XXX
В глаза забил ослепительный яркий свет. Послышались голоса и шаги. Кто-то пытался открыть их импровизированную дверь в вагон. Райнер громко закричал, бросаясь на входящего. Энни еле заметно дернулась, но сил ответить у неё не было. Где-то захрипел Том, пытаясь наверняка что-то сказать вразумительное, но у него не вышло. Эрен поднял руки к свету, закрывая глаза. Их нашли?***
Ханджи Зоэ уверенно шла вперед, пробираясь сквозь деревья. Она понимала, что время не ждет, оно играло против них, и надо действовать оперативно. И на свой страх и риск ею было принято решение пойти с отрядом глубокой ночью. Пару раз солдаты слышали странные шорохи. Кто-то вскрикивал от ужаса, кто-то заметно нервничал, слышалось тяжелое дыхание. Не исключено, что они жалели о том, что тут оказались. Уверенно держался только человек, который был меньше всего подготовлен к такому. Держался лучше всех военных. Как же забавно. Но он был движим только одной целью – спасти брата, и ради этого ему глубоко всё равно какие звери таятся во тьме. – Осторожнее, доктор, – Ханджи подхватила за предплечье чуть не упавшего Зика. – Благодарю, мэм, – быстро отозвался он, двигаясь упорно дальше. Послышался рык. Бегло осветив фонариком путь, Ханджи заметила белого волка, силуэт которого скользнул в тёмных зарослях. Сердце заколотилось сильнее. Мороз прошёл по всему телу. – Солдаты! Будьте внимательнее! – скомандовала она, не веря своему голосу. Нет, он не дрожал, но словно ей больше не принадлежал. Отряд продвигался дальше. Зловеще ухали над головами совы, ветер колыхал ветки деревьев, и при свете фонарей их тени походили на изуродованные кривые пальцы. Казалось, прошла вечность, пока не показались первые лучи солнца, прогоняя все ужасы, которые каждый сам себе выдумал. – Я так больше не могу, – проговорила Петра. – Тут такая давящая обстановка, давайте вернемся. – Отставить нытье, – рявкнул на неё Элд Джин. – Ты солдат или барышня на выданье? Ханджи не горела желанием вмешиваться в эту небольшую перепалку. Она заметила кровавый след, прошла дальше и не поверила своим глазам. Перед ней предстали обломки вагонов поезда. – Ты вернешься, Петра, – повысила голос Ханджи. – С очень важным сообщением. Мы вышли на след.***
Райнер кинулся на лейтенанта Шульца, с бешенными воплями вонзаясь зубами тому в плечо. Его с трудом оттащили, Зик вколол ему успокоительное, и выживший, какое-то время спустя, вырубился. Эрен находился в сознании, но в очень плохом состоянии. Зик, отойдя от Райнера, метнулся к брату, забыв о рваной ране солдата. Ханджи оглядела вагон. Стоял тошнотворный и спёртый запах. Эта покорёженная конструкция служила им убежищем больше недели. Энни лежала в углу и слабо дышала. Ханна Диамант, привязанная к углу вагона, ни на что не реагировала. Том Лоу, закрывая лицо от ярких лучей, упал на пол и начал рыдать. Мозес и Нанаба поочередно выводили их оттуда. Зик принялся осматривать выживших. В углу лежало накрытое тело. Вот что это был за запах – разлагающийся труп. Ханджи откинула куртку с него. Увидела застывшее синее лицо с черными венами. – Бедняга, – вырвалось у неё. Через три часа прибыло подкрепление. Выживших кадетов погрузили на носилки, которые предстояло вынести пешком из непроходимой чащи. – Держись, Эрен, – говорил Зик. – Всё скоро кончится.***
Кадетов привезли в клинику ближайшего города – Каранес. Туда же сразу прибыли лучшие медики королевства. У Ханны Диамант диагностировали сильное обезвоживание и истощение. Она лежала без сознания под капельницами. Энни Леонхарт пребывала в положении лишь на толику лучше. Тома Лоу начали готовить к срочной операции. Райнер впадал в приступы ярости, неистово орал и нападал на тех, кто хотел ему помочь. Он выбил одному врачу передний зуб, возможно не один; медсестре сломал руку; другому медработнику откусил палец. После этого его приковали к кровати и вкалывали ему дозу успокоительного каждый раз, как он приходил в себя и начинал буянить. Тела других кадетов, или то, что от них осталось, доставили сразу в столицу, для опознания и похорон. Трагедия потрясла всё королевство. Канцлер до последнего старался скрыть инцидент, торопя военных с поисками. Но такое колоссальное количество жертв не могло остаться незамеченным. Пошли слухи с деревень, что вынуждены были переехать из-за проблем с водой; из Рагако, куда не приехал поезд с кадетами для прохождения практики. И большое количество военных в Синих горах наводило на нехорошие мысли и стало плодородной почвой для рождения слухов. Журналистам много не надо, чтобы начать активно работать. На второй день, когда имена жертв обнародовали, а тела привезли в столицу, в королевстве начались волнения. Остальных кадетов, проходивших в это время практику, вернули экстренно в академии. Тогда многие пришли в ужас, когда узнали, что именно произошло и как. Молчание и горе повисло в стенах академии. В стенах Сины. В других городах, из которых прибыли погибшие. Король публично приносил свои соболезнования. Клялся, что виновные будут найдены и сурово наказаны. Канцлер Райсс сразу вызвал к себе генерала армии Дариуса Закклая. – Вы слышали его Величество, – сказал канцлер, сохраняя самообладание с трудом. – Поднять на уши всю полицию, но выяснить причину крушения! Найти виновников этой страшной трагедии! – Да, канцлер. Всенепременно. Зик Каждую ночь он спал в кресле возле кровати младшего брата. Каждый раз нервно вздрагивал, когда показатели начинали скакать и извещать об этом. Эрен много спал, мало говорил. Однако до этого он успел сказать брату кое-что: – Райнер… задушил Марко. Энни