее походит на свою мать. - Босс У был прав. Сяогэ оторвался от созерцания стены в кабинете бессменного председателя Цзюмэнь, вопросительно изогнув бровь. - В этом деле замешан господин Ху, - Чжан Жишань коротко кашлянул в кулак: вид патриарха поражал своим великолепием, словно тот, действительно, готовился вернуться в клан и устроить разнос нерадивым родственникам и подчиненным. Но что-то во взгляде напротив заставляло вести себя еще более благоразумно, чем прежде. Что-то древнее, темное и опасное. Что-то, что ухмыляющийся неопрятный старик в потрепанных коротких штанах и чупе поверх прямозастежной куртки отказывался замечать, а облаченный в желто-оранжевые монашеские цвета широкоплечий мужчина средних лет явно считал за браваду. – Вернее, потомок Ляо Эцзы, занявший место убитого Ху Дэсина, останки которого нашел Сяцзы – Ляо Санцань, который работал подмастерьем в одном из ателье в Наньчане около четырех лет назад, где повстречал господина Ху, а после решил занять его место, поручив отчисленному из Нанкинского медицинского университета Ши Дуну избавиться от него. Сам Ши Дун уже тогда задолжал Ляо Санцаню, приятелю своего дяди. Дело в том, что Ляо Санцань подстроил несчастный случай, в результате которого Ши Хуэйхэ скончался, а Ши Дун получил приличное наследство. Пуговица, обнаруженная Сяцзы рядом с останками господина Ху, подтверждает полученную главой Хо информацию: такие пуговицы использовались для костюмов на заказ в ателье, где работал Ляо Санцань. И господин Ху был их последним клиентом, оплатившим, но так и не забравшим свой заказ. Он намеривался приобрести особняк в Мэйлин, о чем сообщил хозяину ателье. Дочь хозяина ателье хорошо запомнила Ху Дэсина и опознала памятную пуговицу, отличную от остальных из-за производственного брака. - Это все? – вскинул брови мрачно поглядывающий на гостей Хэй Яньцзин. Ему казалось, что информации после стольких изысканий должно быть больше. Чжан Жишань затронул все то, что им на пару с Хо Сюсю удалось выяснить, опираясь на находки самого человека в черном и предположения У Се, но так и не пролил свет на разговор с бандитами, нанятыми Ши Дуном. - Особняк больше восьми столетий принадлежал его семье, но после побега Ляо Эцзы многократно перепродавался, - укоризненно качнув головой, продолжил председатель Чжан. – Согласно архивным записям, на которые указал босс У, никого из владельцев и гостей дома на холме не видели живыми после проведенной в его стенах ночи. Все пациенты военного госпиталя, организованного там в сороковых годах, умерли в течение трех-четырех месяцев с момента открытия, а персонал до сих пор считается пропавшим без вести. Однако на протяжении последнего столетия все потомки рода Ляо продолжали возвращаться к месту силы своих предков, чтобы раз в поколение проводить ритуал поклонения Пределу и возрождать былое могущество духа Гу. Хотя подчиненные Ши Дуна утверждают, что один из них всегда находился в усадьбе, чтобы отваживать от нее непрошеных гостей и потенциальных покупателей вроде господина Ху. Когда Ляо Санцань, выдававший себя за господина Ху, узнал о Цзюмэнь, то решил воспользоваться шансом и узнать, насколько легенда о существовании запечатанного тайника с величайшим сокровищем предков, дарующим безграничную власть и охраняемом тысячей демонов под предводительством мятежного духа, принесенного сияющим божеством в жертву покровителю рода Ляо, реальна. Поэтому он обратился к девяти семьям за помощью с экспертной оценкой доставшегося ему старинного особняка в качестве предлога для сотрудничества. Слова босса У о возможном существовании цокольного этажа заставили пойти поддельного господина Ху на крайние меры, сопряженные с риском. Ему нужен был тот, кто способен взломать тайник раньше, чем это сделают оставшиеся в живых потомки Ляо Эцзы, поэтому участие железного трио в изучении особняка на месте стало необходимым элементом тщательно разработанного им плана. На самом деле, он надеялся, что босс У останется верным своему слову и откажется от дальнейшей исследовательской деятельности, как только обнаружит проход к тайнику, по родовому преданию скрытому в недрах проклятого холма. Еще в ноябре одна тысяча девятьсот девяносто девятого года один из потомков Ляо Эцзы пытался пробраться внутрь холма, выдав себя за одного из туристов, направлявшихся к храму Угун, но пропал без вести, как и его сестра годом позже, как и трое других заклинателей в начале восьмидесятых, как и отец и сводный брат самого Ляо Санцаня тринадцать лет назад. На остальную экспедиционную группу у Ляо Санцаня были несколько иные планы. К сожалению, нам не удалось обнаружить ни Ши Дуна, ни его покровителя, но зато мы смогли выяснить, что именно он со своим сообщником напал на а-Сина и Сяцзы. Сообщник погиб. А-Син пострадал, потому что в первую же ночь вашего пребывания в доме выяснил секрет господина Ху и его пособников. Он случайно узнал, что Ши Дун и Фу Диэр собираются отравить команду, и решил проследить за помощником Ляо Санцаня. Из него сделали