Любовь подобна дереву: она растет сама собой, глубоко пуская в нас корни, и нередко продолжает зеленеть даже в опустошенном сердце. И вот что необъяснимо: слепая страсть — самая упорная. Она особенно сильна, когда она безрассудна.
Дорогой Дарко, Вы уже слышали мой ответ. Повторю его еще раз- я не могу. Нам нужно прекратить все это. Поймите меня. Прощайте.Искренне ваша. Айси.
Девушка понимала, что больше не хочет писать Дарко. Ее письма с ошибками, будто их строчил ребенок, мозолили ей глаза, указывая на ее неграмотность и низшее сословие. Но в то же время она не хотела терять призрачную нить с внешним миром, особенно если проводником был юноша, питающий к ней самые нежные чувства. О, как Айси хотела написать ему все, что у нее на душе, рассказать о каждом переживании, каждой эмоции, переполняющей ее изнутри, но не могла, лишь надеялась, что ее короткие ответы не обижают виконта, что он понимает, ссылая все на ее мнимую болезнь, будто слабость мешает ей писать достойные ответы. Дарко три письма подряд умолял ее сбежать с ним, обещал, что граф Фортескью их никогда не найдет, потому что у него есть родовое имение в графстве Андрос, что находится в тысячах километров от особняка Валтора, но девушка, как бы ей не хотелось вырваться на свободу, понимала, что не может так поступить. Неизвестно, как граф отнесется к ее сестрам, а взять их с собой у них навряд ли получится, да и как она объяснит это виконту? Дарко, прости, я не дочь Огрона, а простая селянка, что попала в лапы кровожадному вампиру и мне нужно спасти сестер? Звучало до ужаса нелепо, словно старая детская сказка, но в отличие от нее, в ее сказке не предусматривался счастливый финал. Храбрый принц не сможет вырвать прекрасную принцессу-самозванку из лап злобного дракона, никакой свадьбы и говорящих зверушек- зло торжествовало. В голове девушки то и дело звучали давно сказанные ей слова о том, что сестры для нее обуза, но та постоянно отгоняла их от себя, словно назойливую муху, норовившую сесть ей в душу и обратиться в большого мохнатого паука, что плетет свою паутину сомнения. С каждым днем паранойя росла, казалось, что Валтор знает об их тайной переписке и просто молчит, злорадно ожидая, когда горе-любовники оступятся, и он спокойно схватит их в свои когтистые лапы, что будет тогда было страшно даже думать, не то, что представлять. Айси каждый раз старательно сжигала письма, остервенело гоняя золу кочергой, а потом быстро бежала в ванную комнату, смывая темную пыль с ладоней, а потом старательно выводить незамысловатых птичек на бумаге, чтобы показать их графу, дабы оправдать свою просьбу. По правде сказать, рисовать абсолютно не хотелось — странная апатия навалилась на нее, цепко держа ее вторую неделю подряд в своих силках. В покоях не было никаких интересных занятий, только смотреть в витражное окно да спать, укутавшись в три одеяла. Читать она не могла — книги графа Фортескью были слишком тяжелыми для нее, к тому же добрая половина была написана на незнакомых языках. Валтор в последнее время редко появлялся в покоях, полностью поглощенный в дела графства, пропадал в кабинете и в Совете. Мужчине уже порядком наскучила вся эта суета, но отойти он не мог — кто-то опять проворачивал дела мимо казны, набивая свои карманы его деньгами. Ничему людей жизнь не учит, устало подумал он, принимаясь за очередной отчет о расходах за последний месяц. Но сосредоточиться не получалось. В голове то и дело мелькала Айси — синяки под глазами стали еще темнее, а и так бледная кожа стала почти мертвецкой, девушка увядала на глазах. Какого черта его вообще