Сахарные слезы

Когда мятноволосая девушка разбила пятую колбу с реагентом, Альбедо не выдержал: – Сахароза, что с тобой сегодня происходит? Она сидела на кафельном полу и собирала осколки. – Простите... Простите... – поспешно шептала она, не поднимая на учителя глаз. Молодой человек наступил сапогом в блестящую лужу, которая по протоколу должна была превратиться в светящуюся жидкость для детских ночных ламп. Сахароза несколько дней подряд собирала в окрестностях Мондштадта необходимые растения, иногда совсем забывая о времени и оттого ночуя в темном лесу, заблудившись. Девушке пришла в голову идея, что если особым образом обработать цветки травы-светяшки до восхода солнца, смешать с слизью криослаймов и добавить эликсир из лепестков сесилии, то можно получить непортящуюся субстанцию, которая источает мягкое сияние и еле уловимый, словно дыхание ветра, аромат, способствующие крепкому сну. Это было бы очень полезным изобретением для боящихся темноты детей Спрингвейла, в домах которого все еще не было электричества. И вот уже пятая попытка Сахарозы помочь детскому сну оказалась на полу и постепенно застывала. – Давно я не замечал за тобой подобной невнимательности к делу, – раздраженно проговорил главный алхимик и замер, заметив, как содрогаются плечи у его помощницы. Альбедо опустился рядом с девушкой на корточки и заботливо положил свою руку ей на плечо. – Извини. Просто звук бьющегося стекла не дает мне сосредоточиться, – он пытался поймать взгляд Сахарозы, но она усердно прятала заплаканные глаза. – Не расстраивайся. В конце концов, это всего лишь колбы, а травы-светяшки в кладовке так много, что хватит еще на целый месяц исследований. Девушка кивнула. – Простите, господин Альбедо. В погоне за детским сном я сама потеряла покой, и сегодня все валится у меня из рук. В доказательство своих слов Сахароза пересыпала собранную горстку осколков из одной ладони в другую и судорожно вздохнула. – Но не это является причиной твоих слез, верно? – Альбедо осторожным движением забрал из рук помощницы остатки стекла и превратил их в удивительно красивую ветряную астру. Завороженная Сахароза подняла на мастера свои янтарные глаза, и их взгляды встретились. – Попалась, – Альбедо улыбнулся и аккуратно вставил цветок девушке за ухо. Ее щеки тут же залились румянцем. Сахароза ценила такие моменты в работе с Альбедо больше всего, хотя боялась признаться в этом самой себе. Гений, постигающий тайны жизни, жадно ищущий ответы на мучившие его вопросы и хладнокровно избегавший всех и всего того, что не сделало бы его ближе к разгадке, – как он преображался, пусть и на мгновение, когда они с Сахарозой касались друг друга. – Верно, – сдалась мятноволосая девушка и сняла очки, чтобы протереть их от засохших слез. – Только эта история не стоит того, чтобы господин Альбедо тратил на нее свое время. К тому же, я пока что недостаточно смела, чтобы рассказывать, что лежит у меня на сердце. Простите. Могу я вернуться к работе? Обещаю больше не бить лабораторную посуду! В ее огромных глазах читалась просьба, и Альбедо решил, что, значит, еще не пришло время этому цветку распуститься. Он помог Сахарозе встать и навести порядок в лаборатории, а затем отправился в город, чтобы навестить Тимея на площади у фонтана и купить бумагу для письма Син Цю. Поздно вечером, когда солнце уже село и на улицах зажгли фонари, главный алхимик возвращался в штаб Ордо Фавониус. "Подозрительно тихо", – подумал Альбедо, но тут же вспомнил, что взрывоопасная малышка Кли сегодня проводит время с матерью, которая вернулась из очередного путешествия. Значит, можно немного расслабиться и занять свои мысли чем-нибудь другим. Или кем-нибудь. Альбедо порой беспокоили те чувства, что он испытывал к Сахарозе, потому что не понимал их природу. Их безмолвная привязанность друг к другу была не положена ему по статусу... и по происхождению. В глубине души он понимал, что не заслуживает любви, которой светятся ее умные янтарные глаза, но испытывал гордость и был полон нежности, осознавая, что так девушка смотрит только на