4.1
Схлестнулись две волны. Хоть рыцари и не смогли набрать должный разгон, от их слитного таранного удара в течение десяти секунд лишились коней или послетали с сёдел не меньше двух десятков южан. За эти десять секунд все катафракты закончились бы, если бы не наступали врассыпную и не маневрировали столь искусно, что некоторые из них смогли уйти сразу из-под трёх нацеленных копий. Копий было немало и у самих южан — с прошлой атаки они сохранились не меньше чем у половины отряда, но те, кто попытался их применить, по большей части попали под раздачу рыцарей Лоренцо. Сразу после копейной сшибки порядки перемешались, а через несколько мгновений в клубах поднятой пыли завязалась беспорядочная рубка. — Кто из вас, олухов, поднимет арбалет без моей команды, тому будет плохо! Лейтенант Скотти ходил от одного отделения к другому и периодически стучал навершием меча по каскам для лучшего закрепления информации. — Вас учили заряжать это дерьмо и стрелять залпами, целиться вас не учили! Дино Паренте держал заряженный арбалет у ноги и, жуя травинку, наблюдал за тем, как работают те бойцы, которые за арбалет получали жалование, а не по голове. Вот из-за туч пыли выскочил бронированный ублюдок, который, завернув направо, поспешил на помощь тем трём своим, что ближе всего к лагерю рубились с шестью рыцарями, в то время как его самого пытался догнать седьмой. Трое арбалетчиков загнали болты в коня и его владельца. Доспехи пропустили болты достаточно глубоко для того, чтобы создать и наезднику, и животному ощутимый дискомфорт и позволить рыцарю догнать их. Ударом копья в затылок погоня закончилась, но свою победу рыцарь праздновал недолго, так как из той же пыли на него выскочил другой катафракт. Зазевавшийся рыцарь так и не понял, что происходит, когда непокрытая бронёй лошадь, разрубленная от зада до причинного места, скинула его на землю, а потом и вовсе придавила своим телом. Южанин медлить не стал и тут же бросился на выручку своим. Как и предыдущий всадник, этот тоже словил не меньше трёх болтов, но, как говорил Дино один из арбалетчиков, пробить такой хороший доспех ещё не значит нанести смертельное увечье: наконечник, скорее всего, уже с трудом пройдет дальше через слой поддоспешника и просто застрянет в мышцах. Голова под повязкой, до того просто слегка побаливавшая, начала чесаться. Расчёсывая кожу, Дино выяснил, что половина его головы теперь представляет из себя один огромный и распушхий синяк. Сильный запах перегара за спиной свидетельствовал о приближении начальства. — Где твоя каска, воин? — В Арискампи, господин лейтенант. — И что она там делает? — негодующе поинтересовался полковой квартирмейстер. — Сражена вражеской пулей, господин лейтенант. — А! Так это ты тот недостреленный? — Я, господин лейтенант. — Создатель милостив к тебе, а потому за новую вернёшь в полковую казну не пять своих зарплат, а только одну. — Спасибо, господин лейтенант! — Не меня благодари, а его, — Скотти показал пальцем в небо и пошёл отчитывать других бойцов. Дино сплюнул и развернулся. Бой всадников, судя по звукам, был ещё в самом разгаре, но вблизи лагеря никакие южане уже не появлялись. Тринадцать лошадей либо лежали и умирали в конвульсиях в ста пятидесяти-трёхстах шагах от вагенбурга, либо мирно жевали травку и слюнявили своих бывших хозяев. Одна человеческая фигура в едва различимых доспехах южан брела, спотыкаясь, к одной из живых лошадей, но брела недолго, так как на ней упражнялись в меткости не меньше десятка арбалетчиков... *** Ещё не осела пыль на месте конного побоища, как из-за холма, скрывавшего осадный лагерь, показалась пехота язычников. Четыре полка шли в батальонных колоннах с левого и правого фланга, огибая брошенные укрепления, ещё один полк шёл, разбившись на отряды, прямиком через центр. Над колоннами высились пики, между ними шли стрелки, точнее, воины, что шли в бой со своим стандартным оружием, так как люди с пиками тоже были стрелками. На командном пункте генерала Альварро сохранялось спокойствие — контратака пехоты через полчаса с начала боя была предусмотрена планом, — однако сохранялось оно недолго. Ещё только выходил из-за холма последний батальон, как, огибая Арискампи, рысью приближались конные лучники южан численностью до одного полка — этого в плане уже не было. — Вот же... — Луций хотел выругаться от души, но вовремя вспомнил, что он был не только генералом, но и духовным лицом. За него это начали делать офицеры. — Их конница сейчас может отрезать лагерь от пути отхода, — констатировал очевидное гвардеец Сперанца...4.2