волнует состояние этой наглой девчонки? Мужчина раздраженно откинул бумаги и встал изо стола. Прохаживаясь по кабинету, он думал о том, что же происходит с его пленницей, жаль, что он отрезал этой крысе Жаклин язык, так бы он в два счета узнал, что происходит в покоях в его отсутствие. Работать не получалось, мысли были заняты другим, как бы она ненароком не умерла, зачахнув от тоски, словно цветок в знойный полдень августа. Нужно было что-то делать, чтобы предотвратить такой исход событий. Близилась Кровавая луна, она нужна была живой, но граф, в глубине своей истлевшей души, не ждал этого дня, боялся, не хотел отдавать свое, хоть и во славу своего господина. Хоть Даркар и являлся его кровным, как бы это смешно не звучало, братом, но прощать оплошности он не собирался, а портить свой пир и тем более, но у Валтора был план. План, который четко зрел в голове последние несколько недель, безумный, но весьма выполнимый, главное все правильно спланировать, без единой преграды. Нужны люди. Свои люди. Они не предадут и будут стоять за своего хозяина до конца. Такие имелись, нужно просто убедить и надавить. Это уже легко — что-что, а находить правильные рычаги давления он умел. Но не это одно тревожило его. Граф чувствовал, что грядет что-то непонятное, что принесет ему много проблем, потрепает нервы, но не мог понять, что именно, оставалось только полагаться на свое чутье и ждать, выжидать словно хищный зверь в засаде, изредка выходя из своего укрытия лишь для того, чтобы прощупать почву в поисках своей жертвы. Потерев переносицу двумя пальцами, словно почувствовав призрачный отголосок головной боли, которой страдал когда-то, еще будучи простым смертным, сутками напролет не вставая в постели, сраженный мигренью, сжимая голову руками-тисками, в мольбах о прекращении своей личной пытки, обращался к врачам, знахаркам, в церковь, в надежде на светлые силы, но помощь пришла не от светлых, а к здоровью добавилась еще и вечная жизнь. Кровожадная, холодная, жестокая, но вечная, такая желанная для многих на этой бренной земле. Эликсиры молодости, философские камни, амулеты, сокровища и свитки из старинных саркофагов… О, люди, глупые и наивные люди, что не знают и толики своей истинной природной жалости перед ними. Пекутся о своем Создателе, возвышают, чтят, возносят молитвы, не зная, что не у того они просят милости, не тому возносят дары, сами куют себе цепи, обрезая крылья. О, неучтивые непослушные Икары, ставившие Солнце выше своего Дедала. Губы искривились в нервной полуулыбке, когда он прошел мимо зеркала, мельком бросив взгляд на свое отражение, перед тем, как выйти из кабинета и направиться к своим покоям. Девушку граф нашел у окна. Айси, как маленький ребенок, прижималась лицом к стеклу, силясь разглядеть сквозь разноцветный витраж очертания сада, тронутого наступающей весной. Бледные ступни выглядывали из-под легкой ткани домашнего платья — она подтащила большой пуф и теперь упиралась в него худыми коленками, белоснежные волосы слегка растрепались ото сна и свободными волнами ниспадали вниз, руки сжимают подоконник, будто ища поддержки. Она изо всех сил пыталась втянуть в себя свежий воздух, едва просачивающийся сквозь тоненькую щель между ставнями, надышаться, прочувствовать почти наступившую весну. Было в этом зрелище что-то умиротворяющее, приковывающее взор. Мужчина стоял, прислонившись к дверному косяку, не смея нарушить призрачное спокойствие, отвлечь от занятия, лишь любовался ее силуэтом, абстрактным в искаженном свете витража. Дерево под плечом предательски скрипнуло и момент был безбожно