Драконы и тигры

Здесь даже камни дорожек хрустели знакомо. Лань Чжань закончил упражнения и теперь стоял, вдыхая холодный, но родной воздух. Пропали знаменитые туманы, но облака здесь ползли все так же низко, цепляли горные пики дымно-серыми подбрюшьями. Вниз Лань Чжань старался не смотреть, там теперь вместо густой зеленой пены леса тревожно чертили снег черные мертвые ветви. Нет более трех друзей зимней стужи*. Первыми пропали под снегом сливы мейхуа. Бамбук продержался дольше, он способен терпеть зиму. Но и его сила не бесконечна, теперь уже он почернел, поник. Только горные сосны остались все ещё зелены в этом мире — корявые, мрачные, несокрушимые. Лань Чжань вздохнул и направился в дом. У него мало времени, Вэй Ин не должен оставаться один. Сейчас он займется библиотекой, а позже, когда брат освободится, что бывает обычно после обеда, они побеседуют подробней. Он едва успел привести себя в порядок, как в дверь постучали. — Прости, что мы рано, — Лань Сичэнь загораживал собой проем. — Мне неизвестно, как долго ты у нас пробудешь, поэтому я решил не откладывать визит. Он посторонился, пропуская дядю. Тот, вопреки опасениям Лань Чжаня, выглядел совершенно так же, как раньше, разве что двигался чуть медленней. С достоинством принял поклон, пригласил всех пройти в комнату и не стоять на пороге. Как только они сели и выпили по первой чашке все того же старого, тусклого чая, Лань Сичэнь сделал слуге знак. Тот вышел, но вскоре вернулся с мальчиком в белом ученическом ханьфу поверх более теплого, стеганого. Лань Чжань замер, не сводя с ребенка глаз. Как он изменился за год! Дети в его возрасте быстро растут. Щеки уже не такие круглые, лицо стало светлее. Почему он не поднимает глаз? Мальчик словно услышал, бросил на Лань Чжаня быстрый взгляд и отвел снова. Потом ещё. Потом распахнул глаза и замер. Едва не сделал шаг вперед, спохватился, вернулся на место, сжал губы и стоял теперь маленьким солдатиком с жесткой спиной. Лань Чжань быстро перевел глаза на взрослых. Лань Сичэнь задумчиво смотрел в окно, а дядя не сводил глаз с ребенка, и Лань Чжань знал этот взгляд. Он снова повернул голову к мальчику. Тот стоял все так же, руки опущены, взгляд устремлен вдаль. Вот он чуть скосил глаза, чтобы посмотреть на Лань Чжаня и тут же себя одернул. Принялся мять пальцами рукава, задрожал губами. Не смеет радоваться без разрешения, думал Лань Чжань, глядя, как слеза катится по детской щеке. Думать не смеет с визгом обнять ноги, как прежде. — Подойди ко мне, — сказал он тихо. — Я позволяю. Мальчик шагнул было, но остановился, тревожно глядя на Лань Циженя. — Ты слышишь, что говорит Второй молодой господин Лань, — сказал тот. И мальчик решился. Бегом бросился к Лань Чжаню, обхватил его руку и замер, уткнувшись в плечо. Ткань на нем быстро стала горячей и влажной. Дядя недовольно качнул головой, но Лань Чжань усадил ребенка рядом и позволил к себе прижаться. — Я рад тебя видеть, — сказал он с улыбкой. — Посиди со мной. — Лань Сычжуй не приветствовал господина должным образом… — слова ребенка были невнятны из-за слез. — Ты понимаешь свою ошибку, это хорошо. Следующий раз ты все сделаешь верно. Мальчик торопливо кивнул и прижался крепче. Лань Чжань помнил, как много его носили на руках и гладили по голове в той, прошлой жизни. В Облачных глубинах подобное не принято, и он не Вэй Ин, чтобы обнять и растормошить этого одичавшего зверька. Но мальчик, кажется, был счастлив и малым. — Не думал, что мы ещё увидимся? — спросил Лань Чжань. Мальчик кивнул. Да почему же он молчит? Прежде он был разговорчив. — Как твое здоровье? — Хорошо, — ответил мальчик невнятно. — Я делаю упражнения. — Я тоже, — кивнул Лань Чжань. — Это очень важно. Он не знал, что ещё сказать и посмотрел на брата. Тот улыбался. Эта улыбка напрасна, подумал Лань Чжань. Если брат пытается ребенком удержать меня в клане, его надеждам не сбыться. К сожалению, и надеждам мальчика тоже. Лань Чжань не мог сейчас забрать его. Не зная даже своей судьбы, он не мог рисковать судьбой ребенка. — Думаю, настало время поговорить о делах, — сказал Лань Сичэнь и поставил на стол небольшую шкатулку персикового дерева. — Ванцзи, это то, о чем ты меня спрашивал. Лань Чжань придвинул шкатулку к себе и открыл. Небольшая, едва ли в четверть его ладони, черная черепаха сделана была с необычайным мастерством. Материалом, судя по всему, служил обсидиан, потому что крошечные клыки в раскрытой пасти чуть просвечивали. Панцирь покрывал тончайший узор в виде волн, каждая чешуйка лап была выточена с огромным тщанием, и даже когти черепахи были украшены едва видимым глазу орнаментом. Как и яшма бусины, камень был полон силы, но она была иной… Лань Чжань прикрыл глаза, ощущая ее течение, холодное, ровное. Вода. Прикосновение к черепахе не отзывалось огнем внутри, как это было с яшмовым шариком. Возможно, потому, что ей давно не пользовались? Ведь бусина была очень горячей в день, когда они пересекли Рубеж, а потом затаилась и теперь, чтобы ее снова услышать, нужно было сосредоточиться. Лань Чжань