Река скорби

— Сигареты, — Чимин бросил на прилавок деньги, встречаясь глазами с продавщицей. — Кэмел. Она нахмурила брови и чуть приподняла подбородок. Взгляд её задержался на его губах, точнее, на свежей ране в уголке рта, потом скользнул ниже и остановился на руке, держащей две красные гвоздички. В прошлый раз она отказалась продавать ему продукты, но сегодня колебалась, а может быть, ей просто нравилось видеть его таким. — Блэк? — спросила она снисходительным тоном. — Сильвер, — ответил он, не отводя от неё глаз. — И зажигалку. Женщина положила на прилавок пачку сигарет с зажигалкой и бросила несколько монеток сдачи. Чимин сгрёб их в ладошку и сунул в карман. — Мать твоя в гробу наверно перевернулась, — сказала она и поджала губы. — Наверно, — спокойно ответил Пак и едва заметно улыбнулся, заметив испуг, промелькнувший в глазах соседки. — Как только попаду в ад — обязательно перед ней извинюсь. Хотя на самом деле он не был уверен, что все самоубийцы попадают в ад, как и в том, что ад вообще существует. Восприятие его было настолько искажено всем случившимся, что мысль о том, что где-то есть место худшее, чем его преисполненная страданиями жизнь, просто не могла уложиться у него в голове. На кладбище было тихо. Чимин снял кепку и, положив у надгробия цветы, сел рядом на пригретую солнцем лужайку. — Как ты там, мам? Я вот здесь что-то не очень… Он достал пачку сигарет и осторожно её вскрыл. В тюрьме он не курил, потому что сигареты стоили дорого, да и вообще быстро смекнул, что быть некурящим там — большое преимущество, не нужно было занимать и выкручиваться, как делали это другие. Чимин поджег сигарету и закурил, вдыхая вместе с её дымом свою свободу, горечь и одиночество. Но по старой памяти он затянулся слишком глубоко и с непривычки закашлялся. В голову ударило, а к горлу подступила тошнота, но он знал, что его не вырвет. От курева его и раньше частенько подташнивало. Пак расслабленно вытянул ноги и запрокинул голову. — Однажды ты сказала мне, что жизнь похожа на карточный домик. Я только сейчас понял, что это значит, — он горько хмыкнул и, сделав ещё одну затяжку, затушил сигарету. — Строишь… Строишь… Вроде бы как, после долгих мучений, всё начинает получаться, но нет… Одно неловкое движение, и всё опять рушится. В такие моменты, знаешь, хочется всё бросить… Ему стало невыносимо жаль, что единственный человек, который мог бы понять его печаль так, как он действительно её переживает, — мёртв. Осознание этого мгновенно сделало его самым одиноким на свете. Чимин протянул руку к надгробию и провёл кончиками пальцев по выгравированным на граните буквам. «Tantum possumus, quantum scimus» — мы можем столько, сколько мы знаем. Это высказывание Фрэнсиса Бэкона стало девизом естествоиспытателей. Его мама была человеком науки, преподавала в мединституте иммунологию и всегда говорила о том, что в знании сила. Пока её знание о жизни себя не исчерпало. А может быть, она изначально вкладывала в эти слова свой собственный смысл. И вот ирония — теперь они красуются на её могильной плите. Он лёг на спину и прищурился от яркой голубизны неба. Маленькое, полупрозрачное облачко, такое же одинокое, как и он, плыло медленно и безмятежно. Любимые всегда возвращаются, — подумал Чимин, грустно улыбнувшись. С детства он выискивал в окружающем мире тайные знаки, которые могли бы говорить ему о присутствии мамы. Он видел её во врывающемся в комнату сквозняке, в ложащейся на ладошку снежинке, в знакомом силуэте, исчезающем в толпе, и в маленькой синичке, стучащей в окно. Она возвращалась к нему обрывками воспоминаний, мелодиями старых песен и снами, даря в них то тепло и заботу, о которой наяву Чимин мог лишь мечтать. Она всегда была в нём, но однажды исчезла. После того, как он утопил в реке девочку, она