ритуальную жертву, но не смогли довести задуманное до конца из-за патрулирующего территорию усадьбы Сяцзы. - Ритуал крови, - удовлетворенно проскрипел старик мяо. – Чтобы выманить заклинателя и связанный с ним злой дух, нужно провести ритуал поклонения на крови. - Это спасет пострадавших? – учтиво поинтересовался Чжан Жишань. - Дух Гу силен. Недостаточно убить заклинателя, нужно изгнать дух, а из его пепла изготовить противоядие. Спасение сотни зависит от кровавой жертвы одного. Сотня жертв – достойное преподношение великому духу, дарующее право на перерождение бессмертной души заклинателя в новом теле, минуя Пустоту, и на покровительство древнейших сил Вселенной, несущих тайну мироздания. Десяток жертв, единовременно отданных на заклание темному духу, способны воззвать к истинной сути всего живого и мертвого и нарушить незримую грань былого и грядущего. - Мы должны принести кого-то в жертву, чтобы призвать заклинателя? – неожиданно севшим голосом просипел председатель Чжан. - Дух, - со скрежещущим смехом поправил собеседника старый шаман. – Мы призовем дух, а заклинатель явится следом за ним. - У нас нет времени, чтобы…, - вступила в разговор глава Хо. - Порошок из корня жанхэ*(1), - с мягкой улыбкой перебил Хо Сюсю монах, протягивая хранящему молчание Сяогэ холщевый мешочек. – Я здесь, потому что один из пострадавших от яда Гу – босс У. На мне лежат определенные обязательства перед ним, как перед учеником храма. - И кто же станет жертвой? – осторожно уточнила глава Хо. - Он, - с хищной усмешкой протянул старик мяо, корявым пожелтевшим ногтем прочерчивая на груди не шелохнувшегося воина печать Гу. – Он будет послушной жертвой. Его кровь привлечет дух и спасет ваших товарищей. - Завались! – недовольный бас разлетелся по кабинету, погружая его в нездоровую тишину. - Панцзы, - с легким укором выдохнул Цилин. - Нет, Сяогэ, - хмуро отрезал подрывник. – Я привык к выходкам Тяньчжэня, его сумасбродству и жертвенности, но, давай, обойдемся без мазохизма с твоей стороны. Сяогэ моргнул, поддерживая качнувшегося в сторону друга. Панцзы выглядел неважно, хрипло дышал сквозь стиснутые зубы, но продолжал стойко отстаивать его. - Вы, должно быть, господин Пан? – сверкнул приветливой улыбкой монах. – Полагаю, нам следует объясниться, не так ли? - Валяй, - фыркнул пузо и душа Железного Треугольника. – Но я не могу позволить Сяогэ стать жертвой. Не в мою смену. - Панцзы, - вновь попытался образумить друга Цилин. – Сядь. - Я не настолько шокирован, Сяогэ, - отмахнулся Панцзы, сверля предупреждающим взглядом служителя храма и его старого спутника. - Нет, - не стал спорить воин. – Выслушай их. - Я услышал достаточно. - Но не все. - Ладно, - сдался Юэбань, усаживаясь на жалобно скрипнувший стул, - как скажешь. Я слушаю, - показательно сложив руки на груди, поторопил он Даньлюйсэ. - Старейший Хмао Тху предлагает провести обряд поклонения духу Гу, заключенному в теле заклинателя, посредством ритуала крови. - Это я понял. - Жертвой может стать любой член семьи Чжан, но именно Чжан Цилин пришел к старейшему Хмао Тху с просьбой и поклоном. Господин Пан, ваш друг был достаточно искренен в своем стремлении спасти чью-то жизнь, поэтому старейший Хмао Тху согласился отправиться с ним в Пекин. - Почему именно Чжан? – прищелкнула языком глава Хо, переводя взгляд с Чжан Цилина на председателя Чжана и обратно. - Клан Чжан известен своей выносливостью и невосприимчивостью к боли. Но Чжан Цилин – полукровка. Его покровитель – непальское божество, повелевающее жизнью и смертью. Его вторая сущность – божественный зверь, несущий мир и справедливость. Дух Гу не сможет отказаться от подобного дара, однако будет не в силах заполучить его. - В чем подвох? – не меняя сурового выражения лица, осведомился Панцзы. - Ритуал поклонения, о котором идет речь, подразумевает недобровольное принесение жертвы. В большинстве религий человек, избранный жертвой, добровольно идет к жертвенному алтарю, добровольно отдает свою кровь и плоть духам и божествам и почитает свой вклад в ритуал, как великий дар свыше. Обряд рода Ляо – своего рода компиляция из нескольких религий, своими корнями уходящих к бон*(2), шаманизму*(3), хеб даб хуас*(4), тибетскому буддизму, анимизму, и призыв духа Гу лишь малая часть всех его составляющих. Ритуальные практики, подобные этой, были распространены на территории древнего государства Наньюэ*(5). - Вы двое, - подрывник недобро сверкнул глазами, сдвигая брови к переносице, - предлагаете не только обездвижить Сяогэ, но и напугать его до чертиков? - Полагаю, не так много вещей в мире способны испугать Чжан Цилина. И вряд ли нам удастся найти хотя бы одну из них за остаток отведенного времени. Поэтому мы собираемся погрузить его в транс, заставить подсознание выпустить на волю самых лютых демонов, пробудить самые отвратительные воспоминания, чтобы дух почувствовал отчаяние жертвы, как и предписывает ритуал. - И пустить кровь Сяогэ, - мрачно подытожил Панцзы. - Как и предписывает ритуал, - пожал плечами