Зови меня Ханс

      Джулия Хендерсон припарковала свой большой Понтиак в самом дальнем углу парковки. Не столько потому, что это было единственное свободное место — было много, и притом ближе к дверям, — но потому, что она не привыкла водить машину и боялась сбить кого-нибудь, если попробует подогнать машину ближе. Она заглушила двигатель и опустила козырёк, разглядывая себя в зеркале и раздумывая, не нанести ли ещё один слой помады или заново припудрить нос. Она решила не делать этого. Ему не следовало думать, что это свидание.       Цепкими пальцами она сжала ручку саквояжа из крокодиловой кожи, радуясь, что это не сумочка. Джулия купила его сразу после того, как её взяли на работу простой офисной девочкой, когда она не имела ничего важного, кроме бутерброда с ветчиной на обед. В те дни она только и делала, что варила кофе, подшивала документы в трёх экземплярах и писала под диктовку. Со времен войны всё изменилось. Не так уж много, но достаточно, чтобы они захотели использовать и другие её навыки. Она ни в коей мере не была Матой Хари, но хорошо справлялась со своей работой в те времена, когда женщинам редко можно было доверить что-либо, кроме секретарского пула.       Иногда Джулия удивлялась, что ей вообще дали задание. Но прежде, чем она могла преисполниться эгоистичной гордости, она достала папку и напомнила себе, что получила это задание, поскольку была единственным агентом в округе, который ещё не провалился с треском. Конечно, помогло то, что она свободно говорила по-немецки.       Пробормотав проклятие, она всё же нанесла финальный слой помады и выскользнула из машины. Погода стояла плохая, дождя не было, но постоянная морось заставляла мечтать о зонтике. К тому времени, как она добралась до широкой веранды ресторана, волосы начали виться. Хозяин знал Джулию. В конце концов, она приходила раз в неделю в течение последнего месяца. Он улыбнулся и, прежде чем успел заговорить, Джулия проскользнула мимо него в зал.       У объекта были особые привычки. Он предпочитал этот ресторан другим, более очаровательным на острове Нантакет, потому что это было дорого и потому что это было самое публичное место. Невозможно было прийти в этот ресторан и остаться незамеченным. Джулия ненавидела это. Она ненавидела его за то, что он отказывался встречаться где-либо, где не сочилось бы презрение высшего класса. Девушка схватилась за ручку саквояжа и с трудом удержалась, чтобы не поднести руку в перчатке к волосам. Ей было всё равно, как она выглядит.       — А, здравствуйте, Джулия, — раздался голос объекта над головами других посетителей, и агент натянуто улыбнулась. — Я так рад, что вы решили присоединиться ко мне!       Это всегда начиналось так — настойчивое притворство объекта. Под предлогом, что это был светский визит.       — Полковник Ланда, — Джулия проигнорировала стул, который он отодвинул для неё, и заняла место напротив, а не справа, как он желал. Мужчина усмехнулся, демонстративно возвращаясь на своё место и накрывая колени салфеткой.       Джулия приставила чемодан к спинке стула. Она не стала утруждать себя просмотром меню. После нескольких месяцев таких обедов она знала, чего хочет: простой винегрет и воду с лимоном. Конечно, этого она никогда не получала. Как только она села, объект изящно махнул рукой одному из официантов, и ей подали блюдо с жареным фазаном. Джулия не ела мяса.       — Я знаю, что мы обычно ужинаем во внутреннем дворике, но вы ведь простите меня за то, что я выбрал это более уютное место в свете погоды, да? — объект поднял бокал с вином и качнул бордо. — Скажите мне, что мы будем обсуждать на этой неделе?       — Имена, полковник, нам нужны имена, — Джулия положила салфетку на колени и взяла вилку. Фазана дополняли спаржа и что-то похожее на тыкву. «Это было бы неплохо», — подумала она, тыча овощ для пробы. — Вы помните, не так ли, что одним из условий вашей капитуляции было согласие помочь правительству Соединенных Штатов в задержании и аресте некоторых… лиц, представляющих интерес? — Тыква на вкус напоминала протёртую резину.       — Нет, я не припоминаю, чтобы это было условием моей первоначальной капитуляции, — он нахально улыбнулся и с наслаждением отрезал кусочек фазана на своей тарелке. Так было всегда. После ужасающего способа, которым к этому вопросу относились при переходе в союзные войска, он изо всех сил старался быть как можно менее воинственным. Строго говоря, Джулия его не винила.       