перестала к нему приходить, как бы сильно он по ней ни скучал. Чимин поднял руку навстречу белому облаку, словно пытался до него дотянуться. Он видел в нём маму. Она пришла к нему впервые за последние семь лет. — Эй… — послышался знакомый голос. — Чимин, ты там? Чимин встал с кровати и выглянул в приоткрытое окно. — Не спишь ещё? — спросил Рин, подходя ближе. — Как видишь, — ответил Пак, открывая створку окна полностью. — Я перекантуюсь сегодня у тебя? — спросил Рин, хватаясь руками за подоконник и подтягиваясь, чтобы влезть внутрь. — С хрена ли? — По-братски, не спрашивай, а… Рин снял кроссовки, наступая на пятки, и бросил небрежно свою куртку на стул у кровати. Чимин недовольно вздохнул, но спрашивать больше ничего не стал. Рин лёг на пол, на ковёр у кровати и, стащив с неё плед, завернулся в него, словно в кокон. Ему было всё равно где спать, иногда он ночевал в своей машине, хотя у него имелась съемная комната. Пак долго лежал неподвижно, пытаясь заснуть, но безуспешно, присутствие рядом другого человека напрочь отбило сон. Он лёг на край и посмотрел вниз. Рин тоже не спал. Он глядел в потолок, и в лунном свете его лицо показалось Чимину грустным и бледным. — Может, всё же расскажешь, что случилось? — спросил он тихо. — Ничего не случилось, — также тихо ответил Рин и, повернувшись, посмотрел на него, прикусывая нижнюю губу. — Я встретил человека, которого полюбил, — сказал он и вздохнул. Это было неожиданное откровение. Чимин полагал, что Рин в принципе не способен любить, он был жесток, вспыльчив и вёл себя зачастую как животное. — И кто она? — Чимин свесился ещё ниже, чтобы лучше видеть друга. Рин на мгновение замер, смотря ему в глаза, потом улыбнулся непривычно мягко и произнёс полушёпотом: — Она классная. Ласкушка… — Ласкушка? — переспросил Чимин. — Да. Она ласковая. Она милая, добрая и… очень сочувствующая. Хоть и кажется с виду оторвой. — Я знаю ее? — Возможно. — Кто-то из нашей компании? Боён? Мира? — Боже упаси… ты спятил?! — засмеялся Рин. Чимин засомневался в правдивости его признания. Среди их знакомых почти не было девушек, а те, что были, Рина не интересовали, потому что с каждой из них он уже переспал, а после обозвал «блядью». — Покажи фотку, — прищурился он, пытаясь разглядеть в лице друга намёк на ложь. — У меня нет, — ответил Рин. Пак шумно вздохнул, закатывая глаза, лишний раз убеждаясь, что тот всё выдумал, чтобы не казаться таким уж убогим. Ринсок заметил его сомнения и, посмотрев на него долгим взглядом, качнул, улыбаясь, головой. — Вообще-то есть, — сказал он и достал телефон. Чимин испытал разочарование, когда Рин развернул его, показав ему фото девушки на экране. Ласкушка действительно существовала. И она, правда, совсем не была похожа на тех девушек, с которыми они обычно общались. Кроме того, он понял, что видел её, он не мог вспомнить когда, где и при каких обстоятельствах, но точно видел. Возможно, она приходила однажды вместе с Рином… — Красивая… — сказал Пак, но вышло немного грустно, потому что, признаться честно, он надеялся, что друг ему солгал. Однако тот сказал правду, и теперь, зная, что даже такой бездушный черствяк, как Рин, способен полюбить, он чувствовал себя ещё ущербнее, ведь его сердце могло только ненавидеть. — Да, она красивая. В жизни в сто раз лучше, — улыбнулся Ринсок, убирая телефон. — Так ты влюбился в неё по уши? — Не знаю по уши ли, но можно сказать, что впервые. — А чего такой грустный тогда? Рин отвёл от него взгляд и, сложив на груди руки, уставился в потолок. — Мне больно, — произнёс он шёпотом. — Почему? — спросил Чимин тоже шёпотом. — Мы не подходим друг другу, — вздохнул Рин. — Эта любовь не имеет никаких прав на существование. Вот почему. — Это она тебе так сказала? — Нет, она не знает, что нравится мне. — Ты боишься