бережно поставил статуэтку обратно в шкатулку и закрыл крышку. — Благодарю брата за оказанное доверие. Итак, они с Вэй Ином оказались правы. Цзыдянь — не совпадение. Лань Чжань сложил руки на коленях. — Хочу сообщить брату и дяде, что мне известны места, где похоронены старейшина Ван, его третий сын и ещё несколько заклинателей, чьи имена мне не известны. — Лань Чжань заметил, как брат и дядя обменялись взглядами. — Мне также не известны обстоятельства их гибели, но я произвел, как должно, все обряды над их могилами. В том мире нет нечисти. Я думаю, души погибших упокоены. — Возможно ли доставить их тела сюда, чтобы родственники могли воссоединиться? — спросил Лань Цижэнь. — Боюсь, это может повлечь гибель новых адептов. В том мире нас считают демонами и подстерегают, чтобы уничтожить. Я уцелел, потому что попал в бурю и не был замечен. Лань Сичэнь кивал, думая о чем-то. Ему явно что-то уже доносили об этом. — Мне не известно, каких успехов в пересечении Северного рубежа добились другие кланы…— произнес Лань Чжань и вопросительно посмотрел на брата. — Брат Яо говорил о том же, — кивнул Лань Сичэнь. — Пересечение границы чрезвычайно опасно. К тому же люди там говорят на незнакомых нам языках, и общение затруднено. Лань Цижэнь остро взглянул из-под бровей на Лань Чжаня. Так обычно выглядел вопрос, и незачем было делать вид, что он непонятен. — Я смог освоить два из множества языков того мира, но мои познания не слишком обширны. Есть ли успехи в пересечении Рубежа у клана Не? — спросил Лань Чжань. Дядя глубоко вдохнул, будто готовясь заговорить, но промолчал. Вместо него ответил Лань Сичэнь. — Глава Не, столкнувшись с враждебностью племен за Рубежом, предпринял попытку прорваться силой. Лань Чжань моргнул, и удивление его не укрылось от брата, он аккуратно поправил складку на левом рукаве и продолжил. — Ванцзи, тебе, должно быть, трудно представить себе положение, в котором пребывает клан Не. Безжизненные горы составляют большую часть их земель. Металлургия и животноводство, которые всегда составляли основу благополучия клана, теперь в глубоком упадке. Скот погибает от бескормицы и болезней, спроса на металл нет. Собственные возможности производства продовольствия крайне малы, а климат гораздо суровее нашего. Глава Не не может допустить гибели своих подданных и делает все возможное для их спасения. Можешь ты осуждать его за это? Я не нахожу оснований для этого. — Он помолчал, очень прямой, как всегда, когда случалось говорить о неприятном. — Брат Минцзюэ хотел лишь защититься от нападения людей, полных предубеждений. Невозможно договориться с людьми, которые убивают прежде слов! Целью же был обмен продовольствия на железо. По донесениям выживших, племена за Рубежом испытывают в нем серьезную нужду. Тебе известно об этом? — Это правда, — кивнул Лань Чжань. Его собственный план бесконфликтного обмена состоял именно в этом. Тот мир нуждается в железе, оно там чрезвычайно дорого. Этот мир имеет возможность поставлять его, но в свою очередь, нуждается в продовольствии. Хорошая база для сотрудничества и никакого риска войны, ведь пересечение границ осложнено. Не удивительно, что более опытные, чем он, правители пришли к тем же выводам. — Удалось ли главе Не произвести обмен? Лань Сичэнь печально покачал головой. — Да, но… Только один раз. Тому множество причин. Прежде всего, значительные человеческие потери. К тому же глава Не, который и прежде бывал нездоров, после этой вылазки слег. Да, Ванцзи, теперь это случается и с нами. И самым большим ударом для него, конечно, стало похищение его младшего брата кланом Цзян. Лань Чжань окаменел. Что? Цзян Чэн похитил Не Хуайсана? Дядя вздохнул, промолчал, но Лань Сичэнь заметил и согласно к нему склонился. — Конечно, в произошедшем есть вина Цзинь Гуаньшаня. Он стареет и делается гневлив. К тому же здоровье его сделалось совсем слабо. Тем более неосторожно с его стороны было требовать от главы Цзян уступок, упомянув при этом его племянника. Все мы знаем, что Цзян Чэн, — Лань Сичэнь чуть замешкался, подбирая слова, — избавился от прежнего своего стремления соответствовать ожиданиям глав других кланов и теперь ведет независимую политику. На его стороне множество мелких, но относительно благополучных сейчас юго-западных кланов, и в такой ситуации крайне неосмотрительно было пытаться на него давить, да ещё при общем собрании... Глава Цзян произвел похищение молодого господина Не прямо по окончании Совета кланов, что было настолько дерзко и неожиданно… И весьма умно, подумал Лань Чжань. Он похитил наследника клана, с которым не имеет непосредственных границ, однако побратимы, земли которых гораздо ближе к Юньмэн Цзян, теперь крепко подумают, создавать ли конфликты. И дважды умно, ведь он обезоружил самый сильный в военном отношении клан. Гордится ли отец главы Цзян, глядя с небес на своего сына? Он был человеком сдержанным, но отнюдь не мягким, интересами клана он не поступался никогда. — Надеюсь, молодой господин Не в добром здравии? Он не претерпевает неудобств? — Нет, — покачал