Наш отпуск

Клинт разлепляет глаза. Его обволакивает прохладная свежесть, какая бывает только на высокогорье. Взгляд радует матовый рассвет — нежно-розовый, с тонким ароматом вишни и щепоткой трав. Где-то колокольчиком звенит ручеёк. Музыка ветра томно вздрагивает от нежных прикосновений игривого бриза. Клинту кажется, он в раю. Только там так красиво, и торжественную тишину нарушает лишь размеренная песня ручья и серебристые вздохи ветра. Бартон пытается сообразить, где он и как тут оказался. Последнее, что он помнит — они с Наташей сидят на крыше токийского небоскрёба. Снизу доносится назойливый гул автомобилей, приправленный выхлопными газами, сверху — шум дождя и всполохи далёких молний с глухими раскатами грома. Их обволакивает колкая прохлада ночи, тёмное покрывало неба прорезают вспышки рекламы на соседних зданиях. В руках Клинта меч, с его лезвия стекают последние алые капли крови, смешиваются со слезами дождя и растворяются на поверхности крыши… — Клинт, думаю, тебе нужно в отпуск, — голос Наташи мягкий, но тон очень убедительный. Бартон поворачивает голову в сторону Романофф, удивлённо и непонимающе приподнимает брови. — Ну а тогда зачем ты звал меня? — чуть улыбается она, всё ещё пытается укрыть обоих под своим зонтом. Клинт молча забирает у Наташи зонт, складывает его и бросает рядом со своим омытым дождём мечом. Всё равно они уже промокли. А так хотя бы можно смотреть наверх и знать, что там, за тучами, в бездонном тёмном небе сверкают звёзды. — Ты убиваешь себя, — говорит ему Наташа, пытается изобразить, что равнодушно рассматривает рекламу на огромном мониторе на здании напротив. — И даже не даёшь мне помочь тебе. Клинт, тебе сто́ит немного остановиться и чуть-чуть подумать. Но Клинт знает, что это не так. За много лет он изучил напарницу. Наташа такая прелестная, когда делает вид, что скачущий на экране кислотного цвета зверёк с безумными глазищами ей интересен больше, чем тот, кто стал частью её жизни, частью её самой. — Ты можешь и дальше молчать, — пожимает она плечами. — Но твоё сердце уже всё рассказало за тебя, — Наташа чуть скашивает глаза в сторону Клинта и едва улыбается. Яркая вспышка далёкой молнии матовыми всполохами пляшет на клинке, брошенном у ног Бартона. Он вздрагивает. И не замечает, как его рука оказывается в руке Романофф. — Ты же всё равно сделаешь по-своему, — устало говорит он, позволяет Наташе обнять себя — тепло, по-дружески, с искренней поддержкой и слабой надеждой, что всё происходящее с ним с последнее время не более, чем ночные кошмары. Клинт прислоняет голову к хрупкому, но сильному и крепкому плечу, прикрывает глаза. — Давай, чего уж?.. — только и может произнести Клинт, словно растворяясь в холодном хлёстком дожде, мерно бьющем в крышу токийского небоскрёба. В мутной занавеси выхлопных газов мелькают отблески рекламы, воздух наполнен голосами огромного города — громким и резким металлом, проходящим бензиновым лезвием по нервам… …А потому тишина, чуть нарушаемая ручьём и колокольчиками, нежные краски рассвета и свежий аромат тёплых гор очень озадачивают Клинта. Он садится на циновке, на которой спал, и понимает, что находится в какой-то беседке посреди небольшого озерца. Вокруг над водой склоняются нежно-зелёные ивы с тонкими гибкими ветвями и любуются своим отражением в зеркальной глади. — А ты выбрал прекрасное место, — бесшумно вошедшая Наташа выдаёт себя лишь ароматом цветов, доносящимся из чайничка в её красивых руках. — Снова проделки Ванды с её изменением реальности и с твоей подачи? — Клинт собирается, как