Dreams and Nightmares

      Прошел месяц с тех пор, как красные пятна испачкали его носовой платок. Казалось, что его лёгкие будто подожгли, и он точно не скоро забудет боль в теле и сколько усилий требовалось для простого вдоха. Это были те симптомы, которые он раньше видел у обоих своих родителей. Отрицание и нависший над ним долг твердили ему, что он достаточно поправился для возвращения к работе —волочить сердца по грязи, несмотря на то, что врач настаивал на том, чтобы он отдохнул немного дольше. Хотя это было скучным и само по себе испытанием, Юмэ солгал бы, если бы сказал, что ему не нравилось лежать в мирных страданиях вдали от обязанности развлекать голодные глаза. Одиночество было приятным. Это одиночество отличалось того, которое наступало, когда его покровители приводили себя в порядок и уходили вон.       Да, оно было щедрым, потому что давало ему время наполнить свою воспаленную голову сценариями, которые не могли осуществиться без сурового наказания. Вылить бутылку спиртного на бритые головы назойливых мужчин или громко засмеяться над женщиной, упавшей в грязь из-за сломанного ремешка сандалии, — это всего лишь тонкие ветки на дереве, корни которого уходят глубоко под землю. Он так сильно ненавидел этих жалких людей, что сам стал одним из них. Он должен был сделать с ними ещё столько ужасных вещей, но теперь его время ограничено, и только он об этом знал.       — Рад видеть, что ты оправился от своего недуга, Юмэ. Кто же знал, что ты такой хрупкий, — сказал Нобумори, сжимая трубку в зубах. Он уставился на собеседника поверх стола, как обычно заваленного бухгалтерскими книгами и бумагами, ещё мокрыми от чернил.       — Если бы я не был таким, ваш кошелек был бы не таким здоровым и полным, не так ли, господин Сого? — он криво улыбнулся, отвечая обвинительным тоном. Бунтарский характер его истинного возраста часто показывался в эти дни, и он забывал, что должен говорить, как четырнадцатилетний ребенок. Но, по правде говоря, Нобумори перестал считать. Он и Масасабуро так долго лгали о возрасте Юмэ, что оба начали верить в свою ложь, и забыли, как близко юноша приблизился к зрелости.       — Следи за языком, мальчик, — предупредил он. — Актёр без сцены — просто разукрашенный дурак, — будучи не из тех, кто терпит испытания своего авторитета, особенно от Масасабуро, он громко стряхнул пепел в металлический горшок рядом с высокой стопкой монет.       — Простите меня за то, что я заговорил без разрешения, господин, — он поклонился без всякой искренности. — Как такой дурак, как я, может быть вам полезен?       — Я вызвал тебя, чтобы, конечно, заставить работать. У нас будут, так сказать, особенные гости. Жалкие купцы, чванящиеся и скачущие выше своего положения, — сказал он с горечью, — но, несомненно, люди влиятельные. Карманы у них глубокие.       — Ясно, — сухо сказал Юмэ.       — У нас одна неделя до их прибытия. Я планирую грандиозную постановку для их визита в мой театр, так что ты, Масасабуро и Юкичика — очевидный выбор для выполнения поставленной задачи. Я хочу, чтобы ты показал себя более, чем в самом лучшем виде. Я ожидаю совершенства и ничего меньшего в вашем выступлении.       Губы Юмэ дрогнули в усмешке. Сама мысль о том, что ему придется работать с этим тщеславным отродьем с вычурным именем раздражала его. Юкичика был чрезвычайно красив сам по себе и одержим идеей соперничать с Юмэ и превзойти его популярность. Но он все еще был незрелым и избалованным четырнадцатилетним мальчиком, нуждающимся в утонченности. Он часто игнорировал иерархию и испытывал терпение Юмэ в любой удобный и неудобный момент. Инцидент, когда он подмешал воробьиный помет в грим Юмэ, а Юмэ отомстил, смешав то же самое с рисовой кашей Юкичики, привел к жестокой драке и давней вражде между ними. Их отругали, избили и наказали строго ограниченным рационом, пока все их синяки не зажили, но Юмэ считал, что жертва того стоит.       — Не смей, — оборвал его Нобумори, увидев недовольное выражение. — Если кто-нибудь из вас все испортит своими проклятыми мелкими ссорами, я живьем сдеру с вас шкуру и брошу ваши трупы на корм воронам. Пусть тэнгу разберут ваши внутренности, а я сам брошу оставшиеся обесцвеченные кости в реку Санзу. Ты меня понял?       — Вполне, господин, — оживленно ответил он. — Каковы мои обязанности, позвольте уточнить?       — Мы ожидаем у нас троих. Один парень по имени Акита Торадзу и его деловой партнёр. С ними будет ещё красавица по имени Тамаё. После представления Масасабуро будет развлекать ее вечером в городе, пока ты и Юкичика останетесь ухаживать за мужчинами в любых смыслах, о которых они попросят.       Юмэ сдержал вздох.       — Кого я буду посещать?       — Разумеется, не главного торговца. У тебя начинает складываться репутация хладнокровного человека. Я уверен, что до тебя доходили слухи.       — Это невозможно. Не тогда, когда самые ценные части меня такие теплые, — усмехнулся он.       Испытывая легкое отвращение, но привыкнув к подобным выходкам, Нобумори поднял брови.       — Я содержу не публичный дом. Не играй со мной в эти игры. Эта деловая сделка может означать возвышение самого театра, — он вынул трубку изо рта и направил ее конец на Юмэ. — Театра, который содержит тебя, — добавил он.       — Я понимаю, господин Сого. Как всегда, я сделаю всё что в моих силах.       — И ещё больше, — отрезал Нобумори, прежде чем вернуться к своим бухгалтерским книгам.