видела. Но я нет. Я не уверен… это… может быть ошибка? – а потом Эрен провалился в сон под действием успокоительного. Зик сразу же сообщил об этом Монтгомери срочной телеграммой, настаивая на проведении вскрытия. Главврач ответил, чтобы Зик не лез куда не просят, и что это дело полиции. Тогда пришлось звонить ей. – Зик? Как ты? Как Эрен? – Елена, к его большому удивлению, ядом не плевалась. По голосу стало ясно, что она очень взволнованна и искренне переживает за него. Это был первый их разговор после долгого молчания. – Да, я… Порядок. И с младшим тоже, он пока мало в сознании, но самое тяжелое позади, – он замолк, судорожно пытаясь подобрать нужные слова. – Елена, мне нужна твоя помощь. – Я слушаю, – с готовностью отозвалась она. – Привезут тело кадета по имени Марко Ботт. Ты можешь… мне сообщить результаты вскрытия? Мне нужно, чтобы установили причину смерти. Даже если не сочтут нужным. – Да-а, – протянула неуверенно Елена. – Тебе это зачем? – Долго рассказывать. Монтгомери из принципа меня слышать не хочет. Но, всякое может быть, и я излишне считаю его самодуром. Но дело даже не в этом. Это для спокойствия моего брата и… меня. Пожалуйста, Елена. – Что ж... Да... Я всё устрою. Зик, – она позвала его, стараясь как-то аккуратно подготовить к разговору, – может сейчас не самое подходящее время. Прости меня за ту выходку. Я уладила всё с Кольтом. Его никуда не отправят. – Я понял, – он и вовсе забыл про это. – Спасибо. Зик успокаивал себя тем, что полез в это дело ради Эрена и его спокойствия. Поначалу так и было. Совесть кричала где-то в глубине его сознания, заглушал он её своими добрыми помыслами. А кричала совесть, потому что на кону стояла карьера Елены, которая сделает для него сейчас всё, что угодно и карьера патологоанатома, который будет устанавливать причину смерти. Последний мог вообще на эту авантюру не согласиться, но доктор Фишер умеет убеждать. Эрену постоянно снилось, что он по-прежнему там в лесу. Что он один и к нему рвутся звери, жаждущие его сожрать. Так происходило почти каждую ночь. Зик подскакивал к нему, убеждая, что с ним всё в порядке, и этот кошмар давно позади. Эрен, захлебываясь рыданиями, прижимался к брату, боясь, что тот сейчас исчезнет и всё это окажется сном, что никакого спасения не было, и они по-прежнему в том кошмаре. – …Райнер как будто был сам не свой, – рассказывал Эрен, когда почти стабилизировался. – Разговаривал сам с собой. Потом заявил, что прошел день, а мы там пробыли уже пять. Как будто память его подводила. И взгляд… какой-то потусторонний. Не знаю даже как описать. Зик внимательно слушал, пытаясь параллельно анализировать всю информацию, что получал от брата. – Марко молил о смерти. Ещё он хотел, чтобы я передал Жану его последние слова любви к нему, – Эрен зажмурился. – Он был в ужасном состоянии. Заражение крови. Я оказался так бесполезен. Сначала Микаса, Мина… Марко… – Тихо-тихо, – Зик притянул Эрена к себе. – Перестань себя истязать. Нельзя всех спасти. Кого-то не в наших силах. Мы не боги, Эрен.XXX
В Каранес незамедлительно выехала целая бригада врачей. Одной из них была Рита Иглхаут – врач-психиатр, работавшая в психдиспансере столицы. Она взяла с собой своего ординатора – молодого человека по имени Люк Цис, выпускника медакадемии, которому впору должно переходить вплотную к практике. – Тебе предстоит непростая задача, – говорила ему наставления Рита. – Помни об этом. – Чего там помнить, – пожал беззаботно плечами Люк Цис. – ПТСР у всех это однозначно. – Как ты это понял, не видя пациентов? – спросила Рита. Её порой раздражала чрезмерная его самоуверенность. – То, что они пережили катастрофу ещё, не гарантирует всем твой наспех поставленный диагноз. У каждого человека психика реагирует на стресс по-разному. – По предварительным данным сразу можно сказать, что тот агрессивный парень имеет дисфорический характер ПТСРа. – Никогда не торопись с выводами, – предостерегающе сказала ему Рита, складывая руки на груди и недовольно смотря на своего ординатора. – Ты можешь и не заметить очевидных вещей, непрописанных в учебниках… – Поэтому я тут, на практике, – договорил Люк. Она продолжила изучать дела своих будущих пациентов, лицом к лицу с которыми ей предстоит столкнуться. Рита очень не хотела, чтобы с ней ехал именно Люк Цис – самый заносчивый студент. И так дело непростое, а терпеть его легкомысленные умозаключения, сказанные на таком высоком уровне самоуверенности, что если упадешь – то насмерть. Первым их пациентом был Райнер Браун. По данным, несколько дней подряд после спасения он вёл себя очень агрессивно, нападая на персонал. На пятый день, как раз в день приезда Риты и Люка он впал в ступор. Райнер ни с кем не говорил, не двигался, а при попытке дотронуться до него, начинал мычать и биться в конвульсиях. – Райнер, здравствуй, меня зовут Рита Иглахут, – поприветствовала она его, садясь на стул рядом с койкой пациента. Люк встал позади неё. – Я твой лечащий врач. Будем знакомы. Запястья и щиколотки Райнера сковывали ремни, прижимая его к кровати и лишая свободы движений. Он медленно моргал глазами, никак не отреагировав на слова Риты. Дело осложнялось сильным обезвоживанием и истощением. А постоянное вкалывание ему успокоительных, могло пагубно сказаться на его здоровье. Но, увы, медперсонал не мог поступить иначе до приезда санитаров. – Хорошо, – Рита принялась делать пометки в блокноте. – Ты родом из Ребелио? Тебе нравилось жить там? Молчание. – Ты поступил в академию со своими друзьями Марселем Галлиардом и Бертольдом Гувером…? Райнер дернулся после второго