монах. – Старейший Хмао Тху нанесет всего один порез точно по левой ключице. Мы не собираемся вредить вашему другу, господин Пан, больше, чем это необходимо для призыва духа Гу. Как только дух и его заклинатель объявятся, мы выведем Чжан Цилина из транса и предоставим возможность разобраться с ним. - Есть еще что-то? – голос пуза и души Железного Треугольника звучал надсадно, обрываясь на особо высоких нотах. - Смесь, что мы собираемся использовать для транса – своего рода наркотик. Даже хорошо подготовленные люди порой теряются в собственном подсознании. Мой младший брат уже четверть века блуждает по ту сторону. Поэтому будет лучше, если председатель Чжан окажет посильную помощь в искоренении призываемого зла. - Как высокопарно. Цилин и Панцзы синхронно посмотрели в сторону говорившего. На бледном, осунувшемся лице Ци Хэя застыла маска непревзойденного ехидства. - Жаль У Се не слышит этого, - ничуть не смутившись пристальным вниманием к своей персоне, продолжил язвить наемник. – И боюсь, уже не услышит, - в следующее мгновение став серьезным, оповестил он спорщиков. - У Се? - Яба Чжан, - качнул головой Яньцзин, - я не собираюсь толкать тебя или Ван Панцзы на… что-то подобное, но состояние У Се резко ухудшилось. У наших светил медицины опускаются руки. Если вы оба хотите попытаться спасти его, то поторопитесь. Признаться, я тоже не в лучшей форме, но готов оказать посильную помощь. - Тяньчжэнь…, - тяжело сглотнув, начал подрывник, замолкая. - Ну, вы все еще можете выбрать. Либо попрощаться с ним, либо воспользоваться шансом на сотворение чуда. - Где? – Цилин устремил взгляд на усмехающегося шамана. - В большом зале, - отозвался старик мяо. - На глазах прихлебал из Цзюмэнь, - поморщился Панцзы. - Чем больше свидетелей, тем лучше, - проскрипел Хмао Тху. – Поверят люди, поверят духи. - Ладно. - Что? Сяогэ, я…, - Юэбань осекся, прикрывая глаза. – Я пойду с тобой. - Панцзы, - смягчившимся тоном оборвал друга Сяогэ. – Отдохни. - Если ничего не выйдет, то в моем отдыхе все равно не будет никакого смысла. А так я хотя бы буду знать, что ты в безопасности. Может, сейчас я не лучший защитник, но, знаешь, мне будет гораздо спокойней находиться рядом. И я все еще могу пристрелить любого засранца, посягнувшего на твою жизнь. - Ммм… Прочные тугие путы надежно ограничивали любые движения, прохладный воздух касался прожигаемого десятками голодных взглядов обнаженного торса, терпкий дым заволакивал сознание, погружая в бездну мрачных воспоминаний, несущих в себе безысходность и одиночество, от которых становилось по-настоящему страшно. Заунывное пение сливалось с неясным бормотанием, искажая фоновые звуки, превращая их в сверлящий черепную коробку нарастающий гул. Острая боль мучительно медленно проникала в мышцы плеча, растекаясь по левой руке до самых кончиков пальцев вместе с вязкой, липкой, обжигающе горячей субстанцией, стекающей по груди вниз и с громким чавкающим звуком разбивающейся об пол. Каждый вдох давался с трудом, сердце надрывно стучало о ребра, то замедляя, то ускоряя свой бег, словно готовилось остановиться навсегда, а в следующую секунду запускалось вновь, разгоняя кровь по онемевшему от однообразной позы телу. Панцзы широко распахнутыми глазами смотрел на бездумно уставившегося прямо перед собой друга, размышляя над тем, как они все дошли до такого. С лестницы, где примостился подрывник, хорошо было видно, как сильное стройное тело прошивают разряды мелкой дрожи, как по груди струится пот вперемешку с кровью, скрывая под алыми разводами контуры цилиня, как напрягаются мышцы, проглядывая через глубокий разрез над ключицей. Скрипучий голос шамана, напевающий смутно знакомую литургическую песнь, проникал в мозг, гипнотизируя. От монотонного бормотания монаха закладывало уши. Сизая туманная наркотическая дымка окутывала помещение, затмевая разум. На покачивающегося, покорно сидящего на икрах Сяогэ смотрели десятки остекленевших глаз, и лишь две пары сохраняли отблески сознания и концентрации на поставленной задачи. Ци Хэй и председатель Чжан не позволяли себе соскользнуть в манящее марево следом за лидерами Цзюмэнь и любопытными служащими Синьюэ, стойко всматриваясь в клубы выдыхаемого стариком мяо дыма. Где-то там, на втором этаже старинного здания Хо Сюсю раздавала указания троице бьющихся у постели босса У давних знакомых Железного Треугольника, а за пределами погрузившегося в литургию отеля Ло Цюэ мчался на встречу с лечащими врачами команды молодых расхитителей, пострадавших от неизвестного смертельного яда. Порошок из корня жанхэ сулил облегчение страданий всем жертвам изощренных махинаций Ляо Санцаня. И Панцзы надеялся, что У Се не придется умирать в муках, что нерушимое трио обязательно справится, утрет нос очередному мерзавцу, посягнувшему на их жизни. Мутная тень скользнула в нескольких чи от усиленно борющегося с мороком подрывника, оставаясь никем незамеченной и распространяя за собой шлейф приторно сладкого аромата, вплетающегося в терпкость тибетских трав. Юэбань