головой Лань Сичэнь. — Он вполне благополучен, брат получает от него письма и рисунки. Он заложник, но не узник. Лань Чжань кивнул и посмотрел на мальчика. Тот, пригревшись у его плеча, спал, приоткрыв рот, и кожа на изнанке нижней губы блестела нежным шелком. На взгляд дяди Лань Чжань ответил успокаивающим жестом. Пускай спит. Все равно эти разговоры ребенку незачем слышать. — Ты оказываешь ему дурную услугу, — проворчал дядя. — Чем быстрее он освоит правила, тем спокойнее и осмысленнее станет его жизнь. Баловство — пустая трата времени, которое в этом возрасте весьма ценно. — Это верно. Но с другой стороны, — вмешался Лань Сичэнь, — общение с Ванцзи принесет душе маленького Сычжуя успокоение, в котором он нуждается, и он только сильнее будет стараться стать похожим на Второго молодого господина Лань. Хорошо, когда перед глазами есть достойный пример. Ещё одна попытка, отметил Лань Чжань. — Ванцзи, — дядя устремил на него взгляд и стало ясно, что теперь он готов заговорить о важном. — Этот... человек действительно жив? — Да. Он жив. Ни тело, ни рассудок его не были повреждены. — Означает ли это, что он жил… там? — Да, — ответил дяде в глаза Лань Чжань. — И добился высокого положения. Думаю, это неизбежно при его одаренности, образованности и уме. Дядя пожевал губами, словно слова, которые он хотел сказать, рвались наружу. Лань Чжань знал, о чем могли быть эти слова. О низком происхождении и ненадлежащем прилежании, о том, что виновные в неестественном поведении и упорствующие в нём, произносящие еретические речи и тем самым порождающие споры, постигшие порочное и ставшие знатоками в нем, следующие неправильному и пропитанные им — все они подлежат смерти, ибо они смущают умы людей. Но эти слова произнесены не были, дядя лишь сухо осведомился: — И зачем же он решил вернуться? — Я просил его об этом. — Лань Чжань перевел взгляд на брата. — Потому что он нужен этому миру. Он его часть, без него восстановление равновесия невозможно. Все долго молчали, только посапывал спящий ребенок и иногда угольки трещали в жаровне. Раньше здесь пели птицы, думал Лань Чжань. Качались за окнами ветви. Все в прошлом. — Мне кажется, — медленно начал Лань Сичэнь, — Его возвращение это обстоятельство чрезвычайной важности, и потому следует срочно собрать Совет. — Боюсь, в теперешних обстоятельствах в этом мало смысла, — произнес Лань Чжань спокойно. — Как я понимаю, здоровье глав трех кланов не позволит им прибыть на Совет в ближайшее время. Да и зачем? Сколько бы ни длились препирательства и торговля, они ни к чему не приведут. Этому миру нужен новый клан Огня. Если он не будет создан, наш мир погибнет. Здесь нечего обсуждать. Лань Цижэнь покачнулся, прикрыв глаза. Конечно же, он услышал про трех глав, а значит понял, что Лань Чжань виделся с Цзян Чэном. Было ли дяде и брату известно, что здоровье главы Цзян вполне хорошо? Прилететь на Луаньцзан и в лучшие времена не многие могли себе позволить, а он сделал это без труда. Но как вышло, что главы остальных трех кланов вдруг оказались подвержены болезням? Последний вопрос он задал вслух. — Не хочешь ли ты сказать, что причиной тому недостаточная добродетель! — немедленно громыхнул дядя, и маленький Сычжуй проснулся, заморгал, попытался вскочить. Лань Чжань похлопал его по плечу, усаживая обратно. — Поверь, этот вопрос занимает все наши мысли, — сухо сообщил Лань Сичэнь. — С учетом того, что мир наш все явственнее разделяется на два крупных союза, это кажется особенно подозрительным. Они испуганы, думал Лань Чжань. Они считают, что я на стороне клана Цзян, который, кажется, винят во всех своих бедах. — Вам кажется, что глава Цзян каким-то образом подтачивает ваши духовные силы? Как это возможно? — он смотрел в глаза одному и другому, но видел только раздражение. Ответить им было нечего. — Дядя. Брат. Не вы ли учили меня, что нет ничего опасней невнимания к решениям, которые на первый взгляд кажутся очевидными? Вы приводили мне примеры, как подобное становилось причиной больших несчастий. — Как ты смеешь! — Лань Цижэнь ударил по столику ладонью, борода его затряслась от гнева. — Я вижу, что ты утратил всякую почтительность, зато приобрел высокое о себе мнение! Ты позволяешь себе указывать старшим! — Простите, если мои слова показались вам проявлением неуважения, — Лань Чжань склонил голову, но коротко. — Дело не в моем мнении о себе, а о том, что я вижу, вернувшись в этот мир. Он пребывает в ещё большем упадке, чем год назад, однако великие кланы вместо сотрудничества теперь стремятся к войне, для которой ни одна из сторон не имеет требуемых сил. Если я ошибаюсь, и знаю недостаточно для подобных выводов, поправьте меня. Дядя тяжело, медленно поднялся, Лань Сичэнь помог ему. — Клан Гусу Лань никогда не развязывал войн! — дядя протянул руку в обличающем жесте, его палец дрожал перед лицом Лань Чжаня. — Твои слова возмутительны! — Клан Гусу Лань никогда не развязывал войн, — ровно повторил Лань Чжань дяде в глаза. — Он потерял половину своих земель из-за раскола в рядах старейшин. Он оказался