имени. Замычал. Потом зажмурился. – Твои друзья скоро приедут навестить тебя, но пока… – Они не придут ко мне, – хриплым голосом отозвался Райнер. – То, что я сделал… Не понимаю, почему я это сделал. – Расскажи всё, Райнер. Ты можешь мне доверять, – Рита наклонилась ближе. Молчание. Больше с него ничего не получилось вытянуть, он провалился в сон. Рита записала только две пометки, касающиеся его состояния. Следующим их пациентом был Том Лоу. У парня, как и у следующей пациентки Энни Леонхарт, наблюдалась астенический синдром. Их состояние оценивалось не так тяжко, как состояние Райнера. Ханна Диамант впала в кому. Эрен Йегер перенёс столь трагичное событие намного легче, чем его товарищи. Это объяснялось многим: от личного характера, до того, что он всё время реабилитации был не один, а со старшим братом. Тем не менее, некоторые симптомы, такие как кошмары, тревога и дрожь в конечностях при нём оставались. – Что скажешь насчёт Райнера Брауна? – спросила Рита, с вызовом смотря на Люка Циса. Она с ходу не могла назвать его диагноз однозначным ПТСР. Что-то отягчало его. – Парень тяжело болен, – в своей беззаботной манере отозвался Люк. – Вот это новости. Как ты это понял? – насмешливо спросила Рита. – Это не диагноз, а я хотела услышать его от тебя. – С одного разговора с ним трудно дать заключение… – А в поезде ты так лихо разбрасывался ими, – Рита махнула рукой. – Заметил что-нибудь? – Он среагировал на имя «Бертольд Гувер», – ответил Люк. – Это триггер. Что-то болезненное связывает его с ним. – Очень вероятно, – кивнула Рита. Всё-таки не такой он глупый, несмотря на завышенное самомнение. Три дня подряд Рита не добивалась никаких результатов. Она разговаривала с Райнером о прошлом и детстве. Задавала наводящие вопросы. Но парень молчал. Люк послушно стоял позади неё и делал пометки в блокноте. Рита сидела за столиком в столовой больницы и пила крепкий чай. Пометки, сделанные ею за краткое время, ничем не помогали. Она вырисовывала облачка и деревья на краях анкеты, продолжая анализировать симптомы Райнера Брауна. Слишком мало уточнений, так подходило всё и ничего. Дисфорический характер посттравматического стрессового расстройства? Несомненно, Райнер проявляет агрессию. Но вместе с тем впадает в ступор и апатию. А ещё своеобразная реакция на имя его друга. – Добрый день, доктор Иглхаут. Напротив неё присел Зик Йегер, ставя свою кружку с кофе на стол. Аромат этого напитка Рита почувствовала сразу. – Добрый, – кивнула она. – Как проходит реабилитация вашего брата? – Постепенно, – Зик отпил кофе. – Хотел узнать, что вы можете сказать по поводу его состояния? Только без заумных терминов, прошу. – Если кратко и грубо: он отделался лёгким испугом, – ответила ему Рита. – Ему поможет терапия без сильнодействующих психотропных препаратов. Чего не скажу про его товарища Райнера Брауна. – Его дела настолько плохи? – Пока мне нечего сказать. Диагноз при таком состоянии поставить крайне сложно. А ещё, – Рита тяжело вздохнула, – я подозреваю у него давно было психическое отклонение, знать бы какое. Зик наклонился к ней и прошептал: – Спросите его про Марко. Она не поняла к чему спрашивать Райнера про погибшего товарища. Она ожидала, что реакция может быть нехорошей и будоражащей его ужасные воспоминания. – Расскажи мне про Марко Ботта… – начала Рита. Это имя возымело эффект. Райнер подскочил, закричал, дёргаясь в конвульсиях и пытаясь вырваться из ремней. Его кисти после такого все были в синяках и покраснели от излишнего трения кожи о них. Люк позади громко хмыкнул. – Очередной триггер, – подытожил он. Рита тяжело вздохнула. Подобные случаи в её практике не редкость. Но это совершенно не значит, что возможно спокойно выносить их и оставаться беспристрастным. Она не удержалась от того, чтобы не вздрогнуть, когда Райнер неожиданно отреагировал, да ещё ярче, чем было при упоминании имени Бертольда Гувера. И откуда вообще Зик Йегер мог знать, что подобное повлияет на её пациента? Она решила зайти к своему коллеге после попытки беседы с Райнером. Зик с измученным видом сидел в коридоре и пил очередную кружку с кофе. – Посадите себе желудок, доктор Йегер. Зик поднял уставшие глаза на Риту. – Пришли спрашивать про Райнера, да? – Ну вы прямо не хирург, а следователь, – отозвалась она, сощурив глаза. – Отчим говорил, что из меня вышел бы неплохой детектив. Они смотрели друг другу в глаза. В зрительной дуэли оказалась ничья. – Мой брат сказал, что Райнер Браун возможно убил Марко Ботта, – внезапно ответил Зик. – И раз вы здесь, значит что-то у вас есть? И вы пришли узнать, что это такое? – Да, имя Марко повлияло на него очень впечатляюще. Возможно всколыхнуло неприятное воспоминание. Полагаете, Райнер убил Марко? Зик пожал плечами. – Доподлинно мне неизвестно, что там произошло. Вскрытие кадета Марко Ботта ещё не проводилось. Рита прикрыла глаза, покачивая головой. – Кто будет проводить его? – спросила она. – Мне ж откуда знать? Монтгомери не счёл это необходимым… – Решает это не он, – несколько резковато заметила Рита. Главврача многие недолюбливали за его недальновидность в некоторых вопросах. Считали его чересчур консервативным без, так порой необходимой, гибкости в мышлении. – Да, решать будет полиция. Но как вы догадываетесь, сейчас им не до того, что один кадет возможно убил другого. Все силы брошены на поиски виновных в произошедшей катастрофе. Была утеряна большая боевая единица, и вы не хуже меня понимаете, какой это удар для королевства. После такого случая процент поступления в военные училища катастрофически упадет, – Зик нахмурился