вздрогнул, чувствуя, как натянулись струны связи, тянущиеся от него к двум самым невероятным людям во всей Поднебесной. Неожиданно усилившийся слух уловил обрывок фразы, адресованный одним из тонкослышащих Чжан Жишаню. …его сердце не выдерживает нагрузку… Словно в замедленной съемке Панцзы наблюдал, как Чжан Цилин стремительно бледнеет, едва ли отличаясь серостью кожи от покойника, и заваливается на бок, как из уголка плотно сжатых губ стекает тонкая струйка крови. Крик застрял в горле, позволяя вырваться наружу лишь жалкому сипению. До предела натянутая струна с оглушающим хлопком разорвалась, задевая ту, что принадлежала У Се. Еще более оглушающий хлопок разрезал повисшую звенящую тишину... Множество звуков нескончаемым потоком хлынуло в пульсирующее сознание души и пуза Железного Треугольника, дезориентируя. Застывшие изваяниями люди пришли в движение, превращаясь в гудящий улей. Наркотическая дымка рассеялась от порыва освежающего ветерка, проникшего в распахнутые настежь окна. Росчерк смертоносной стали со свистом рассек воздух, вонзаясь в грудь изумленно открывшему рот в немом вопле наемнику Ши Дуна. Всего в чжане от рухнувшего на колени противника, ничком растянувшись на полу, лежал Фу Диэр с театрально распахнутыми глазами, зажатым в руке ритуальным ножом и аккуратным отверстием между глаз. - Босс У, - первым нарушил затянувшееся молчание Чжан Жишань, поднимая глаза к укрытой в тени лестничной площадки фигуре. - Тяньчжэнь, - хрипло выдохнул Панцзы: он был уверен, что с такого расстояния невозможно разглядеть струящийся из направленного вниз ствола вороного глока дым, но отчего-то видел его слишком хорошо, словно друг стоял на расстоянии вытянутой руки, все такой же осунувшийся, с болезненным румянцем на бледных щеках и мутными сосредоточенно отслеживающими передвижение толпы глазами. – Сяогэ! – чуть громче воскликнул подрывник, встречаясь взглядом с уверенно стоящим на ногах воином. - Сяо Се, что… Голос У Эрбая потонул в новом выстреле, а следом за ним еще одном. Складывалось впечатление, что босс У сошел с ума, безжалостно отстреливая снующих в толпе людей, стремясь разрядить всю обойму в испуганно пустившихся наутек лидеров Цзюмэнь и их ближайших помощников. - Эти люди заражены личинками шелкопряда, - присев на корточки рядом с одним из трупов, оповестил всех собравшихся Ци Хэй. – Марионетки Ляо Санцаня. Похоже, восставший из мертвых управляющий Фу и его напарник пришли с подмогой. - Ляо Санцань? – взяв себя в руки, собрано осведомился пузо и душа Железного Треугольника. - Великий темный дух здесь, - проскрипел шаман, выпуская изо рта облачко терпкого дыма. – Значит, и заклинатель объявится. Даньлюйсэ! Монах коротко кивнул, складывая руки в молитвенном жесте. Сутры, срывающиеся с быстро шевелящихся губ, переплетались между собой. Панцзы всегда относился к вознесению молитв богам с изрядной долей скептицизма, но здесь и сейчас готов был уверовать в их священность, лишь бы избавиться от навязчивого внимания злого духа, взращенного потомками рода Ляо. - Что происходит? – кое-как справившись с голосом, возмутился глава Чэнь. – Что за спектакль вы здесь устроили? Председатель Чжан? Глава У, у вашего племянника совсем крыша поехала? – не дождавшись ответа от Чжан Жишаня, возмутитель спокойствия переключился на вспыхнувшего от гнева У Эрбая. – Он же мог перестрелять всех нас! Сам в гроб вот-вот сляжет, так решил с собой всех нас прихватить?! - Глава Чэнь! – скрипнув зубами, прикрикнул на болтуна председатель Чжан. – Оставьте свое недовольство, и делайте, как вам говорят: выметайтесь отсюда. - Твою мать! Он действительно сумасшедший! – взвизгнула одна из служащих Синьюэ, стоило прогреметь еще одному выстрелу, попавшему точно в цель. - Марионетка, - хмыкнул Яньцзин, извлекая из глотки свежего трупа мгновением позже прахом рассыпавшуюся в руках несокрушимой силы Железного Треугольника личинку. – Эй, У Се, как ты определяешь их, а? – заметно повеселел человек в черном. Адресовав в качестве ответа наемнику хриплый вздох, босс У съехал по стене на выложенную лакированными отполированными досками лестничную площадку, устало прикрывая глаза. Он успел в самый последний момент, когда Фу Диэр уже занес ритуальный нож над Сяогэ, оставшись незамеченным даже сохранявшим боевой настрой Чжан Жишанем. Обнаружить в вопящей толпе остальных марионеток «господина Ху» оказалось намного проще, как только удушливый дым от самокрутки сидевшего на полу рядом с Даньлюйсэ старика рассеялся. Оставалось лишь дождаться появления кукловода, чтобы завершить начатое до истечения оговоренного Хо Даофу срока. Удерживать фокус на лицах становилось все сложнее с каждой отсчитанной секундой. В ушах шумело, во рту ощущался мерзкий металлический привкус, по подбородку двумя тонкими струйками стекала кровь, сочившаяся из носа. Тело казалось чужим, а тяжесть пистолета в руке практически непосильной. Темнота манила в свои объятия, суля покой и избавление от пробирающей до костей ноющей боли. - Эй, У Се, - Яньцзин с