Мгновения растянулись на целую вечность, когда на стене решался вопрос попавшей в неприятную ситуацию рейдовой бригады. По плану капитан Лоренцо должен был маневрировать своей конницей и сдерживать контратакующую пехоту, нанося локальные удары в зоне действия стрелков и артиллерии вагенбурга. Внезапное появление на поле боя отряда катафрактов уже поставило на всём анкх, а слишком скорый подход с северного участка блокады лёгкой кавалерии язычников и вовсе забил последний гвоздь в крышку гроба. Рассеившаяся пыль над местом конной свалки открыла неприглядную картину: из почти трёх сотен всадников верхом на своих конях оставалось сильно меньше двухсот. Сражённых катафрактов на поле брани лежало не меньше семидесяти, остатки южан уходили мелкими группками либо поодиночке, но никакого оптимизма сия победа командному пункту не принесла. Даже такому низкородному пехотинцу, как полковник Сперанца, было отчётливо видно, что если рыцари Лоренцо ещё раз поведут своих коней в атаку, те их просто поскидывают с сёдел. Запасных коней для рейда предусмотрено не было, а меж тем конные лучники были всё ближе к полю между вагенбургом и Арискампи. В голове Луция Альварро крутились три возможных варианта развития событий, ни один из которых не был положительным. Тем не менее, решение было принято. — Пора сворачивать дело, — заключил генерал Альварро. — Вы, — обратился он к трём своим трубачам, — играйте общий отход. — Ты, — палец указал на самого большого шутника среди адъютантов, — скачи в Арискампи и передай третьему Арканскому, чтобы кончали штурмовать дома и занялись прикрытием отхода. — Слушаюсь, господин генерал... *** Вблизи рыцари после боя с катафрактами выглядели ещё хуже, чем со стены. И если самим всадникам отломанные наплечники, лёгкие раны на конечностях и три слоя пыли на броне лишь придавали грозный вид, то их лошадям выпадавшие внутренности создавали некоторые неудобства. Дино Паренте, как и другие солдаты рейдовой бригады, не был в курсе никаких планов командования, но хорошо чувствовал задним местом: что-то пошло не так. Трубный сигнал развеял всю пугающую неопределённость. Стало ясно и понятно: сейчас будет драп... Лишившиеся коней рыцари заспешили в лагерь. Гремя доспехами, не утруждая себя долгими маневрами для того, чтобы пройти в проходы между возами, которых с каждой минутой становилось всё больше, они просто перепрыгивали через повозки и бежали отвязывать обозных лошадей. К ним вскоре присоединились те рыцари, которые добили своих раненых животных. На своём уцелевшем боевом коне заскочил в лагерь только посыльный от капитана Лоренцо, возле которого вскоре образовалось собрание офицеров. Остальные рыцари были уже на пути в Арискампи. После короткой, но жаркой дискуссии, чуть не переросшей в мордобой, офицеры заспешили к своим подразделениям. Лейтенант Скотти шустро отвязал лошадь от повозки, предварительно уложив лицом в траву протестующего возницу, и, подскакав поближе к временно вверенному ему подразделению, напоследок обратился к нему: — Кто добежит до города первей меня, тому проставлю Фолентийского! — и был таков. Плох и ужасен тот солдат, что бежит с поля брани, но если он делает это по приказу начальства, то это уже бег, а маневр. Подобного рода маневрам Дино хорошо обучился в родном городе, когда после очередного конфликта стенка на стенку его гильдию хлебопёков одолевали булочники, с которыми мастера его гильдии не поделили очередную тонну зерна. Поэтому, пока большая часть роты пребывала в прострации, Дино уже перепрыгнул через повозку и устремился к пригороду. Столь проворным оказался не только Дино Паренте, но и немало других воинов со всей рейдовой бригады. Однако многие из них позабыли другую мудрость, которую должны были им вбить ещё в тренировочных лагерях их полков: плох и ужасен тот солдат, что пролюбил выданное ему из полкового обоза оружие, и наказание за то не только позор, но и пятикратная стоимость всего посеянного. Потому Дино Паренте прихватил с собой не только то оружие, за которое ему платили жалование, а именно алебарду, но и то, за которое его могли оного лишить, то бишь ненавистный ему арбалет. На утоптанной траве нерадивые вояки начали разбрасываться в том числе и доспехами, так что за утерянную каску Дино уже не придётся раскошеливаться, если, конечно, он останется живым...4.3