признаться ей? Рин приподнялся и сел, прикладываясь головой к его подушке. Теперь Чимин мог видеть его вблизи и заметил, что он выглядит ещё печальнее, чем ему казалось. — Я всё испорчу, если признаюсь, — сказал Ринсок, бегая глазами по его лицу. — Может быть, нет. С чего ты так решил? — Потому что я тот, кто я есть… — Да брось, девчонкам нравятся плохие парни. — Да, нравятся, но ты слышал хоть одну историю о том, чтобы принцесса вышла замуж за мудака и была счастлива? Или чтобы конченный мудак вдруг превратился в благородного принца? Нет. Может быть, в сказках такое и бывает, но только не в жизни. Хорошие… — он запнулся, помедлил секунду и продолжил, смотря безотрывно ему в глаза. — Хорошие девочки достойны лучшего. Достойны счастливой истории. Должен быть кто-то, кто будет тянуть их вверх, а не наоборот. Тем более, если им уже и так хватило страданий. А мы с тобой антигерои, Чимин. У нас не может быть «долго и счастливо»…

***

По наличию обуви в прихожей, Пак понял, что в доме никого. Однако проходя мимо кухни, он увидел Сумин. Она стояла к нему спиной, прижав к лицу ладонь, и плакала, тихо всхлипывая. — Сумин? — позвал он несмело. — Что-то ещё случилось, пока меня не было? — Нет… — прошептала она, не поворачиваясь, и, схватившись руками за разделочный стол, вдруг сорвалась на раскатистые рыдания. Чимин медлил, не зная, должен ли он к ней подойти, и имеет ли он вообще право притрагиваться к ней просто так, после всего того, что между ними было. Но Сумин такая маленькая и хрупкая дрожала, задыхаясь от слёз, и никого не было рядом. — Сумин… — тихо произнёс он, подходя ближе, и положил руку ей на плечо. Чимин не умел утешать и совсем не знал, какие слова нужно говорить. — Не плачь. Пожалуйста, не плачь. — Я такая ужасная… такая ужасная… — голос её звучал надрывно. — Никакая ты не ужасная. Перестань… не плачь… — повторил Чимин, совсем растерявшись. — Мне очень хотелось стать тебе настоящей матерью, но ты оттолкнул меня, и я тут же сдалась. Мне нужно было быть терпеливее, мне нужно было просто любить тебя! Просто любить! Разве, черт возьми, это сложно?! Но я не могла. Не могла, потому что думала, будто ты ненавидишь меня, когда на самом деле ты просто был несчастен, но мне не хватило ума понять этого раньше, а теперь уже слишком поздно… — проговорила она, продолжая содрогаться от рыданий. — Твой отец жесток со мной, и это моё наказание! Я знала, что он был женат, знала и продолжала с ним встречаться. Да… так мне и надо… Я всё разрушила! Я всё испортила! — Ничего ты не испортила. Ты просто была, вот и всё. Не было бы тебя, была бы другая, — вздохнул Чимин. — Не плачь, ни мой отец, ни уж тем более я этого не стоим. — Он потянул её за руку, разворачивая к себе лицом, но она стояла потупившись, и не смела на него взглянуть. — Ей-богу, я вообще никогда не понимал, почему ты живёшь с ним. Ты такая хорошая, такая красивая и умная… Зачем тебе это всё? У меня никогда не было выбора, поэтому я терпел и терплю. Он это знает и поэтому волен делать со мной всё, что ему вздумается, но ты… Ты столько лет выносила меня и мои выходки, моего отца, его грубость, а после того, что я сделал в тебя тыкали пальцем на улице и обмусоливали кто во что горазд. Зачем?! Сумин издала какой-то скорбный стон и, прерывисто вздохнув, медленно склонилась, несмело прикладывая голову к его плечу. — Как же мне по-другому? Как же мне без него? — Боже… ну что с вами, женщинами, не так? Вам что, нравится роль жертвы? Нравится страдать? Или он настолько подавил твою волю? Вспомни мою маму, Сумин, хочешь закончить так же, как она? Мачеха лишь несогласно покачала головой. — Нет, нет, это другое, не сравнивай… — сказала она. Чимин погладил её по плечу и отпрянул, ловя на себе её испуганный взгляд. — Нет, Сумин, это то же самое.

