Высунувшись из воды, Вэй Ин осмотрелся, надеясь вызнать, что за осадки в виде рыбацких сетей пали на его многострадальную голову. На берегу, подставив пузатые брюхи жаркому солнцу, загорали люди. Вокруг обездвиженных тел летали, перекрикивая друг друга, белые летуны. Заподозрив неладное, Вэй Ин направился к берегу. Сиганув на сушу он распугал ненасытных летунов, почувствовав тошнотворный смрад, отдающий резью в глазах. Мертвечина, гниение, разложение. Солнце сделало своё дело, чайки продолжили его, в итоге от тел не так уж много чего осталось. Видно моряки давно здесь «загорали», не меньше трех лун.
— Сомневаюсь, что это ваше, но в любом случае, возвращаю! — бормотал Вэй Усянь, бросив на песок разорванную сеть.
Он с горящим в глазах любопытством рассматривал разлагающиеся под палящими лучами небесного светила тела.
Родись Вэй Усянь человеком, давно бы скривился в отвращении, к горлу бы подкатил ком тошноты, а глаза слезились бы от сильной рези. Некое отвращение к раскинувшейся картине у него, безусловно, было, но любопытство закрыло его своей тенью. Такие люди нравились Вэй Усяню куда больше живых. Последние всячески пытались изловить его и убить, эти же лежали себе спокойно, никого не трогали.
Проведя пальцем по кости, торчащей из голени, Вэй Ин улыбнулся. Сколько же украшений можно было бы из них сделать? Основой для русальих украшений служили кости, и особенно ценились в данном ремесле останки павших врагов. Русалки делали ожерелья из костей предков и носили их с гордостью. А что до людей? Как они поступали с телами усопших? До Вэй Ина доходили нелепые слухи о закапывании в землю. До чего же пустая трата ценного материала. Но, по-видимому, вся суть заключена в самом ритуале. Люди прятали тела своих собратьев в землю, подобным образом принося их в дар земному богу, чтобы тот послал им богатый урожай.
Среди русалок человечье мясо считалось деликатесом, но с недавних пор оно стало под запретом. Запрет не распространялся на сердца, которые принято было приносить в дар Матери Ночи. В голову тритона закралась резонная мысль: вырвать сердца и до прихода весны вымаливать, стоя на хвосте в молитвенной позе, Прародительницу изменить своё решение.
Сердца он забрал, все до единого! Но, как поступить с «остатками»? Закопать в землю или песок? Но он не знал ритуала, а без него земля не приняла бы человеческую плоть и тогда из-за его небрежности могло пострадать куда больше людей. Нет, подобный вариант исключен.
Выложив на песок сердца нестройным рядом, Вэй Ин повернулся к морю, сложил руки в мольбе и принялся просить. Он молил забрать людские останки и принести покой их душам.
Лучи рассветного солнца разрезали горизонт. В них, точно видение, растаял женский силуэт, на мгновение возникший над морем. Морская пена оросила брызгами лицо Вэй Ина. Последний улыбнулся, кажется, его просьба не осталась безответной. Он видел!.. Точно видел её… Её лицо!.. Святая Мать услышала зов своего дитя и снизошла до него.
Вдалеке послышалась людская ругань. Вэй Усянь приготовился было уйти, но не успел. Из воды повыскакивали мерроу. Они хохотали будто хотели перебудить всю округу. Людские голоса стихли, море зло заворчало шелестом прибоя, а привычный местный воздух стал непривычно холодным.
— А-Усянь! Давай играть, ты обещал, — воскликнули выбросившиеся на берег мерроу, чей смех походил на серебристый звон колокольчика.
— Святая Мать Ночи! Ах вы маленькие негодницы, а ну марш домой! Домой!
Вэй Ин взял мерроу в охапку, но те вырвались смотря на него печальными глазами. Такими же глазами Цзян Яньли взирала на Вэй Ина, когда тот пытался вернуть ей право наследования.
— Домой? — Ма Линь-Линь нервно усмехнулась, а за ней и остальные. — У нас больше нет дома, — бедняжка всхлипнула и спряталась за спинами сестер.
— А-Линь-Линь, я… Я это так не оставлю! — воскликнул тритон надеясь, что его слова подействуют успокаивающе, но вместо утешения в глазах мерроу осела печаль.
— У тебя есть время до весны.
— Вэнь Цин сказала, что мы должны покинуть наши воды… — малышка Ма Туинь осеклась, — Ваши воды до весны. А те, кто останутся, будут сосланы в Западные мертвые воды.
Ма Чжэнь, младшая из сестер, раскрыла ладонь протягивая Вэй Ину крупную красную икринку:
— Поиграем?