Компанию гвардейцев-катафрактов с их нелёгкой ношей заставили остановиться лекари из корпуса Кулу. Не желая ничего слышать об идущем в шести сотнях шагов сражении, те лишь отругали несмышлёных воинов за то, что они не забинтовали падишаха, а только лишь держали на разорванном бедре несчастную тряпку из кусков одежды. Весь их пройденный путь окаймляла длинная и жирная полоса крови. После того как гвардейцы положили раненого падишаха головой на прохладную сталь кирасы одного из вездесущих трупов (судя по виду бедолаги, то был один из вражеских сапёров), чародейка храма Голубого Мака начала накладывать на Месэта заклинание, останавливая кровь заморозкой разорванного бедра. Второй лекарь, до того вливавший в рот повелителя маковую настойку, принялся немедленно бинтовать остатки ноги, чародейка же взяла из рук гвардейца оторванную ногу, с его помощью сняла наконец кавалерийский сапог и заморозила конечность. Раненый все так же стонал и бредил, но делал это всё тише и тише, сил ему уже едва хватало на дыхание. Полевым лекарям сделалось слегка не по себе от того, что их повелитель может умереть на их же руках, и потому дальнейшая эвакуация с поля сражения продолжилась незамедлительно. До повозки, которая остановилась на месте первого конного боя, нужно было пронести падишаха ещё двести шагов. Далеко не все тела на брошенных пушечных позициях были мёртвыми, многие из них периодически ещё подавали признаки жизни конвульсиями, стонами или даже бездумным ползанием туда-сюда. Тех бедолаг, которых опознавали как своих, игнорировали лекари и откидывали в сторону гвардейцы, расчищая себе путь. Тех, кого опознавали как врагов, добивали по пути два гвардейца, которые и привели из лагеря лекарей. В это же время из-за холма начали показываться первые ряды пехоты... *** Пехоту язычников-южан Дино было неплохо видно ещё в вагенбурге, благодаря такому удобному ориентиру, как высокий и широкий холм; конницу он увидел уже во время бега. Сначала это были едва различимые фигурки и плохо слышный топот копыт, потому боец не выжимал из себя все соки и бежал со средней скоростью. Когда он добежал до середины поля, то выяснилось, что та пуля из Арискампи огрела Дино не хуже кувалды, хоть и не пробила шлем, и что ублюдок-колдун, скорее всего, вытащил Дино с того света. «Вытащил для того, чтобы туда отправили уже не пулей, а конскими копытами», — подумал Дино Паренте, когда у него сначала потемнело в глазах, а потом и вовсе подкосились ноги. Боец проковылял ещё десятка два шагов, после чего упал лицом в конский навоз... *** Между позорным бегством и окружением с позорной сдачей в плен на случай милости южан или более вероятной показательной резнёй с последующей бомбардировкой отрубленными головами Луций выбрал для бригады Лоренцо наименее затратный вариант. Храмовник и гвардеец патриарха прикидывали в уме, сколько часов жизни ему осталось, один с любопытством, другой с усмешкой, в то время как все его новоиспечённые лизоблюды уже разыгрывали в голове комбинации, к какому башмаку им следует прилизаться в ближайшее время. Луций Альварро с дурацкой улыбкой вспоминал барона Пьетро-Домани Килийского, того самого, из чьей темницы попавшего в неудачу наёмника вытащил его дядя, того самого, кто так удачно смотался из Аркано накануне осады и чей корпус Луций сейчас возглавлял на свою голову. — Повезло же тебе тебе, сукин сын...4.4