не способен оказать сопротивление, когда на него напали. Он постоянно несет потери. Та ли это судьба, которой я должен желать своему клану? Ответьте мне. — Ванцзи, — Лань Сичэнь постарался встать между ними двумя, не сводящими друг с друга глаз. — Я очень рад, что судьба клана тебе так же небезразлична, как мне и нашему уважаемому дяде. Все мы должны действовать в интересах клана, это несомненно. И даже если мы несколько отличаемся во взглядах на отдельные аспекты, это не должно отвращать нас друг от друга! — Прекрати его уговаривать! Он явился сюда нам угрожать! — возмутился дядя. — Он заодно с этим… Этим… Ты ненавидишь меня, думал Лань Чжань, глядя на перекошенное яростью лицо Лань Цижэня. Как ненавидишь любого человека с мнением отличным от твоего. Именно ты стал причиной того, что Молин Су откололись от Гусу Лань и оказались под рукой Ланьлин Цзинь. Именно ты не смог принять решение об обороне Облачных глубин. Ты теряешься всякий раз, когда нужно взять на себя ответственность. Ты отнял власть у моего отца, но оказался не способен ей распорядиться. И все-таки ты мой учитель. — Участие в войне против клана Цзян губительно для нашего клана, я не могу этого допустить, — сказал Лань Чжань очень ровно. — Но происходящее с главами трех кланов нездоровье не может быть совпадением. Глава Лань. Учитель. Я приложу все силы, чтобы выяснить, кто за этим стоит. Надеюсь, у вас осталось ко мне доверие. Повисла тишина. — Ему нужна библиотека, — проворчал Лань Цижэнь, отворачиваясь и тяжело опускаясь на помост. — Вот и все. Говорю тебе, он возьмет, что ему нужно, и уйдет. Неблагодарный. Все-таки он сильно ослаб. Прежний Лань Цижэнь никогда не сдавался так скоро. — Мне нужно понять, как восстановить равновесие мира, — все так же тихо продолжил Лань Чжань. — Я прошу позволить мне искать об этом в книгах. После чего я уйду на поиски ответов. Я хочу вернуться с ними. Если вы позволите. — Высокое о себе мнение! — повторил Лань Цижэнь устало. — Мальчишка. Ты думаешь, никто, кроме тебя, не ищет? Он поднялся с помощью Лань Сичэня и жестом пригласил следовать за ним. Лань Чжань велел мальчику побыть здесь, а сам последовал за дядей и братом. На улице теперь шел снег, и горы совсем скрылись из виду. Мир был тих и пустынен. Они дошли до цзинши главы клана, и когда затворили за собой дверь и опустили войлочный полог, Лань Цижэнь указал на стоящий у стены короб, полный книг. — Я отобрал все, что как-то связано с мироустройством. Можешь отнести к себе и изучить, — он устало опустился на помост. — Только ты не будешь первым. Кто только их не смотрел… — Почему дядя перенес их из библиотеки? — удивился Лань Чжань. — Очень многие в ней побывали, — продолжал Лань Цижень, все ещё тяжело дыша. — Очень многие. Даже младший господин Не, который никогда прежде прилежания к учебе и интереса к наукам не обнаруживал. И теперь уже не узнать, кто испортил несколько книг. — Что? — К сожалению, это не сразу обнаружилось, — печально продолжил за дядю Лань Сичэнь. — Некоторые бумажные страницы исчезли. Возможно, и некоторые книги на дощечках, ведь они цельные. Я сверяю списки, но после пожара в Облачных глубинах они не все были пересмотрены, а позже добавилось значительное количество книг библиотеки Цишань Вэнь, и они тоже были каталогизированы лишь частично. Боюсь, нам не узнать, кто это сделал и с какой целью. — Коснулось ли это комнаты Запрещенных книг? — К сожалению. — Но доступ туда имели немногие! — В том числе ты, — хмуро заметил Лань Цижэнь, и на лице Лань Сичэня промелькнуло странное виноватое выражение. Неужели ему ставилось в укор, что он позволил брату читать книги и в этом разделе? — Все испорченные книги были о вопросах мироустройства, и потому я принял решение перенести их в отдельное место. Если бы дядя не доверял мне, то не сообщил бы о порче книг, понял вдруг Лань Чжань. Он бы сказал просто, что собрал книги для меня, и тщательно проверил бы каждую после. — Черепаха, — продолжал ворчать дядя, принимая чашку чая от Лань Сичэня. — Что тут сложного, мы клан Воды. Пять стихий, пять животных, пять цветов… У-син учат в самом раннем детстве. Отчего бы у нас не быть статуэтки черепахи. Только сила в ней безответна, ведь мы не можем знать, для чего она создавалась. Это не тайна, Ванцзи, это печальная история об утерянном знании. Клан Цзян сделал свою Змею духовным оружием, и погляди, до сих пор действует! А золотой Человек Ланьлина стоит прямо в зале Совета, ты же должен был его видеть. Лань Чжань прикрыл глаза от стыда. Башня Зеркального карпа всегда утомляла его избытком красок. Он не помнил скульптуры Человека, но среди тамошнего обилия золота и украшений ее нетрудно было пропустить. Наверняка она небольшого размера. — Стоит себе, никто ее не прячет. Мы скрыли черепаху исключительно потому, что не знаем ее назначения, мы проявили осторожность, вот и все. — У клана Не, видимо, Тигр? — спросил Лань Чжань. — Или, может быть, цилинь, — пожал плечами Лань Сичэнь. — Ни того, ни другого глава Не припомнить не может, но это неудивительно, он равнодушен