***

— Тебе ещё долго? — спросил тихо Тэхён, заглядывая к Паку за стеллаж. — Нет, уже закончил, — ответил он, посмотрев на часы. — Хорошо, у Донсока день рождения, мы хотели закончить пораньше, чтобы поздравить его и немного отметить. — Ох, ладно, — Чимин снял перчатки и вытер вспотевшие ладони о куртку. — Мне уйти сейчас? Тэхён непонимающе хлопнул ресницами, до него не сразу дошло, что Пак понял его неправильно. — О нет, нет, — завертел он головой, встрепенувшись. — Ты должен остаться с нами. — Донсок не звал меня. — Он никого не звал, мы сами договорились поздравить его. Чуть-чуть посидим, а потом он поедет домой, к семье. — А другие… — Чимин опустил взгляд себе под ноги. — Другие не будут против меня? — Ну, знаешь ли, под всех не подстроишься, но мне кажется, ты должен поздравить своего руководителя вместе со всеми, — сказал Ким. — Вы, наверно, купили какой-то подарок, а я ведь в этом не участвовал, — растерянно пожал плечом Пак. — Мы решили подарить деньгами, я могу скинуться за тебя, отдашь потом с зарплаты, — Тэхён замолчал, посмотрев на него выжидающе. — Хорошо, — согласился Чимин, несмело кивая. Ему не особо хотелось участвовать в этом, он опасался нарваться на неприятности, боялся, что может услышать в свой адрес что-то такое, что заставит его кулаки сжаться. А если он их сожмёт, то, вполне вероятно, уже не сможет себя контролировать. Всегда так было. — Идём, если освободился, поможешь остальным, — позвал его за собой Тэхён. Чимин ещё никогда не принимал участия в коллективной работе. Обычно Донсок давал ему накладные, и он копался где-нибудь на складе один. — Закончил? — спросил его Донсок. Чимин кивнул, цепляясь взглядом за Тэхёна, его лицо, как лицо родного человека в толпе чужих людей — давало ощущение спокойствия. — Хорошо, я проверю чуть позже. Подгони машину, загрузим пока то, что уже готово на отправку, — Донсок махнул рукой в сторону грузовика, который стоял на другом конце склада. — Я? — переспросил Пак. — Ты, — мужчина протянул ему ключи. — Я не могу, — произнёс Чимин онемевшими губами и почувствовал, как пробежал по спине неприятный холодок. — У меня нет водительских прав. — Тебе нужны права, чтобы проехать несколько метров по складу? — недовольно цокнул языком Донсок. В голове словно загудел аварийный сигнал отключения всех систем. Чимин понял, что стоит, таращась на начальника, как застывший болван, как игрушечный пупсик, в пустой кукольной голове которого нет и намёка на мозги. — Я… — Пак совсем растерялся под его взглядом. — Я просто… — он повертел головой по сторонам в поисках Тэхёна, но тот куда-то исчез, из-за чего он вмиг ощутил себя совсем беззащитным. — Я плохо вожу… — выдал Чимин, наконец, и посмотрел вновь на начальника, мысленно умоляя его дать ему любое другое поручение. — Так, ладно… — вздохнул Донсок. — Собирай пока дозаказ, только будь внимателен, не напортачь, — мужчина протянул ему свой планшет и сам направился к грузовой машине. Чимин выдохнул, но ненадолго. В руках у него была святая святых — планшет начальника смены. Однако очень хотелось верить, что тот дал ему его не просто из-за жесткой необходимости, а потому что действительно начал доверять. Опасения Пака оказались напрасными. Никто не смотрел на него, как на врага народа, когда они собрались вместе, чтобы выпить. Наверное, оттого, подумал он, что свыклись с его существованием. Он по большей части молчал, вращаясь только вокруг Тэхёна, превратившись в его маленькую, незаметную Луну. Он чувствовал себя блудным сыном, нерадивым отпрыском, которого никто не любил, но и выгнать тоже никто не мог, потому что какой-никакой, а принадлежал он