формула выживания

            Одиночество и вправду ужасная штука: сильно давит на мозги — ни свист ветра в ушах, ни шуршание перламутрового песка под ногами, ни звонкие переливы в собственном голосе не успокаивали. Не то чтобы он очень нервничал и скучал... Скорее, просто надоели однотипные пейзажи. Хотелось увидеть что-нибудь новенькое, а не блестящую пустыню да блеклое небо. Чего может быть нового в нескончаемой пустоте?..             Счастье и умиротворение вроде как нужно искать в обыденных вещах, однако какое удовольствие можно получить от многокилометровых прогулок, попыткам не погрязнуть в песке и не задохнуться в буре?             Да, в последнее время погодка здесь не радовала, словно начался холодный сезон. Всплывает вопрос номер забыл какой: почему меняются условия? То жарит так, что хочется сдохнуть, то приходится кутаться в робу, ибо зубы стучат. Необъяснимые перепады температуры порядком поднадоели: он мог в любую ночь замерзнуть до смерти.             За те пятнадцать дней, что юноша насчитал, не прояснилось почти ничего, кроме одной любопытной вещицы: с каждой секундой он становится крепче и сильнее. Да вот только... зачем? Зачем ему управлять потоками воздуха? Зачем гонять песок? Вдобавок, если он заглушал собственные мысли, то отдаленно слышались совершенно незнакомые голоса и будто журчание течения вокруг и внутри него... Однако когда открывались глаза, реки и других существ не было. Видимо, галлюцинации...             По логике, галлюцинаций не может быть, потому что в разуме нет ни одного образа, за который можно зацепиться, — он чист, как белый лист. Точнее, не совсем белый, а с обрывками ненужных знаний. Откуда в нем информация о каких-то техниках, энергиях, особенных глазах?.. Где и с какой целью это применять? Он даже не понимал, что любит делать, с кем бы водил дружбу, а принцип считывания воспоминаний проникновением в сегмент памяти с помощью Бьякугана помнил. Это вводило в ступор, как и его внушительные физические данные: например, ноги с легкостью разъезжались в идеальный поперечный шпагат. Может, гибкость — всего лишь изначальное свойство тела?             Кстати о теле. За эти дни небольшие деревянные рога над ушами подросли, чуть заходя на лоб, — он так и не нашел что-то наподобие зеркала, потому наличие рогов вычислил наощупь. Белая кожа страдала от иногда слишком неприятно жарящего светила, но любые покраснения удивительно быстро исчезали. Юноша был уверен, что если порезаться, то рана тут же заживет. Хм, надо проверить...             В правой руке появился заточенный черный стержень. Без колебаний он сделал маленький надрез на указательном пальце, толком ничего не почувствовав, — затянулся за пару секунд. Сразу захотелось проткнуть ладонь, однако внутри что-то не давало и замахнуться... точно парализовало. Или он неосознанно боится? Значит, порезать палец проще простого, а более серьезно ранить руку, которая все равно восстановится, нет смелости?.. Неужто внутренний предохранитель работает? Естественно, боль не то, что хотелось ощущать постоянно, но он же понимает, что ущерб поправим, — отчего рука не подчиняется? Вроде ничего сложного — уверенное движение резко вниз и секундное жжение...             Крыша едет и не хочет останавливаться.             Парень стиснул зубы, выкинул штырь подальше и закутался в белую робу, будто прячась от чего-то. Либо от кого-то...             Так он коротал скучные вечера: наедине с единственным и неповторимым собой в обнимку. Растекающаяся от купола чернота не подсвечивала звезды уже четвертую ночь, что подозрительно. Кто убрал звезды? Он, черт побери, хочет видеть звезды! Они не могли пропасть в один миг. Тем более без далеких огоньков становилось как-то тоскливо... При взгляде на них становилось легче, словно там, за миллиарды световых лет, за ним тоже наблюдают и, возможно, ждут.             Он совершенно точно не один, ибо сложно беспрекословно верить в то, что ты одиночный случай удачного совпадения атомов, — бредово, да? Рано или поздно кто-нибудь встретится на пути и подтвердит догадки...             Каков шанс пересечься с кем-то в бесплодной пустыне? Здесь ни городов, ни любых других поселений. В первые дни он пытался найти возвышенность для осмотра местности. Потом до него дошло, что можно опереться на окружающую чакру и подняться над поверхностью, однако выше пяти метров взлететь не выходило: силы быстро кончались. Стоит поработать над выносливостью. Скорее всего, слабость спешно приливала, так как он не до конца окреп после того, как очнулся. Вероятно, он уже и не выяснит, сколько пролежал: нет свидетелей, а у неба особо не поспрашиваешь. Эх, если бы оно умело говорить, наверняка поведало бы столько всего. Или это он не умеет общаться на божественном языке?..             Вечность быть одному, что ли? Какой смысл в его нахождении здесь?

