Вишни в ликёре

      Корбан Яксли на самом-то деле любит только три вещи: маму, квиддич, тёмные искусства, и… Ах нет, ну каков лжец! На самом деле Корбан любит четыре вещи: маму, квиддич, тёмные искусства и Беллатрикс.       Хотя, пожалуй, с любовью у него всегда было туго: поздний и долгожданный ребёнок, мамина радость и папино разочарование; Корбан — собрание семи грехов за смазливой обложкой всеобщего любимчика. Мама его обожала, и он это знал, так что ему ничего не стоило обожать её в ответ. Пожалуй, для него в жизни не было женщины прекраснее, чем Марго, но спустя прошедшие годы детства он нашёл себя не только в издевательской переделке характера под хорошего мальчика с белозубой улыбкой, но и более… Глубоких интересах.       В сраном Хогвартсе не было игрока лучше, чем он: Корбан потом и кровью зарабатывал себе репутацию лучшего игрока команды, а когда добился уважения и заискивания от своих коллег по игре, то наконец сделал то, ради чего всё это было. Занял место капитана, которое так отчаянно жаждал заполучить. Квиддич всегда был жестокой игрой, а играть чисто он не умел, так что всё его мастерство напоминало жуткую ненормальную битву хищников против котят. Когда Слагхорн жаловался, что мистер Яксли вынес трех игроков с поля, то он совершенно не имел в виду, что Яксли помог им добраться до лазарета, совсем нет.       Он имел в виду, что Корбан сначала запугал их, а потом просто-напросто сбил с метлы. Это было даже забавно: от честности в его победе было только название, которое он не стеснялся демонстрировать всем и вся — кубок побед в квиддиче ныне безраздельно принадлежал Слизерину, как бы не старались другие факультеты. Проигрывать Корбан не умел.       К несчастью, с тех пор, как профессор Макгонагалл начала слишком много времени уделять разбору его скромной персоны, а новый тренер отбирать баллы за нарушенные правила игры, то вся агрессия Корбана, которую до этого он яростно выплёскивал на поле перешла на тех, кто его окружал.       На всех, кто его окружал. И, естественно, на тёмные искусства — они были весьма… Занятны, если можно так сказать. С головой окунаясь в запретные старинные знания в семейной библиотеке Корбан дневал и ночевал над книгами, впервые интересуясь чем-то, кроме женских юбок, Беллы, огневиски и квиддича. Что само по себе было весьма феноменально.       С юбками разговор был короткий. Девушки менялись в его постели чаще, чем Амикус причёсывался (а этот придурок мог прихорашиваться часами), и Корбан наизусть помнил каждую из них. Веснушки на коже, растрепанные волосы, смазанную помаду, тональность смеха — они врезались в его память кровавыми зазубринами очередной нечестной победы. Над его светловолосой ангельской головой словно висела табличка: «Осторожно, похититель женских (и мужских) сердец», но…       Всё начинается и заканчивается Беллой.       Всё всегда заканчивается Беллой.       И начинается тоже с неё.       Она появилась в его жизни долбаным ураганом блестящих чёрных оттенков — чёрный сиять не может, но Белла могла. Она была… Особенной. Пиздец какой особенной.       Они дружили с первого курса, если всю тёмную изнанку их отношений вообще было можно назвать дружбой. Белла была больной, больной на голову, абсолютно сумасшедшей, совершенно неуправляемой, категорично безумной — и она сияла своей нечеловеческой привлекательностью столь ярко, что её долбаный мерцающий образ (тающая мгла глаз) отпечаталась на внутренней стороне век, раз Корбан, закрывая глаза, видел её снова и снова.       Она была его лучшей подругой. И вместе они были идеальны! Смазливый капитан квиддичной команды и первая красавица факультета. Яксли прекрасно знал, что их дуэт напоминал жуткое переплетение клубка змей в абсолютно неприличном объятии. В них вообще было слишком мало приличного, раз на то пошло. Но он её обожал.       Настолько сильно, что делиться вниманием Беллы совершенно не хотел: он знал в лицо каждую её подружку, с которой она коротала ночи, и каждая из них после побывала в его постели, потому что Корбану всегда было интересно, что она в них находит. Он проводил с Беллой каждые каникулы, хотя бы половину из них и знал всё, что происходит в её жизни: то, что нравится и что нет, какие цветы любит и во сколько ложится спать. Ведь именно этим занимаются лучшие друзья, разве нет?..       Нет.       Лучшие друзья не срывают помолвки. Наверное. Он не знал точно. В день её помолвки Корбан нажрался так, что едва ли стоял на ногах. Мама, увидевшая его, выходящего из погреба, изумлённо охнула и схватилась за сердце; отец лишь вскинул брови. Они были приглашены на помолвку к Блэкам и ждали только его, но Корбан ушел из дома, разъяренно хлопнув дверью. Кажется, он догнался в каких-то кабаках и даже успел поболтать с кем-то из знакомых, а после… А после заявился в абсолютно невменяемом состоянии к Блэкам с бутылкой огневиски, в рваной грязной рубашке и сорвал долбаную помолвку к чертовой матери. Покойный дед от его проделки в гробу перевернулся раз сорок, если не больше!       Если бы его вовремя не увели, то и его… Его друг Родольфус тоже бы отхватил по самое не балуй, но всем хватило его эпичного появления и пьяных поздравлений, после которых младшие сёстры Беллы приобрели маковый цвет от смущения, а гости едва-едва выглядели удивлёнными. Мама только вздохнула, когда Корбан всё же вернулся домой.       — Милый, если ты сам хотел жениться на Белле, то мог бы сказать мне. Это было бы так просто организовать! Зачем такие сложности с помолвкой? Или вы поссорились?       О нет, они не поссорились. Просто Корбан не собирался делить Беллу ни с кем. Тем более со сраным Родольфусом.