В глазах глупышки переливались живые зеленые огоньки. Она единственная верила в счастливый финал для всех мерроу. Ма Чжэнь подняла глаза к небу в то время, как Вэй Усянь протянул ей кулачки в одном из которых спрятал икринку.
— В левом.
— Угадала!
Вэй Ин раскрыл левую ладонь показав икринку.
— Игра для мальков, — фыркнула Ма Линь-Линь. — Сыграем в другую? Игра называется «Что будет если?..»
— Если тебя найдут люди рядом с мёртвыми телами своих сородичей? — подхватила её инициативу Ма Туинь.
— И что же будет? — без всякого интереса проговорил Вэй Усянь. В его реплике едва проглядывала вопросительная интонация.
— Будет выбор: «Жизнь или смерть», — задумчиво проговорила Ма Линь-Линь.
— И каким же станет их выбор?
Сестры переглянулись, пожимая плечами.
— Глупый! Глупый, глупый А-Усянь! Выбор всегда останется за тобой. Выбирай: «Жизнь, — Ма Туинь прыгнула к нему и раскрыла правую ладонь, протягивая ему скользкую водоросль, — Смерть», — в другой ладони покоилась чахлая зелень, прорастающая исключительно на суше.
Помедлив Вэй Ин наклонился к мерроу, выбор был очевиден. Два мира: под водой и на суше, одна игра. Выбор, от которого ничего не зависело.
— Глупая-глупая бескостная креветка, — выдохнула Ма Туинь, опуская руки.
Вэй Усянь сделал свой выбор.
***
На зелёных волнах, в лучах рассветного солнца, качался рыболовный сампан, взявший курс к берегу. Чем ближе лодка подходила к причалу, тем отчётливей слышалась брань.
— Кого я воспитал? Самому стыдно за своё потомство, — убивался мужчина, качая головой. Рядом сидел мальчишка, повернувшись спиной к отцу и закрыв уши ладонями. — Скажи мне, умник, кто закидывает сети в море, не закрепив их к крюку? Я тебя спрашиваю! — отец влепил сыну подзатыльник. Мальчишка вздрогнул и вскочил на ноги.
— Ты сам сказал бросить сети, я и бросил! Откуда мне знать, что их нужно сначала привязывать?! Я первый раз на рыбалке! — выпалил мальчонка.
— Не дави на него, без рыбы же не остались, — заступился за мальца бывалый моряк, стоящий «у руля».
— Без рыбы не остались, — передразнил его отец мальчика, бросив взгляд на скудный улов. — А сети где взять? Одна всего осталась и та, — он пнул бочку, — вся в прорехах.
— Нам и одной хватит, дырки залатаем и будет лучше тех, что на дно ушли.
Рыбак махнул рукой пробурчав: «с дураком спорить — себе дороже».
Как только нога ступила на твердую почву отец схватил сына за шиворот, намереваясь надавать тому подзатыльников. Мальцу от этого хуже не стало бы, а вот хорошие крепкие сети уже было не вернуть.
Мальчишка вырвался из хватки отца и пустился вдоль берега.
— А ну стоять, гадина мелкая! Три шкуры с тебя сдеру! — отец кинулся за ним.
Догнав поганца рыбак схватил его за шиворот и замахнулся для удара, но быстро передумал. В нос ударил тошнотворный трупный запах гниения. Рыбак зажал пальцами нос, оттолкнул мальца и двинулся дальше, надеясь отыскать источник зловония.
— В хлеву запашок и то поприятней будет, — пыхтел он, стараясь держатся на расстояние от тел, чьи жизни забрало коварное море. — Тепленькие подоспели. А-Чин, зови Лань Кана, скажи: у нас тут вторая партия пошла!
***
Закинув разлагающиеся останки в воз, Лань Кан, на пару с Лань Еншином, заметил среди них получеловека, чьё тело не подверглось разложению. По какой-то немыслимой причине душа отказывалась покидать сознание загадочного существа. Оно вздрагивало, шипело, пыталось открыть глаза, борясь со сном, но какая-то неведомая сила мешала его пробуждению.
— А этого куда?
— В труповозку, — тяжело дыша, буркнул Лань Еншин.
— Он ведь живой, — констатировал Лань Кан.
— Так себе забери! Боже, ну и вонь! Увози!
Возчик стеганул лошадей кнутом, те с диким ржанием рванули вперёд. Лань Кан с Лань Еншином сняли повязки и вздохнули полной грудью. Для рыбаков берег это их второй дом, вот и приходилось самим следить за чистотой в доме, прибирая за капризным морем.
— Может его того, главе покажем? Он у нас большой любитель всего… морского, — предложил Лань Кан, почесывая лысину.
Лань Еншин пожал плечами. Его не волновало куда Лань Кан собирался увезти морского ублюдка, главное — подальше от берега.