сильнее. – Но да не об этом сейчас речь. – Прекрасно вас понимаю, – с живостью ответила Рита, наверное, не прочь обсудить тему с трагедией, и как та влияет на королевство. – Дождёмся решения о вскрытии. Слшайте, вы владеете техникой ввода в гипноз? – спросил Зик. – Да, – Рита вскинула брови. – Но вы же понимаете, насколько это будет…? – Рискованно? Если мне не получится его вызволить из такого состояния, нам ничего не останется. – Вы, кажется, забылись, доктор Йегер. Я тут психотерапевт, и вызволять Райнера Брауна моя задача. – Насколько я понял, у вас выходит скверно, – ответил Зик, поднимаясь с дивана. – Может быть, чувствуя мозгоправа, простите, он не хочет с вами беседовать и закрывается? Или кто-то его закрывает. – В каком смысле «кто-то»? – уточнила Рита. – Эрен говорил мне, что Райнер вел себя странно. Поведение походило на раздвоение личности. Рита призадумалась. – При раздвоении личности наблюдается частичная потеря памяти, – проговорила она. – И это сложный диагноз со своей симптоматикой, и случай Райнера на него не походит по многим пунктам. – Что ж, – вздохнул Зик, – я бы всё-таки попробовал гипноз. Елена Изо дня в день она не переставала думать о Зике. После того разоблачения Елена плохо спала, терзаясь мыслями и представляя, как будет мстить ему. Потом случилось страшное: поезд, в котором младший брат Зика отправился в Рагако на практику, потерпел крушение. Больше половины кадетов погибли, остальные числились пропавшими и велись поиски. Тогда же Елена, увидев потрясенного Зика, пожалела, что отчаянно мечтала причинить ему страдания. Она каждый раз думала подойти к нему, поддержать, помочь, но не могла. А потом Зик уехал. Разговор с ним показался для неё полной неожиданностью. Она до сих помнила эту телеграмму с назначением времени звонка и имя, значившееся в ней. Тогда Елена затрепетала, но и догадывалась, что говорить они будут не о чувствах друг друга. Зик просил её о помощи, и отказать ему было невозможно. Однако дело касалось не его, и даже не младшего брата, а вскрытия Марко Ботта. Но Елене было всё равно, лишь бы помочь возлюбленному. Тело кадета доставили в морг в королевской академии. Как и предполагал Зик, Монтгомери откинул это дело в долгий ящик. Тела других кадетов были в ужасном состоянии, от некоторых остались только клочки окровавленной формы. Большинство доставили в полицейский участок к криминалистам, чтобы те занимались установлением личностей. Елена решила действовать. Она пришла в морг и застала там работавшего над вскрытием патологоанатома, включившего музыку на проигрывателе пластинок. Девушка эта занималась телом пожилого мужчины. Она спокойно вынимала его органы и клала следом их в ёмкость для взвешивания. – Добрый вечер, – Елена постучала по открытой двери. Девушка, оторвавшись от дела, посмотрела на вошедшую, поднимая окровавленные руки в перчатках. – Да, кто спрашивает? – челка ярко алого волоса выглядывала из-под чепчика. Темно-карие глаза вопрошающе смотрели на гостью. – Доктор Елена Фишер, – она сделала пару шагов, оглядывая крутящуюся виниловую пластинку. – Мне нужно чтобы кто-нибудь провёл вскрытие тела Марко Ботта и установил причину смерти. Результаты мне отдать лично. Патологоанатома звали Дорис Иглхаут – дочь заместителя Монтгомери доктора Хеннинга Иглхаута. – Ух ты, – присвистнула она, снимая перчатки и отправляя их в мусорное ведро. – Вы, дамочка, должны понимать, что для таких процедур нужно постановление от полиции. И результаты я в праве отдать только им. Я-то могу провести вскрытие, и если причина смерти ненасильственная, то так уж и быть, передать вам эти бумажки, об остальном позабочусь. Но если нет, а скорее всего, раз вы тут, то смерть Марко Ботта нечто иное как возможное убийство, то, в таком случае, я не сообщить не могу об этом, – ответила Дорис. Увидев взгляд Елены, добавила: – И никто из патологоанатомов на такое не пойдет. – Полиция не заинтересована, – ответила, немного погодя, Елена. – Им сейчас немного не до этого. Производите вскрытие. Если установите, что это насильственная смерть – сообщайте куда там вам нужно. Дорис сощурилась, оценивая подвох. – Так необходимо начать ворошить этот улей? – спросила она. – Придётся. Дорис тяжело вздохнула, запрокидывая голову назад, разминая шею. – Завтра утром заходите, – ответила она. – Если на руках у вас будет копия, то знайте, оригинал в полиции. – Благодарю вас. – Сочтёмся.***
– Алло, Зик? Ты меня слышишь? – Елена прижимала трубку к уху, пытаясь сквозь помехи услышать его голос. – Очень плохо… говори, – ответил Зик. – Я получила результаты. Мне жаль, но оригинал сейчас у полицейских. Они обязаны были сообщить… – Да, я знаю процедуру. Но хотя бы пол…иция обратила на это де…ло внимание. И как…о…вы результаты? – Марко Ботт умер от механи…ч...еской асфиксии. Но помимо про…ч… Ты м… слышишь? – Асфиксия? – переспросил он. Елена прижимала трубку сильнее, зажимая другое ухо пальцем. – Да. Скажи…как…? – Кажется… – Зик пропадал. – Райнер задушил его…? Ты уверен? Связь оборвалась. Последнее время неполадки. Елена не заметила Жана Кирштайна, который стоял поодаль и всё слышал. Райнер Вспышка яркого света ослепила его в ту ночь. Или это было утро? Неважно. Он привык к россказням о том, что, когда человек умирает – то непременно видит белый свет. Райнер не мог смириться с мыслью, что его дни сочтены. В его разуме предстала фигура, протягивающая руку, а потом тянувшая его куда-то. В ад? Не тут-то было. Райнер решил, что будет бороться. Он накинулся на пришедшего за ним жнеца. А потом опустилась тьма. Жнец оказался не один. Вокруг кружили его прислужники. Но крик, издаваемый жнецом, походил на человеческий.***