нескрываемой тревогой пытался поймать плывущий взгляд потомственного расхитителя, не обращая внимания на вымазанные в крови пальцы, придерживающие голову босса У за подбородок. – Яба Чжан, Лаобусы, поторопитесь! Рубиновые капли быстро напитывали гексагон, заставляя светиться начертанный на полу символ и тем самым призывая блуждающий по Синьюэ темный дух. Сяогэ действовал хладнокровно и выверено, отринув норовившие поглотить его эмоции, как делал всегда до встречи с У Се и Панцзы. - Там… Под гвалт перешептывающихся голосов Цилин сорвался с места, с пугающей ловкостью взбираясь по колонне на второй этаж, и, перемахнув через парапет, встретился лицом к лицу с ухмыляющимся Ляо Санцанем. Молниеносно выхваченные из поясных ножен короткие клинки с громким лязгом столкнулись с выброшенным вперед фэйчжуа, высекая сноп искр. - Не так быстро, - с издевкой пропел «господин Ху», нанося удар. – Никто не спасется. Ни ты, ни тот жирдяй, ни босс У. Предел поглотит вас всех, - глумливо расхохотался он, спрыгивая вниз. В чем Чжан Жишань однозначно преуспел за последние два десятилетия общения с главами девяти семей, так это в виртуозном использовании разнообразных уловок, отказавшись от честной борьбы с противниками. Оглушенный ударом кулака в висок Ляо Санцань отлетел к стене, снося все на своем пути. Появление разозленного паясничеством зарвавшегося мерзавца Ван Юэбаня оказалось весьма кстати: подрывник без лишних церемоний нанес сокрушительный удар ботинком в челюсть дезориентированному мужчине, с явным удовлетворением вслушиваясь в хруст раздробленных костей. Чего ни подрывник, ни председатель Чжан не ожидали, так это появление взбудораженного молодого расхитителя из числа подчиненных У Эрбая, бросившего в опешившего Пацнзы шарик с краской. Грузную фигуру пуза и души Железного Треугольника заволокло ядовито-красным сладко пахнущим туманом. Последнее, что запомнил Панцзы прежде, чем соскользнуть в вязкую, удушающую тьму – непроницаемо-черные глаза Сяогэ, смотрящие прямо в душу.***
Чжан Жишань через щелочку наблюдал за дремлющим у стены, на полу в обнимку с мечом патриархом. За минувшие трое суток тот так и не сдвинулся с места, продолжая охранять сон двух самых значимых людей в своей жизни и не подпуская к ним никого, кроме Хо Даофу и Лян Вань, словно верный сторожевой пес. Стоило рассеяться сизой дымке, погрузившей Синьюэ в наркотический сон, как реальность обрушилась на председателя Чжана, пестря синяками на шее ошалело моргающего подрывника, алыми брызгами крови, окропившей пол в паре чи от сжимающего окровавленный клинок Чжан Цилина, серостью лица растянувшегося на лестнице босса У, над которым хлопотал встревоженный Сяцзы, и белизной усмешки господина Ляо. Хлопок – невероятно меткий выстрел У Се, поразивший безжизненно валяющегося у ног шамана Фу Диэра. Выживший в огне управляющий «господина Ху» пал жертвой особой связи Железного Треугольника и собственных неуемных амбиций. Попытка нанести смертельный удар в спину воину из клана Чжан стала последней ошибкой проходимца, ничком лежащего с картинно выпученными глазами и пулей в сердце. Контрольный в голову – своеобразная точка, поставленная боссом У в никчемной жизни отравителя, как и в жизнях еще троих распластавшихся на полу в луже крови марионеток господина Ляо. Второй нападавший из числа наемников Ши Дуна окончил свои дни на острие Хэйцзиня, по рукоять вошедшего в трепыхающуюся от ужаса грудную клетку неумелого убийцы. Вышедший из транса патриарх действовал со смертельной точностью, двигаясь легко и быстро, словно не находился больше часа во власти тлеющих в курильнице тибетских трав, связанный по рукам и ногам, раненный и терзаемый собственными демонами, бытующими в глубинах подсознания. Сам Жишань даже не успел опомниться, заворожено отслеживая плавные движения, походящие на танец. И теперь чувствовал себя виноватым перед могущественным главой клана Чжан. Промедление, допущенное в минуту опасности, едва не стоило жизни сразу двум углам Железного Треугольника. Ляо Санцань вел верный расчет: Чжан Цилин не причинит вреда другу, даже если тот станет его противником. Патриарх отличался милосердием и верностью тем, кого любил и ценил. Он не умел и не хотел предавать доверие лишенного воли Панцзы, безропотно позволив приблизиться и нанести удар. Впрочем, бывший адъютант Его Превосходительства подозревал, что подрывник все еще мог контролировать собственные чувства, памятуя о нерушимой дружбе железного трио, а потому вложил в выпад далеко не все силы, направив острие ритуального ножа по сложной траектории и лишь слегка задев бок не шелохнувшегося Чжан Цилина. Зато у воина появилась возможность пресечь дальнейшие кровавые разборки между друзьями, надежно заблокировав Ван Юэбаня. Прижатый спиной к сильной груди Сяогэ подрывник выглядел потерянным и не пытался оказывать сопротивление удерживающей его руке. Зов крови, использованный «господином Ху» для гипноза Панцзы, по-видимому, стал последней каплей в океане безграничного терпения патриарха клана