ко всяким артефактам, кроме оружия. Отчего тебя заинтересовали эти знаки, Ванцзи? — Он не спросил о клане Вэнь, — усмехнулся Лань Цижэнь и отставил чашку. — И не собирался, верно? Может быть, ты думаешь, что статуэтка птицы, или что там у них было, сделает ваш с этим... паршивцем новый клан Огня великим? Закажите у камнереза другую, толку от нее будет ровно столько же. И рассмеялся сиплым старческим смехом. — То есть вы ее не видели? — Лань Чжань посмотрел на брата, на дядю. — Нет. В отличие от Цинхэ Не, клан Вэнь всю свою историю был до крайности увлечен созданием амулетов и всяческих магических безделиц… — Напоминает кое-кого, — проворчал дядя. — Да, в этом есть некоторая ирония, — улыбнулся Лань Сичэнь. — Они изобрели довольно много различных вместилищ силы, пока не увлеклись Темным железом. С ним ничто не могло сравниться, и неудивительно, что все прочие практики были заброшены. Должно быть, статуэтка птицы использовалась ими в свое время, но как и где она теперь, мне не известно. Боюсь, никому уже не узнать. Однако я могу спросить брата Яо, не видел ли он ее в Безночном городе. — Не думаю, что это стоит беспокойства главы и его брата, — покачал головой Лань Чжань. — Даже если он ее видел, ее уже не найти. Могу я приступить к изучению книг? Дядя вяло махнул рукой, позволяя поступать, как ему заблагорассудится. *** Лань Сичэнь ждал его у врат Облачных глубин. Стоял недвижным, нефритовым изваянием в белом плаще и сапогах, широкоплечий, спокойный. Лань Чжань не мог не любоваться им. — Я бы хотел проводить тебя, — ответил Лань Сичэнь на приветствие брата. — Если ты не против. Новая попытка, подумал Лань Чжань. Какой в них прок? Но, может быть, брат этим облегчает себе душу, хочет быть уверен, что сделал все возможное даже понимая безнадежность этих попыток. — Мне трудно привыкнуть к тебе в темном, — сказал Лань Сичэнь с улыбкой. Он спускался первым, будто показывал младшему брату дорогу, и для разговора ему приходилось оборачиваться. — В такой одежде не подобает играть на цине, — согласился Лань Чжань, понимая причину, по которой брат заговорил о внешнем виде. Причина эта была закреплена за его плечами и укутана в покрывало: запрещено играть на цине в неподобающей одежде, в неподобающем месте и неподобающим людям. — И я не стану на нем играть. Я беру его как оружие. — Нечисти и в самом деле стало чрезвычайно много… Конечно же, брат понимает, что гуцинь убивает не только нечисть. И все-таки не возражает. Доверяет? Или надеется тронуть открытостью сердце Лань Чжаня? — Главе не нужно беспокоиться, — сказал он. — Я помню свой долг перед кланом. Лань Сичэнь склонил голову, показывая, что эти слова услышаны. После второго поворота, когда лестница стала не такой крутой, он попросил рассказать ему больше о жизни за Северным рубежом, и Лань Чжань рассказал. Не о своей собственной и не о Вэй Ине, но о том интересном и необычном, что ему удалось узнать в другом мире. — Этим сторожевым постам больше сотни лет, ты считаешь? — Трудно судить по каменным строениям в пустыне, но в народе ещё живет память о прежних временах. — Можно предположить, что все это происходило примерно в то время, когда Суэ Чунхай создал свою печать…— Лань Сичэнь задумался и надолго замолчал. — Нужно признать горькую правду, — заговорил он снова, когда дорога стала ровнее, и Лань Чжань впервые подумал, а легко ли брату будет вернуться, ведь даже после лекарства он выглядит ослабевшим. — События того времени не слишком далеки, всего несколько поколений, но наши знания о них столь же скудны, как о создании Северного рубежа. Крайне скудны. Мы стараемся постигать истину и сохранять прошлое чтобы не быть, словно потерявшиеся в лесу дети, и опираться на знание предков. Но оно течет из наших рук, как вода… Оно течет не без причины, думал Лань Чжань. Раз относительно недавние события исчезли из памяти и книг, значит, их уничтожали умышленно. Конечно же, брат это понимает. — Нет ли кого-то, кто может помнить те события? Лань Сичэнь не ответил сразу, но потом все-таки покачал головой. — Даже если есть живые свидетели тех событий, что я допускаю, хотя и не знаю наверняка, они давно ушли от мира и взывать к ним — пустая тщета. Они Бессмертные, что им суета нашего мира. Впрочем, я слышал, что в мир спустился ученик Баошань санжэнь, Сяо Синчень. Он замечательно талантлив, однако очень юн. Не знаю, может ли он владеть необходимыми нам знаниями. Удалось ли тебе найти что-то полезное в книгах? — Я не добился успеха, — признался Лань Чжань. — Но прочел со всей тщательностью на случай, если это знание пригодится в будущем. — Это разумно. Внизу уже виднелось небольшое селение у подножия горы. Спуск близился к завершению. Кажется, и Лань Сичэнь это заметил, заговорил снова. — Я смотрел, как ты сегодня утром выполнял упражнения с маленьким Сычжуем. Ты хороший учитель и достойный пример для него. И вчера смотрел, подумал Лань Чжань. Неужели брат думал, что он не заметит? — Я благодарен брату за заботу об этом ребенке, — произнес он. — Заботиться о нем вовсе не