Осознание того, что его спасли пришло спустя какое-то время. До этого Райнер считал, что находится на поле битвы и сражается за свою жизнь с настигшими его чудовищами. Бушующий гнев в теле постепенно отступил и не осталось сил ни на что. Потом появилась эта женщина со своим последователем или кто он там. Всё равно. Она не давала ему покоя, которое так хотелось обрести. Мучила его вопросами, которые трудно различались в шуме голосов вокруг. Особенно на фоне самого хриплого и мерзкого. Лежи и помалкивай! Что-то звучало ещё в этом голосе. Страх? Перед тем, что эта женщина в состоянии избавить Райнера от него? – Ты из Ребелио? – спрашивала Рита. – Ты помнишь своих друзей? Райнер хотел ответить. Хотел, чтобы кто-нибудь помог ему избавиться от этого осаждающего его демона, витающего где-то сверху над ним. Молчать! Никаких ответов. Ты же не хочешь показаться полным психом, Райнер? Потом Рита спросила про Марко. В голове начали всплывать фрагменты воспоминаний. Сучка пытается узнать от тебя всё! Не ведись на это! Молчи, а иначе потеряешь всё, и навек тебя привяжут к койке этими ремнями! Райнер не мог больше выносить этот голос. Я тут главный! Уяснил? Ты ничтожество, от которого отказался собственный отец! Ты никто. Ты не способен даже своих друзей удержать, они тебя предали! И семье ты своей не нужен будешь, ты ведь псих! В голове разнеся жуткий хохот. Райнер вздрогнул, проваливаясь в небытие и понимая слабо, где он и что происходит. – Ты убил Марко? – донеслись до него слова Зика Йегера. – У меня есть результаты. Ты убил его? Я убил его? Ты спрашиваешь? Я отвечу: ты слабак и ничтожество! – Марко? – прохрипел он. Картина минувшего нарисовалась сама собой: шел дождь. Было холодно. Марко бледный, уже не похожий на живого человека, с треснувшими губами, красными вздувшимися венами, бледный и трясущийся, лежал перед ним, протягивая дрожащую руку. Райнер взял её, обжигающе горячая. Все тело Марко горело огнём. – Убей меня. Пожалуйста. Райнер. Я так не могу... Мне так больно... Размазня! Такой же, как и ты! Что-то толкнуло его. Пальцы сжались на горле. Он чувствовал бьющиеся вены под своими руками, слышал эти хрипы… Райнер словно вынырнул из воспоминаний. Он подскочил, снова ощущая на себе оковы. Потом полились слезы. Я его убил. Я его убил. Закрой рот! Эти три слова кружили у него в голове, пока Райнер не произнёс их в слух. – Райнер, что ты сделал? – настойчиво спросила Рита. – Марко просил меня. Я его… душил, – Райнер продолжал сопротивляться настойчивому голосу, который если бы имел осязаемую оболочку висел бы над телом Райнера. – Он мешает… Я не могу... Ты ещё в довесок законченный идиот! Я тебе говорил молчать, а ты открыл свою пасть! Зик и Рита переглянулись. – Кто-то второй в твоей голове? – уточнила доктор Иглхаут. Райнер кое-как кивнул, продолжая дальше дергаться в конвульсиях и мычать. Люк, наблюдавший всё это действо, сказал: – Это походит на раздвоение личности. – И не ПТСР, надо же, – саркастично ответила ему Рита. – Ты так в этом уверен? Я тебе говорила, не торопись! – У вас должно быть есть диагноз? – спросил Зик. – Точного нет, – ответила Рита. – Вы сказали, полиция взяла это дело? Я бы очень хотела поговорить с Бертольдом Гувером о Райнере до того, как оно предпримет масштабный оборот и больницу оккупируют следователи, – она увидела непонимающие взгляды Зика и Люка. – Они ребята неделикатные, а в этом деле необходимо обратное. Энни Она смотрела на бланк экзамена и могла ответить только на четверть вопросов, что были там. Училась несколько дней подряд, а попались вопросы, которых никогда не видела. Для того, чтобы получить проходной балл и не вылететь из академии нужно было решить гораздо больше того, что сейчас было в её силах. Надо же, с блеском сдать все физические нормативы и так провалиться на письменном экзамене. Пару раз Энни судорожно вздыхала. У неё горели щеки и болел живот от осознания её полного бессилия сейчас. Почти пустой лист. Она оглядывалась на время — его было достаточно, но какая разница? Будь хоть вечность, если ничего не знаешь, это не имеет значения. Она ощутила прикосновение — легкое, почти невесомое. Повернув голову, она увидела лежащий рядом лист с решением ее заданий. Было ли это чудо или что-то иное, Энни не успела понять. Радость и, самое главное, надежда переполняли её. Рука никогда раньше не переписывала решение так быстро и аккуратно. За минуту до окончания она успела закончить и передать листок в руки Киса Шадиса. Потом её имя появилось в списках тех, кто отлично сдал экзамен. Тогда она оказалась в чёртовом поезде, который сошел с рельс и рухнул в пропасть. Интересно, может быть лучшим вариантом оказался тот, где она проваливает экзамен и вылетает из академии? Возвращается к отцу и пытается поступить в другое училище…? По итогу всё равно так и будет, куда теперь ей с её травмами продолжать службу? Энни не могла поверить, что лежит в кровати, а не на холодном полу вагона. Не могла поверить, что вокруг кружат не дикие звери, а только врачи в белоснежных халатах. Она зажмурилась, пытаясь сосредоточиться на других ощущениях. Глаза могли обманывать. Но нет. К счастью, всё окружавшее её оказалось правдой. Энни облегчено вздохнула. Врачи осматривали её после того, как было сообщено, что она пришла в себя. Психиатр по имени Рита и её подручный расспрашивали о самочувствии, но первые беседы длились недолго. Ночью она не могла сомкнуть глаз. Ей мерещились чудовища в темноте, и Энни вздрагивала и