Согласно досье, когда он впервые прибыл на остров Нантакет и повязки со лба были сняты, он повсюду носил чёрную фетровую шляпу. К сожалению, дорогие рестораны, которые Ланда посещал, требовали, чтобы он снимал шляпу, садясь за стол. После чего немец стал носить волосы без укладки, в стиле, который был почти богемным и, безусловно, эксцентричным. С добавлением подстриженной бороды и льняного костюма, он выглядел как джентльмен-фермер. Его волосы по-мальчишески падали на лоб и почти скрывали нижнюю линию того, что было вырезано на его лбу. Почти, но не совсем.       — Меня всегда удивляло, почему УСС так настойчиво посылает своих агентов навестить меня. У вас ведь наверняка есть более важные дела, требующие времени, Джулия? — его улыбка была белоснежной, и от неё у девушки по коже побежали мурашки. — Какой-то… друг, с которым вы предпочли бы пообедать? — объект склонил голову набок. — Возможно, любовник… Это поразительный оттенок помады. Хотя мне бы не хотелось, чтобы вы пытались скрыть свою природную красоту за этой краской.       Джулия почувствовала, что краснеет. Она ненавидела его.       — Полковник, вы прекрасно знаете, что эти визиты призваны облегчить вам переход к гражданской жизни. И, кроме того, поскольку вы согласились помочь нам, они также должны облегчить сбор информации.       — К сожалению, я вынужден не согласиться, моя дорогая. Я ни на что не соглашался. Как я уже говорил вашему предшественнику и его предшественнику до него, я находился под чрезвычайным физическим и эмоциональным давлением во время «вторичной капитуляции», как это причудливо называют ваши начальники. Я не был в здравом уме и поэтому не мог согласиться ни на что юридически обязывающее. Американские законы так специфичны в таких вопросах, не так ли? — он пригладил волосы указательным пальцем, на миг задержавшись на ужасном шраме. — Я уверен, что вы понимаете.       — Полковник Ланда, я уверена, вы в курсе…       — Если вы собираетесь напомнить мне, что моё сотрудничество — единственное, что стоит между американским правительством и задержанием любого количества немецких военных преступников, пожалуйста, воздержись, моя дорогая, — объект отрезал ещё один кусок фазана и задумчиво прожевал. — Что там была за фраза, кажется, про дятла или другую птицу?..       — Вы прекрасно знаете её, полковник.       — Ну что ж, тогда замечу, что я, конечно, не единственный стукач в американском распоряжении, — он сделал глоток вина. — Кроме того, ваше начальство говорит так, будто взлёт и падение Третьего Рейха целиком лежит на моих плечах, — он снова улыбнулся, и вид его волос, бороды и улыбки напомнил Джулии художника. — Падение, конечно, отчасти, но были и другие, кому можно обоснованно приписать взлёт.       — Полковник…       — Я бы предпочел обсудить… — объект некоторое время смотрел куда-то вдаль, потом снова перевёл взгляд на Джулию. — …Думаю, вас, мисс Хендерсон.       — Меня, полковник? — Джулия ткнула вилкой в спаржу. — Уверяю вас, я не интересна.       — О, но я не соглашусь, — он щёлкнул пальцами, и снова появился официант, убрав тарелку и обновив вино. Объект грациозно кивнул в знак благодарности и снова обратил внимание на Джулию. Это было похоже на игру кошки с мышкой. — Вы, конечно, знаете, зачем вас сюда послали.       — Потому что вам удалось так вывернуть Рэндалла наизнанку, что он убедился, будто вы — второй мессия? — Джулия поморщилась, её маска совершенной невозмутимости начала сползать. Как всегда.       — Неужели правда? — он рассмеялся, и это был такой музыкальный, восторженный смех, что ей захотелось улыбнуться вместе с ним. «Объект лучше всего реагирует на лесть», — она заставила себя прийти в себя и подумать. — Должен сказать, я действительно считаю, что ваши люди слишком доверяют мне. Не то чтобы я возражал, вы понимаете, на самом деле, мне это очень нравится. Но я чувствую, что должен предупредить вас, что ваш человек Рэндалл был немного… расстроен… до того, как пришёл ко мне.       «Мне трудно в это поверить, — подумала она, — жизнь полевого агента УСС была трудной. Чтобы агенты не “сошли с ума”, после выполнения задания проводился строгий психологический опрос. Если Рэндалл был “не в себе” до того, как заговорил на эту тему, то управление УСС должно было знать об этом».       — О? Так это был не ваш способ с помощью слов убедить его?       — Разумеется, нет, — объект выглядел оскорблённым самой этой мыслью. — Я просто… задал уместный вопрос. Например, почему вы смотрите на меня с такой клинической отстраненностью, Джулия? Неужели я так сильно вас пугаю?       — Я вас не боюсь, полковник Ланда.       И она действительно не боялась. Она… опасалась его. По прошествии третьей недели она поняла, что это было просто общее чувство беспокойства, как будто даже в самом безобидном состоянии его мозг всё ещё работал, собирая информацию — неважно, насколько незначительную или приземлённую, — чтобы потом использовать её против неё. Джулия удивилась, как он мог понять, что она заставила себя мысленно отстраниться. Как она мысленно называла его «объектом», что он никогда не казался ей реальным. Даже когда он сидел прямо перед ней.       Объект склонил голову набок, как ищейка, почуявшая след:       — В самом деле? Нет? — он снова улыбнулся, уже с притворной застенчивостью. — Должен сказать, это освежает.       — Почему? — Джулия вздохнула.       — Ну… Потому что все на этом острове, кажется, немного боятся меня, моя дорогая, — он заговорщически понизил голос: — Вы знали, что дети бросают друг другу вызов, чтобы выяснить, кто сможет мельком увидеть этот позорный шрам? — он снова взъерошил волосы, и на этот раз она увидела линии полностью. Они были такими розовыми, всё ещё казались свежими. — Самые благонравные люди переходят на другую сторону улицы, когда мы встречаемся на прогулках. Знаете ли вы, что мне ещё не довелось познакомиться с соседями?       Джулия с удивлением обнаружила в его голосе нотку искреннего возмущения.       — Конечно, это всё не из-за вашего…       — Не будьте наивной, дорогая, вам это не идет, — он снова качнул вином. — Скажите мне кое-что.       — Да? — она приготовилась к вопросу об Альдо Рейне. Из досье она знала, что иногда он спрашивал. Агент перед Рэндаллом… Томас? Да, Томас подумал, что, возможно, речь идёт о заговоре с целью мести, но Джулия подумала, что, скорее всего, Ланда спросил прямо, потому что ему нравилось видеть агентов во время ответа больше, чем когда-либо на самом деле слушать их ответы на свой вопрос.       — Каково это, когда вас находят желанной из-за пола? — его глаза были жёсткими и блестящими.       — Прошу прощения? — Джулия выпрямилась в кресле.       — У нас много общего, у вас и у меня, — рука Ланды метнулась через стол, чтобы подчеркнуть свою точку зрения, и его пальцы коснулись костяшек её пальцев. Джулия отняла руку, положив её на колени. Его губы дрогнули. — Видите ли, там, где вас игнорируют и недооценивают, потому что вы женщина, меня боятся и переоценивают, потому что я являюсь нацистом, — тут он снова тряхнул волосами. — Из-за этого я говорю «являюсь», видите ли. В то время как страна распалась по очевидным причинам, никто не поверит, что я больше не отдаю свою верность нацистскому идеалу из-за этого… постоянного напоминания. Парадоксально, да?       — Наверное. — Джулия хотела сказать, что её не игнорируют и не недооценивают сверстники, но знала, что он прав. Она получила это задание только потому, что больше никто не хотел. Она проводила бóльшую часть своего времени в качестве полевого агента, делая то же самое, что и в качестве секретаря. Только из-за статуса полевого агента ей пришлось отложить подачу документов до конца месяца.       — Теперь… Как я понимаю, вы говорите по-немецки, — Ланда сплёл пальцы. — Не смотрите так удивленно, дорогая, вы конечно говорите по-немецки. Видите ли, с моей стороны это простая дедукция: они посылают ко мне только тех агентов, которые говорят по-немецки. Впрочем, Рэндалл вполне сносно говорил и по-французски, — он ухмыльнулся. — Полагаю, ваш УСС надеется, что разговор на родном языке смягчит меня.       — А смягчит? — Джулия удивилась, когда в ходе разговора она перестала мысленно называть его «объектом» и стала называть его «Ланда». Оттуда короткий переход к «Хансу», а потом… Она вполне могла закончить, как Рэндалл.       — Нет, конечно нет, моя дорогая, но иногда так не хватает общения на моём родном языке… Знаете ли вы, что здешние люди считают говорящих по-немецки врагами? Даже теперь, когда война закончилась?       — Я уверена, что это простая ошибка, полковник, — Джулия хотела заметить, он был не просто каким-то немцем. Он был особым немцем.       — Я бы хотел, чтобы вы называли меня Хансом, — хмыкнул он. — Вы не обидитесь, если мы перейдем на немецкий? — он снова щёлкнул пальцами, и появился официант, унося почти нетронутое блюдо Джулии. Следующим будет десерт. Она никогда не утруждала себя заказом. Ханс, то есть, Ланда, или, вернее, объект всегда выбирал самую нелепую выпечку в меню.       — Полагаю, нет, — ответила она на немецком.       — Ах, благодарю вас, — он махнул рукой, как милостивый король. — У вас есть небольшой акцент, но приятно снова так говорить. Спасибо.       — М-м-м, — Джулия решила, что если говорить по-немецки, то это заставит его назвать имена бывших членов партии, которые, возможно, перебежали в Бразилию. — А теперь имена, полковник?       — Какие имена? — улыбнулся он. — Ты же не думала, что это будет настолько просто, правда, дорогая? — заметив, что Джулия покраснела, он рассмеялся, и от звучавшей в нём музыки у неё по спине побежали мурашки.       — Стоило попробовать, — пробормотала она.       — По-немецки, пожалуйста, — он кивком поблагодарил официанта, когда тот поставил перед ним какое-то сладкое медовое блюдо. Официант сделал то же самое для Джулии, и рядом с ней появился ещё один, чтобы налить кофе.       — Спасибо, — кивнула ему Джулия, потянувшись за сахарницей.       — Знаешь, мне очень нравится эта блузка, — Ланда наблюдал, как она застыла на долю секунды, прежде чем насыпать ложку сахара в кофе. — Когда ты так протягиваешь руку через стол, она идеально очерчивает твою грудь.       — Прошу прощения? — Джулия выронила ложечку на пол, рассыпав сахар.       Он издал цокающий звук и жестом подозвал официанта, который быстро поднял упавшую ложку и заменил её. Когда юноша принялся приводить в порядок стол (в этом не было ничего плохого), Ханс, то есть Ланда, предупредил её:       — Помни, на немецком, моя сладкая.       — Ради бога, полковник! — Джулия не скрывала морального возмущения, и щёки её запылали.       — Конечно, ты не можешь винить меня, Джулия, ведь это самый потрясающий румянец, который я создал на твоих щеках, не так ли? — он рассмеялся и отломил вилкой кусок десерта. Поднеся его к губам, он указал на её собственную тарелку: — Попробуй пирожное, меня заверили, что оно прекрасно.       Джулия закатила глаза к потолку.       — Вы же не думаете, что вы — первый, кто ошарашил меня подобным комментарием, не так ли? — И он действительно не был таким. Одним из недостатков того, что она была единственной женщиной в полной полевых агентов комнате, являлся факт, что с ней обращались как с куском мяса. Может быть, поэтому она и не ела животных.       — Ах, но я первый человек, который заставил тебя наслаждаться этим, не так ли?       — Чт…       — Не пытайся отрицать это, моя дорогая, — он склонил голову набок, чтобы рассмотреть её, а затем официанта, который всё ещё приводил в порядок стол. У мужчины была одна из тех маленьких метёлок. Джулия видела, что он отчаянно пытается понять какую-то часть разговора. Она уже не в первый раз задавалась вопросом, не потому ли персонал ресторана относится к нему, то есть к Хансу, так хорошо, что это дает им право сплетничать. — Есть что-то очень приятное в том, чтобы вести непристойную беседу у всех на виду, не так ли?       — Это то, что мы будем делать? — пальцы Джулии сжались на вилке, и её глаза снова метнулись к официанту. Мужчина нахмурился, но вид у него был растерянный. Нет, он не понял ни слова из того, что они говорили, ведь правда?       По телу Джулии побежали мурашки, начиная от груди и расходясь во все стороны. Она вздрогнула, потому что ничего не могла с собой поделать. Ланда рассматривал её в течение долгого изумительного момента.       — Ах, да, мне действительно нравится эта блузка. Особенно мне нравится кофточка под ней. На тебе ведь нет лифчика, дьявол ты этакий? Нет, я так и думал. Я вижу, как я на тебя подействовал, — он рассмеялся так, будто сам не одобрял свои действия. — Этот цвет не только идеально подходит к твоим глазам, но и заставляет твои соски казаться двумя черничными ягодками, стоящими по стойке смирно.       Джулия покраснела сильнее, она ничего не могла с собой поделать. Ей хотелось прижать руку к щеке, но она не могла. Это бы заставило шестьсот пятьдесят одного человека вокруг них думать, что что-то не так. Небеса, люди вокруг… Они были в комнате, полной людей, и он говорил эти вещи!       — Полковник, я вынуждена настаивать.       — Но ведь это весело, не так ли? — в его глазах плясали искорки, и она поняла, что не может этого отрицать. В этом разговоре было что-то… ужасно злое. Осознание, что кто-то может оказаться рядом, кто по какому-то повороту судьбы также говорил на языке, на котором идёт диалог… Они будут обнаружены, не так ли? Это было почти волнующе.       — Вряд ли это прилично.       — Как и то, что я хочу сделать с тобой, маленькая Джулия, — его губы обхватили вилку, облизывая, и она задумалась, было ли это рассчитанным движением, чтобы показать свою чувственность, или он просто наслаждался своим десертом.       — И что же это, полковник? — она чуть подалась вперёд, потому что ничего не могла с собой поделать. Он насмешливо поднял бровь, и она поняла, что он точно знает, что делает с этой вилкой.       — Я действительно уверен, если бы не этот стол не между нами и люди, снующие рядом, я был бы вынужден преодолеть дюймы, которые отделяют нас, и атаковать эту адскую блузу, как пантера, — он склонил голову ещё раз, чуть насмешливо, и сделал большой глоток чёрного кофе. — Я бы начал с этой раздражающей верхней пуговицы, которая уже начала болтаться, и медленно двигался бы ниже, используя только зубы, чтобы обнажить прелести твоей плоти, которые лежат под нею.       — Это очень интересно, полковник, — пробормотала она по-английски, возможно, желая продлить безумие игры. — Но что, если это не то, что я хотела, чтобы вы сделали? — закончила она, возвращаясь к немецкому, чтобы заинтересовать официанта, находившегося неподалёку. Ханс не скрывал своего одобрения, его смешок, его взгляд, метнувшийся обратно к официанту — всё это заставляло того думать, что они обсуждают его.       — И что же ты хочешь, чтобы я сделал, моя дорогая?       — Во-первых, я хочу, чтобы вы перестали называть меня «дорогая», будто я ребёнок. Во-вторых, я хочу, чтобы между нами был стол. Видите ли, я думаю, что хотела бы увидеть, как вы отбросите его в порыве своей страсти. Вы чувствуете страсть, полковник? Или этот разговор только для меня?       — Ах ты, маленькая негодница, — Ханс поднял руку к груди, разглаживая на ней рубашку, в то время, когда самому ему хотелось одобрительно захлопать в ладоши. — Я верил, что ты присоединишься к игре.       — Разве это не было очевидно? — Джулия оперлась локтем о стол, за что её мать дала бы ей пощёчину, и подперла подбородок ладонью. — Так что там насчёт моих пуговиц?       Ханс откинулся на спинку стула, делая вид, что поправляет салфетку на коленях. Его мозг работал быстро.       — Блузка шёлковая, да? Боюсь, мои губы всё испортят. У меня есть фантазия захватить эти набухающие соски через прекрасный шёлк, задержавшись сначала на левой вершине, затем на правой, возможно, перекатывая их между пальцами. Тебе бы это понравилось?       Джулия заставила себя успокоиться, дышать медленно через нос, как будто ничего не случилось, а сердце не билось так сильно, что ей хотелось проверить, не трепещет ли от этого её блузка.       — Я бы не удивилась, — она сделала вид, что откусила кусочек десерта. — Но я не смогла бы наслаждаться только этим так долго, вы же знаете. Такое поддразнивание приелось бы, не думаете?       — Кое-кто сказал бы, что ожидание — это самое лучшее, — он задумчиво отпил кофе. — Но я думаю, что ты, возможно, права. После того, как я открою все чудеса твоей груди через эту блузку, мне довольно быстро станет скучно. Видишь ли, когда мне скучно, я становлюсь немного груб, к сожалению. Твоя блузка может не выдержать.       — Порвите её, пожалуйста, — не удержалась она от смеха, и официант поднял голову от того места, где складывал салфетки за соседним столиком.       — О, я так и сделаю. Обнажу твою спину. Тогда я воспользуюсь моментом, чтобы насладиться этой поражающей кофточкой под ней. Атлас, кажется, с широким кружевным кантом. Особенно красива и заправлена в юбку, да?       — О, да, — левая рука Джулия крепко сжала льняную салфетку. — Но мне уже надоело то, что вы будете делать, полковник. Допустим, вы это делаете, что дальше? — Откуда взялась эта самоуверенная соблазнительница? Джулия наслаждалась звуком её голоса, когда он упал до более низкого, более знойного регистра. Ланда немного выпрямился. — Например, прямо сейчас моя нога медленно перемещается по полу под столом, так что мой палец может осторожно скользнуть вверх по вашей икре.       