Кровавое сердце

Свет солнца попадал на пол, освещая все вокруг. Птицы за окном будто начали потихоньку оживать, пытаясь проникнуть в когда-то серый замок, наполненный холодом. Теперь же стены будто впитали в себя всю сырость и холод, оставляя тепло после себя. Слуги теперь не бегали в спешке по коридорам, а медленно проходили по нему. Некоторые пританцовывали на пути в очередную комнату. Их шаги были незаметны, будто растворяясь в звуке фортепиано внизу. Это все дарило небывалое спокойствие, за которое Майкл трясся как никогда. Казалось, что раздастся звук будильника, и все уйдет в небытие. Только Майкл пытался всеми силыми удержать это состояние, проводя кистью по новому холсту. На одежде уже красуется пятно, за которое он наверняка получит тираду от Монтгомери, но Майкл лишь напевает песню, вглядываясь в зеленые глаза перед ним. Нарисованные они не блещут такой краской эмоций как в жизни, что заставляет Лэнгдона в очередной раз поверить в свою удачу. Наверняка Мэдисон предположила, что это простое стечение обстоятельств, но Майкл верил в судьбу. Особенно когда она ему преподносила такой подарок. Да, иногда бесячий, но в целом прекрасный до всех своих испорченных уголков. Правда, и он был не подарком, чтобы диктовать что-то Монтгомери. Улыбка всплывает на его лице, стоит ему вспомнить их ссоры. Может все и должно было пойти по этому пути? Если бы он тогда не приехал в деревню, вытащив её из-под опеки матери-алкоголички, не блещущей любовью к собственной дочери, наверняка бы она и умерла там. Либо горбатилась всю жизнь на благо своей матери, что тоже было не хорошо. Майкл проводит по чертам, которые выучил уже наизусть, когда его отрывает от работы, чье-то касание. Он практически мимолетно поворачивается, держа на своем лице удивление, но оно тут же сменяется улыбкой, стоит ему сосредоточится на зеленых глазах с детской наивностью, смотрящих на него. — Джеймс, — он выдыхает имя мальчика, поглаживая его по светлым волосам, которые закручивались в разные стороны. Его улыбка была самой светлой во всем этом мире, которую только видел Майкл. Лэнгдон думает, что в прошлом, он дал бы себе сейчас пощечину. Вот только раньше он находился в холодных стенах в одиночестве, а теперь у него есть семья, и два солнца. Конечно сильно сказано о Монтгомери, но он закрывает на это глаза, вспоминая моменты, когда ведьма не находилась в состоянии убийцы его последних нервных клеток. — Почему ты пришёл сюда? — спрашивает Майкл, вытирая кисти о тряпку, чтобы не испачкать белую рубашку и брюки, красовавшиеся на его сыне. Джеймс будто и не слышал его вопроса вовсе, смотря на картину перед ним. Его детские глазки с таким интересом бегали по картине, и расширялись с каждым разом, что Майкл даже завидовал, но совсем немного. — Это мама? — он спросил это даже не отрывая глаз от холста, и уже готовый прикоснуться к её лицу. Но его остановила испачканная в краске рука, стараясь не касаться чистой одежды. — Не прикасайся, Джеймс, — предупредил его Майкл, садясь на колени перед ним. — Иначе испортишь все волшебство этой работы, — он увидел легкий страх в глазах мальчика, который вдруг начал плакать, что напугало Лэнгдона не на шутку. — Что случилось, малыш? — Ты запер маму в картине, — он указал в сторону холста, услышав смех Майкла с нотками спокойствия, после такого стресса. — Она же теперь не выйдет оттуда! — паника буквально читалась в голосе Джеймса, и Майкл решил успокоить его. — Хочешь, можешь найти её внизу, наверняка она все также ходит, дышит и колдует, — Лэнгдон засмеялся в конце, заметив в глазах ребенка надежду, когда он побежал в коридор в поисках Мэдисон. Майкл был уверен, что потом ему достанется от Монтгомери, но он просто не мог немного побесить ведьму. Вечная хмурость не красила никого, поэтому Лэнгдон старался как чаще подбадривать ведьму, ведь теперь рамок войны не существовало. Разве что теперь его походы по коридорам рядом с Корделией сопровождались настороженными взглядами. Она продолжала не верить в его исправление, и именно поэтому часто брала Джеймса погулять, подальше от него. Будто боясь, что Лэнгдон что-то вытворит. Вот только Майкл напротив, старался жить так, чтобы потом об этом не жалеть. Ему даже удалось свести Мисти с Корделией, которая так яро скрывала свои чувства, что Майкл уже хотел посоветовать ей монастырь в окрестностях. Теперь же подмечая короткие переглядки Корделии и Мисти, он сам невольно улыбался, слыша со стороны тихое: «Спасибо». — Ты жива, мам! — услышал он радостный вскрик внизу, решая проследовать в направлении звука. Джеймс всегда был таким жизнерадостным, что Майкл знал заведомо, что пошёл он не в него по характеру, а в одну молодую особу, так любящую трепать его нервишки. Он думал, что рождение