Чжан. Древний меч, описав в воздухе несколько оборотов, вошел в грудь заклинателя, пригвоздив к стене содрогающееся в предсмертных конвульсиях тело. Рот Ляо Санцаня открылся в немом крике, глаза закатились, голова безвольно свесилась вперед. Несколько темно-красных капель сорвались с заостренного носа и непропорционально квадратного подбородка, разбиваясь о лакированные доски. Все, что успел осознать Чжан Жишань, пока патриарх пытался привести в чувства осевшего на пол мертвенно-бледного друга, это тихий шорох и мелькнувшее в воздухе темное пятно, еще мгновение назад казавшееся тенью на ухоженном лице заклинателя. Припрятанный в кармане пиджака метательный нож со свистом рассек воздух. Шелковые крылья прошелестели в последний раз, безжизненная мохнатая тушка повисла на ноже, замирая. - Только посмотрите, кого я нашел, - ухмыляющийся Ци Хэй вывел бессменного председателя Цзюмэнь из бесцельного созерцания поверженного противника. В руках человека в черном пойманный за шиворот Ши Дун смотрелся аляповато. – Глава У, узнаете? – обратился наемник к притаившемуся на дальнем балконе Эрбаю, последнему из разбежавшихся с первым выстрелом босса У наблюдателей и случайных зевак, потрясая в воздухе искусно выполненной маской. - Лао Фэн? – потрясенно ахнул утративший привычную чопорность У Эрбай, не верящим взглядом всматриваясь в знакомые черты расправленной Яньцзином маски. - Готов поспорить, что настоящий Лао Фэн мертв, а его место все это время занимал Ши Дун. Похоже, убитый им же а-Син узнал куда больше секретов в ту ночь, чем мы думали. И, думаю, тот мальчишка, о котором вы говорили, Яба Чжан, тоже успел побывать в роли Лао Фэна, пока не упал со скалы и не стал сытным ужином для тех мелких прожорливых хранителей. - Но Цзян Мудань… - Глава У, вы верите мальчишке, не сбежавшему при первой же возможности лишь потому, что Ши Дун и Фу Диэр вывели из строя все наши машины? – насмешливо осклабился Ци Хэй. – Ши Дун под маской Лао Фэна вел себя весьма осмотрительно. Если бы не наблюдательность босса У и не та заметка, обнаруженная Ван Панцзы в его дневнике, никто бы не догадался о подмене. Даже вы, я полагаю. У Се пообещал разобраться с троицей ваших подчиненных, как только вернется в Ханчжоу. Вряд ли он, на самом деле, планировал запугать или замучить их до полусмерти… - У Се, - процедил сквозь зубы Эрбай, возвращая взгляду надменность. - Ну, ваш племянник, глава У, постарался на славу, оградив семью У от позора, как это случилось не так давно с семьей Цзэ. Здесь никого нет, кроме нас, так что вы, семья У и ваши партнеры избежали компрометирующей ситуации благодаря У Се. Напомните, сколько раз он поступал точно так же? Вам стоит озаботиться обучением своих подчиненных и присмотром за ними, чтобы иметь возможность в будущем действовать на опережение, не взваливая всю ответственность за собственные промахи на своего племянника. - Я понял, - гордо вскинул голову мужчина. – Я позволю У Се исполнить обещанное. Как только Цзян Мудань и Фэй Тоуцзы вернутся в Ханчжоу, они окажутся в распоряжении босса У. Председатель Чжан усмехнулся собственным мыслям, плотно притворив дверь, как только услышал сонное бормотание У Се, адресованное воину, чье равнодушное лицо украсила мягкая, затерявшаяся в уголках губ улыбка. Патриарх признал его заслуги, хотя сам Жишань считал, что ничем не заслужил подобной благосклонности со стороны бесстрастного главы клана, парой капель своей необычной крови обратившего золотого шелкопряда в кучку пепла. Все, что он сделал: не дал ускользнуть темному духу и свернул шею Ши Дуну, решившему исподтишка напасть на бессознательного подрывника и хлопочущего над ним монаха. Главное, они успели покончить со всей этой магической ерундой до того, как станет слишком поздно. И Жишань соврал бы, сказав, что не чувствует себя довольным благополучным исходом. Клан Чжан нуждался в своем патриархе – он не лгал, говоря об этом Чжан Цилину – но их патриарх нуждался в семье: в любящем человеке, в лучшем друге, в совершенно нелепом задиристом мальчишке, заносчивом слухаче и назойливой девчонке, способной уговорить бесстрастного воина посмотреть не то, что Сумерки, даже мультик про приключения Барби или сказку про Тороро. Пока патриарх находился в кругу непохожих, но таких дорогих людей, у клана оставался шанс хотя бы изредка видеть его на своих собраниях, пускай и в качестве смотрящей сквозь них отрешенным взглядом практически неподвижной статуи, наотрез отказывающейся занять свое место за общим столом. Оставалось только произвести зачистку в Мэйлин и запечатать все входы в потайные тоннели под проклятым холмом, усыпанном камнями и пеплом сгоревшей усадьбы. Все-таки находиться на стороне Чжан Цилина было намного приятнее…***