начинала дрожать. Она сказала об этом Рите, которая прописала ей лёгкие успокоительные. Они помогали уснуть, но полостью кошмарные сновидения они не прогоняли. Палата Энни находилась напротив палаты Тома Лоу и слева от палаты Эрена. Ханна до сих находилась в реанимации, которая располагалась в соседнем крыле. Его кирпичное здание возможно было увидеть в окно. В один из одинаковых дней в больнице, она сидела на кровати, читая новостную колонку утренней газете. Её фотография красовалось на первой странице вместе с лицами Эрена, Райнера, Тома и Ханны. Заголовок так и кричал: «СЕНСАЦИЯ!». – В жопу такие сенсации, – пробурчала Энни себе под нос, отшвыривая газету прочь. Она обняла руками свои колени, как это делала тогда Ханна. Сколько бы так Энни сидела – неизвестно. Время в больницах течёт не осязаемо для тех, кто проводит в них время. Её необычную медитацию прервал приход человека, которого она не ожидала увидеть у себя на пороге. В палату вошёл Бертольд, бледный как полотно, с впалыми от недосыпа глазами и большими мешками под ними. – Ого, ты выглядишь так, будто это тебя из леса вытащили, – заметила Энни с ходу. – Я очень переживал, – не без труда проговорил Бертольд. Он не смог скрыть дрожи в своём голосе. – Заметно, – Энни была одета в больничную сорочку. Бертольд каждый раз смущенно отворачивался, видя её излишне оголенные части тела. – У него крыша совсем поехала. Бертольд непонимающе смотрел на неё, пытаясь заговорить, но губы его только дрожали, рот беспомощно закрывался и открывался, как у рыбы на суше. – Я про Райнера, – уточнила Энни. Лицо Бертольда перекосилось от испуга. Он непроизвольно потянулся к своему горлу. Энни подозрительно на него взглянула. – Ты всё это время была с ним там… – прошептал с сожалением Бертольд. – Была, – отозвалась она. – Спала рядом, прижималась к нему, когда звери пытались пробраться к нам. Бертольд сделал несколько неуверенных шагов к ней. – Уходи, – сказала резко Энни. – Мне не нужна твоя жалость. – Я хочу тебе помочь, – вымолвил Бертольд, подходя к её кровати. Он сжал железное изголовье кровати. – Ты сам выглядишь как нуждающийся, – ответила безжизненно Энни. – Не смотри на меня так. Эти сантименты добивают. Повисла долгая пауза. Тишина периодически нарушалась только звуками в коридоре. Бертольд решился наконец-то сделать ещё шаг, присел на край кровати. Энни следила за его неуверенными действиями. – Энни, – проговорил он. Она не помнила, чтобы её имя хоть кто-нибудь произносил так нежно и ласково. – Если ты пришел признаться мне в своих чувствах, то время выбрал не подходящее, – отчеканила Энни. Бертольд заметно помрачнел. – Возможно, тебе стоит отложить эту попытку до моего выздоровления. Последнее предложение произвело на него положительное впечатление. Он приободрился, пару раз на его лице скользнуло подобие улыбки. – Это ты тогда помог мне на экзамене? – неожиданно спросила Энни. Бертольд кивнул. – Зачем? – Не хотел, чтобы тебя исключили из академии, – признался почти шёпотом он. – Я видел, что ты нервничаешь, и листок с ответами у тебя почти пустой, тогда всё мне стало ясно. – Дурак, – сказала холодно Энни. – Занял бы первое место, если на меня не отвлёкся. А я бы вылетела, и здесь не оказалась. Бертольд выглядел в этот момент как тот, кого ударили не один раз в самое больное место. – Выходит, я виноват, что ты здесь… – Дважды дурак, – перебила его Энни, прерывая его рефлексию. Бертольд вопросительно взглянул на неё. Сейчас он еще ныть будет. – Любишь ты копнуть себе яму и следом прыгнуть в неё. Я не это имела в виду. Мне стало интересно, зачем ты мне помог. Ты ведь сам мог вылететь, рисковал, разве оно того стоило? – Ты скажи, – ответил ей поникшим голосом Бертольд. – Я думал, что да. – Если злой рок существует, он меня настиг, – горько усмехнулась Энни. – Я вылетела бы, провалив тест, а сейчас вылечу, потому что провалю психиатра. – Ещё ничего не решено, – Бертольд повернулся к ней. – Ты сможешь восстановиться, закончишь академию, я буду рядом. Никто так не смотрел на неё никогда. Возможно ли заразиться чувствами, если они настолько чисты и сильны? Сурме было бы наплевать на место и время, если вспоминать её первые отношения. Да и ей самой, если честно, на него было плевать. Энни покачала головой, лишь дергая уголками губ, походившим издалека на улыбку. – Ты что же, только ради меня сюда приехал? – Я бы очень хотел, – ответил с грустью Бертольд. – Но никого не пускали сюда из кадетов. Я здесь, потому что меня вызвала психиатр Райнера. – И почему ты с ней не разговариваешь прямо сейчас? – Я уже поговорил… – Бертольд замялся. – Она разрешила навестить тебя. – Как твоя практика прошла? – Энни хотела обойти разговор о его чувствах к ней и намёком на них. – Началась бодро. Но на третий день всем стало не до этого из-за... – Бертольд замолк, лихорадочно соображая, как бы сойти с этой темы. – Всегда хотела спросить, – помогла ему в этом Энни. – Почему ты так странно ходишь? – Странно? – переспросил он. – Как будто танцами занимался, – пожала плечами Энни. Эта характерная пластичность в движениях не появляется на ровном месте. Она, будучи обладательницей меткого глаза, особенно настроенного на человеческие движения, сразу приметила эту походку. – Возможно, потому что я ими занимался, – растянулся в улыбке Бертольд. – Дай угадаю… – Энни попыталась вспомнить что-нибудь кроме балета. – Танго? – Нет. – Румба? – Мимо. – Канкан? Бертольд рассмеялся. – Ты знаешь, что это за танец? – спросил он, сдерживая очередной смешок. Энни только доводилось слышать о нем. Она видела яркие афиши, но