Заплутавшие во снах

      Сказал бы кто месяц назад, что на работу буду идти как на эшафот — рассмеялась бы. Сейчас было не до смеха.       «Мало того, что со своим сердцем не в ладах, так еще и чужое разбить удумала. Молодец, Мил! Отлично!» — С такими мыслями я взялась за дверную ручку черного хода. Прикрыла глаза, глубоко вдохнула и рванула дверь на себя, отрезая пути к отступлению. Руки вымыла быстро, а вот с фартуком неожиданно возникли проблемы. Дрожащие пальцы напрочь отказывались завязывать тонкие тесемки.       — Милли, привет! — сверкнул улыбкой Бен, входя на кухню.       — Привет, — не отвлекаясь от своего увлекательного занятия, буркнула я.       — Давай помогу.       Не дожидаясь ответа, Бен подошел ко мне и встал сзади.       «Фартук… Не надо… То есть надо… То есть надо, но не такой…» — всплыло в памяти.       — Надо, но не такой… — машинально повторила я.       — Что? — в голосе Бена явно слышалось недоумение.       — Фартук, — я смутилась. — Лучше все же обычный передник.       — А фартук с нагрудником чем плох? — Бен закончил возиться с завязками и подошел ко мне.       — Всем хорош, — я кисло улыбнулась. — Но… «Но я его не люблю» — закончила мысленно.       Проблема была в том, что я понимала: речь вовсе не о фартуках и передниках, а вот Бен смотрел на меня со все бòльшим недоумением.       — Мил, все хорошо?       — Да. — Я набрала побольше воздуха в грудь и выдохнула: — Бен, есть минутка?       Ответом мне была искренняя лучезарная улыбка: — Для тебя хоть десять!       Да за что же мне это все?! Сил смотреть в глаза цвета горького шоколада не было. Поэтому я вперила взгляд в пол, словно нашкодившая первогодка.       Милое мое Небо! Если для тебя этот добрый улыбчивый парень имеет хоть какое-то значение, пусть пол под ногами одной бедовой ведьмы разверзнется и поглотит ее до того, как с губ сорвется одна-единственная фраза!       Ничего не произошло. Да и глупо было рассчитывать на такую милость от высших сил.       — Милли?       Я машинально подняла взор и вздрогнула. На меня тревожно смотрели серо-зеленые глаза с поволокой.       Что за…?! Так… С этим надо заканчивать, иначе рехнуться можно!       Я тряхнула головой, отгоняя морок, и выпалила: — Бен, нам надо расстаться!       Губы Бена исказила горькая усмешка: — Надеюсь, он сделает тебя счастливой.       — Бен, я…       — Идем в зал, — непривычно сухо бросил парень. — Работа ждать не будет!       Как отработала — не помню. Каким чудом ничего не уронила — не знаю. Опомнилась уже дома под вопросительным взглядом Кэс.       — Ну что?!       — Сказала.       — А он?!       — Счастья пожелал и больше за весь вечер словом не обмолвился.       Я ничком плюхнулась на кровать и разрыдалась. Почему никто не предупреждал, что, разбивая чужое сердце, нужно быть готовой к тому, что его осколки поранят твое?!       — Не, мы точно утонем, — буркнула Кэс и обняла меня: — Одна успокоилась — вторая сырость разводит!       — Я не очень хорошо плаваю, — шмыгнула носом я, садясь на кровати.       — И я нет! И вообще воды боюсь!       Кэс потрепала меня по плечу, а потом вскочила и начала рыться в шкафу, приговаривая: — Где же это? Да куда ж я их сунула-то?!       — Что ищешь?       — Немного алкоголя нам не повредит, — весело откликнулся этот доморощенный археолог, ведя «раскопки».       Мне стало не до слез, поскольку пришлось спешно ловить падающую челюсть.       — Так нельзя же!       — Смотря сколько и в чем хранить, — хихикнула рыжуля. А когда она достала из шкафа то, что искала, у меня опять началась истерика. На этот раз от смеха. Я хохотала, как безумная, глядя на огромную коробку конфет с ликерной начинкой. Вот уж действительно: «смотря в чем хранить»!

***

      Уже несколько часов Ник не находил себе места. Вставал, ходил по комнате, садился и тут же снова вскакивал. Во что он втянул свою звездочку? И чем это аукнется им обоим? Маг слишком хорошо понимал, что Этель опасна. Хитрая, изворотливая, злопамятная, жестокая — одним словом, ведьма. В самом прямом смысле. Ведьма, которую он унизил. Ведьма, которая обязательно отомстит и ударит по единственному слабому месту.       — Может, отказаться от нее, пока не поздно? — устало выдохнул он. — Отдалиться и обезопасить?       — Это ничего не даст, Ники, — раздался в тишине пустой комнаты сочувственный голос. — Более того, вы оба будете страдать.       Ник вздрогнул.       — Проявись, пожалуйста. — В голосе мага зазвучали непривычные ласковые нотки. — А то у меня ощущение, будто я с ума схожу.       В дальнем углу комнаты заклубился густой молочно-белый туман, а еще мгновение спустя из туманной завесы вышла леди Джессика. Призрачной поступью подойдя к сыну, она как всегда протянула руку к его щеке. Ник улыбнулся, а потом дрогнувшим голосом произнес: — Я не хочу ставить под удар единственного дорогого мне человека, мама!       — Поздно, Ники, — женщина печально улыбнулась. — Слишком поздно.       — Но если я отрекусь от нее…       — Не смей! Слышишь, Николас?! Даже думать об этом не смей!       Ник остолбенел. За всю свою жизнь и посмертие мать ни разу не называла его полным именем и не повышала голос.       — Не повторяй мою ошибку, сынок, — голос Джессики снова стал ласковым. — Не отрекайся от любимых даже во спасение. Я дорого за это заплатила.       — О чем ты? — маг нахмурился.       — Моя печатка еще у тебя? — вместо ответа спросила женщина. Дождалась утвердительного кивка и попросила: — Принеси мне ее.       Ник обреченно вздохнул и поплелся к шкафу, где стояла небольшая шкатулка темного дерева. Открыв ее, маг с ненавистью вперился в единственный лежавший там предмет — массивный серебряный перстень-печатку с оттиском в виде рунических символов.       — Возьми перстень в руку, Ники, — распорядилась Джесика.       Маг рывком схватил кольцо и едва не взвыл. Руны жгли ладонь так, словно в руке было не украшение, а раскаленный докрасна уголь.       — Чертова побрякушка! — ругнулся сквозь зубы Ник и подошел к матери.       — Убери перстень в карман рубашки, ближе к сердцу, — словно не замечая состояния сына, попросила мать.       Боль была такой, что на споры сил не осталось. Ник на ощупь бросил украшение в карман, готовясь ощутить то же жжение в области груди. Но ничего не происходило.       — А ведь в детстве я надевал этот перстень, — задумчиво пробормотал Ник, отдышавшись. — Ты еще говорила, что он принадлежит мне.       — Верно, — Джессика улыбнулась. — Но мужской перстень был слишком тяжел для детской ручки и я его убрала.       — И отдала мне только за день до… — Ник осекся. — Но я так и не смог его надеть…       — Всему свое время, пока просто носи его при себе. И не отрекайся от любви, как отреклась я.       — От кого ты отреклась? — нахмурился Ник, пытаясь уловить суть сказанного. — Чье это кольцо?       — Твое, — ласково сказала Джессика. — Станет твоим со временем. А отреклась… — Она замолчала, пристально глядя на сына, а потом печально изрекла: —…от того, чьи глаза были такими же синими, как у тебя в детстве.