Контратака с изначальной целью отбить старые осадные позиции с пушечными батареями и восстановить утерянную связь с блокированными под стеной нагомейцами, к большому удивлению Бельбека Кулу, привела к полному опрокидыванию ударного крыла неверных. Войско врагов, без серьёзного боя обращённое в бегущую толпу, воодушевило данных Бельбеку князем Джалилом конных лучников на самостоятельное преследование отступавших. Почти на ходу, лишь с короткой остановкой выстроившись в ротные колонны, некрамские конные лучники входили в пригород, где с некоторых домов ещё доносилась редкая ружейная пальба от блокированных в Арискампи остатков Джаррского полка. Своеволие одного из тысячников князя в кои-то веки было направлено в нужное русло. Потому через десять минут от отдачи приказа до доставки его адъютантами в том же направлении были развёрнуты оба левофланговых стрелковых полка. Если конные лучники рвались в Арискампи лишь благодаря своему наступательно порыву, то пехотинцев обуревала ещё и жажда крови, так как именно через их ряды выносили с поля брани раненого падишаха, за чью жизнь сейчас боролись корпусные и только что прибывшие вместе с царским обозом лейб-лекари. Два полка правого крыла Бельбек также развернул на Арискампи, но уже не для контратаки, а для обхода пригорода и усиления тех двух полков, что ранее были посланы князю Джалилу к западным воротам города. Вперёд через брошенные позиции продолжал идти лишь Хадитский полк, которому предстояло теперь только зачистить от возможных врагов оставленный неверными вагенбург и после этого сменить у стены изрядно потрёпанных нагомейцев. *** Напротив западных ворот Аркано уже около часа шла не слишком активная перестрелка. Роты конных лучников скакали вдоль батальонных каре пехоты Союза и врассыпную вели беспокойную стрельбу по неверным. Иногда от переизбытка такого беспокойства падал с ног какой-нибудь копейщик северян, а иногда и плохо укрывшийся за павезой арбалетчик, ряды которых находились непосредственно близ своих копейщиков. С той же периодичностью из своего седла вылетал и какой-нибудь чрезмерно истыканный болтами всадник, либо падало ниц его животное. Из двенадцати башен, стоявших на воротном участке и прилегавших к нему, исходил всё ещё довольно густой дым, дававший понять князю Джалилу и его тысячникам, что выводить на рубеж стрельбы больше одной конной роты за раз чревато неприятными последствиями. Последствиями вроде тех, что уже в полной мере вкусили арарские и мурдинские лучники, несколько десятков которых уже удобряли своими телами эти прекрасные зелёные луга, будучи разорванными на части ядрами неверных. Меж тем на подходе к коннице князя были два отданных ему Кулу полка пехоты, чьи колонны приближались с юга, со стороны осадного лагеря, обходя по тропинкам, а иногда ступая и через поле, на всякий случай держась на почтительном расстоянии от Арискампи. — Ничего не боятся, гадюки, — указывая пальцем на вражескую пехоту, заметил один из тысячников Кулу. — Растянули свои коробки, как шлюха ноги, и думают, что неуязвимы под этими своими башнями. Пока офицеры-всадники морщили носы и думали, как ловчее оскорбить говорящего раба, князь Джалил отвлёкся от изучения вражеских позиций. — Именно для того наш командующий и прислал мне вас обоих, Мансур и Шариках Кулу, чтобы ваша пехота могучим ударом наказала этих детей рабынь, взращённых евнухами... Иронию в словах князя разглядел только второй тысячник, но вскоре через насмешки всадников дошло и до Мансура. Пока военачальники обсуждали план атаки и порядок развёртывания пехотных полков, из Арискампи помимо ружейных хлопков стал доноситься и топот копыт. Из пригорода в беспорядке отступали рыцари северян. В этот момент разговор с Кулу окончательно потерял интерес для князя Джалила. Спустя несколько минут он уже нёсся во весь опор на перехват во главе своих телохранителей и адъютантов, пытаясь догнать эскадроны мурдинского полка, уже вступившие в схватку с неверными...4.5