сама никогда не интересовалась этим направлением и на выступлениях никогда не была. – Ну просвети уже меня, хватит насмехаться. – Это… преимущественно женский танец. В нём быстро двигают ногами и поднимают юбки. – И люди за это платят? – Энни самую малость удивилась. – Они платят не за это, а за шоу, в котором присутствует канкан. Хочешь, как-нибудь можем сходить на такое выступление? – Хм, туда, где гвоздем программы будут женские трусы? – Энни взялась за подбородок, изображая раздумье как над решением непростой задачи. – Неплохой будет опыт. Сто лет не была на подобных мероприятиях, и от искусства я далека. А ты, я смотрю, на короткой ноге. – Не на такой короткой, как ты могла подумать. Трудно иметь обратное, когда оба твоих родителя выпускники консерватории. – И на скольких инструментах играешь? – усмехнулась Энни. – Если вообще играешь. – На трёх. Она присвистнула. Хотя бы он перестал мямлить и начал что-то говорить понятное и более уверенное. – Мне интересно, что ты с такими талантами забыл в армии? – Ну-у, я не был так этим зажжен как родители. Наверное, я просто сбежал от их желаний, которые они хотели воплотить во мне. – Далеко ты забрался, – Энни взглянула на него, начиная потихоньку понимать, откуда ноги растут у его мнительности. – А меня мой отец учил как искусно сломать оппонента в спарринге, – она увидела опять этот сочувствующий взгляд. – Так и что за танцы в итоге? – Вальс. – Если дело дойдет до свадьбы, не нужно будет париться с постановкой танца молодых, – усмехнулась Энни. Бертольд заметно растерялся. – У меня дерьмовое чувство юмора. – Нет, это у меня... плохая реакция, – отозвался он, начиная потирать ладони друг о друга. Энни увидела эту профдеформацию его рук: чрезмерно длинные пальцы, местами искривленные фаланги. Она подсела к нему ближе, её бедра соприкоснулись с его. Энни готова была поклясться, что сейчас он физически боролся с тем, чтобы не вскочить с места и пулей не вылететь из её палаты. – Фортепиано? – спросила Энни, касаясь его рук. – М? – опомнился Бертольд. Он заметил, как она смотрит на его пальцы. – А-а, да. Ты наблюдательна. – Что касается анатомического строения тела, – с неприязнью проговорила Энни. – Вроде бы ты назвал цифру «три». Что ещё в твоём послужном списке? – Виолончель и валторна. – Последнее что? Труба? – Валторна и труба два разных духовых инструмента. Труба прямая, а валторна как рожок, – Бертольд изобразил руками примерную форму. – Теперь я не перепутаю, спасибо, – проворчала Энни. – Поэтому по звучанию они разные... – Даже не пытайся мне объяснять, как и что звучит в какой октаве. Тебе кто-нибудь говорил, что ты ботаник? – Ты не забывай, что мы говорим о теме, в которой я больше двенадцати лет, – Бертольд сам удивился сказанной цифре. – У меня когда-то был гербарий, но на этом мои успехи в ботанике оканчиваются. Так что я плохой ботаник. – У меня тоже это было в младших классах, – усмехнулась Энни. – Сосед егерь помог сделать. Мой отец попросил его об этом, потому что сам не мог и мои просьбы, наверное, достали, – она сильно нахмурилась. Он взял её запястья в свои руки. Эти трогательные и чуткие прикосновения… Его губы опустились к её пальцам, поцеловали каждый по очереди. Энни сжала свободной рукой одеяло, чувствуя, впервые за долго время, возбуждение по всему своему телу. – Мне прийти завтра? – спросил Бертольд, продолжая держать её за руку. – Да, – тут же ответила Энни. Она почувствовала на себя досаду за такое чрезмерное проявление чувств. В её палату неожиданно вошла Рита Иглхаут с каким-то мужчиной, который не походил на её прихвостня, обычно следующего за ней. Бертольд моментально вскочил со своего места. Незнакомец кивком головы указал ему на дверь. – Я буду ждать тебя завтра, – прошептала ему Энни. Бертольд растерялся, но в этот раз быстро вернул самообладание. Он торопливо закивал и поспешил выйти, как это ему, очевидно, приказал высший по званию. Судя по отсутствию формы, он являл собою либо специального агента, либо следователя. – Энни, – начала Рита, – нам нужно, чтобы ты рассказала про своего сокурсника Райнера Брауна и то, что ты видела там, в лесу.XXX
Рита была в крайней степени возбуждения от интереса, которое представляло с собой дело о постановке диагноза Райнера и выявления причины его безумия. Она срочно связалась с полицией Сины, вися на линии около часа в ожидании свободного следователя. Трубку взял один с хриплым голосом. Рита долго ему объясняла необходимость опроса ею Бертольда Гувера, а также полное участие в этом деле. Следователь на другом конце провода ответил, что передаст это ответственному лицу и следом положил трубку. Она не ожидала, что её вызовут к главврачу, на месте которого окажется полицейский, представившийся именем Майк Захариус. Рита, к своему счастью, не знала, что перед ней начальник тайной полиции и фактически заместитель Дины Фриц – главы внутреннего бюро расследований. Его помощник представился как Пьер Вонг – человек среднего роста, со смуглой кожей, волосы которого завязаны в пучок на самой макушке. Особый шарм ему придавали круглые щёки, делавшие его лицо для зрительного восприятия круглыми. Там же в кабинете Рита увидела Зика Йегера. Майк изучал отчёты Риты, которые она любезно передала ему для ознакомления. – Райнер Браун невменяем? – подытожил он, не отрывая глаз от листов. – Так и есть, – торопливо ответила Рита. – Поставить ему точный диагноз очень проблематично. Мне не хватает данных, а общение с ним практически невозможно. – Для этого вам нужен Бертольд Гувер? – спросил Майк. – Да, – Рита была приятно