***

            Прошло две недели с инцидента, но Амадо все равно не чувствовал себя спокойнее от мыслей, что самое ужасное позади. Как раз наоборот: ему докучало чутье, говорящее об обратном, будто произошедшее создаст в его вполне нормальной жизни виток непредсказуемых событий, которые могут свести в могилу. Хотя мужчина слишком осторожный и аккуратный, чтобы попасться на чью-то уловку, — стоит беречься тем, кто пристанет к нему.             Глупо утверждать, что он самый умный человек в Стране Огня, так как является просто знающим свое дело, слегка более упертым и уравновешенным, чем остальные. Однозначно найдутся люди, которым Амадо уступает по всем фронтам, пусть такие еще не попадались на пути, а если им посчастливится встретиться, то он будет несказанно рад сотрудничать; захотят устроить соревнование — наверное, мужчина примет предложение, если работы станет поменьше, что маловероятно. Он как белка в колесе...             В этом огромном мире найти братьев по разуму крайне сложно... Видимо, как гласят легенды, истинные гении спрятались по пещерам и готовятся к чему-то — неужели к новой войне?.. Коллеги часто шутили, что Амадо ждет та же участь, однако у него не было в планах работать на кого-нибудь настолько скрытного, что ни в одной базе данных не найдешь, — такие вообще есть?.. Скоро наступит время, когда все будет доступно в цифровом виде, и полностью раствориться станет почти невозможной задачкой — все по-любому оставляют следы. Даже он был неуверен, сможет ли на спор стереть полностью хотя бы свою медкарту из архивов, ибо некоторые документы до сих пор бумажные, а проникать в правительственные данные как-то не хочется.             Ему не очень нравилось соревноваться в хакерских навыках: пока это занятие казалось несерьезным. Вот собрать что-нибудь интересное — другое дело. Сразу будет видно, кто любитель.             Мужчина отложил папку с фотографиями и копиями различных документов, которую сделал после похода в архив Скрытого Листа, и впервые смог, не задумываясь об ожогах, опереться на спинку серого дивана.             Не давал покоя один снимок: скрижаль с нечитаемыми каракулями. Амадо привык, что может получить доступ к абсолютно любой информации, а если не мог разобрать что-то или разгадать шифр — шел к друзьям-криптологам, но на этот раз и они не помогли.             Сколько бы он не бился над текстом, ничего не приходило в голову. Перерыв множество томов старой литературы и исторических статей, яснее тоже не стало.             — О-о-о, наш великий умник терпит неудачу! К сожалению, тебе просто не суждено узнать содержимое, — вылетело из кухни. Затем последовал грохот посуды. Похоже, Аяме что-то разбила. Сколько раз он слышал подобное, но из уст подруги это хотя бы не звучало оскорбительно. Она явно хочет, дабы Амадо оставил надежды узнать секрет старинной реликвии Учих и наконец-то переключился, мол так будет легче для всех. Ага, сейчас! Не утихомирится, пока не прочтет.             — А тебе не суждено уметь заваривать чай. Строгий, властный голос вытянул его из полудремы:             — Так пойди и завари, если знаешь, как лучше, раненый! — крикнула девушка сквозь шум. Почему такой великолепный инженер в бытовых делах неуклюж? Несправедливо.             Мужчина коротко улыбнулся и, поднявшись с дивана, тихо скользнул на маленький балкон. В лицо тут же ударил горячий городской воздух. М-да, хотел проветриться, а здесь жарче, чем в аду, — даже курить расхотелось.             Он облокотился на металлические перила и начал наблюдать за вечерней столицей. С шестого этажа и с его давно испорченным зрением можно было что-нибудь разглядеть.             Амадо подумывал о новых глазах, однако где достать нужные материалы и средства на них? Вся зарплата тратится в бесконечных поездках по белу свету — откладывать просто не успевал, а одалживать крупные суммы не хотелось... даже у «добрейшей» Аяме-сан.             Зрение — чуть ли не самый важный инструмент в его работе помимо мозга и рук, так что вернуть былую четкость — главное желание: жить с близорукостью и дальше портить глаза как-то эгоистично по отношению к себе. До пятидесяти лет может и совсем ослепнуть. Пока что звучит, как шутка, но, если трезво оценивать ситуацию...             Ему и так неспокойно, а он думает о подобном. Активное мышление останавливал и перенаправлял лишь алкоголь, однако Амадо вообще не любил пить: все спиртное казалось слишком резким и вонючим — действительно вкусных напитков встречал единицы.             Скрип стеклянной двери оповестил о приходе подруги. Два варианта развития событий: Аяме может скинуть его с балкона, либо она принесла чай, который в данную погоду совершенно неуместен, и если он укажет на это, то шансы улететь вниз увеличиваются. Отлично.             После недолгого молчания она все-таки выдала тихое:             — Перестань думать об этом, — непривычная мягкость в ее тоне напрягла только сильнее. — Мир странный. Ты тоже странный, между прочим.             Не оборачиваясь, мужчина отрешенно буркнул:             — Ха, спасибо...             — У тебя не все и не всегда будет гладко. Знаю, ты привык к ясности и победам, но, как взрослый человек, ты должен понимать простые истины... и то, что нам сдавать работу завтра, — а он уже готовился к задушевному разговору... — И завтра же окончательно снимем с тебя бинты, мумия.             От ожогов почти ничего не осталось, но это почему-то тревожило его... В воспоминаниях, как назло, вечно поднимались картины боя. Неужели психика решила выдавать тот день за травму? Таких сюрпризов ему не надо.             — Может, ты закончишь проверять отчет об исследовании?.. — вкладывая во фразу максимум усталости, спросил мужчина. Ему не хотелось перекладывать работу на Аяме, потому что она и так справлялась с разношерстной компанией из шестнадцати ученых и ухаживала за самым назойливым из них, но удержаться от невидимой шпильки не смог.             — Ты весь день валял дурака со своими тайнами человечества—             — И не только человечества! — слегка обиженно перебил Амадо. — Вдруг на скрижали сказано об инопланетянах?             — Если да, то я попрошу начальство удвоить тебе жалование, — ловит на слове.             — Договорились, — победно ухмыльнулся он. Теперь вдвое больше хочется прочитать.             Девушка подошла к нему и тоже оперлась на перила, правда глядела не на суетливый город, а на темно-синий небосвод, где мерцали вкрапления тусклых звезд: их почти не видно отсюда из-за светового загрязнения — в полях и степях совсем иной разговор.             — Думаешь, там кто-то есть? — с чего бы такой внезапный интерес?.. Особенно к его глубинным размышлениям...             — «Кто-то»? Обязательно. Вполне вероятно, что это мы сами.             — Вроде клонов?             — Вроде людей. Или хотя бы гуманоидов, — пожал плечами мужчина. — Конечно, парадокс Ферми мы проигнорируем (1): какой-то он... не мечтательный.             — А ты сильно мечтательный, — прыснула Аяме, щурясь на ночное небо.             — Зато выделяюсь на фоне остальных.             — Именно поэтому ты попал в немилость Эйды-семпай, — и снова подруга вспоминает того, о ком и думать не хотелось... Он воротил нос от мыслей о назойливой руководительнице их отдела, однако девушка словно обожает ее. В принципе, повестись на очарование Эйды проще простого, но она же доведет до белого каления своими придирками. Может, с возрастом поутихнет...             — Пусть на себя сначала посмотрит: покрасила волосы в синий, еще и оставила ярко-розовую прядь. Ничего против не имею, однако лучше бы блеснула чем-то другим, а не стилем и замечаниями.             — Это ее работа. Если бы Эйда-семпай не гоняла нас, полетели бы головы... и твоя тоже.             — Моя голова только моя, и отвечаю за нее только я.             Аяме удивленно вскинула густые рыжие брови:             — Неужели мне посчастливилось стоять рядом с адекватным мужчиной? — вообще-то нет... Такой себе комплимент... — Адекватным мужчиной, который сегодня будет пыхтеть над отчетом.             Черт, не удалось увести тему... Везение точно покинуло его. Либо оно перестало работать на девушке.             Придется выполнить «мужской» — дружеский — долг. Стоп, даже не «придется», а он обязан.             Часы отстукивали три часа ночи. Неплохо было бы уже лежать в постели, но ее специально заняла Аяме, устранив вероятность халтуры, чтобы у Амадо не появился соблазн закончить раньше времени. Конечно, он не побеспокоит подругу... иначе получит тумаков.             Уже буквы плывут — невозможно вчитаться.             Он кинул очки на стол и, закрыв усталые глаза, лег лбом на исписанный блокнот. Самой сложной задачей было не уснуть, но так хотелось... Ладно, отдохнет пару минуточек — ничего экстремального не случится... наверное.             Мужчина открыл глаза и, чуть не ослепнув от хлынувшего света, тут же зажмурился. Что это было? В комнате вроде горела лишь лампа... Амадо чуть приподнял веки и понял, что лучше смотреть на серое небо, а то песок под ногами ужасно яркий. Ясненько, он, блять, провалился в сон — этого еще не хватало. Похоже, быть убитым работой — его треклятая участь.             Когда глаза полностью привыкли, мужчина осмотрелся: тут ничего занятного, хотя мозг ни разу не рисовал подобных картин. Ему редко что-нибудь снилось, так что необычно красивая пустыня сойдет. Главное, что здесь тихо и спокойно, — можно придумать отговорку для подруги.             Амадо просто лег на блестящий песок, заложив руки за голову, и пустил мысли на самотек, надеясь, что тусклое небо с беловатыми полосами облаков даст ему вдохновение или идею, которую можно будет записать и отложить в долгий ящик, потому что она слишком безумна для этого мира. И нереализуема.             Отчего-то тишина все равно давила на него. Внутри постепенно завязывалось предчувствие чего-то... потрясающего в плохом смысле. От эмоций не сбежишь, однако во время сна организм и разум, по идее, должны отдыхать, а не сотрясаться от эфемерных тревог на закоулках души. Это место все-таки странное и производит крайне странное впечатление... в точности, как и он сам. Даже ветер казался каким-то чужим. Либо он преувеличивает.             Лучше бы вообще ничего не снилось: получается, он из жаркой среды попал в такую же; и лучшие бы сейчас его подкалывала Аяме, чем вариться в неловкой тишине.             М-да, у него определенно не все дома...