утомительно, мальчик здоров и прилежен, а клан нуждается в новых адептах, и призрение сирот его традиция. Но не сирот великих кланов. Были ли у Суэ Чунхая дети? Что стало с его родом, когда он был низвергнут? У подножия лестницы, где скалу украшал барельеф с облачным узором, Лань Сичэнь остановился, давая понять, что дальше он идти не намерен. Он не выглядел утомленным более обычного, и Лань Чжань испытал некоторое облегчение. А затем удивление, потому что брат вынул из рукава шкатулку персикового дерева. Неужели глава решил отдать ему черепаху? Но шкатулка оказалась вместилищем мешочка, пахнущего землей и грибами. — Если вы остановились там, где я думаю, то эта грибница может быть вам полезна. Я составил заметки о том, какие условия требуются для выращивания грибов в достаточном количестве. — Он протянул Лань Чжаню свиток в чехле и шкатулку, улыбнулся тихо. — Знания не следует прятать. Чтобы они сберегались, их нужно распространять. Лань Чжань принял подарок и поклонился со всем тщанием. Если брат хотел тронуть его сердце, теперь ему это удалось. *** Лань Чжань предполагал, что из Цайи он немедленно вернется к Вэй Ину. Однако после того, как он забрал готовые бусы и получил ещё несколько предложений по приобретению рабов, причем уже не только от камнереза, его продолжала точить глухая тревога, будто он не окончил какую-то работу, но не может вспомнить, в чем она состоит. Пришлось переночевать в Цайи, чтобы привести свой ум и душу в порядок и выявить источник неудовлетворенности. Это решение привело к некоторым осложнениям: жители города, кажется, совершенно уверились, что он богатый господин, который может позволить себе выбор, и потому ему следует предложить весь имеющийся товар. На постоялый двор немедленно потянулись желающие это сделать. Лань Чжаню пришлось оградиться заклятием тишины и только так он смог извлечь из потраченного времени пользу. К утру следующего дня он знал, что цепляло его душу, как сколотый край стола — шелковые рукава, и уже днем прилетел в крошечную деревню Токчи, стоящую на самом крайнем востоке Гусу Лань. Просоленная злыми ветрами, прижатая к скалам, где гнездилось великое множество морских птиц, она являла собой последний, пускай и неказистый, рубеж этого мира. Отвесный обрыв огромной высоты и непрестанно бьющееся в него море были ему неодолимой границей. Необычное расположение деревеньки определило необычность ее уклада. Здешние жители, как Лань Чжань узнал, не занимались рыбной ловлей, хоть и жили у самого моря. Все от того, что не находилось способа добраться до воды, любое спущенное на веревках судно разбивалось о скалы, а в прибрежном пенном кипении не водилась рыба. Зато ею кормились здешние птицы, чьи стаи, взлетая, застили небо: сильнокрылые альбатросы и неуклюжие красногорлые пеликаны, разномастные чайки, серые буревестники и черные бакланы находили себе пропитание в море, а гнездились в скалах, и жители ловко на них охотились, добывая и самих птиц, и их яйца. Лань Чжань, впрочем, не стал пробовать ни то, ни другое, ограничившись супом из водорослей, которые жители как-то ухитрялись добывать. Судя по всему, Токчи жил почти той же жизнью, что и прежде, большие лишения его не коснулись. Здесь и прежде ничего не росло, были злыми ветра, и скудной торговля. Если каких-то теплолюбивых птиц не стало, их место заняли более стойкие, только и всего. Под стать природе, жители этого неуютного края были молчаливы, неспешны и неразговорчивы. Здесь не было постоялого двора и внимание незнакомца в странных одеждах не заинтересовало, но насторожило и без того не слишком радушных обитателей Токчи. Однако долг гостеприимства они не забыли, и Лань Чжаню была выделена комната в доме здешнего старосты. Он не мог не радоваться тому, как мало внимания ему здесь уделяют, подлинный отдых после Цайи. Здесь он был свободен наблюдать повседневную жизнь деревни не опасаясь, что ему бросятся в ноги или ухватят за рукав. Однако цель, с которой он сюда прибыл, требовала некой вовлеченности и общения с жителями, потому Лань Чжаню пришлось потратить изрядное количество времени, размышляя, как ему решить эту задачу. Он не имел должных навыков общения и легкости характера, жизнь этих людей была ему глубоко чужда, а интереса к нему здесь не проявляли даже дети и собаки. В конце концов он спросил одного из деревенских стариков, нет ли здесь лекаря. И немедленно заметил, как все находящиеся поблизости женщины, которые безучастно занимались своими делами, разом обратили на него взгляды. Старик же покивал и велел ждать, лекари у них имеются. Одной из них оказалась женщина, возраст которой Лань Чжань не взялся бы определить. Худая и морщинистая, она была по мужски широкоплечей, с сильной, прямой спиной и острым взглядом. Прошла в комнату, села напротив Лань Чжаня и долго смотрела на него без всякого выражения, сложив на коленях костистые руки, а он, очистив ум от суетного, смотрел на нее. — Твое ранение в прошлом, — сказала женщина, чуть растягивая слова. — Я не нужна тебе. Ты сильный заклинатель. Она, не прикасаясь