Отступающим рыцарям нужно было преодолеть всего полмили, разделяющих Арискампи и ближайший к ним батальон пехоты. Поскольку из пригорода они выходили не построением, а толпой, то для их догонки обоим задействованным мурдинским эскадронам также пришлось обратиться в нестройную толпу. И если голову этой толпы они пропустили, то с основой массой всадников вступили в бой. Своих рыцарей на первых порах пытались выручить арбалетчики северян и башенная артиллерия, что большого эффекта не возымело. Пушкари не смогли толком навести орудия по несущейся в атаку лавине, и их ядра смели с поля боя едва ли десяток всадников, а единственная рота абалетчиков вблизи завязавшегося боя смогла подстрелить лишь десятка полтора конных лучников, что также не возымело эффекта. Те рыцари союза, что отступали на своих, хоть и уставших, но боевых конях, одолевали наседавших противников быстро, после чего успешно продолжали своё бегство. Маленькие, чуть больше пони лошади лучников попросту не давали своим всадникам прилиблизиться к таким рыцарям. По-иному развивалось дело с теми неверными, кто своего боевого коня сменил на обозного... Князь Джалил на гнедом жеребце нёсся во весь опор в атаку с саблей наголо, позабыв на время не только о своих обязанностях, но и о толпе помощников и телохранителей, которые всё пытались его догнать. Если гвардия падишаха уже привыкла к тому, что в бой им постоянно приходилось вступать вместе со своим командующим, то телохранители его военачальников считали такое поведение чем-то несуразным, так же как и большинство самих генералов. Кроме одного. Род Джалилов многие века владел огромными территориями прибрежной северо-западной Зардилеи. С экономической мощью княжества Джилль могла сравниться далеко не каждая торговая республика северного побережья. Считаться многим приходилось и с армией княжества, по крайней мере до того момента, пока по Джиллю не прошлись железной поступью полки моркральских завоевателей. У Мурада дель Джалила от его великих предков остался один лишь титул да символические владения в две деревни с ветшающим дворцом. По сути он был таким же царским рабом, как и презираемые им Кулу. Если другие носители символических титулов старались делать успешную карьеру чиновника и потом с таким же успехом чистить от лишнего серебра имперскую казну, то князь Джалил до тридцати пяти лет тратил свою жизнь лишь на скандалы, бордели, дуэли и попойки. Именно после одной из таких попоек Мурад и стал обладателем жезла командующего конницей... *** Некрамские лучники ворвались в пригород на плечах бегущих, после чего оборона Арискампи затрещала по швам. Толпы дезорганизованных солдат, а также сапёров, пушкарей и прочих обозных людей попадали под копыта лошадей, после чего паника, как чума, перекинулась и на бойцов третьего Арканского. Среди толп бегущих не было только двух десятков магов из сапёрной и лекарской команды, которые коллективным решением остались в вагенбурге для сдачи в плен. Из числа третьего Арканского боевой дух и управление сохранили только те роты, которые заняли дома вблизи пригородных ворот Аркано. Их арбалетчики вели стрельбу из окон по всадникам южан, пытаясь прикрыть бегство своих. Опьянённые кровавым безумием, топча и вырезая бегущих, лучники даже не обращали на это внимания, кроме тех всадников, которые внезапно обнаруживали болты в своём торсе и голове. К тому моменту, когда в Арискампи вошла пехота Кулу, узкие улочки пригорода были устелены телами, словно шершавыми коврами. Захваченные союзом старые баррикады южан ещё какое-то время пропускали к воротам своих бегущих. Ворота закрыли по приказу прибывшего на место генерала Альварро тогда, когда перед баррикадами уже вовсю резвились всадники. Защищавшая баррикады первая рота третьего Арканского была единственной из всего полка, которая отступила в город по приказу и в полном порядке. Три роты попали в окружение в тех же домах, которые солдаты союза только недавно брали штурмом. К ним присоединились остатки других рот полка и ошмётки рейдовой бригады, в то время как по всему пригороду то тут, то там возникали и другие очаги сопротивления разной степени опасности для наступающей моркральской пехоты.4.6