него. Но что он мог дать ей в ответ? Редкие прикосновения? Цветы из разбитого стекла? Сахароза – хрупкое создание и, отдавая дань ее выдающимся алхимическим способностям, не менее хрупкий создатель, ее нужно окружить теплом и заботой. Но вместо этого она каждый день получает вызов: обогнать Альбедо. "Догнать", – поправил себя молодой человек с грустной усмешкой. И мятноволосая девушка не могла рассчитывать ни на что большее, пока главный алхимик Мондштадта силился понять: его чувства к Сахарозе, эта глубокая преданность, желание защитить и зарождающаяся страсть, которую скоро станет сложно скрывать под маской ученого равнодушия, – являются ли они необходимостью для его существования? Нужно поскорее отправить Сахарозу в Сумеру. Лиза сказала, что даст ей самые лучшие рекомендации и ее обязательно возьмут в Академию, потому что на всем Тейвате давно не было такого способного к алхимии ученика. От этих мыслей немного кололо в груди, но так Сахароза точно будет в безопасности. От него. Он зажег настольную лампу в лаборатории и невольно вздрогнул от неожиданности, когда увидел свою помощницу, задремавшую на диване. Альбедо разбудил ее своим приходом. Но она будто этого и ждала. – Ночью мне приснился голем, – сказала она грустно, когда их взгляды встретились. – Это он так тебя напугал? – молодой человек взял стул и сел напротив Сахарозы. – Голем и голем, скажете вы. Сколько таких историй ходит среди людей? Человекоподобный кусок глины, оживший при помощи магии. Я много раз про такое читала и знаю, как с таким совладать при встрече. Но... – девушка внимательно посмотрела на Альбедо, – сегодня ночью я видела конец света. "Голем, значит?" Сахароза продолжила жарким шепотом: – Сон начинается с того, что я стою у Собора и вижу, как глиняная скала одну за одной ломает крыши домов и мельницы. Люди кричат, и монстр заставляет их замолчать под своими тяжелыми стопами. Он сметает все на своем пути в этот предрассветный час, и никто не может его остановить. Голем размахивает огромными руками, и город, словно игрушечный, осыпается со скалы в Сидровое озеро. Чудовище неумолимо движется в мою сторону, и я ненавижу себя за то, что не могу пошевелиться от страха. Но то, что я замечаю в следующее мгновение, заставляет мою кровь застыть в жилах, – Сахароза положила руку себе на шею. – Там, где у этого существа голова переходит в туловище, была вырезана золотая четырехконечная звезда. Альбедо нервно сглотнул. – А дальше? – глухо спросил он. – Я позвала его по имени... – девушка смотрела на мастера, не отводя взгляд. – И молила остановиться, потому что была уверена, что он меня услышит. Сахароза поднялась с дивана и подошла вплотную к Альбедо, пребывая в наивысшем волнении, о чем свидетельствовали ее подрагивающие уши. Он был бледен, как мел, – она отчетливо видела это в ярком свете настольной лампы. Девушка сняла перчатки и обрамила лицо алхимика руками. Альбедо застыл от нежности, с которой она его касалась, несмотря на страх. – Так почему ты плачешь, Сахароза? – одними губами спросил он. – Я плачу, Альбедо, потому что ты меня не услышал. С минуту они молча смотрели друг другу в глаза, которые были широко распахнуты от слишком рано открывшейся ужасающей правды. – Но ведь это просто дурной сон? – желая сам поверить в это, с надеждой в голосе спросил мастер. – Разумеется. Это не могли быть вы. Вы из плоти и крови, господин Альбедо, а не из глины и волшебства, – грустно улыбнулась Сахароза, убирая руки от его встревоженного лица. Она собрала свои книги и уже направлялась к выходу из лаборатории, когда Альбедо позвал ее по имени. – Я сделаю все возможное. Но... Если вдруг голем с золотой четырехконечной звездой на шее появится у стен Мондштадта, пообещай мне, что ты будешь далеко отсюда и не будешь пытаться его остановить. Повернувшись так, чтобы Альбедо не смог увидеть ее скрещенные пальцы, Сахароза сказала: – Обещаю. *** Сидя на крыше штаба Ордо Фавониус и любуясь открывшимся с нее видом, господин Главный алхимик благодарил ветра за то, что и этот рассвет он увидит своими глазами.