нарушен, страхом упав в голубых глазах в обрамлении густых ресниц. Она все еще его боялась. — Интересно? — спросил Валтор, подходя ближе, не без внутреннего удовлетворения отметив, как дрогнуло хрупкое тельце, — Хочешь посмотреть поближе? — Что вы… Я не смею, — но по блеснувшим вмиг глазам было видно, как хочет, — Мне не разрешено… — Пока я предлагаю, лучше соглашайся, — горячая рука коснулась лица, пальцы мимолетно пробежались по щеке, — Так хочешь или нет? — Если можно, — девушка опустила взгляд, неосознанно поддавшись влево, позволяя ладони огладить себя, — Хотя бы пару минут… — Одевайся, — коротко бросил маг, вставая и подходя к большому шкафу, — Надень вот это, тебе пойдет. Айси проворно вскочила и стянула домашнее платья, не переживая насчет своей наготы, к чему скрывать и дрожащим голосом просить отвернуться, как раньше, когда увидено уже все. Едва различимые рассечки покрывали худые торчащие лопатки и бедра, несмотря на неволю и худое питание, не потерявшие своей пышности, и не давали о себе знать, конечно же, если не смотреть на них в зеркало, стыдливо отводя глаза, в которых тут же скапливались слезы. Голубое платье из нежного выгодно подчеркивало фигуру и оттеняло глаза. Девушка потянулась руками за спину в тщетных попытках затянуть корсет, как ощупали горячие пальцы, медленно перебирающие атласные ленты. Валтор завязал пышный бант и носком ботинка подтолкнул маленькие лодочки под цвет, ожидая, пока она окончит туалет. Девушка быстро-быстро, размашистыми движениями расчесала волосы и заплела тугую косу и теперь в ожидании смотрела на графа, пока тот пропускал ее вперед. И вот вновь длинные темные коридоры, темно-бордовые портьеры, латы и все те же осуждающе-сочувствующие взгляды снующих от двери к двери слуг, но все это напряжение вмиг исчезло, стоило огромным резным дверям открыться и явить ее взору дивный сад, раскинувшийся за ними. Деревья и маленькие кустики уже тронула весна — маленькие бутончики прятались в молодых зеленых листах. Айси скинула туфли и несмело ступила с крыльца, зарываясь ступнями в покрытую утренней моросью аккуратно постриженную траву, облегченно вздохнула, чувствуя приятное щекотанье, но все равно до конца не верила в свое призрачное счастье, в любой момент готовое обернуться в настоящий кошмар, прошла вперед, ближе к фонтану, наслаждаясь каждым моментом, проведенным на воле. Девушка опустилась на мраморный бортик и окунула руки в прохладную воду. Декоративные рыбки, выпущенные с наступления первых теплых деньков, с любопытством, свойственным только животным, окружили ее пальцы, едва касаясь своими плавниками, и тут же в страхе отплывали. Она сама была как они — котенок, которого пустили погулять, чтобы потом снова запереть в комнате. Айси улыбнулась своим горьким мыслям и скрылась за кустами, расправив платье и усевшись прямо на траву, срывала еще не распустившиеся нежные кустовые розы, отламывая шипы и умело переплетая их с длинными ветвями. Через несколько минут венок уже венчал ее голову, пестрея в белых волосах маленькими листочками. Валтор присел перед ней на корточки и молча протянул один из цветков. Девушка робко приняла розу и потупила взор, чувствуя как пальцы коснулись венка и заправили выбившуюся прядь за ухо. Она сплела еще один венок и тупо уставилась на него, не зная куда его деть, предлагать его графу было слишком большой дерзостью с ее стороны, но тот, на удивление, слегка склонил голову, показывая, что не против. Айси дрожащими руками надела не него венок и исподлобья глянула на свою работу. Слишком противоречивое зрелище. Жестокое создание, словно