к нему, определила в нем заклинателя? Более того, поняла, что он был ранен, но теперь вполне поправился. Как это возможно? — Мне все ещё трудно даются полеты, — возразил Лань Чжань. — Отчего? — Твоя сила была взята вперед, — женщина пожала плечами, будто это всякому ясно, говорить не о чем. — Каменный гриб? Она согласно качнула головой и снова замерла. Черные ее волосы были заглажены в пучок и стянуты широкой полоской кожи безо всякого узора. На лекарке не было амулетов и подвесок, вся одежда ее была до крайности проста. Это удивляло, Лань Чжань никогда прежде не видел подобного, всякий род и клан имел какие-то отличительные знаки, традиции одежды, особенности музыки и узоров. Не могут ведь жители этой деревни быть совершенно оторваны от мира? Они не настолько далеки от прочих мест, сюда должны приходить сборщики налогов и торговцы. — Расскажи мне о Черепахе, — тихо сказал Лань Чжань и заметил, как смешалась, дрогнула невозмутимая до сих пор лекарка. — Или спой. В глазах ее мелькнул такой яростный страх, что Лань Чжаню показалось, она бросится на него, как испуганный зверь, он даже положил руку на меч, но лекарка опомнилась, застыла. — Вы ещё помните о нас, — усмехнулась она жестким ртом. — Нет. Не помним. — Лань Чжань положил открытые, ладонями вверх, руки на колени, обозначая, что в нем нет угрозы. — Но я видел Птицу. Лицо женщины вновь стало невозмутимым, даже презрительным. — Многие из вас видели, — сказала она. — Нравится тебе, что из этого вышло? Лань Чжань смотрел на нее, но не мог понять, о чем ее вопрос. О нем или… — Глупцы. — Женщина медленно поднялась. Теперь она выглядела величественной. — Тщеславные, мнящие себя властелинами мира. Много ли пользы тебе от твоей красоты? Она расхохоталась, обнажив желтоватые, крепкие зубы и вышла. *** — Так и сказала, много ли пользы от твоей красоты? Как странно. Судить по внешности все равно что определять глубину моря по волнам. Почему ей это показалось самым важным?— Вэй Ину не лежалось, он перевернулся на спину и долго таращился в полотно, натянутое над их постелью, чтобы с потолка пещеры не сыпалась каменная крошка и помет летучих мышей. Лань Чжань кивнул и подтащил его обратно к себе. Пускай будет рядом, дышит под рукой, щекочет волосами. От этого хорошо и спокойно. — По деревням довольно много всяких шаманок, знахарок, целительниц, ты знал? Я точно знаю. У нас в Юньмэне было полно, они просто ведут себя тихо. Кому нужно, тот их найдет, а для заклинательского мира они не существуют. — Они следуют Темному пути. — Ничего подобного. Удобная, конечно, позиция, заявить, — Вэй Ин снова лег на спину и торжественно процитировал: — “Виновные в неестественном поведении и упорствующие в нём, произносящие еретические речи и тем самым порождающие споры, постигшие порочное и ставшие знатоками в нем, следующие неправильному и пропитанные им — все они подлежат смерти, если они смущают умы людей”. Твой дядя любит эту часть, я знаю. А по мне так это история вовсе не про Светлый и Темный путь. Лань Чжань снова вернул его на место, поправил одеяло и легонько потрепал за плечо, показывая, что ждет продолжения. — Лань Чжань, да ведь сами эти слова звучат как отрицание познания и неразрывной изменчивости мира. Если истина одна, и ее запрещено обсуждать и подвергать сомнению, то что это за познание? Это принуждение к отказу от него. Как можно постичь мир и достичь гармонии с ним, если вычеркиваешь из него неугодную тебе часть? Чего стоят все слова о тигре и драконе**, если на самом деле один превозносится? — Ересь. — Конечно, ересь. Я Старейшина Илина, в конце концов, — Вэй Ин боднул его в скулу. — И я говорю тебе, эти женщины не следуют Темному пути. Они не образованы, иногда даже читать не умеют, стихийны, им легко покоряется сырая земная ци, и сфера их — телесность. Они не упокаивают мертвых, не убивают нечисть, не пишут еретических трактатов и не создают учений. Они лечат людей и животных, предсказывают будущее и делают простейшие защитные амулеты. Вся их вина в том, что они составляют конкуренцию заклинателям-даосам. — Вэй Ин. — Неприятная правда, Лань Чжань. Заклинатели подолгу учатся, часто они занимают высокое положение в обществе. Их расценки довольно высоки, а для простонародья зачастую слишком высоки. Эти женщины берут куда меньше. — Вэй Ин! — Лань Чжань предупреждающе хлопнул его по плечу, но Вэй Ин уже слишком увлекся и сел, скрестив ноги, его голое колено торчало из-под одеяла. — Но ведь мир не подчиняется заклинательским интересам, — бормотал он уже словно сам себе. — Можно отвести от тигра глаза и превозносить дракона, но тигр не исчезнет…. Лань Чжань, да что ты меня все время толкаешь? Конечно, эта женщина не стала с тобой разговаривать! Посмотри на себя, ты даже меня не слушаешь. И ее бы не стал. Стал бы. Мог не согласиться, но выслушал бы. Вот только эту лекарку Лань Чжань больше не видел. Пытался спрашивать, но жители деревеньки будто враз перестали понимать его речь. Вэй Ин прав, у него разговор с этой женщиной мог бы сложиться по-другому, потому что он другой