удивлена, что её настойчивую просьбу не проигнорировали, а передали кому следует. – Но помимо прочего, я должна буду обязательно присутствовать на допросах своих пациентов. Я, как врач, вообще не должна вас до этого допускать, пока они не стабилизируются. Но, как я понимаю, ситуация серьёзная и требует немедленного решения. Пьер изумился во всё лицо. Такая проникновенность Риты его ошеломила. Майк оставался непроницаем. – С этим позже, – он перевёл взгляд на Зика. – Как это получается, что вы, доктор Йегер, договариваетесь о вскрытии тела попрёк полиции? – Не поймите неправильно, господа следователи, – начал спокойно отвечать Зик, – я хотел успокоить брата. Он беспокоился о том, что Райнер убил Марко. Я решил его сомнения развеять. – Почему пошли на такие меры? – сурово спросил Майк. – Чуть не подставили доктора Дорис Иглхаут, себя таким опрометчивым поступком. Для вас что, полиция пустой звук? Зик смекнул, что каким-то образом следователь не вышел на связующее звено его с Дорис – Елену. Рита гневно взглянула на него, он почувствовал огонь её пылающих глаз на себе. – Я настаивал, – так же спокойно отвечал Зик. – Монтгомери никак не отреагировал, а что полиция? Скажите, имея дело с расследованием о катастрофе, занимающим очень много времени и ресурсов, вы бы стали копаться в этом деле? Не удивлюсь, если вы тут, потому что кто-то из верхушки попросил вас быстро замять это. Ведь убили мальчика из дворянской семьи, вы бы так не шевелились, будь это кто-нибудь попроще. Майк сохранял хладнокровие, а Пьер вспыхнул в конце речи Зика. Он хотел начать тираду об уважении к полиции, но Майк его опередил. – Ладно, – он взглянул на Риту. – Если хотите поговорить с Бертольдом Гувером, то он ожидает вас внизу. Поторопитесь, потому что дальше мы пойдём к вашим пациентам. А вы, – Майк перевёл взгляд на Зика, – останьтесь. Нужно у вас кое-что уточнить.***
Бертольд многое поведал Рите о Райнере, и большинство вещей для неё тут же прояснились. Это опасное путешествие к отцу и, вероятно, бесплодное. Затем начало его странного поведения. Поступление в академию и усиление этого странного поведения, бросающееся из крайности в крайности. Его поступок по отношению к Пик и то, что он сделал с Энни. Рита ждала, когда Бертольд продолжит. Она смотрела на то, как ему тяжело это вспоминать. – Он чуть не задушил меня, – наконец вымолвил Бертольд. – Забился в угол потом, как безумец. – Почему вы не сообщили об этом? – Я так испугался, что мне хотелось об этом поскорей забыть. А он после вёл себя как ни в чём не бывало. Рита собирала всё воедино. Кусочки мозаики складывались в картину, по которой уже виделось многое. – А могу я вас спросить? – вопросил Бертольд, испытывавший сейчас неловкость от своих слов. – Возможно ли повидать Энни? Рита прикинула, что её пациентка находится в состоянии, в котором как раз требуется кто-нибудь из внешнего мира, дабы напомнить ей, что она не забыта. – Да, я сообщу на пост, чтобы вас пропустили, – ответила Рита. После разговора с Бертольдом она вернулась к следователям, которые уже отпустили Зика Йегера. Вместе они направились сперва к Тому Лоу. Парень морщился от света, и у него в палате всегда были завешаны окна. Его прерывистые ответы сопровождались вскриками от головных болей. Он слабо что мог припомнить, кроме того, как подставил Ханну с питьевой водой и то, как Райнер от этого был вне себя. – Скажи, – терпеливо спрашивал Майк, – ты видел, как умер Марко? Том ответил отрицательно. На этом его допрос был завершён. Эрен сказал куда больше, полностью приоткрыв завесу того, как они выживали все эти дни. Как постепенно сходил с ума Райнер, который поначалу казался парнем с неиссякаемым запасом сил, покорно следующий инструкциям. – А потом он стал агрессивным, – продолжал Эрен, – мы с ним дважды подрались. Но он не убийца. Я до сих не могу в это поверить. Так же он упомянул, как заметил характерные следы на шее Марко и слова Энни, которая утверждала, что всё видела. Майк тщательно выслушивал, изредка задавая уточняющие вопросы. Всё сказанное фиксировал Пьер. Ханна Диамант, находившаяся ближе всех к Марко там в вагоне, не могла ничего сказать – её состояние не улучшалось. Майк никак не отреагировал на то, что Бертольд находился в палате Энни. Пьер же напротив недовольно сверкнул глазами, но промолчал. – Энни, расскажи, что ты видела в ту ночь? – спросила Рита. Она вязала на себя обязанность начинать разговор о пережитом. Энни призадумалась, нахмурила лоб. Начала заламывать пальцы на руках. – Сначала я слышала какие-то странные шаркающие звуки, но там всегда они были, так что я даже не отреагировала. Дальше послышались хрипы, которые резко оборвались. Я подумала, что это кто-то прорвался к нам. Мне стало так страшно, – Энни нахмурилась. – Когда я собрала остатки своих сил, чтобы открыть глаза и подняться, то увидела, как Райнер снимает с шеи Марко ремень. А на утро мы обнаружили его мёртвым. – Должна прояснить одну неприятную деталь, – Рита подошла ближе. – В академии Райнер тебя изнасиловал? Пьер Вонг оторвался от блокнота, округляя глаза от столь неожиданного вопроса. Майк не изменился в лице. Энни покачала головой. – Нет. – Это было обоюдно? – Не было ничего. Он чем-то меня опоил, полагая, что после этого сможет затащить меня в постель. Но, по его словам, я вырубилась. Зачем он так поступил, я не знаю. Энни больше ничего не могла говорить, и Рита прекратила её допрос. Но Майку этого было достаточно. – Остается дождаться, пока Райнер стабилизируется, – резюмировал он. – И допросить его. Пока что одно требует пояснений.