ребенка немного смягчит её нрав, вот только огонь, который прятался внутри, теперь обжигал его постоянно. Но странно было то, что он получал от этого какое-то мазохистическое удовольствие. Все её уколы, возвращались его лучезарной улыбкой. А все его прикосновения, возвращались ему ещё большими ощущениями. От этого он ещё больше влюблялся в ведьму, будто кроме неё не существовало никого. — Что случилось? — её голос выражал такое спокойствие, особенно когда она говорила с Джеймсом. Если бы Майкл оторвал её от игры на старом фортепиано, вероятнее всего Джеймс остался бы без отца. Он усмехнулся, надеясь, что Монтгомери не заметила этого, но она тут же метнула на него взгляд. Это было легкое осуждение, смешанное с игривостью, которое он заметил. Вот что отличало её от остальных девушек, в компании которых он проводил свои вечера раньше. Теперь же он готов был хоть вечно сидеть в тишине замка, когда бревна потрескивают в камине, а на его коленях покоились две головы. — Папа нарисовал картину, и я подумал, что он спрятал тебя в неё, — Джеймс стыдливо опустил голову вниз, почувствовав теплые объятия. Он тут же впился в руки свей матери, будто боясь отойти хоть на шаг. — А я просто постою тут, — напомнил о своем присутствии Майкл, скрестив руки на груди. Он сделал вид что обижается, но не успел уйти, как почувствовал крепкие объятия. Стоило ожидать, что Монтгомери так просто не оставит эту фразу. Хотя теперь она была не Монтгомери, но в мыслях она всегда будет Мэдисон Монтгомери. — Люблю тебя, — произносят они шепотом одновременно, легко посмеиваясь. Джеймс внизу слегка накренил голову, смотря на них с детским интересом, который так нравился им обоим. — Что вы от меня скрывайте? — спросил он, испытывающе смотря на них. Майкл решает, что это прекрасный способ подшутить над Мэдисон второй раз за это утро. Чтобы посмотреть как ноздри ведьмы будут в негодовании раздуваться, а глаза пускать в него молнии, которые могли убить одним лишь своим видом. Майкл подзывает Джеймса поближе, чтобы подготовится к шоу, которое он придумал только что. — Просто у тебя будет братик или сестричка, Джеймс, — Майкл произносит это, краем глаза замечая удивление и негодование на лице Монтгомери, надеясь, что следующие что будет, так это признание шутки, но тот никак не продолжил это начало предложения. — Я все подготовлю к его или её появлению. Пойду уберусь в комнате, и отложу ему или ей игрушки! — он помчался почти мимолетно, даже не заметив недовольное лицо Мэдисон и улыбку на лице Майкла. Когда след Джеймса пропал в проходе, Майкл почувствовал толчок в бедро, изобразив невероятную боль, хотя больше походило на укус комара, но ей этого он конечно же не скажет. — Что будем делать, гений? — спросила Мэдисон с сарказмом, закрывая кришку, фортепиано, и чувствуя дыхание Лэнгдона около своей шеи. Невольные мурашки пробежали по её рукам, стоило Майклу начать свои быстрые прикосновения к её прохладной коже. — А вы ещё не поняли, миссис Лэнгдон, — он ещё долго над ней так будет издеваться, чтобы посмотреть на негодование Мэдисон, а после поцелуи, которые заставляли его Снежную Королеву медленно сходить с ума в его вечном безумии. — Тоже, что вы делали после нашей свадьбы, или то из-за чего появился Джеймс, — он улыбнулся, вспоминая её отговорки, а после ухаживание за маленьким ребенком, который в начале им казался какой-то пыткой, посланной прямиком из ада. — У тебя не получится Лэнгдон затащить меня комнату, — она успевает с ним спорить, находясь в не особенно выгодном положении. Майкл улыбается, перекидывая её на плечо, и убегая по лестнице наверх. — Я убью тебя, Лэнгдон! — раздается голос Мэдисон, оканчиваясь смехом. Где-то наверху захлопывается, дверь, когда Корделия протирает пол, пытаясь сосредоточится рядом с Мисти, которая мыла все что видела, попевая Стиви Никс. Гуд не могла не улыбнуться, такому солнечному лучику в своей жизни. Возможно когда-нибудь она себе переборит, сказав Майклу спасибо, но это будет точно не сегодня. — Как дети малые, — произносит Корделия, вспоминая эту влюбленность Майкла и Мэдисон, и надеясь, что её симпатия к Мэдисон не выглядит таким же образом, хотя она и не против. — Мисс Корделия, но это же любовь. Ничего прекраснее данного чувства нет на свете, — говорит Мисти, поднимая палец вверх, будто озвучивая мысли известных мыслителей. — Ты права, Мисти, — Корделия несколько раз обдумывает свое решение, прежде чем притянуть Мисти к себе, впиваясь в губы, пропахшие как ей кажется всеми цветами, которые можно только найти. Тогда Корделия действительно думает о волшебстве такого чувства как любовь, раз она может заставить хладнокровного вампира стать прекрасным семьянином, готовым перегрызть глотку любому, кто навредит его семье…