человек. — Ты хочешь отправиться туда? — Что? — Вэй Ин успел задуматься о чем-то своем. — Нет, думаю, ничего из этого не выйдет. Если она испугалась, то ее будет нелегко найти.... Я тут вспомнил кое-что. И замолчал. Кажется, воспоминания были не из приятных. Лань Чжань тоже сел, чтобы касаться Вэй Ина бедром, откинулся на стену за спиной, прикрыл обоих одеялом до пояса. Может, хоть теперь он перестанет вырываться из рук? Короткий насмешливый взгляд дал понять, что его замысел Вэй Ину был ясен. Он придвинулся, прижался плечом. — Не знаю, был ли ты лично знаком с госпожой Юй… — Я слышал, что она была одной из лучших заклинателей своего поколения. — Да. И как все воительницы, не придерживалась канонов поведения, ожидаемого от женщин. Проще говоря, в речах себя не сдерживала. И во время ее… споров с дядей Цзян, она иногда бросала “Вы, заклинатели”. Мне это всегда казалось странным. Сам посуди, образованная женщина знатного рода, почему она отделяет себя от прочих заклинателей? Я не решился спросить, конечно. — Не решился. — Без улыбки уточнил Лань Чжань, но все равно получил локтем в бок. — Вижу, ты совсем не знал госпожу Юй. Молчали, но в этой тишине было уютно. — Ты ведь не веришь в похищение Не Хуайсана? — спросил Вэй Ин. Лань Чжань качнул головой. Конечно, нет. Таких совпадений не бывает. — Значит, нам пора навестить Цзян Чэна. — Опасно. — Почему ты так думаешь? Потому что он не дает о себе знать? Цзян Чэн просто ждет моего шага, обычное дело. Считает, что сделал уже достаточно много и теперь ответ за мной. Разве он не прав? Откуда мне знать, кто прав, думал Лань Чжань, если мне неизвестно, за что он просил прощения. — Ты уверен, что он участвовал в твоем спасении? — А ты веришь в деятельное участие Не Хуайсана? Хотя... — Вэй Ин задумчиво постучал себя пальцем по губе. — Он даже посетил библиотеку Гусу… Нет, думаю, это предел его решимости. — Глава Цзян известен крайней жестокостью к темным заклинателям. Я слышал об этом ещё год назад. Он охотится на них лично и назначил награду за пойманных живыми. — Ну естественно, — отмахнулся Вэй Ин. — Зря, что ли, он убил Старейшину Илина. Лань Чжань почувствовал, как сдавило в груди. Он не слушает доводов рассудка, он хочет вернуться. Он думает, что его там ждут. Что там его дом. — Дыши, — прошептал Вэй Ин и одним движением перетек Лань Чжаню на бедра, уперся в стену по сторонам от его лица и повторил. — Дыши. Так же он говорил брату. Он привык следить за его переменчивым настроением и потому так быстро ловит каждый признак. Вэй Ину кажется, что они с Цзян Чэном похожи? В чем ещё? Вэй Ин толкнулся животом, притираясь ближе. Толкнулся снова, не сводя тяжелого, недвижного взгляда. И снова. Лань Чжань молчал, смотрел и готов был смотреть бесконечно. Бесстыдство Вэй Ина завораживало и сердце билось в груди колоколом — живой. Лань Чжань обхватил ладонями его талию, чтобы чувствовать, как он дышит, как движутся под кожей мышцы сильной спины, а кожа становится влажной, горячей. Он подавался навстречу при каждом толчке Вэй Ина, чтобы касание было плотнее. Живой, и жизнь в нем как огонь, тлеет внутри жадным пламенем, всегда хочет большего. Лань Чжань стискивал бока Вэй Ина и слушал, как он дышит — все громче, вот уже с коротким выдохом — и дышал с ним вместе. Движения Вэй Ина становились резче, размашистей, грудь и плечи уже блестели от пота, но никто не из них не решался прервать этот молчаливый танец. Хотелось, чтобы он длился бесконечно, чтобы все внутри дрожало натянутой струной, и кожа скользила, как шелк… Вэй Ин остановился, все ещё удерживая взгляд, но видно было, как трудно ему это дается. Влажное тяжелое дыхание обожгло губы Лань Чжаня. — Если ты меня не возьмешь, я умру. И Лань Чжань ударил. В плечо, чтобы рухнул на постель, запрокидывая голову и обнажая горло. Чтобы не смел говорить о смерти. Чтобы заорал, когда Лань Чжань, забросив себе на плечо его ногу, навалился сверху и протолкнулся в жаркую, ещё влажную после недавнего соития глубину. И продолжал орать, мотал головой в черной паутине волос, вцеплялся ногтями в спину, в старые шрамы, бил пятками, выгибался и наконец замер, крупно вздрагивая. Но не разжимал рук, пока Лань Чжань не остановился, тяжело дыша. И даже тогда не отпустил, водил пальцами по мокрой от пота спине, сопел в висок. Лань Чжань закрыл глаза. В тот первый раз, на постоялом дворе в Хайпине он пытался немедленно после соития начать приводить себя и все вокруг в порядок, вытирать, осушать и очищать, ему казалось правильным не омрачать чувства телесным неудобством. Тем неожиданней для него было яростное возмущение Вэй Ина. Это полусонное единение оказалось для него настолько важным, что он готов был мириться с последствиями в виде присохших тканей и белесой шелухи на коже. И хотя Лань Чжань больше попыток разъединиться первым не предпринимал, Вэй Ин его все равно каждый раз придерживал. Как сейчас — пальцы одной руки вплелись в волосы на затылке, вторая заброшена на спину, не позволяет отстраниться. Хорошо, думал Лань Чжань. Нет места для Цзян Чэна.