Они оба обнимали Сяогэ на глазах смущенно краснеющих служащих Синьюэ и недовольно фыркающей госпожи Инь, разделяя момент на троих, словно никого не существовало за пределами их собственноручно созданного и сбереженного воином от разрухи мира. И Цилин обнимал их в ответ, не пытаясь выбраться из объятий. Противоядие, изготовленное Даньлюйсэ и стариком мяо из пепла золотого шелкопряда, оказалось поистине чудодейственным средством, спасшим жизни двум десяткам расхитителей. Из короткого пересказа событий пятидневной давности, добровольно озвученных Ци Хэем, босс У уяснил главное – все закончилось. Ни он, ни Панцзы не помнили ничего о своем участии в проведении ритуала (от мысли о котором у него становились дыбом волосы) и поимке Ляо Санцаня и его подельников. Зато, похоже, Яньцзин был непосредственным свидетелем пальбы из глока по Фу Диэру и его сообщникам в результате провалившейся попытки ранить Сяогэ, а потому человек в черном, совершенно не стесняясь, с широкой ухмылкой восполнял пробелы в памяти У Се и Панцзы. Со слов наемника выходило, что неизвестный яд содержался в крови «господина Ху», поскольку именно он считался заклинателем и сосудом для золотого шелкопряда – вместилища духа Гу и мифической связи с Пределом, которой, как выяснилось благодаря вновь пересказанному Даньлюйсэ преданию об изгнанном монахе, чье имя уже было записано однажды в древних текстах клана Чжан, не существовало. Вся вера рода Ляо из поколения в поколение строилась на реках крови и самообмане, однажды внушенном наивному мальчишке, жаждущему мести, человеком с гор. И смерть заклинателя, и изгнание темного духа поставили жирную точку в поклонении темным силам потомками рода Ляо. По сведениям, собранным Хо Сюсю, иных заклинателей, связанных с проклятым домом на холме и фамилией Ляо не осталось. Каждый из восьми заклинателей получил по заслугам, а последним стал самый амбициозный и изворотливый из них. - Чувствую себя старой развалиной, - пробурчал Панцзы, отстраняясь от друзей. – Не уверен, что смогу сесть за руль. - Найдем гостиницу, - пожал плечами У Се, мысленно соглашаясь с подрывником: даже спустя несколько дней после выздоровления, слабость продолжала пригибать к земле, не давая сделать больше сотни шагов без поддержки Сяогэ. И верный Панцзы выглядел ничуть не лучше его самого, распугивая своей пьяной походкой и заросшим щетиной лицом особо впечатлительных служащих Синьюэ и подчиненных хмуро взирающего на идиллию второго дяди. – Не будем злоупотреблять гостеприимством босса Инь. Уверен, нам придется изрядно потрудиться, чтобы возместить весь ущерб, нанесенный ее обожаемому Синьюэ. Стоило им переступить порог старинного здания, как недовольные шепотки за спинами нерушимого трио потонули в шуме ветра, доносившего со стороны оживленной улицы звуки городской суеты. Никто из них троих не рассчитывал на благодарность со стороны Цзюмэнь и чопорных боссов, но неожиданное появление буквально рассыпавшегося в извинениях и благодарностях напополам с дифирамбами Цзян Муданя – такого же бледного и едва стоявшего на ногах, как и они сами – стало самым настоящим репримандом*(6), ознаменовавшим достойное завершение очередного приключения Железного Треугольника. Окончательно утративший спесь мальчишка, глотая воздух и заикаясь, говорил о пережитом ужасе от осознания приближающейся смерти и с несообразной настойчивостью уверял изумленных подобными откровениями мужчин в своей готовности понести любое наказание из того множества брошенных господином Паном и подтвержденных Чжан Цилином обещаний. Успокоился Цзян Мудань, только получив ответные заверения, что босс У и его друзья не станут претворять в жизнь обещанное, но возьмут плату за свои потрепанные нервы помощью в антикварной лавке и гостинице при Ушаньцзюй. - Черт, - ругнулся Юэбань, тяжело прислоняясь к нагретому солнцем боку фургона. – Придется оставить нашу малышку на попечение Лаобусы, пока мы не придем в норму. Сяогэ, ты был ранен, провел трое суток у нашей постели, еще два дня высушивал бредни лидеров Цзюмэнь и причитания Мяньбаоши и проспал не больше шести часов, так, почему ты выглядишь настолько отдохнувшим, а? Все дело в моих жарких ночных объятиях? Или целительных поцелуях Тяньчжэня? Признайся, пока я общался с Лян Вань и Сяо Хуа, вы… - Панцзы, - одернул друга У Се. – Я лишь заботился о комфорте Сяогэ, так же, как он делал это для нас. - Как скажешь, - хмыкнул в ответ подрывник. – Итак, наши действия? - Я поведу, - отозвался Цилин, придерживая покачивающегося любимого расхитителя. - Серьезно? – недоверчиво вскинул брови пузо и душа Железного Треугольника. - Я поведу, - настойчиво повторил Сяогэ, ловко забирая из рук опешившего от подобного заявления друга ключи, недвусмысленно намекая тому последовать примеру У Се и занять место в салоне до того, как они тронутся с переполненной люксовыми автомобилями стоянки. - Как скажешь, - задорно подмигнул серьезно настроенному воину Панцзы, неспешно устраиваясь на заднем сидении приветственно поскрипывающего старенького фольксвагена. – Я намереваюсь отоспаться за время поездки. Тяньчжэнь? - Подремлю спереди, - отмахнулся от блаженно потягивающегося подрывника У Се. – Сяогэ, почему ты никогда не говорил нам, что умеешь водить не только мотоциклы? - Вы не спрашивали. Лукавая улыбка коснулась