им. Впрочем, так Чимин мог сказать о любых людях, так или иначе, с ним соприкасающихся, и о своей родной семье в том числе. Все вокруг его лишь терпели. Кроме Мин Юнги. Донсок обмолвился, что тот тоже обещал приехать. Как оказалось, они были одноклассниками и продолжают дружить. Теперь Чимин знал, что это место кладовщика, можно сказать, досталось ему по блату, а ещё то, что Юнги тридцать три года. Паку бы хотелось с ним увидеться, хотелось бы пожать ему руку. Хотелось поддаться этой нетрезвой чрезмерной чувствительности и, задыхаясь от волнения, крепко обнять. Обнять и сказать «спасибо» за его доброту и заботу, и чтобы Юнги обнял в ответ. Но Чимин уже не был уверен, что сможет дождаться его. Алкоголь разливался по стопкам слишком быстро. Чимин давно не пил, и уже после первой рюмки, почувствовал, что начинает пьянеть, но не мог отказать и продолжал глотать соджу на пустой желудок, почти не закусывая. Лицо Юнги возникло перед ним так неожиданно, что показалось даже, будто оно было миражом. — Юнги… — протянул Чимин, — Мин Юнги, — поправился он, на случай если образ его всё же не был миражом, по имени он мог звать его только в своих фантазиях. — Любимый мой куратор… Юнги улыбнулся и дотронулся до его волос. Чимин моргнул. Нет, это было не видение. С губ его сорвался стон, ему захотелось приластиться к его прикосновению, но у него не вышло, потому что движения его стали слишком заторможенными. Он напоминал сонного ребёнка. Казалось, его веки вот-вот слипнутся, и он уснёт, подперев пухлую щёчку рукой. — Ты напился, Пак Чимин? — спросил Мин, продолжая с улыбкой смотреть на разморенное лицо парня. — Мм… кажется, да, — Чимин прижался виском к спинке диванчика. — У тебя, что это, губа разбита? — прищурился полицейский. — Я не дрался и не сделал ничего плохого, — ответил Пак, смотря безотрывно на Юнги. — Это просто такая случайность. Клянусь. — А сегодня, что случилось? — спросил Мин, отчего-то теряясь от его откровенно ласкового взгляда. — Когда? — Донсок сказал, ты боишься садиться за руль. — Ничего я не боюсь, — Чимин лениво улыбнулся одним уголком губ. — Донсок может отправить тебя учиться. Если ты получишь права, то сможешь работать водителем, это совсем другая зарплата, Чимин. Ты должен перебороть свой страх… — Я же сказал, что не боюсь, — перебил его Пак и нахмурил брови, однако взгляд его был всё такой же смущающее-ласковый. — А чего тогда испугался садиться в машину? — спросил Мин. — Я не испугался, — полушёпотом сказал Чимин и, до последнего не разрывая с ним зрительного контакта, медленно сполз по спинке дивана, чтобы прижаться лбом к его плечу, — я просто не умею водить. — Ну и признался бы честно, ребята бы помогли тебе вспомнить, что и как, — вздохнул Юнги. — Что вспомнить? — Чимин взялся за его предплечье двумя руками. — Я никогда не сидел за рулём, я даже не знаю, как она заводится… — произнёс он, ластясь и прижимаясь ещё ближе. Мин замер, широко распахнув глаза. — Что? — спросил он, неосознанно затаив дыхание, но Пак промолчал. — Что значит, ты никогда не сидел за рулём? Чимин? Мин склонил голову, чтобы взглянуть на затихшего парня. Чимин чуть нахмурился от его шевелений, жмуря закрытые веки, и крепче сжал своими ладонями его руку. — Чёрт… — прошептал он. — Давай, малыш, поднимайся… Юнги перекинул одну его руку себе за шею и, перехватив за поясницу, встал вместе с ним. Чимин издал слабый протестующий стон, но пошёл следом на нетвёрдых ногах. В машине он сразу же завалился на бок и, повиснув на ремне безопасности, крепко уснул. И только когда Юнги перегнулся через него, отстёгивая уже по приезде обратно, он открыл глаза, посмотрев на