прямиком из врат ада, с нежными цветами на голове в лучах яркого весеннего солнца. Она прикрыла рот рукой и тихо хихикнула, отворачиваясь, будто увидела что-то интересное. — Я выгляжу нелепо? — спросил ее Валтор, наклоняя голову набок, — Почему ты смеешься? — Нет-нет, вам идет, — смех тут же прекратился. Веселье сменилось на страх, — Просто… Просто как-то необычно, — честно призналась она. — Твои пару минут истекли, — только и ответил мужчина, но сразу же смягчился, — Побудем еще немного, погода позволяет. — Спасибо большое, — Айси искренне улыбнулась и спросила, — А можно ноги помочить в фонтане? Рыбки ничего не сделают? — Ты как ребенок, честное слово, — рассмеялся граф, смахивая невидимые слезы веселья, — Это обычные рыбы, не кровожадные акулы, но нет, нельзя, еще простудишься, лечи тебя потом, — он еще больше рассмеялся, увидев непонимающие глаза своей собеседницы, — Не знаешь кто такие акулы? Я думал, ты умная девочка. Полчаса прошли за разговорами, точнее говорил Валтор, Айси лишь слушала, жадно впитывая в себя информацию. Мужчина рассказывал о морях, в которых обитали страшные хищники, островах с нелюдимыми аборигенами, убивающими мореплавателей, посмевших вступить на их землю, сокровищах, которые люди ищут по всему свету, бездумно окунаясь в легенды, воюют за старинные карты, содержащие в себе заведомо ложные координаты, а она все слушала, изредка задавая вопросы в местах, казавшихся ей непонятными, и понимала, как же она глупа, не знает стольких вещей и даже не пытается сделать шаг вперед, понять и быть на равных с теми, кто выше ее по статусу. Это заставляло чувствовать себя неуютно, словно не в своей тарелке, беседуя со столь умным человеком, но у него на это были годы, столетия, а у нее совсем ничего. Что семнадцатилетняя девчонка рядом с таким взрослым мужчиной? Лишь несмышленый ребенок и ничего больше. …Счастливые моменты всегда заканчиваются. Она опять в своих покоях, сжимает в руках венок графа, ушедшего в совет. Не пристало ему появляться в таком виде перед подчиненными, сказал он ей на прощанье. Пальцы сами по себе, бессознательно общипывали бутон, насильно заставляя его раскрыться раньше времени. Ее собственный лежал на прикроватной тумбочке, как напоминание о призрачном моменте, произошедшем так недавно, всего-то несколько минут назад, но будто так давно. Получится ли у нее выйти еще раз? Отпустят ли? Слишком много вопросов. Девушка вскочила с кровати и метнулась к стеллажу с книгами. Так дело не пойдет, нужно быть умнее, лучше. Схватила первую попавшуюся книгу и открыла на первой странице. Чтение давалось очень и очень тяжело. Буквы отказывались складываться в слова, становиться понятнее, что уже говорить о предложениях, которые были для нее непонятны. За книгой она провела несколько часов, казалось, прочла уже всю, но на деле лишь десяток страниц, разочаровано вздохнула и потерла лоб, вновь принимаясь за свое занятие. Дверь тихонько отворилась, и на ее плечо легла рука, но Айси даже не дрогнула, не отвлекаясь, полностью увлеченная книгой, в тщетных попытках понять, о чем же писал автор. — Зачем тебе алхимия, дорогая? — спросил ее Валтор, усаживаясь рядом в кресло, — Слишком сложно, не находишь? — Не знаю, — честно призналась она, скрыв, что не поняла ничего от слова совсем, — Захотелось почитать, взяла первую попавшуюся… — Любишь же ты усложнять себе жизнь, — покачал головой Фортескью и взял одну из книг, — Идем, я тебе почитаю, раз уж ты так хочешь. Девушка проворно захлопнула книгу и, скинув туфли, юркнула в кровать, в ожидании, пока к ней присоединится Валтор. Тот неспеша