губ Цилина, пока он под умиротворенное сопение светлого ума и бесшабашной души Железного Треугольника медленно выруливал на оживленную улицу, оставляя позади величественный Синьюэ вместе с чопорными главами и надменными боссами девяти семей, недовольной Инь Наньфэн, бессменным председателем Цзюмэнь и их проблемами. Предстоящая поездка манила своим спокойствием, чувством завершенности и близостью дома. Уловив изменения на бесстрастном лице воина, У Се облегченно рассмеялся, возвращая улыбку сосредоточенно лавирующему в потоке машин Цилину. У них выдалось достаточно свободного времени, проведенного за зализыванием ран – физических и душевных – чтобы обсудить все произошедшее с момента появления на собрании девяти семей «господина Ху» и до чудесного спасения жизней из загребущих лап в который раз обломавшейся на неугодном нерушимому трио поприще смерти. Он и Панцзы, на самом деле, не знали, как отблагодарить Сяогэ за все, что тот сделал для них и чем пожертвовал, не раздумывая. Но Сяогэ не спешил исчезать, оставался рядом и даже вызвался занять место водителя на пути в Ханчжоу. И от этого становилось легче на душе. Они по-прежнему оставались единым (пускай и изрядно потрепанным в очередной переделке) целым, и было бы глупо мечтать о чем-то ином. Они были счастливы. _____________________________________________________________ Комментарий к 74 главе: Вот и подошла к своему логическому завершению третья арка. Авторы долго ломали головы над словами, которые бы смогли подвести итог новому приключению Железного Треугольника, но в итоге остановились на двух абзацах чего-то пушисто-розового с ощутимой перечной горчинкой. Мы постепенно приближаемся к финалу работы. Впереди осталась еще одна мини-арка, пара специальных глав и, возможно, еще короткая история из цикла о кошмарах. Вероятно, публикация всего запланированного займет еще около месяца, а пока наш авторский коллектив будет рад узнать мнение уважаемых читателей, как о новой главе, так и обо всей арке в целом. Спасибо, что остаетесь с нами! Примечания: 1. Жанхэ (蘘荷 [ránghé]) – также известный, как имбирь Миога. Это листопадное травянистое многолетнее морозостойкое растение, произрастающее в Японии, Китае и южной части Кореи. Корень имбиря Миога традиционно считается одним из противоядий от яда Гу. 2. Бон – национальная религия тибетцев, которые отличают её от тибетского буддизма, хотя и используют многие общие с ним термины и учения. Считается, что тибетская религия бон является самой древней религиозной традицией планеты Земля. Более 18 тысяч лет сохраняется непрерываемая линия преемственности Учителей Бон. Относительно сути религии бон и места, которое она занимает в системе тибетских учений, существуют самые разные мнения. Одни считают бон смесью шаманских и анимистических верований, другие смесью индуизма и философии буддийской школы Ньингма – старейшего буддийского ордена в Тибете. Тибетский термин «бон» можно перевести как «ритуал», точнее «ритуальное речевое действие». Под термином «бон» подразумеваются литургические песнопения, декламация религиозных текстов, призыв божеств, а также жертвоприношения. 3. Шаманизм – древняя религия, в основании которой лежит вера в общение шамана с духами в состоянии транса. 4. Кев даб хуас, то есть народная духовность хмонгов (мяо), так же известная, как хмонгизм – распространенная этническая религия народов мяо, практика духовности. Эта практика включает в себя элементы анимализма, христианства, буддизма и даосизма. В некотором роде гу-магия так же соотносится к кев даб хуас. 5. Наньюэ (南越 [nányuè]) – древнее государство, управляемое китайскими монархами и существовавшее в 204 до н.э. – 111 до н. э. на территории современных провинций Гуандун, Гуанси, Хайнань, Южная Фуцзянь, на территории современных Макао и Гонконга, а также в центральной части Северного Вьетнама. Исторически территория Наньюэ считается религиозным центром шаманизма, анимизма и гу-магии, а так же, согласно некоторым историческим справкам, соотносится с царством Чанша (хотя точных и однозначных сведений, подтверждающих данную историческую версию, нет). 6. Реприманд (от франц. Réprimande) – слово, имеющее сразу два смысловых значения. Так, под словом реприманд чаще всего подразумевают упрек или выговор, однако существует и иное его значение, подразумевающее неожиданный оборот/поворот дела или какую-либо неожиданность. P.S.: считается, что слово реприманд относится к разговорным устаревшим словам, но, тем не менее, в литературе оно используется и по сей день (что примечательно, китайская литература не стала исключением, применяя и куда более устаревшие слова, позаимствованные из французских, английских и греческих языков), поэтому авторы тоже не постеснялись использовать его в своем творчестве. ---------- С уважением к читателям, Pushok Mandarin и Mandarinoviy Pushistic ---------- С уважением к читателям, Сюньлу ---------- С уважением к читателям, Хико Сэйдзюро и Изабелль ---------- С уважением к читателям, Енот и Панда