него мутным, непонимающим взглядом. — Домой? — спросил он, выбираясь с чужой помощью из машины. — Домой, — вздохнул Мин, вновь закидывая его руку себе за шею. — Я не хочу домой… — простонал Пак, но послушно пошёл рядом. Они остановились на пороге, и Юнги постучал в дверь. Послышались шаги и щелчок замка. — Я не хочу домой… — успел шёпотом повторить Чимин, прежде чем Сумин отворила дверь. Щеколда вылетела от первого же удара, дверь распахнулась настежь, громко стукнувшись ручкой о стену, и оставила на ней выбоину. Чимин вздрогнул, но скорее от неожиданности, нежели от страха. — Где ты был?! Где ты мотался два дня, гадёныш?! — Юнгён схватил его за грудки и тряхнул. Голова Чимина запрокинулась, он медленно вернул взгляд к отцу, и губы его растянулись в какой-то ужасающе бесстрастной улыбке. — Опять накурился? — Пак Юнгён схватил сына за подбородок и поморщился, заглядывая ему в лицо. — Или нажрался чего-то, а? Сукин ты сын. Чимин молчал. Смотрел презрительно ему прямо в глаза и молчал. Его наглая улыбка злила отца лишь сильнее, он знал об этом, но продолжал это делать. В конце концов, тот не выдержал и хлопнул его по лицу ладонью. Удар не был слишком сильным, потому что был предупредительным. Юнгён выждал ещё несколько секунд и схватился за свой ремень, расстегивая пряжку. Пак шмыгнул носом и усмехнулся отцу в лицо. — Серьёзно? — произнёс он, насмешливо приподнимая один уголок губ. — Снова будешь меня бить? По-твоему, это работает, папа? Это хоть когда-то работало? Или тебе просто нравится меня пороть? Ремень с тихим, но угрожающим шелестом выскользнул из шлёвок брюк. Юнгён взялся за пряжку, но потом передумал и отпустил, наматывая на руку свободный конец ремня. В последнее время он редко так делал, потому что от пряжки оставались серьёзные синяки, но сегодня решил, что должен в целях воспитания нанести своему нерадивому сыну максимально возможный урон. Чимин провёл языком по передним зубам и несколько раз облизал отколотый клык. Челюсть всё ещё болела после последней уличной драки. Он посмотрел на отца, и ему вдруг захотелось рассмеяться. Его свирепое лицо больше не пугало, как и вид ремня. Его вообще больше ничего не пугало. Он ничего не чувствовал. Ну, разве что только ненависть, огромную и всепоглощающую. — Нравится, папа? — повторил он, вскидывая брови. — Тебе нравится пороть меня ремнём? У тебя встаёт на меня? Чимин не выдержал и хрипло рассмеялся. Его смех был похож на лай гиены. Он стянул с себя толстовку и бросил ею в отца. — А если я разденусь? Это возбудит тебя сильнее? М? Папа… — он снова рассмеялся. Пак Юнгён стоял неподвижно и смотрел на него как-то странно, это заставило Чимина умолкнуть. В глазах отца застыло глубокое отвращение. Отвращение и унизительная жалость. Будто бы перед ним было редкое уродливое существо, порождённое природой ошибочно. — Господи, как же ты отвратителен… ты просто мерзок… Но в одном ты всё же прав — тебя уже не исправить. Не спасти. Ты безнадёжен. — Он бросил ремень на пол и, шагнув к Чимину, схватил его за загривок. — Выметайся! Давай, пошёл вон! — Отец потащил его за собой к выходу, больно сжимая волосы в кулаке. — Возвращайся туда, откуда пришёл… Давай, катись обратно к своим дружкам! — Пошёл ты! Пошёл ты, козёл хренов! — Чимин извернулся и пнул отца по бедру, вырываясь из его хватки. — Старый говноед! Где твоя шлюха? Эй, Сумин?! Ты слышишь меня, сучка? Я передаю тебе права на владение его ремнём! Тебе и твоему выблядку! — прокричал он, пятясь к двери. — Чего затихла, сучка? Ну и хуй тебе за воротник! — Вон! Вон из моего дома, ублюдок! — грозно прорычал Юнгён и предупредительно сжал кулаки, шагнув к