снял камзол, скрупулезно повесив его на кресло, избавился от сапог и лег рядом, прижимая к себе девушку, что прильнула к нему, наслаждаясь теплом, обдавшим с ног до головы. Бархатный голос мага, повествующий о короле, польстившимся на слишком недоступное, убаюкивал. Айси сама не заметила, как уснула. Она плыла по озеру, разгребая воду руками, мимо белых кувшинок, слушала пение птиц и умиротворяющий плеск небольших волн, побеспокоенных легким ветерком. В воде мелькнули рыжие косы, и спокойствие было нарушено. Вода забурлила, завертелась, обращаясь в смертоносный водоворот, потемнела, явив взору девушку в зеленых одеждах. Блум. Она шла, приближалась, пока сама Айси тонула, захлебываясь водой, смешанной с собственной кровью. Девушка дернулась и распахнула глаза, уставившись на темный потолок. Рука графа успокаивающе гладила по волосам, пока она пыталась медленно, дюйм за дюймом разжать пальцы и выпустить смятую ткань покрывала. Корсет, несмотря на слабую шнуровку, давил, мешая вздохнуть полной грудью, словно в легких все еще булькала мутная вода. Она повернулась на живот и остервенело дернула бант, но на большее сил не хватало. Валтор, обеспокоенный таким состоянием, ослабил шнуровку и выпустил ее из плена платья, ставшее вдруг до невозможного узким. Оно улетело куда-то на пол, пока он несильно хлестал ее по щекам, в надежде на то, что пелена сна спадет с голубых глаз. Наконец дыхание выровнялось, и Айси опять провалилась в сон без сновидений, крепко сжимая его руку в своей, ища успокоение и спасение. Его губы странно дернулись, пока он целовал ее плечо, покрытое испариной. Мужчина опять уткнулся в книгу, упорно отгоняя непрошенные мысли и сосредоточился на чтении. Все же непрошенные размышления и приближающаяся угроза не давали думать. Он хотел встать и уйти, но его ладонь все еще была в объятьях, поэтому оставалось лишь вздохнуть — нарушать итак беспокойный сон не хотелось. Когда он в последний раз спал? Несколько столетий назад? Фортескью неосознанно переплел их пальцы, пускаясь в воспоминания. Пару столетий назад он пытался уснуть, но затея вышла бредовая, не было смысла лежать, зажмурив в глаза, ожидая такого желанного сна. В этом он завидовал простым смертным. Они могли спать и видеть сны, отдыхать, пока такие, как он, пребывали в вечном бодрствовании, проживая каждые секунды дня. Он не уставал, просто хотел вновь прочувствовать те самые моменты жизни. Граф становился слишком сентиментальным и понимал это. Безумно хотелось придушить эту заразу, позволившую себе тронуть его черствое сердце, но в моменты, когда она так сладко спала, свернувшись калачиком, прижимаясь к нему всем своим тельцем, часто передумывал, а ведь мог так быстро решить все проблемы, стоило лишь посильнее надавить руками. Фортескью откинулся на подушки и прикрыл глаза. Слишком большое искушение с двух сторон. Надо бы выпускать ее почаще, а то зачахнет от тоски. Взгляд упал на два венка, и он с раздражением стукнул кулаком по резной спинке, смяв литую розочку в непонятный блин. — Что-то случилось? — девушка медленно приоткрыла глаза и уставилась на него чистым взглядом, — Я слышала стук… — Спи, — досадливо ответил ей Валтор, накрывая ее глаза свободной ладонью, чувствуя как ресницы щекочат кожу, видел, как обиженно надулись ее губки, — Не хочешь? — Я устала спать, — вздохнула Айси, потягиваясь, — Только и делаю, что сплю днями напролет, надоело, хоть снова тряпку и ведро проси. — Вы только посмотрите на нее, устала спать, надо же, глупая-глупая девочка. Сном нужно наслаждаться, пока он есть, — мужчина легонько щелкнул по