металлические шарики на появившийся магнит, пытается выяснить, как сюда попал. — С твоей, — непривычно мягко улыбается Наташа. Он даже не сразу замечает, что на ней вместо привычной одежды персикового цвета кимоно, тонкую талию обнимает алая лента пояса-оби. Её медные волосы чудесно гармонируют с этой персиковой нежностью и алой дерзостью. — Нат? Как? — он в упор смотрит на Наташу, словно она на допросе, а он должен выяснить всё, хоть выпотрошить эту девицу. — Я всего лишь предложила тебе отправиться в отпуск, — Романофф плавно усаживается на колени, ставит чайник на невысокий столик, где уже подготовлены две крошечные чашки. — А ты своими мыслями активировал попадание сюда, — изящная рука, облачённая нежным шёлком, обводит умиротворяющую картину: сонные деревья словно потягиваются, дорожки из камней зовут за собой вглубь сада, аромат вишни обнимает и гладит по щекам, шее, рукам. Откуда-то доносятся голоса: один поёт неземным голосом, второй подпевает более низким, иногда фальшивя, что придаёт дуэту трогательность и доказывает, что певцы реальны. — Макото так чудесно поёт, что даже Изаму к нему присоединился, — говорит Наташа, разливает ароматный чай по чашкам, одну протягивает Клинту. — Ты можешь мне толком рассказать, где мы находимся? — Бартон чувствует, скоро закипит так, что его самого можно будет подавать, как чай. — В месте, где ты захотел оказаться, — Наташа говорит это так, словно Клинт сам рассказал о своих планах. — Это тебе нужно было разобраться в себе. Ты желал узнать, что с тобой творится! Я всего лишь помогаю тебе… Клинт кивает и касается губами тонкого фарфора. Впускает в себя ароматный дымок и делает глоток. — Восхитительно! Впервые за долгое время на его губах улыбка, несмелая, лёгкая, готовая сорваться в любой миг. Но это улыбка. Улыбка, которую так любит Наташа. — А теперь расскажи, кто такие эти Макото и Изаму, — просит он. — Идём! Наташа протягивает руку. Клинт в который раз убеждается, что только с её поддержкой он что-то значит. Только Наташа может заставить его бороться с внутренними демонами, только она способна понять его и кропотливо вывести из лабиринтов самокопания. Как сейчас. Когда ведёт по ровным песчаным дорожкам в оправе из камней и в окружении сочной тёплой зелени, приправленной молчаливыми каменными фонарями. Голоса певцов слышатся отчётливее, налетевший ветерок обдаёт горной свежестью, ароматом трав и журавлиным курлыканьем. В искусно сделанной беседке, гармонично вписанной в пейзаж, словно часть сада, сидят двое: могучий воин в тёмных одеждах и ангелоподобное существо в белом с сяминэном в тонких руках. — Кажется, мы разбудили нашего гостя, — чуть виновато колокольчиками переливается голос ангела. Наташа мотает головой. — Всё равно я собиралась будить Клинта, дорогой Макото, — говорит она и улыбается. — Неужели ты думаешь, я бы позволила ему проспать весь отпуск и так не увидеть этот волшебный сад? Макото улыбается, встаёт и кланяется Клинту. Рядом ловко восстаёт обладатель второго голоса и тоже кланяется. — Рады приветствовать вас, — гудит он. Они такие разные, что внешне, что по характеру, но так дополняют друг друга, что Клинту кажется, он видит в этой паре себя и Наташу. Макото гибкий, как бамбук, с фарфоровой кожей на тонком, почти девичьем лице. Изящные изгибы охвачены тонким шёлком цвета облаков на закате. В глазах бездонное небо. Он похож на дуновение горного ветра: свежий, лёгкий, нежный. Полная противоположность красивому юноше Изаму. Он выше своего возлюбленного на голову, мощный, но грациозный. Похож