Ферхат Кулу вдохнул воздух полной грудью, что в последнее время удавалось ему с трудом, после того как одноручный клевец северянина разорвал плоть и вонзился в лёгкое. Его голова успела превратиться в залитое кровью мясо, а правая рука висела на одних только мышцах; внутри тела осколками засели звенья разорванной кольчуги. Поскольку тот северянин был сразу же заколот Сайлемом Кулу, последним на тот момент стоявшим на ногах стрелком шестой роты, то добить Ферхата позабыли. Захватившие здание солдаты союза ещё какое-то время разгребали тела, но потом у них появилось иное занятие. В суматохе все тяжёлые пехотинцы северян убежали на первый этаж, а арбалетчики заняли те же позиции, с которых ещё недавно отстреливались стрелки кулу. В этот момент до единственного уцелевшего уха Ферхата дошли звуки побоища на улицах пригорода, и десятник засмеялся, с трудом преодолевая кровавый кашель... *** Два десятка рыцарей северян, едва оторвавшись от конных лучников, неслись на обозных лошадях к воротам, в то время как несколько десятков их собратьев по несчастью давали свой последний бой, будучи уже спешенными и окружёнными. Их тележные «скакуны» лежали на земле и, истыканные стрелами, жадно хватали ноздрями воздух. На перехват ускользнувшей двадцатки рыцарей как раз и завернул князь Джалил, конные лучники и догонявшие его всадники. Ближайший к князю левофланговый северянин несколько отстал от своих собратьев, пытаясь справиться с испуганной и необъезженной лошадью. Животное не останавливалось на пути, но постоянно меняло направление, ржало за целый табун, крутило головой и порой норовило встать на дыбы. Неудачливый северянин благодаря поднятому забралу шлема заметил несущегося на него врага, но предпринять ничего не сумел. На лошади не было ни сбруи, ни седла, закованные в латные перчатки руки рыцаря могли лишь крепче сжимать шею животного в тот момент, когда тяжёлая сабля князя принялась кромсать задницу коня. Спустя две секунды северянин оказался на земле, а спустя три — под копытами боевого коня князя, и отделанные красивым волнистым орнаментом стальные латы хрустнули в такт воплям своего хозяина. Князь Джалил, не успев толком насладиться смертью одного врага, бросился к другому, однако его периферийное зрение уловило нечто такое, что заставило его остановиться. Остановиться, сплюнуть со злостью и разразиться бранью на самого себя. Пехота северян побатальонно сворачивала свои каре в предбоевые порядки и начинала отступление, на срыв которого князь Джалил вне своего командного пункта повлиять уже не мог... *** Генерал Альварро отдал последнее указание на отвод оставшихся войск — тех трёх пехотных полков, что на две мили растянулись в батальонных каре между западными воротами и Арискампи. Стоя на стене у выходящих на Арискампи ворот, Луций и офицеры его штаба с угрюмыми лицами молча наблюдали за тем, как один за другим язычники штурмуют дома с засевшими в них бойцами. Молчание нарушал лишь полковник Сперанца со своими речами в духе «Его Святейшеству это не понравится!» — Так идите и доложите ему, сеньор Сперанца, — ответил на очередную гневную реплику гвардейца Луций. — Я здесь вас не держу. Спустя некоторое время после того, как вниз по ступенькам удалился полковник Сперанца, к Луцию прибыл другой, начальник южного сектора обороны полковник Фумагалли. — Прибыл по вашему указанию, ваше высокопреосвященство, — быстро отчеканил Фумагалли. Луций заметил, что практически ни один из полковников не обращался к нему как к генералу, но особой обиды на то не держал, так как и сам себя генералом не считал. — Как вы оцениваете стены на вашем угрожаемом участке у кузнечного района, сеньор Фумагалли? — Для уцелевшей артиллерии южан на двое суток работы, — недолго думая, ответил полковник. — Вы столь высокого мнения об этих стенах? — на лице Луция читался скепсис. — Нисколько, — покачал головой полковник. — Просто первые сутки у них уйдут на то, чтобы привести в порядок весь тот бардак, что мы им наделали, а потом уже можно будет и стену ломать... — Значит так, сеньор Фумагалли. Убирайте со стены стрелков на том участке, единовременно держите там только боевое охранение, силы полковника Карбони вывести в резерв и держать поближе на случай внезапной атаки. — Будет сделано, — кивнул Фумагалли. — И ещё кое-что... — Да? — Возьмите сколько вам нужно городского ополчения и сегодня же приступайте к возведению подковы. Лицо полковника стало столь же угрюмым, как и у всех присутствовавших. — В каком радиусе срывать дома? — В таком, чтобы можно было там полк развернуть. За эвакуацию населения возьмётся мэр города. — Будет сделано...