вздернутому носику, будто действительно поучал маленького ребенка, — Я давно не сплю, что довольно-таки ужасно. — Чем вы занимаетесь ночью, пока не спите? — тихо спросила его собеседница, глядя куда-то вдаль, — Вам, наверное, скучно все время бодрствовать, — предположила она. — Читаю, как ты заметила, думаю, много думаю, наблюдаю, — произнес Фортескью, он ждал этого вопроса, Блум задавала точно такой же в первые дни своего обращения, — На тебя смотрю, как ты спишь. — Ой, — щеки тронул легкий румянец. Айси накрылась одеялом с головой, — Дарси всегда говорила, что я смешно сплю, — глухо прозвучало из-под ткани. — Она права. Вечно мечешься и что-то скулишь, а то и вообще ногу закидываешь, я похож на большую подушку, mon сoeur? — улыбнулся граф, вставая с постели и подходя к трельяжу. Он выдвинул один из ящиков и достал сложенный вдвое лист бумаги, — Кстати, это тебе, на днях передали слуги. Твои сестры скучают. — Я думала, вы кинете его в огонь, — не веря своему счастью, Айси выхватила бумагу, разворачивая его дрожащими пальцами, — Как все остальные. — Прочтешь и кину, — он пожал плечами, расправляя бант белоснежной рубашки, — Даю тебе пять минут. Дорогая Айси, Ты обещала приехать к нам вновь, но прошла зима, а тебя все нет. Сторми скучает, я тоже. У нее скоро день рождения, и она мечтает увидеть тебя на нем, но я ей заранее сказала, что ты навряд ли сможешь приехать, потому что очень загружена. Она расстроилась, долго плакала, но сейчас, когда я пишу это письмо, миссис Макклин на протяжении часа не может ее загнать домой. Я уже устала выставлять плешивых кошек и убогих щенков за дверь, когда она уже повзрослеет?! Так просто невозможно. Я хожу в воскресную школу с середины декабря, но подумываю уйти, потому что все, что они проходят сейчас, мне уже знакомо, как ты думаешь? Как вообще твои дела? Что нового? Сторми попросила передать, чтобы ты следила за тем, чтобы граф Фортескью не женился раньше времени и дождался, пока она вырастет. Искренне надеюсь, что ты сможешь выкроить время и ответить хотя бы на это письмо.Твоя Дарси.
Последние строчки словно немой укор вечно занятой сестре. Айси молча протянула письмо Валтору и уставилась на свои дрожащие руки. Сторми плачет, Дарси поддевает ее в своей неизменной манере, а она ничего не может с этим поделать, просто не в силах, нет даже малейшей возможности, если сегодня ей и сделали поблажу, выпустили из покоев, то это не означает, что граф разрешит выйти в город, еще раз увидеть сестер. Его настроение переменчивое, невозможно уследить за ним, оставалось только быть покладистой и ожидать. Признаться честно, в последнее время он пребывал уж в очень хорошем настроении, но это не особо радовало — ей было хорошо с ним, но она все еще ждала возвращения худших дней своей жизни, когда Фортескью был настоящим зверем, демоном в человеческом обличье. Айси подняла взгляд. Валтор сидел на корточках перед ярко-горящим камином и водил кочергой по поленьям. Внезапно он протянул руку и без какого-либо страха перед огнем вытащил клочок бумаги. У девушки все похолодело внутри — она совершила непростительную ошибку — не проследила за пламенем, кусок письма виконта не прогорел. Мужчина молчал, внимательно разглядывая свою находку. Шершавая бумага отличалась от той, что была в его кабинете. Пожелтевшая, обугленная, она сохранила в себе две витиеватые буквы, начертанные черными чернилами, К и О. Знакомое окончание. Глаза графа вспыхнули, отражая в себе лизавшее поленья пламя. Несносный мальчишка, необузданный первородыш, как он посмел?! Гнев клокотал внутри, подобно грешнику в адском