на пламя: то греет взглядом, уютным, как камин зимним вечером, то полыхает, как дикий лесной пожар. Клинт бросает взгляд на Наташу. Надёжная и верная, как сама земля. Она всегда выслушает, придаст сил, поможет. А сам он чувствует себя подобным воде: непостоянный, непредсказуемый. То оборачивается ледяной градинкой, то вырывается, как кипяток из гейзера. — Кажется, я понимаю, почему выбрал именно это место, — говорит Клинт, устраиваясь на циновке в чайном домике, куда его любезно пригласил хозяин чудесного сада. — Когда получится достичь равновесия самого с собой, получится изменить весь мир, — говорит Изаму, чуть вспыхивая тёплыми огоньками в глазах. — К лучшему изменить, — добавляет Макото голосом ветра. — А я всего лишь могу предложить тебе свою поддержку, — Наташа протягивает Клинту свою руку. Необычайное умиротворение вдруг наполняет всё его тело, разливается теплом по венам, гладит прохладой кожу, услаждает слух колокольчиками, дразнит ароматными травами. После изысканной чайной церемонии Наташа отводит Бартона в домик, откуда открывается чудесный вид. Под бескрайним небом, нанизанным на горные вершины расстилаются яркие лоскутки земли. Нежные побеги риса в сапфировых заводях соседствуют с будто нарисованными тушью деревьями с похожими на бабочек цветами; горчичного цвета ленты дорог встречаются с синими лентами рек и озёрными пятнами; простые крыши домиков разбросаны вокруг величавых покатых крыш пагод. — Отсюда вид гораздо лучше, чем с крыши токийского небоскрёба, — говорит Клинт, в очередной раз пьянея от терпковатого аромата горного воздуха. Они сидят под самыми облаками. Кажется, протяни руку — можно коснуться их пушистой белизны. — И поверь мне, — чуть улыбается в ответ Наташа, — за все две недели отпуска тебе не надоест на это смотреть. Клинт удивлённо приподнимает бровь. Наташа заворожённо смотрит на красоту вокруг, с одной стороны, замершую и безмолвную, с другой — невероятно живую и наполненную едва слышимыми звуками, чуть уловимыми запахами, еле ощущаемым теплом и любовью… Под циновкой, на которой они сидят, земля — вечная, суровая и прекрасная. Клинт ловит себя на мысли, что сравнивает эту землю с Наташей. Романофф машинально водит ладонью по бархатной траве, гладит камни, пропускает сквозь пальцы песок… — Наверное, это и есть познание себя и как достичь равновесия с собой, — говорит Клинт и опускает голову на укрытые шёлком колени Наташи. — Ну я же обещала, что не дам тебе упасть, — отвечает она и ласково перебирает пальцами его тёмные волосы. Бартон готов провести так хоть весь отпуск: в ласковых надёжных объятиях Наташи. Он вспоминает, когда они с Наташей покидали чайный домик, как Макото нежным бризом обвился вокруг Изаму, как загорелись глаза воина от этих прикосновений. Словно разгорелся костёр от дуновения ветра. Что там говорила про них Наташа? Они как огонь и воздух, не могут существовать друг без друга, питают один другого своей любовью. Дышат одной любовью. Так и он с Наташей, как вода и земля. Если его куда сносит потоком, то Романофф всегда готова сдержать это цунами. — Эй, не засыпай, — шепчет она ему в ухо. — Макото хотел отвести нас туда, где танцуют журавли и где цветёт дикая вишня. А Изаму обещал показать, как распускаются цветы на склонах, и очень хочет, чтобы мы увидели, как по небу плывёт полная луна. — Спасибо, — выдыхает Клинт, чувствует себя много лучше, чем накануне. И он уверен, к концу отпуска ему удастся достичь равновесия с самим собой. Он сам этого хочет. — И, Наташа… Спасибо тебе, что снова не дала мне упасть…