нему навстречу. — Пошёл ты! — вновь выкрикнул Чимин и громко захлопнул за собой дверь. — Пошёл ты, козёл… — повторил он и, не сбавляя шага, прошёл мимо отцовской машины, чертя ключом по всей её боковой стороне кривую, глубокую царапину. Он сплюнул в сторону и, сунув руки в карманы, побрёл бесцельно по тротуару, пиная мелкий камушек, попавшийся ему по дороге. Вся эта ситуация не слишком-то его и разозлила. Она вообще не произвела на него никакого эффекта. Он знал, что всё равно вернётся домой. А отец его всё равно пустит. Только не знал, что сможет теперь это сделать лишь через семь лет. — Куда? — без лишних церемоний спросил Мин, не обращая внимания ни на удивлённое лицо женщины, ни на Пак Юнгёна, скрестившего руки на груди в недовольной позе. — Туда, — махнула она рукой в конец коридора. — Там его комната. Юнги вошёл вместе с Чимином в его спальню и, боясь выпустить пьяное, бесконтрольное тело из рук, захлопнул дверь ногой, оставив остальных недоумевать в коридоре. — Ого… — запыхавшись, произнёс Мин и окинул взглядом маленькое помещение, которое скорее напоминало кладовку, нежели спальню. — А у тебя много вещей, Пак Чимин. — Это всё не моё… — шёпотом ответил Пак и упёрся лбом ему в грудь, позволяя стянуть с себя рабочую куртку. Юнги спустил с его плеч лямки комбинезона. Чимин шумно выдохнул и, не поднимая головы, прильнул к нему, хватаясь руками за его талию. — Чимин, Чимин, Чимин… — затараторил Мин, снимая с себя чужие ладони. — Не уходи… те, — проговорил Чимин, утыкаясь носом ему в шею. Юнги покрылся мурашками от его судорожного вздоха. Он ощутил прикосновение его мягких губ на своей коже, ненарочное, как ему показалось, но дыхание всё равно сбилось. — Пожалуйста… — продолжал шептать Чимин. — Пожалуйста… Не оставляйте меня… Мин запрокинул голову, тяжело выдыхая в потолок. Пак высвободил свои руки и вновь обхватил его за поясницу, со стоном прижимаясь крепче. — Проклятье, — Юнги зажмурился, прикусывая губу, и попытался отстраниться. Ему было страшно признаться себе в том, отчего эта попытка вышла такой непростительно слабой. — Я запрещаю тебе столько пить, Пак Чимин. Он сделал несколько маленьких шажков вперёд, заставляя Чимина попятиться к кровати. — Вы можете остаться со мной? — спросил Пак, поднимая на него расфокусированный взгляд. — Нет, я не могу остаться с тобой, — мягко произнёс Мин, отнимая от себя его руки и усаживая силком на кровать. Он почувствовал, как задрожало чужое дыхание. — Чего ты, ну… ляг и поспи, а завтра утром увидимся, хорошо? Ты ведь помнишь, что у тебя завтра явка? — Чимин расстроено кивнул. — Смотри, не проспи. Он упал набок, продолжая смотреть на Юнги, и протянул к нему руку, но Мин не коснулся её. Чимин горько хмыкнул и безвольно уронил её на бедро. — Ладно, — прошептал он одними губами и, подобрав к себе ноги, отвёл взгляд, отрешённо посмотрев в маленькое окошко, прорубленное к свету сквозь гору наваленного хлама. — Ладно… — повторил он совсем тихо. — До завтра, Пак Чимин, — сказал Мин. — До завтра, — таким же тихим шёпотом ответил Чимин и обнял себя за плечи, продолжая разглядывать доступный ему кусочек ночного неба. Юнги отвернулся, не в силах больше на него смотреть. Но у самой двери он остановился, почему-то не решаясь уйти. Ему казалось, что если он сейчас обернётся, то вновь увидит, как Чимин тянет к нему свою маленькую ладонь с мольбой в глазах не оставлять. Он взялся за дверную ручку. Взгляд его застыл на раскрученном дереве, куда, судя по всему, снова и снова крепилась щеколда, выбитая столько же раз. Мин не выдержал и обернулся. Чимин лежал неподвижно. Руки его по-прежнему были скрещены на груди.