котле. Посмел посягнуть на его, забыть свое место в бессмертной иерархии, бросить вызов непосильному врагу, в разы сильнее его. Валтор сжал кулаки и шумно выдохнул. Дарко уже ничто не спасет — ни его папаша, любитель темных делишек, ни вечно пекущаяся о его положении мать, но для начала нужно разобраться во всем досконально. Фортескью подошел к сжавшейся в комок девушке и нарочито нежно провел по волосам, заставив ту схватить одеяло и прикрыть наготу. Прошелся по лицу, едва уловимо очертив губы, и замахнулся. Звонкая пощечина разнеслась по покоям, за ней еще одна. Айси вскрикнула и прижала руки к лицу, в попытках сдержать град ударов. Мужчина молчал, лишь сверлил ее взглядом, сдирая кожу до костей. — Ничего не хочешь мне сказать, mon rayon de soleil? — хрипло начал он, кивком указав на бумагу, — Что это такое? Чье это? И самое важное — Как оно сюда попало? Не действуй мне на нервы и отвечай. — Виконт Мазакис… — тихо ответила Айси, кусая губы, — Он постоянно писал мне, просил моей руки, порывался поехать к вашему брату, умолял бежать с ним, — скороговоркой выпалила она, в ожидании очередного удара. — Ты отвечала? — спросил граф, не сводя глаз со своей собеседницы, — Не молчи! Отвечала?! — Да, немногословно. Лишь писала, что он безумец, раз решил пойти на такое, что подобное невозможно и об этом не стоит даже упоминать, попросила больше не писать мне и забыть о моем существовании, найти себе кого-то моего круга. — Как вы обменивались письмами? — Фортескью сжал подбородок в крепкой хватке, не давая отвернуться, — Кто посмел крысятничать? — Письма передавали и забирали, проталкивали через щель, — нагло соврала девушка, поднимая блестящие от слез глаза, — Я честно не знаю кто. — Врешь, вижу, что врешь, не нужно так отчаянно мотать головой, я не тупой. Раз ты не собираешься говорить мне правду, значит, пострадают все. Давно пора обновить штат слуг, не считаешь? — вкрадчиво шептал он, приблизившись вплотную к ее лицу, — Задам тебе последний вопрос. Отвечай честно, от всего своего жалко трепещущего сердца. Он или я? — Вы! — не задумываясь выпалила Айси, вырываясь из железной хватки, — Конечно же вы! Она бросилась к его ногам, наконец дав волю слезам, обняла его ноги, уперевшись лбом в тонкую ткань, приятно отдающую дорогим парфюмом и чистотой, совсем как тогда, в первые дни своего заточения, когда умоляла его о милости, припав коленями, словно в молитве пред алтарем, слушала тишину, лишь догадываясь о мыслях своего мучителя, ставшего таким родным. Не могла осознать, что ждала его прихода, чтобы прижаться к нему и тихо уснуть, к своему личному лекарству от кошмаров и дурных мыслей, слушать, как он читает для нее, видеть, как разбирает бумаги до поздней ночи, пока она не могла уснуть, вперив взгляд в пустоту. Граф молчал. Айси не знала, что и думать. Будет ли ее смерть безболезненной или он запытает ее и лишь после, когда в теле не останется ни одной целой косточки, подарит успокоение ее бренной душе, отпустив на волю, прямо к Господу, где он простит ей все немногочисленные грехи и дарует вечный покой. О, Валтор мог, в его силах было и не такое, но он молчал. Горячая рука коснулась волос, поглаживая бившуюся в рыданиях девушку, молящую о милости и прощении. Словно в бреду шептала слова верности, просила не сомневаться, помиловать ее, оступившуюся, словно у Бога. И вот он снизошел. Опустился на колени, уткнулся лбом в ее, покрытый бисеринками пота, закрыл глаза. — Что же ты со мной делаешь, mon amour mortel, — тихо выдохнул Фортескью, точно преступник, признавший свою вину лишь на эшафоте пред лицом палача.