Это было не так, но выражение, мелькнувшее в его глазах на долю секунды, сообщило ей, что он может ощутить фантомное прикосновение к своей лодыжке.       — Да? — он небрежно отхлебнул кофе. Джулия поразилась его самообладанию.       — Я сбросила туфлю, что очень неприлично с моей стороны, вы не находите? Любой может заметить это, просто взглянув под наш стол. Но я ничего не могу с собой поделать, очевидно. Мой палец медленно ползёт вверх по вашей ноге, проводя по льняной ткани костюма... Это льняная ткань, полковник?       Она заставила себя откусить кусочек слишком сладкого десерта. Заставила жевать его машинально, как будто ей скучно, и глотать, глядя в сторону на толстого бизнесмена через три столика.       — Ах да, твои прелестные пальчики на ногах, моя дорогая, — Ханс положил вилку на пустую тарелку и отодвинул её. Официант подошёл, чтобы забрать посуду. — Я сейчас лезу под стол, чтобы поймать твою лодыжку, а ты для меня покрасила ногти. Самый привлекательный красный, я думаю. Сейчас я провожу указательным пальцем по твоей стопе, ты чувствуешь?       Джулия закрыла глаза и дернула головой. Она надеялась, что выглядит полностью раздраженной и не до смешного возбужденной.       — Да, — сумела выдохнуть она. Ноги у неё всегда были особенно чувствительны к щекотке.       — Думаю, насчет стола ты права. Осмотрев твои восхитительные пальчики, я должен признаться, что совершенно подавлен. Теперь я хватаюсь за столешницу, намереваясь полностью опрокинуть стол. Ты боишься?       — Нет. — Его рука лежала на краю стола, пальцы обхватили его, большой палец тихонько постукивал по скатерти. — Я этого хочу. Я хочу, чтобы от вашего движения фарфор и пирожные покатились прочь. И преграда исчезла. Теперь вы сокращаете дюймы между нами, и ваши пальцы обвивают мои плечи, и мне нравится, что они впиваются в моё тело.       Нежный румянец, зародившийся на её щеках, переместился на шею. Джулия знала, что этого не скрыть, но надеялась, что официанты подумают, что ей просто жарко. Официант вернулся, чтобы забрать тарелку Ланды. Ханс поднял палец с края стола:       — Немного воды для мисс Хендерсон, я думаю, она немного покраснела, вы не согласны?       — С вами все в порядке, мисс Хендерсон? — официант, тот самый официант, который был уверен, что они смеются над ним, выглядел слегка обеспокоенным. Джулия старалась не обращать внимания на бабочек в животе. К своему стыду, она обнаружила, что не доверяет себе.       — Я в порядке, спасибо. Просто… — у неё перехватило дыхание, и она с трудом удержалась, чтобы не посмотреть на Ланду. — …просто принесите воды.       — Конечно, мисс Хендерсон, немедленно.       — Он знает, что что-то не так, Джулия, — в голосе Ханса послышалось весёлое мурлыканье. — Он собирается вернуться с хозяином. Что мы им скажем, когда они придут, и я сорву с тебя блузку, а с плеч — твою взывающую к себе кофточку? Мне прикрыть твою грудь от их глаз? Беречь твою скромность?       — Нет, — Джулия быстро облизнула губы, удивляясь, что в этом простом жесте вдруг появилась чувственность. Бабочки в её животе спускались всё ниже. — Пусть смотрят. Честно говоря, мне всё равно, я слишком занята, сражаясь с пуговицами на этой рубашке. Я всегда ненавидела мужские рубашки. Эти крошечные пуговицы и накрахмаленная ткань не очень подходят для такого рода вещей, не так ли? Я пробую вашу кожу на вкус, полковник, вы чувствуете мои губы на своей шее?       — Да, — его лицо было маской вежливого безразличия, но глаза блестели, и Джулия радовалась тому, что она на него подействовала. — Признаюсь, я не могу удержаться, чтобы не порвать тебе юбку. В спешке я, кажется, забыл расстегнуть молнию, и вместо этого просто задираю ткань тебе на талию. Тебе больно, малышка?       — Нет, вовсе нет, мне это нравится. — У Джулии и раньше бывали свидания. Но ни один из этих парней будто не делал ничего по сравнению с тем чувством, которое росло внутри неё сейчас. — Знаете, сегодня утром я так желала увидеть вас… Так торопилась одеться… Каково это — обнаружить, что под юбкой у меня нет ничего, кроме подвязок, полковник?       — Мисс Хендерсон, насколько я понимаю, вы плохо себя чувствуете? — голос хозяина прервал беседу, а недовольный прищурившийся взгляд Ланды едва не заставил Джулию громко хихикнуть.       — Я в порядке, спасибо, просто немного жарко, — Джулия взяла бокал с водой и сделала маленький глоток. — Возможно, дело в том, что я сижу под лампой. Что думаете, Ханс? — Джулия с любопытством посмотрела на Ланду.       — О, несомненно, свет, — он обворожительно улыбнулся официанту. — Джереми, я бы хотел порцию мороженого. Обычно я не балую себя таким количеством сладостей, но ваш медовый десерт заслуживает похвалы. Пирожное было потрясающим.       — Спасибо, сэр, — официант посмотрел на Джулию. — Мэм, не хотите ли…       — И для неё тоже, я думаю, — аккуратно вмешался Ланда. Он снова обратил своё внимание на Джулию, фактически отрезав остальных от разговора. — Ты ведь хочешь мороженого, маленькая распутница? Будешь ли ты наслаждаться им, когда лакомство растает на языке?       — Ты очень груб с ними, Ханс, — мило, но пренебрежительно улыбнулась Джулия хозяину и снова обратила внимание на Ланду: — Они достаточно любезны, чтобы принести нам мороженое, чтобы освежиться, и не обращать внимания на наше нынешнее полуодетое состояние, не так ли?       — О, несомненно, — он наклонил голову к её стакану с водой. — Теперь, когда я позаботился об этой очаровательной юбке, я не могу удержаться от игры с твоими кудрями внизу. Тебе ведь это нравится, правда? Ощущение моих пальцев на тебе?       — Да, — выдавила она, не в силах сдержаться. Она поспешно схватила бокал с водой, чтобы скрыть это движение. — С твоими брюками оказывается, трудно, и это, знаешь ли, несправедливо.       — Да, я знаю, но я в восторге от того, как ты готова принять меня, моя прелесть. Я вытаскиваю тебя из кресла, укладываю на ковёр, и твои бёдра очень услужливо раскрываются.       — Я очень сговорчива, — сухо пробормотала она, торопливо глотнув воды.       — И я очень рад, что ты очень, очень меня ждёшь, не так ли? — он прищурил глаза, словно охотник при нахождении запаха, а затем улыбнулся. — Твоя влажность на моих пальцах, и я использую её, чтобы очертить твои губы, — сказал он обычным тоном, как только подоспели две порции ванильного мороженого. — А как оно на вкус?       Лицо Джулии покраснело, когда она поняла, что он говорит по-английски. Она так сосредоточилась на немце, что едва не ответила ему эротически. Вместо этого она поняла, что официант выжидающе стоит у стола, ожидая её одобрения на глупое мороженое. Джулия заставила себя взять ложечкой десерт и проглотить.       — Вкусное, — похвалила она.       В глазах Ланды плясало торжествующее восхищение.       — Ты знаешь, что у тебя вкус сливок? Прежде чем войти в тебя, я сам попробую тебя. Я стою на коленях между твоих бёдер. Мои губы прижаты к твоим нижним губам, мой язык потирается и скользит. Ты чувствуешь это, Джулия? Ты чувствуешь мой рот?       Джулия заставила себя взять ложку мороженого, чтобы иметь повод зажмуриться и пробормотать: «Боже!», не вызывая подозрений.       — Ты заставляешь меня потеть, Ханс, я чувствую, как пот струится между моих грудей, — и это была правда в их маленькой шараде. — Я хочу, чтобы ты слизывал его, я хочу, чтобы твой рот завладел моими губами в поцелуе. Ты сделаешь мне одолжение? Или мне умолять?       — Не будет мольб между нами, милая моя, я к твоим услугам, — на его губе осталось немного мороженого, и Джулия хотела застонать, вытереть его большим пальцем, перегнуться через стол и почувствовать вкус его губ. — Не знаю, почему у тебя были проблемы с моими брюками, малыш, они без проблем спадают.       — Да, твоя тяжесть между моих бёдер, я чувствую тебя там и стону в твои губы. Скажи мне, Ханс, какая я на вкус?       Он склонил голову, словно соглашаясь.       — Сладкая, как настоящие сливки, не какая-то синтетическая американская подделка. Должен признаться, дегустация тебя может стать главным событием моего обеда, — он вежливо усмехнулся собственной шутке и отхлебнул то, что осталось от его кофе.       — Ты всё же собираешься заставить меня умолять, не так ли? Я не могу этого вынести, Ханс, твои пальцы на моей груди, твои губы на моих, твоё тело надо мной, и всё же ты не…       — Ты хочешь, чтобы я был внутри тебя, маленькая Джулия?       — Да, — она резко кивнула головой в знак согласия, на мгновение показавшись совершенно деловой. — Сейчас.       — По-немецки, моя милая, — он невозмутимо допил свой кофе. — Я никогда ещё не был так возбуждён женщиной. Забавно, что это ты, уместно, что это ты, с твоими вьющимися волосами под моими пальцами, с этой восхитительной россыпью веснушек на носу и этими глазами… Мне кажется, Джулия, что ты пожираешь меня взглядом.       — Я хочу чувствовать тебя в себе, Ханс.       — Так и есть, — он махнул рукой официанту и, когда тот принялся наполнять его стакан, Ланда чуть наклонился вперёд. — Боюсь, мой первый толчок застал тебя врасплох, ты задыхаешься, уткнувшись носом в мою шею. Я сделал тебе больно, мой нежный цветок?       Джулии хотелось покачаться на стуле, но вместо этого она крепко сжала бёдра, радуясь, что скатерть позволяет ей скрестить ноги самым неподобающим для леди образом.       — Нет, мне это очень нравится. — Ланда ухмыльнулся, и заразительный смех грозил вырваться из его горла. — Мороженое, — она снова обратила внимание на полковника. — Знаешь, ты меня наполняешь. Но не дразни меня, пожалуйста, это сводит меня с ума.       — Ты хочешь, чтобы я вошёл в тебя?       — Да.       — Ты чувствуешь, как я толкаюсь? — Официант убрал пустую тарелку из-под мороженого Ланды и удалился на кухню.       — Да, именно так… — Бабочки превратились во что-то другое, пульсирующее внутри неё, начинающееся в нижней части живота и распространяющееся наружу. Джулии потребовалось всё её самообладание, чтобы не застонать, не показать этого на лице. — Сильнее, Ханс, я хочу почувствовать тебя!       — Вот так? — Он на мгновение стиснул зубы, но только на мгновение. Ханс Ланда не был лишён железного самообладания. — Ты чувствуешь это, Джулия?       — Да. Я обвиваю ногами твою талию и радуюсь, что ты не укладываешь волосы, потому что я могу запустить в них пальцы… Быстрее.       — Сильнее.       — Сильнее.       — Быстро.       — Вот так.       — Дольше.       — Да.       — Быстро.       — Хорошо.       — Сейчас.       — Нет, сейчас.       — Сейчас.       — Да! — его смех разнёсся по столовой. Он хлопнул в ладоши, потому что должен был что-то сделать.       Джулия на мгновение откинулась на спинку стула и тут же выпрямилась. Она гордилась тем, что дышит ровно. Что её руки не дрожали, когда она сделала глоток того, что осталось от её воды. Молчание растянулось, стало ей болезненно в оживленной обеденной суете.       — Спасибо за обед, — сказала она наконец, потому что должна была что-то сказать.       — Поблагодарите ваше начальство, — сказал он приветливо. — Как всегда, всё будет оплачено. Мне жаль, что вы не смогли узнать свои имена, Джулия. Может быть, на следующей неделе вам повезет больше, да?       Джулия вздёрнула подбородок. Следующая неделя!       — Боюсь, следующей недели не будет, полковник. Мы не можем тратить время на ваш переход к гражданской жизни, если вы откажетесь сотрудничать.       Глаза Ланды загорелись.       — Да, полагаю, — он сунул руку в нагрудный карман и достал авторучку. Он не сводил с неё глаз, нарочито выводя на салфетке. — Попрóсите прислать ко мне кого-нибудь другого вместо вас?       — Не думаю, что у меня будет выбор, полковник. Если УСС решит послать кого-то нового, то они пришлют кого-то нового, если нет, то, возможно, вас оставят в покое. Разве вы не этого хотели?       — Да, я полагаю, что так оно и было, — он склонил голову набок, рассматривая её, как птица. — Если УСС решит продолжить присылать кого-то, не будет ли лучше, если это будете вы? — он быстро сложил салфетку и бросил её через стол.       — Ах, да? — Джулия наклонилась, взяла свой саквояж и рассеянно сунула туда льняную салфетку. — Почему это?       — Было бы стыдно растрачивать доверие между нами, которое мы развили, не так ли? Должен признаться, я никогда не был так любезен с другим агентом. И это сотворило бы чудеса для вашей карьеры, не так ли? — Джулия уставилась на него. — Надеюсь, увидимся на следующей неделе, дорогая? — он наклонился и достал свой тонкий атташе-кейс.       Когда она не ответила, он встал, плавно держа чемодан перед собой на уровне талии, чтобы не беспокоить других посетителей.       — Тогда до скорого?       — Конечно, полковник, — еле слышно ответила Джулия. Её взгляд был прикован к мокрому пятну на его брюках, которое она заметила лишь мельком из-за того, как он держал кейс.       Проходя мимо неё, он наклонился, едва касаясь губами её уха:       — Зови меня Ханс.